ID работы: 5991723

evil prevails

Слэш
NC-21
Завершён
44424
автор
Размер:
694 страницы, 38 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
44424 Нравится 5211 Отзывы 17724 В сборник Скачать

цвета новой жизни

Настройки текста
Примечания:
Из-за углов узких стен доносится тихое хихиканье. Оно медленно захватывает маленькое помещение и становится громче и тверже. Незримый его источник ползет змеей по холодному полу и поднимается вверх, уже звуча отовсюду, из-за каждого уголка. Оно громкое и навязчивое, как радио, которое не умолкает ни на секунду. И от него не избавиться. Достигнув уха, оно резко прекращается, погружая камеру в гробовую тишину. Чонгук распахивает глаза и подскакивает, садясь на койке и настороженно скользя взглядом по бежевым стенам, окружившим его. Они только недавно перестали двигаться и сжиматься, норовя раздавить и расщепить до мельчайших атомов. Альфа опускает тревожный взгляд вниз, на свои ноги. Костлявые и когтистые руки, обычно выглядывающие из-под койки, сейчас не пытаются утянуть за собой в жуткую неизвестность. Чонгук медленно поднимается, борясь с вечным головокружением и слабостью в коленях, и пристально смотрит на потолок, слегка покачиваясь. Свет обжигает глаза. Кроме него, этого фальшивого солнца, там нет ничего. А под потолком маленькое зарешеченное окошко, через которое видно только лишь серое небо, иногда омывающее землю кровавыми дождями. Больше никаких звуков в камере нет. Чонгук их, своих нежеланных спутников, ждет неизвестно сколько и каждый раз готовится обороняться, защищать остатки реальности и здравомыслия, но ничего не происходит уже долгое время. Чонгук знает: затишье перед бурей. Не могло все прекратиться. Он вздыхает и опускает голову, позволяя себе редкий момент расслабления. На слабых ногах, почти разучившихся передвигаться, он подходит к раковине, над которой висит болтами прикрученное к стене зеркало из полированной стали. Чонгуку каждый раз кажется, что с ним что-то не так. Оно показывает что-то неправильное. Искаженное, уродливое и даже слегка пугающее. А может, именно истину и отображает. В отражении Чонгук видит нечто кошмарное. Исхудалое, со впалыми щеками и с резко выпирающими острыми плечами; бледное, почти что мертвенно-серое существо с отросшими волосами и многонедельной щетиной, в которой пробивается седина. Даже змеи, увивающие руки и шею, померкли, и с каждым днем становятся все тусклее, пока окончательно не исчезнут, оставив вместо себя лишь обезображенные шрамы-напоминания прошлого. Но истинный страх в другом. Чонгук заглядывает в свои же глаза, как в совершенно чужие, отрешенные. Стиснутые зубы издают скрип, а челюсть болезненно сводит. Чужие глаза. Он смотрит в них неотрывно, как мазохист, наслаждаясь яростью, причиняющей боль, что не затухает ни на секунду его бренного существования. Чонгук хочет вырвать глаза, смотрящие на него в отражении. Неразборчивым потоком текут долгие месяцы, а может, они уже успели в годы перетечь. Чонгук — лишенный свободы дикий зверь, существующий меж двух миров на грани жизни и смерти. Самый опасный преступник страны наконец за решеткой, и он забрал с собой все зло, что ввергало страну в ужас. Чонгук выходит наружу лишь на час в сутках и то забывает: выходил ли вообще, что делал, на кого смотрел (было ли, на кого смотреть) и о чем думал. Мысли — вещь крайне сомнительная, неустойчивая и опасная. В этих дебрях Чонгук затерялся навечно. Его тянет все глубже и глубже в непредсказуемые уголки собственного сознания, которое каждый раз придумывает новые сюрпризы и подбрасывает новые сюжеты. Оно — главный и единственный враг Чонгука. Бывают дни, когда борьба с ним становится жестче, чем война за решеткой, которая наверняка давно закончилась. В редкие моменты Чонгук, настоящий Чонгук, не привыкший сдаваться и преклонять голову перед врагом, восстает и дает жесткое сопротивление. Двадцать четыре часа подряд он в мыслях и беззвучным шепотом шепчет спасительное «Тэхен» без единой запинки и остановки, не позволяя своим чудовищным мыслям захватить и сожрать заживо. И красных