Да будет в мире хоть когда-то тишина

      По мне нельзя сказать, что я много зарабатываю. Я похож на стереотипного офисного планктона, двадцать четыре часа в сутки сидящего в сгорбленном положении. Хотя, в этом есть доля правды. Моя работа не предполагает выходных и отпусков. У меня и круги под глазами, появившиеся слишком рано для моего возраста. Большую часть времени я, как исправный сотрудник, провожу на своём рабочем месте. Разница лишь в том, что моё рабочее место — не офис, хотя там я тоже работал. Зарабатываю я, кстати, чуть выше среднего — восемьдесят процентов чистого дохода приходится отдавать начальнику.       Сейчас я стою на верхнем этаже небоскрёба «Атлант», в светлом конференц-зале, технически нахожусь на «работе». Разница лишь в том, что место моей работы постоянно меняется. В окна во весь рост косой линией попадают лучи холодного утреннего солнца. Если посмотреть сначала под себя, а потом медленно, смакуя вид каждого здания, переместить взгляд в даль, можно увидеть градиет, от белого к грязно-коричневому. Тот пятачок, где находится небоскреб, выглядит как город далекого будущего. От огней бегающей рекламы и автомобильных фар на него даже ночью не спускалась тьма. Вся чернота этого мира, не добравшись до сияющего пятачка, густой пылью осела на окраинах города, опоясав купающийся в свете центр. Я сощурил глаза от солнца, пытаясь разглядеть свой дом на стыке земли и неба. Вернее, не мой, а наш. Точнее, не дом, а маленькую шаткую квартиру, собственниками которой ни я, ни мы не являемся.       Не помню, когда в последний раз собрание проходило с таким размахом. Народу в зале собралось не меньше сотни человек. Незнакомые люди вокруг о чём-то тихо бормочут, обмениваются многозначительными взглядами. Все что-то понимают, все знают, зачем пришли сюда. Все кроме меня. Я не знаю, зачем я здесь. И не хочу знать. Как будто я единственный, кому хочется как можно скорее покинуть этот слишком белый, слишком чистый зал.       В носу защекотало. Горло неприятно сжалось от боли. Я, взрослый мужчина, наёмный убийца со стажем, снова простыл. Как дитя малое. Разница лишь в том, что детей нельзя винить за их проступки. Для меня нет угрозы опаснее, чем холод. Я быстрее умру от пневмонии, чем от какого-нибудь ранения. От соплей я шмыгаю, запрокидываю голову назад: всё, лишь бы не касаться лица руками.       Я обвел взглядом толпу, пытаясь найти среди собравшихся знакомое суровое лицо. Но я не нашел. Я не видел Фрэнка несколько недель. Я надеялся, что хотя бы сегодня он придет. Я его ждал. В последнее время он стал подолгу пропадать без объяснения причин. А я не особо пытался расспрашивать. Но я его ждал. От насморка у меня болит голова. Я хочу, чтобы Фрэнк забрал меня отсюда.       Дверь в конференц-зал открылась. Все присутствующие резко замолкли. Контрабандисты, наёмники, дилеры — все смотрели на вошедшего человека с собачьей преданностью. Все, кроме меня. А всё из-за того, что каждый из них зарабатывал намного больше, чем я. Никто из них видел всей полноты картины. Поэтому никто и не рвется отсюда уйти.       Этот широкий, словно боец ММА, человек — худший из тех, кого вы можете встретить в баре, случайно задеть плечом или пойти с ним на свидание. С улыбкой ангела смерти он разобьёт стакан вам о голову, вывехнет вам руку и подмешает наркоту в ваш напиток. Нечестный даже с самим собой, он своей ложью заставит вас сомневаться даже в собственных неозвученных мыслях. Именно так я вижу своего босса после десяти лет работы под его начальством. И мне крупно не повезло попасть к нему в немилость. Фрэнк, где тебя носит, когда ты так нужен?       Босс спрятал руки за спину, расслабленно прогуливаясь между рядами подчинëнных. Его улыбка разошлась, оголяя ровные, неестественно белые зубы. Мы с ним примерно одного возраста, но, почему-то, он выглядит намного моложе, свежее, лучше. Он сиял, как «Атлант» на пятачке. Босс — любимый солнцем центр, а мы — пустые, задыхающиеся от пыли, окраины.       Я правда не знал, зачем Босс притащил нас сюда, да еще и в такую рань. Повышать процеты комиссионного сбора было некуда. Никаких крупных происшествий в последнее время не случилось. А чтобы похлопать нас по головке за хорошую работу, он бы не стал арендовывать конференц-зал. Может, он хочет назначить кого-то на должность? Шестерёнки в моем мозгу судорожно крутились. Повсюду камеры — значит, это точно не внеплановый теракт. То же касается суда над предателями. Крупное задание? Тогда почему на небоскрёбе? И почему тут контрабандисты? Я перестал пытаться подобрать правильный ответ на свои вопросы, переключив внимание на виновника сия торжества.       