***
По бежевому салону растекается ровный и приятный слуху гул двигателя. Каин сосредоточенно глядит на дорогу, держа руль одной рукой, а в другой — палочку клубничого леденца. Тэхен поворачивает к сыну голову и хихикает. — Какой же ты все-таки сладкоежка у меня, — говорит он, погладив Каина по плечу. — У меня в бардачке целый арсенал леденцов на любой вкус, — усмехается альфа, сунув чупа-чупс в рот. — А все твои дяди, — цокает Тэхен, покачав головой и делая шутливо недовольное лицо. — Я глубоко зависимый от конфет, папа, и ты с этим ничего не поделаешь, — Каин подмигивает омеге и переводит взгляд обратно на дорогу. Тэхен вздыхает и закатывает глаза. — Ну и как в Японии было? Как прошла научная конференция? — Неплохо, было очень даже увлекательно, — без особого энтузиазма в голосе отвечает Каин, перекатывая чупа-чупс с одной щеки в другую, отчего напоминает Тэхену хомячка. Это не может не заставить улыбнуться и умилиться омегу. Каким бы взрослым и мужественным сын ни был, папа всегда будет в нем видеть милого малыша с пухлыми мягкими щечками, и неважно, что у Каина давно уже вместо них острые скулы, точно отцовские. — Шучу, — ухмыляется альфа. — Знаешь же, какая это скука бывает. Все вопросы, поднимавшиеся там, я давно уже изучил. На первом курсе. — Чон Каин, есть еще хоть что-то, что в этом мире может тебя удивить? — восхищается омега, преисполненный гордостью за сына. Каин с самого детства демонстрировал знания, которые были слишком сложны для его возраста, но ему все было просто и легко. Он жаждал знать как можно больше и всесторонне развивался, берясь за все сразу с огромным желанием и восторгом, и даже если в чем-то испытывал трудности, то, наделенный космическим упорством, в конечном итоге добивался лучших результатов. При этом Тэхен никогда не заставлял его чем-либо увлекаться. Альфа сам проявлял любопытство и интерес, не сдавленный никакими рамками. Единственное, что Тэхен запретил сыну — военное дело. И теперь, в свои двадцать один, тот хорошо понимает, почему. Каин стал лучше. Лучше их всех. — Ну, я буду удивлен, если когда-нибудь ты все-таки сядешь за руль, — задумчиво произносит альфа, улыбнувшись. — Звучит, как вызов, но я на это не куплюсь, — мотает головой Тэхен. — Мне вполне хватает того, что меня возит Луи. Скажи лучше, что приготовить на ужин? — Я съем все, па, — говорит альфа, вытащив конфету и облизав сладкие губы. Тэхен скептично вскидывает бровь и собирается ответить, но Каин прерывает, подняв указательный палец вверх. — Кроме овощей. — Боже ты мой… — вздыхает Тэхен, прикрывая глаза.***
Спустя полтора часа семья садится за ужин. С приездом сына уютная квартирка заливается теплом и светом. В воздухе витает природный аромат альфы, и Тэхен чувствует, что все теперь, как надо. С возрастом Каин стал проводить с папой меньше времени, чем хотелось бы омеге, хоть тот и понимает, что не сможет удерживать сына рядом с собой всю жизнь. И вот настал тот момент, когда Каин стал крайне занятым взрослым человеком, но на папу у него находится время всегда, и это омегу утешает. Каин вешает пиджак на спинку стула и, сев за стол, сразу же хватается за вилку и начинает на нее накручивать спагетти, от которых вверх тянется пар, переливаясь в золотистом свете кухонной лампы. Тэхен же к еде притрагиваться не спешит. Ему есть даже и не хочется. Он с заботой глядит на сына и слегка улыбается, когда тот, сделав первую пробу, прикрывает глаза и довольно мычит, пережевывая еду с наслаждением. Что может быть лучше и важнее в этот момент? — Все-таки кое-что еще может тебя впечатлить, Каин-и, — довольно произносит омега. — Тут без вариантов, папа, у тебя лучшее болоньезе на всем свете, — говорит Каин с улыбкой, пожимая плечами. — Где я только не пробовал, но твой вкус все равно на первом месте. — А ведь я долгое время не умел хорошо