слезящихся глаз не смыкает, пока ровное количество раз не произнесет имя, что все время норовит ускользнуть из сознания. Покинуть. Чувствуя, что это происходит, Чонгук ломает кости вечно дрожащих рук о стены и надрывно кричит, никем не услышанный, всеми забытый. Кричит, чтобы Тэхен услышал, почувствовал, что Чонгук, как и прежде, каждое сказанное им слово помнит, каждую родинку на его красивом теле, цвет волос в точном описании, цвет глаз, форму ногтей, пальцы, каждую вещь из его гардероба. Все помнит, все. Ничего не забудет. Темное сознание не посмеет даже крупицу из памяти забрать. Чонгук все ценные и хрупкие воспоминания хранит за сотнями замков, сам же и охраняет их, как цербер. Только сознание играет с другим, менее ценным грузом памяти. С тем, что хотелось бы напрочь забыть. Эти омерзительные воспоминания оно подкидывает из раза в раз, показывая во всех красках, с детальным воспроизведением голосов, молящих о пощаде, кричащих нечеловечески, проклинающих и обещающих все самое страшное при встрече на том свете. И крови много. Так много, что Чонгук среди ночи просыпается, жадно хватая ртом спертый воздух. Как будто захлебывается в густой алой жидкости, что иногда стекает с кончиков татуированных пальцев на холодный серый пол и раздражает звуком тяжелых падающих капель. Это выводит по щелчку, и снова по кругу. По кругу, по кругу. Бесконечная и разрушительная руминация. Других людей Чонгук видит редко. Лишь своего надзирателя, лицо которого забывает каждый раз, будто его просто не существует. Как часть игры сознания и чертей, обожающих с азартом понаблюдать за представлением. Вот только он вполне реален. Он не скупится на боль и щедро раздает ее порциями, украшая некогда крепкое и сильное тело кровоподтеками и порезами. Чонгуку это нравится. Он специально провоцирует, сопротивляется, потому что так действительно чувствует. Хоть что-то. Хуже быть уже не может. Чонгук закрывает глаза, складывает руки на груди и, пока утомленные черти спят, осторожно открывает замки, на цыпочках пробирается в хранилище самых важных воспоминаний и, встав на краю трамплина, летит вниз, к воспоминаниям, что не перестают в себе таить тепло, в котором альфа так нуждается. В хранилище — каждая секунда, проведенная с Тэхеном и Каином. И Чонгук с покалыванием в ослабевающем сердце начинает переживать их заново. Вот он преследует выросшего за два года Тэхена в коридорах больницы, пока не настигает в одном из кабинетов. Срывает с лица черную маску и снова приходит в жизнь младшего братика. Вот он прощается со своим мужем, запечатлевая последний поцелуй. Глядит на спящего сына и разворачивается, исчезая в густых тенях. Черти пробуждаются, и Чонгук снова выныривает, спешно запирая замки и в очередной раз позволяя некогда бывшим под контролем тварям над собой измываться, напоминать о каждом убийстве, которые на суде не поленился перечислить бывший генерал. Его голос, имена произносящий, до сих пор в голове крутится. И хоть приговор вынес судья, Чонгук уверен, что сделал это Намджун. Никто не приходит. К особо опасным чудовищам вход воспрещен. Чонгук за стальными стенами в несколько слоев. Он так далек от внешнего мира, будто его на другой конец Вселенной отбросили, а вернуться оттуда тяжелее, чем с того света. Он застрял навечно, и с вечностью своей давно смирился.  — Мираи… Чонгук резко открывает глаза и присаживается, смотря в зеркало напротив. После долгого затишья хихиканье приходит вновь. В зеркале — альфа в маске, через которую видны аспидные глаза змея и звериный оскал. Кончик острого языка проходится по нижней губе, а смех становится оглушающе громким.  — Мираи! Мираи! Мираи! — смех на грани безумия, почти крик. — Неудавшийся бог грешного мира! Павший, восставший, заживо гниющий! Кошмар людской! Чу-до-ви-ще! Чонгук начинает мелко дрожать всем телом, как будто от холода, и сжимает кулаки, вперившись остекленевшим взглядом в глаза, смотрящие на него из зеркала с издевкой и провокацией. Он открывает рот и цедит сквозь сжатые челюсти:  — Каин. Каин. Каин. Имя сына пятьсот тысяч раз. Избавление.