Босс довольно ухмыльнулся и объявил:       — Утро, леди и джентльмены!       Все, как по команде, напряглись и свели лопатки .Те, кто в это время курили, за долю секунды потушили сигареты. Никто не имел права курить, пока Босс не закурит первым. Босс медленно водил взгляд полуприкрытых глаз, заглядывая в лицо каждому присутствующему. Он сел на кожанное кресло рядом с проекторной доской, расслабленно откидываясь назад.       Наше «заседание» началось с формальностей и обсуждения мелочей в роде комментариев Босса по поводу последних поставок оружия. В общем — ничего сверхважного, ради чего можно было бы устроить такой официальный приём. Я занимался рассматриванием вида из окна и борьбой с насморком, когда Босс сказал фразу, от которой у всех глаза полезли из орбит. Он вытащил из футляра толстенную сигару и, без доли эмоции, произнес:       — Кстати, у забыл сказать. Комиссионный сбор в этом году понижается до двадцати процентов. «…»       В зале повисла гробовая тишина. Всё молча перегдянулись и посмотрели на Босса так, словно тот только что… А, нет, всë самое странное, что только можно придумать, он уже делал. Даже если бы он прямо сейчас, на глазах всех присутствующих, застрелился, это бы не вызвало такого ажиотажа, как новость о повышении зарплаты. Люди в зале сидели в ожидании того, когда Босс завершит фразу едким сарказмом.       Босс лишь хихикнул. Он провел рукой по золотистым волосам, сжимая сигару губами.       — Удивлены? Я тоже! Но, не волнуйтесь, я говорю вполне серьёзно. С завтрашнего дня вам придётся отдавать всего-навсего двадцать процентов заработанных вами денег на нужды организации. «…»       Босс медленно повернул голову и хищно посмотрел на меня. Уголки его губ едва заметно дернулись, улыбка расползлась ещё шире. От сигары валил дым. Почему не сработала пожарная сигнализация? Я перевёл взгляд с лица Босса на его ноги, разглядывая полы его отуюженных, идеально подобранных по росту, брюк.       Сколько денег он отдал за эти брюки?       Пронеслось у меня в голове. Вероятно, один стяжок таких брюк стоит столько же, сколько я плачу за аренду своей квартиры. Вернее, не моей. Нашей.       Фрэнк, забери мня отсюда.       Я чувствовал, как в моей голове свистит ветер. Сарказма не последовало. Босс понизил сбор с восьмидесяти процентов до двадцати. Немыслимая щедрость от такого алчного человека, как он. Все продолжали молча таращиться на Босса.       Словно потеряв ко мне интерес, Босс повернулся обратно к толпе, вздëрнув брови, и раздражённо махнул рукой.       — Чего вылупились? Вообще-то вы радоваться должны. Всё, идите отсюда. Собрание окончено!       Я не мог не вздохнуть с облегчением. Я наконец-то выйду от сжигающей кожу белизны пятачка, куплю себе лекарств и первым делом лягу спать. Завтра утром побреюсь. Тогда надо купить ещё и новую бритву. Старая давно забилась обрубками моих волос и пришла в негодность. Но всë-таки, зачем собрание именно на небоскребе?       Ответ пришёл моментально. Босс сидел и слегка покачивался в кресле кресле, запрокинув ногу на ногу, будто находился в своих владениях. Его отполированные зубы, казалось, могли отбрасывать солнечных зайчиков. Он не двигался с места, только молча, провожал меня взглядом. Я почувствовал, что для меня встреча только началась. Я остановился, ожидая дальнейших указаний. Босс хохотнул, довольно щуря глаза. Он вынул сигару изо рта, извергая дымовое облако.       — Какой ты понятливый.       Босс медленно встал. Его пасть оказалась в опасной близости от моего лица.       — Ты же не думаешь, что снижение процентов тебя тоже касается, м? Мне жаль это признавать, но моя любимая ночная бабочка хреново работала в этом году.       От Босса пахло табаком и духами с перцем. Я старался смотреть прямо перед собой, но его насмешливый взгляд вдавливал меня в пол. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, до которого докапывается школьный задира. Разница лишь в том, что я не могу пойти и нажаловаться маме, что хулиган отнимает у меня деньги. Я не могу перевестись в другую школу, уехать в другой город. Куда бы я ни пошел, меня найдут. Смерть — единственный способ выйти из организации, и с самого начала я это знал.       Босс наклонился к самому моему уху, чтобы до камер в зале не дошёл звук, и прижал горячий окурок к моему плечу, мягко мурлыча:       — На этот раз тебе придётся отрабатывать все свои косяки, моё ты членистоногое.       Сигара прожгла рубашку, оставляя на коже круглый ожог.