готовить, — Тэхен кладет локти на стол и подпирает ладонями подбородок. — Когда ты был маленький, готовкой у нас в доме занимался Джинен, а я без практики совсем разучился. Но потом он помогал мне, учил чему-то новому, пока не вышел замуж. Ну, а дальше я уже сам. — Хосок тоже считает, что твоя готовка может посоперничать с ресторанной, — Каин отпивает белого вина из бокала и откидывается на спинку стула, с прищуром глядя на папу в ожидании реакции. — Да ну? Серьезно? — усмехается омега, подняв брови скептически, но с легким налетом гордости за самого себя. — А мне он никогда этого не говорил. — Ну, ты же знаешь его. Наш мафиозный дядя слишком крут, чтобы сказать это в лицо, — ухмыляется Каин. — Он всегда был таким. Но ты в нем многое изменил. В те годы он был совсем другим человеком, — вздыхает Тэхен, водя подушечкой пальца по кромке своего бокала с вином. — Мы все были другие. — Из-за войны с людьми происходят такие удивительные мутации, — медленно проговаривает альфа с задумчивым взглядом, слегка хмуря брови. — Я не представляю, каково это, но вокруг меня куча примеров. Намджун. Хосок. Ты. Отец. Тэхен поднимает взгляд на сына и забывает, как дышать. Все его тело сразу же сковывает боль, что с годами не ослабевает, а наоборот крепнет и раздувается, увеличиваясь в размерах. И много для этого не надо. Одно только упоминание о Чонгуке, с которым Тэхен в разлуке уже двадцать один год. И сам не верит, что это происходит по-настоящему, а не очередной затянувшийся кошмар. Без него Тэхен живет столько, сколько с ним никогда не был. Невообразимо, кошмарно долго. И каждый раз, задумываясь об этой страшной цифре, сам себе поражается: как еще не сошел с ума, зная, что Чонгук где-то есть, но лишен свободы? Не потерял ли он там себя еще? Что от него осталось? Тэхен не хотел этого, только в горле уже образуется ком. Перед сыном он хочет быть сильнее, но каждый раз держаться все тяжелее. — Папа, ты хотел бы увидеть его? — прерывая молчание, вдруг спрашивает Каин, ударяя точно в цель. Тэхен опускает тяжелый болезненный взгляд на стол и с трудом сглатывает горький ком. Он знал, что когда-нибудь вопросы сына станут заходить все дальше. Прежде Каин спрашивал все, что касается только лишь Чонгука. Ему было безумно интересно и важно знать, каким был отец, как выглядел, что делал, что любил и как жил. Он хотел знать, кто частичку своей души оставил в его любимом Мими, который до сих пор хранится дома, под подушкой. А теперь, когда Каин знает об отце все без утайки, его вопросы поменяли свой характер. Тэхен с трудом заставляет себя открыть рот и поднять взгляд на терпеливо ждущего ответа сына. — Да, очень хотел бы, — тихо отвечает омега, приложив кулак к дрогнувшим губам. От пристально смотрящего Каина это не ускользает. — Только… Что с ним теперь? Спустя столько лет. Это очень трудно, Каин, — едва слышно говорит Тэхен, вздыхая и закрывая лицо ладонями. Сердце обливается кровью, а его обручальное кольцо, висящее на шее, обжигает своим жаром, постоянно о себе напоминая. Тэхен и не забывает. Он проносит через годы все воспоминания, ни одного не потеряв или испортив. Раньше они служили обезболивающим, но теперь исключительно боль причиняют, безжалостным образом разрывая душу на лоскуты. Время не стоит на месте. Оно отбирает силы и веру. Тэхен не знает, есть в нем еще что-то от нее. Кажется, она давно угасла. Так, словно… Чонгук больше никогда не вернется в его жизнь. На плечи ложатся горячие ладони. Омегу окутывает аромат бергамота и древесины, лишь немного отличающийся от чонгукова. Тэхен тихо шмыгает носом и убирает ладони от лица, встречаясь взглядом с тепло улыбающимся сыном. Каин молчаливо обнимает папу и успокаивающе поглаживает по мягким платиновым волосам. Винит себя. Совсем забыл о том, что своими необдуманными словами может ранить, жестоко раскопать