Daemones.

— Зачем ты куришь около церкви? - мальчик восьми лет бегал вокруг Белоярского, затушевая каждый окурок на мокрой траве, - Нельзя так! — Мне можно, у меня, - шатен потянулся, пряча в карманах своей кофты пачку сигарет и красивую бензиновую зажигалку, на чей блеск невольно Сибиряков засмотрелся, - траур. Гроб видишь? - в ответ согласно кивнули, - это был мой хороший товарищ. Как в такой ситуации не курить? — Ну, ты ведь улыбаешься, а мог бы поплакать, например. Папа говорит всем, что это помогает, - младший нахмурился, снова поворачивая голову в сторону, где стояла чёрная коробка. — Вообще-то мужчины не плачут, - усмехнулся и в шутку закатил глаза Кару, растрепав чужие волосы, - я тебя больно часто вижу здесь, ты тут чего бегаешь постоянно? Коля, набрав побольше воздуха в лёгкие, начал вываливать о себе всё, что сам только знает. Как-то резко и неожиданно даже. И папа тут работает, и он тут будет работать, и брат старший есть, и каждое воскресенье они свечки ставят, потом резко вспомнил про Пасху, когда бабушка готовит очень вкусные куличи, а он, даже не любя изюм, съедает всё полностью. Представился по имени, фамилии и отчеству, что-то промямлив про возраст, а после продолжая что-то говорить уже насчёт своей школы, своих друзей, которые скорее просто знакомые, и мальчика из седьмого класса, который постоянно называет его дураком. Сибиряков, обиженно нахмурив брови, уточнил и у своего нового собеседника, можно ли назвать его дураком. Получив отрицательный ответ, улыбнулся. Младший говорил много, будто бы никто другой и не собирался его слушать, хотя отец, видимо - батюшка, чего бы не исповедоваться. Тучи потихоньку сгущались, снова полил дождь. Не то чтобы это подпортило настроение Белоярского, куда его портить ещё сильнее в такой-то день, но вот Николя, как старший уже прозвал будто немного поседевшего мальчика в своей голове, грозно смотрел в небо. Схватил алтайца, махнувшего своим, мол, позовёте, за кисть и потащил в церковь, сам усаживаясь на ближайшей к выходу лавочке. — А почему он умер? - внезапно спросил шатен, качая обеими ногами в один ритм. В разный нельзя, бесов же позовёт... Ну, так папа говорит. — Грустно ему стало, вот и умер. - чуть подумав ответил Кару и сел рядом. — От грусти нельзя умереть! - отрицал Коля уверенно и кратко, чуть прикрикнув, после стыдливо прикрывая рот, - я ведь серьёзно спрашиваю. — Больно умный вы, Николай. - не переставая улыбаться, почти засмеялся старший, - Я же говорю, грустно ему стало. Он взял пистолет и... - юноша приставил два пальца к своему виску, имитируя огнестрельное оружие, - пиу. Вот и всё. Повисла громкая тишина. Сибиряков почему-то почувствовал ужаснейшей силы стыд за свой вопрос, прикусив губу, чтобы снова не сказать ещё чего-нибудь лишнего. — Извини... - тихо промямлил он, потупив взгляд в пол. — Всё нормально. Если бы я не хотел, не сказал бы, - Белоярский снова растрепал мягкие волосы, слыша с улицы своё имя. Видимо, закапывать пора, - Ну, бывай. Я приду в воскресенье рано утром, так что можешь ждать, а то интересно, какие у вас ещё драмы в школе. Коля не успел что-то ответить, как новая в памяти фигура уже скрылась в проходе, теперь показываясь только в окне, когда залезала в чёрную машину. Стыд быстро прошёл, сменяясь интересом и желанием встретиться. Его обычно так внимательно не слушают - Матвей предпочитает тишину, а эмоциональному ребёнку сложно говорить тихо, папа просто постоянно занят, больше и некому, поэтому этот парень был почти спасение. Только вот мальчик, сильно заговорившись, совсем забыл спросить чужое имя и возраст. Первое можно было услышать в толпе, но на это Сибиряков не обращал своего внимания, а второе только предположить... Может быть девятнадцать? Он не выглядит младше его совершеннолетнего брата, так что в голове эта цифра появилась скорее сама по себе, чем путём каких-то сложных теорий и расчётов. — Шестнадцать. - проинформировал шатен через пару дней, после того, как поставил свою свечку и снова устроился на лавке. — А зовут как? - Коля с интересом разглядывал родинки на загорелом лице. — Кару. - он запнулся на пару секунд, - Белоярский Кару Акинфеевич, если угодно. - младший махнул головой, обрабатывая новую информацию, - могу паспорт показать, завтра только заберу его. — Не нужно, я на слова поверю. - Николай потеребил свой свитер в бледных