***

 — Каин, малыш, это синий цвет, — мягко говорит Тэхен, поглаживая сына по взъерошенным как у воробушка смоляным волосам. Тот сосредоточенно глядит на лежащий в руке карандаш и хмурит брови, нервно качая под столом ногами, еще не достающими до пола. — Смотри, солнышко, — Тэхен берет со стола зеленый карандаш и показывает сыну. — Вот это — зеленый цвет. Ты же хотел дерево нарисовать?  — Да, — быстро кивает четырехлетний Каин, выхватывая из пальцев папы нужный карандаш. Он деловито шлепает свободной ручкой по столу возле своего альбомного листа и, крепко сжав в пальцах зеленый карандаш, начинает беспорядочно водить им по бумаге. В некоторых местах от сильного надавливания бумага рвется, но ребенка это не останавливает. Он распахивает большие черные глазки, уставившись на свою работу. Тэхен тихо вздыхает, устало прикрыв глаза. Он собирается с силами и аккуратно забирает у Каина карандаш, который запросто может стать чем-то более опасным в его руках.  — Малыш, давай погуляем в парке и посмотрим, какими бывают деревья? — спрашивает Тэхен с улыбкой, погладив сына по маленьким плечикам и поцеловав в пухленькую мягкую щечку.  — Хочу гулять, папочка! — внезапно меняется ребенок, засияв, как солнышко. Маленький альфа спрыгивает со стула и несется в свою комнату. Тэхен смеется и смотрит сыну вслед, складывая карандаши в стаканчик и собирая изрисованные листы. Омега смотрит на них, и уголки губ опускаются. На каждом альбомном листе — обыкновенные каракули, в которых нет ни единого знакомого очертания. Каин озвучивает, что хочет нарисовать, но когда начинает, то снова беспорядочно водит карандашом по листу, иногда смешивая цвета. Каждый раз Тэхен надеется, что озвученное сыном получится, но тщетно. Омега даже сам показывает ребенку, как рисуется предмет. Каин наблюдает внимательно, кажется, что все понимает и запоминает, готов повторить, но, как только берется за карандаш, то делает все по-своему. Тэхен каждый раз смотрит на это с болью и чувством бессилия. Он никак не может повлиять на ребенка. Омега даже представить не может, какие мысли копошатся в голове его сына. Это пугает и до дрожи волнует. В свои четыре Каин выглядит уже так же, как и его сверстники. Благодаря генетике он быстро нагнал остальных детей и не выглядит в чем-то отстающим или физически слабым. Как раз наоборот. Он полон сил и энергии даже больше, чем дети его возраста. Он интересуется всем, что присуще для четырехлетних, он любит играть в игрушки, обожает копаться в песке на детской площадке в парке и взаимодействовать с другими детьми. Но порой с последним возникают проблемы. Альфа не всегда может поладить, и обычно это кончается криками и плачем, что чрезвычайно вредно для его шаткой психики. Каин — обычный ребенок, испытывающий невероятное счастье, когда папа позволяет съесть сладкое или поиграть чуть подольше. Он уже довольно умный для своего возраста и более самостоятельный, чем другие, но у медали есть и обратная сторона. Малыш легко расстраивается, и если начинает ярко проявлять захлестывающие его негативные эмоции, то успокоить его бывает нелегкой задачей. Тэхен с истериками Каина поначалу не справлялся, не зная, какой подход применить к сыну, чтобы тот меньше травмировался. Два года назад чуть не впал в депрессию, одержимый страхом навредить ребенку и искалечить его нервную систему. Один с сыном, за которым нужно постоянно внимательно следить. В руках маленькая жизнь, полностью зависящая от омеги. Самая важная жизнь. Опустить