упокоенное прошлое и осквернить, но порой не знает грани, когда нужно остановиться и не совершить ошибку. Но папа не злится. Он всегда прощает, сквозь боль улыбаясь и заново собирая себя ради своего любимого сына. — Прости, па, я такой дурак… — шепчет Каин, присаживаясь перед папой на корточки и беря его холодные ладони в свои. — Давай лучше поужинаем? Я хочу скорее испробовать твой лимонный пирог, — улыбается альфа, поглаживая большими пальцами тыльную сторону тэхеновых ладоней, не утративших нежности. Их хочется согреть, но сколько Каин ни пытался, не выходит. Улыбка сына мгновенно заражает омегу. Боль сжимается до мельчайших размеров и прячется в глубинах сердца до следующего раза. Всегда возвращается. А сейчас тучи разошлись, и выглянуло персональное солнце Тэхена. — Конечно, солнышко, — кивает омега, нежно погладив сына по щеке. — Давай ужинать. Я не выпущу тебя из этого дома голодным. — Я и не уйду, пока все не съем, — смеется Каин, возвращаясь за стол и беря вилку. Лицо его становится шутливо серьезное. — Итак, на чем мы остановились? Тэхен счастливо улыбается, готовый расплакаться, но уже не от боли, а от того, как ему повезло с сыном. Они вместе преодолели немало трудностей, но ни один диагноз, что ставили врачи, не сломал в Каине его неиссякаемое добро, идущее из самой души. Тэхен боролся и продолжает бороться за улыбку сына. Ничто ее не омрачит. Тэхен этому случиться не позволит, сколько бы лет ни прошло. Ради этой улыбки он продолжает жить и из раза в раз воскрешать в себе угасающую веру. Тэхен касается пальцами кольца, спрятанного под свитером, и, с нежностью глядя на сына, мысленно обращается к своему бесконечному: — Время нас не сломает. Я буду чувствовать тебя до последнего вздоха.***
Далеко внизу, под десятками этажей, расстелился город, окутанный тьмой, что стала другом много лет назад. Ночные огни рассыпались по черному полотну на километры. Великая столица стала еще больше и величественнее. А когда-то по ее улицам гуляла смута, отбирая жизни невинных и виновных, как чума. В людях жил вечный страх, и оттого они были готовы на все. Были покорны и легко ведомы. Теперь же, забывшись в безмятежности, ни о чем не думают, превращаясь в эгоистов. Каждый сам за себя. Словно не они были давным-давно войной и общими потерями объединены. Очерствели и забыли свои места. Людям всегда будет мало. Жадность их захватывает и бесцеремонно порабощает, съедая остатки мозгов. Общество наполняется мусором, портящим красоту процветающей страны, годы существующей без войн. И это оно? Лучшее будущее? Души полны лицемерия, лжи и прочей грязи. Омерзительны, нуждаются в поправках. Неправильные, ошибочные. Такие, какими быть не должны. Каин глядит на спрятавшееся под покровом ночи уродство с высоты, стоя у панорамного окна, в котором отражается происходящее за его спиной. Глаза альфы отстраненно скользят по стеклу, наблюдают и молчаливо контролируют. Люди в черной военной форме вносят в пентхаус ящики, до отказа забитые оружием, импортированным из Японии. Поездка удалась. Каин отводит взгляд непроглядно темных, как глубокая ночь, глаз, встречаясь с ними в отражении. На губы ложится тень улыбки, больше похожая на оскал готовящегося напасть хищника. Он застыл в волнующем ожидании, не имея терпения испробовать все свои возможности, которым нет границ. Лучшее будущее не пришло. Еще не пришло. — Но смерть… — задумчиво выдыхает Каин, сунув руки в карманы брюк и скользя горящим взглядом по пейзажу совершенной столицы, расстелившейся у его ног. — Смерть мне внушает трепет. Она есть нечто грозное: но что же? Она нам всем, виновным и невинным, как зло была объявлена: какое? Губы Каина растягиваются в ухмылке. Он переводит взгляд на свое отражение, скользнув кончиком языка по нижней губе, и с трепетным предвкушением шепчет: — Вновь прахом стать.