пальцах, снова громко вздыхая. Опять начал рассказывать про школу. Опять старший весь во внимании. Через два часа дверь снова закрылась, а Сибиряков напоследок успел лишь уточнить, придёт ли в следующий раз его новый друг. Придёт. И опять в воскресенье. Лицо озарила яркая улыбка во все оставшиеся молочные зубы, коренные росли медленно, но уверенно. Сегодня шатен пришёл действительно рано - почти в пол шестого утра, а в шесть только был свободен, поэтому полу-спящий и совсем невыспавшийся Коля, как всегда увязавшийся за отцом, иногда запинался, но его не ругали и не перебивали, что по ощущениям было очень приятно и непривычно. Вот такие диалоги должны быть с друзьям или нет? Хотя это ведь скорее монолог, Белоярский чаще молчал, тем что-то рассказывал... Но видимо он видел чужую нужду в том, чтобы выговориться. Три года подряд Кару приходил в церковь по воскресеньям, иногда и пятницам, слушал и разговаривал с Сибиряковым, снова уходил. Иногда посещал постройку и в будние дни, но это было не особо хорошо - снова кто-то умирал. Несмотря на это, мальчик ни разу не видел на чужом лице что-то кроме скуки или улыбки, периодически сменяющих друг друга. "Он немного психопат может быть... кто знает." - пожимая плечами, кратко отвечал Максим, часто приходивший вместе с шатеном. Тот лишь смеялся, услышав это. Иртышский, являвшийся одним из близких друзей Кару, был довольно депрессивным, хоть тоже никогда не плакал. По его лицу сразу было видно, что тоскует и сожалеет о потере какого-либо товарища. Максим также вместе со всеми как всегда стоял у гроба, Николаю не было труда разглядеть светлую макушку, только вот уже родной темно-каштановой не было заметно где-то вблизи или в толпе. В главную кучку мальчишка никогда не лез, поэтому всегда ждал окончания всех речей своего отца. Подошёл ближе уже когда тело загрузили в большую машину. Она видимо чья-то, а не похоронного агенства. На этот раз было в несколько раз больше венков. — А куда Кару ушёл? - Немного обеспокоенно уточнил младший, заглядывая в глаза напротив. Иртышский кашлянул, подавившись дымом от сигареты, указывая пальцем в сторону. В сторону той самой большой машины, - А, он в машине уже? Обычно сначала заходит... — Он умер, Коль, - тихо перебил старший, кладя свою руку на уже почти юношеское плечо. Тот махнул им, пытаясь убрать ладонь, даже более бледную, чем собственная. Не верилось, совсем не верилось. Может Макс просто шутит? У него часто мелькали глупые шуточки, подобное было бы вполне ожидаемо. — Как? - еле выдавил из себя Сибиряков, сжимая чужое запястье. — Нам точно не сказали, родители его скрывают, - парень громко вздохнул, тут же переходя на шёпотом, - они говорят, что сердце, но Кирилл, он самый первый приехал, говорит, что там неясно - либо наркотики, либо сам. — Как сам? Какие наркотики? - уже почти нервно проговаривал тот скорее риторические вопросы. Максим не умеет подбирать слова, одиннадцатилетний Коля еле сдерживал слёзы, сжимая свободную руку в кулак и оставляя на внутренней стороне собственной ладони отпечатки коротких ногтей. — Коль, успокойся. - Иртышского видимо подозвали, а он, пару раз хлопнув по чужому плечу, медленно пошёл прямо к грузовому авто, - я могу приходить по воскресеньям вместо него, если вдруг тебе хочется. — Вместо "него" мне не надо. - уже более обиженно, почти плача, сказал Сибиряков, - просто покажи потом, где его похоронят, мне хватит. Макс кивнул, немного озабочено оглядывая чужое расстроенное лицо. Нужно было говорить всё как-то попроще, он ведь действительно ещё ребенок, тем более очень привязанный к Белоярскому. Со стороны его смерть была более чем ожидаема, всё-таки, и жизнь не очень складывалась, отношения с родственниками просто ужасные, потихоньку появляющиеся зависимости. Но Коля ведь этого не видел. Он не видел абсолютно ничего такого, даже не уточнял. В душе стало как-то больно и сердце начало болеть уже на физическом уровне - а вдруг он мог помочь. На улице снова дождь, тучи затягивали всё светлое небо. Мальчик быстро поднимался по лестничным пролётам в свою квартиру, забежал в комнату и закрыл дверь на ключ. В руках ручка, на столе толстый дневник в кожаной и старой обложке. "04.06.1997 г. Он умер. Но я видел в церковной библиотеке одну книгу, которая точно может мне помочь." - жирная точка в конце от потёкших чернил закончила мысль.