руки не позволил Хосок. После ареста Чонгука он стал регулярно навещать Тэхена и Каина, а поначалу вовсе оставался в огромном пустом доме, чтобы омега не сошел с ума от своего горя, которое разделял со старшим Чоном. Ради сына. Ради него одного он держался и держится по сей день. Хосок предложил переехать в столицу, поближе к людям. Тэхен долго отказывался, привязавшись к их с Чонгуком дому у океана, который так не хотелось оставлять совершенно пустым, без единой жизни, но был вынужден согласиться. Ради Каина. Почти четыре года Тэхен с Каином живут в уютной квартирке в центре процветающей столицы. За большими окнами больше не бескрайний океан, по которому Тэхен скучает всем сердцем, а многочисленные многоэтажки и небоскребы, ночью сияющие, как звезды на небесном полотне. Оставшись без Чонгука, Тэхен лишился опоры и сил. Не было с тех пор ни секунды, чтобы он не думал о муже, не было ночи, в которой он не позволил бы себе беззвучный плач и мысленный монолог, адресованный Чонгуку. Его главному слушателю с большими змеиными глазами, что по сей день не оставляют без присмотра и везде преследуют, как ангел-хранитель, невидимая сила, которая не даст ногам подкоситься и упасть. Тэхен знает, что Чонгук есть. Он жив и он дышит, он думает о нем и тоже не забывает. Омега чувствует это всем своим существом и ни на секунду не сомневается. Чонгук бесконечно. Так было и будет всегда.  — Снова тайные знаки космосу? — с улыбкой спрашивает подошедший сзади Джинен, вытирающий влажные руки о фартук. Он вскидывает брови и заглядывает за плечо омеги, смотря на рисунок Каина. По просьбе Тэхена четыре года назад Пак переехал в столицу вместе с ними. Без него в новом доме все было бы иначе. Когда-то его нанял Чонгук. Тэхен не мог лишить его работы, а себя — хорошего друга.  — Да, в этот раз более агрессивное послание, — устало улыбается Тэхен, положив небольшую стопку рисунков на стол. — Безжалостно растерзал бумагу.  — Мы не можем знать, что за важные дела он решает с инопланетянами, — хихикает Джинен и мягко сжимает плечо Тэхена. — Может, планету нашу спасает, пока мы делаем свои обычные скучные дела?  — Вероятно, что так, потому что наши земные предметы ему неинтересны, — Тэхен тоже слегка смеется, заражаясь неиссякаемым оптимизмом Джинена. Из коридора слышится топот ножек. — Каин-и, ты сам ботиночки надел? — с восторгом спрашивает омега, удивленно смотря на вернувшегося сына. Каин с гордо вздернутым подбородком кивает, чуть прищурив глаза и обнажив зубки, затем поднимает одну ножку, демонстрируя свой труд.  — Я сам, папочка, дядя Джинен! — хвастается альфа, смотря то на Тэхена, то на Джинена.  — Ты такой умничка, Каин, — восхищается Пак, театрально вздыхая. — Такой большой уже, все можешь! Альфа хихикает, затем переводит взгляд на папу и хмурит бровки.  — Гулять, папа!  — Ох, точно, малыш. Скорее гулять! Тэхен подскакивает со стула и накидывает на плечи теплый мягкий кардиган, после чего надевает на сына темно-синюю курточку и подхватывает на руки.  — Полетели! Покружив радостного сына, омега идет в коридор. Каин звонко смеется на весь дом и цепляется папе за шею, откинув голову назад. Смех у него звонкий и очень заразительный. Перед ним никто не устоит. Даже самый хладнокровный расколется. Хосок эту битву Каину уже давно проиграл.  — Папочка! Стой! — вдруг кричит Каин, распахнув глаза и с тревогой посмотрев на Тэхена.  — Что такое, солнце? — обеспокоенно спрашивает омега, погладив сына по щечке.  — Мы Мими забыли!

***

У входа в парк Каин вырывает ладонь из руки папы и счастливый несется на площадку, прижимая к себе мягкого белоснежного зайчонка. Тэхен с улыбкой смотрит ему вслед и сует руки в карманы кардигана, неторопливо идя по пестрящей со всех сторон зеленью тропинке за сыном. Войны нет вот уже четыре года. Порой в это все еще не верится. Люди долго привыкали к спокойной жизни без страхов, первое время боялись даже на улицу лишний раз высовываться. Арест Чонгука чуть не вызвал новую волну протестов и беспорядков среди растерянных людей, но Юно, которого вместо себя посадил в кресло Хосок, окончательно стабилизировал обстановку, продолжив дело младшего Чона с некоторыми поправками. Законы действительно изменились и улучшили жизнь народа в разы. И свобода им была дарована, как того хотел Чонгук и аспиды. Люди, уставшие от войны, стали поднимать страну общими силами с поддержкой нового президента. Все сферы жизни восстановились за пару лет, а от войны и следа не осталось. Многие базы армии и аспидов за ненадобностью были переделаны в школы, больницы и всякого рода центры. Жизнь двигается дальше, развивается и процветает, переливаясь всеми красками. Серым неизменно остается небо над головой, но даже оно теперь не печалит людей, начавших вторую жизнь. С чистого листа. Тэхен прогуливается по парку, двигаясь в сторону детской площадки, и наблюдает за людьми. Он теперь очень любит это делать. Так удивительно видеть новые выражения лиц, не искаженных болью и страхом. В глазах каждого — облегчение, а на губах едва заметно усталая, но искренняя теплая улыбка. Пережили. Пройдя через все круги ада, обрели долгожданное счастье. Когда-то этот парк был заброшенный и одинокий. Тэхен любил после работы гулять здесь с Джином, попивая латте в бумажных стаканчиках и обсуждая все, что произошло на работе или поднимая смущающие темы об альфах и отношениях. Тэхен ярко воспроизводит в памяти момент, как они с Джином заливались смехом, на короткий миг оживляя пустой и серый парк. Теперь тут отовсюду льется детский смех и разговоры неторопливо прогуливающихся людей. Джин, наверное, был бы безумно счастлив, увидев это место, что тоже обрело свою вторую жизнь.  — Чон Каин пустился в бега? — слышится за спиной низкий ровный голос. Тэхен дергается от неожиданности и прижимает ладонь к груди, обернувшись. К омеге с легкой улыбкой подходит Хосок, держа в руке небольшой бумажный пакет. А позади, у входа в парк, стоит его гелендваген.  — Не пугай так, — выдыхает Тэхен, покачав головой. Хосок довольно хмыкает и выравнивается с омегой, присоединяясь к неторопливой прогулке. — Не говори, что опять ему сладостей накупил, — хмурится омега. Альфа виновато улыбается и пожимает плечами.  — Он обожает конфеты, я не смею ему в этом отказывать, — объясняет он. — Еще не подрался ни с кем? — спрашивает Хосок, кивнув в сторону детской площадки. Каин активно выстраивает башню из песка с каким-то маленьким омегой, а своего Мими заботливо отложил на бортик, чтобы не испачкать.  — Мы только пришли. Я хотел показать ему деревья, а он умчался, — вздыхает Тэхен. — Чем старше, тем неугомоннее он становится.  — Разве это плохо? Он такой же, как и все остальные дети, — Хосок с прищуром наблюдает за Каином, который ничего вокруг не замечает, кроме своего песочного сооружения.  — Да, почти, — кивает Тэхен, опуская взгляд. Он себя тоже каждый раз в этом убеждает. И верит в это искренне, только обратную сторону Каина игнорировать невозможно. Ее не искоренить, не спрятать. Это часть его самого, и ей нельзя позволять выходить за границы.  — Ну и чего ты на машине не ездишь? — вскидывает бровь Хосок, глянув на омегу.  — Мы же гулять вышли…  — На работу, Тэхен. Чонгук тебе оставил целый гараж машин, ты вроде бы и водить научился, а все равно на автобусе и такси разъезжаешь, — качает головой альфа. — Чон Тэхен — главный врач самой лучшей больницы в столице. Серьезно?  — Не знаю, Хосок, — вздыхает омега, обнимая себя за плечи и потирая их ладонями. — Это ведь его машины.  — Может, новую купить? Или я могу водителя прислать сегодня же.  — Нет, не хочу, не могу, — мотает головой Тэхен. — Мне так легче. Да и с Каином… Знаешь же, он непредсказуемый. Неизвестно, что вытворит. А если я буду за рулем, за ним уследить будет тяжелее.  — Весь в своего отца, — хмыкает Хосок. — Что внешне, что характером. В чем-то он даже более непредсказуемый. В свои-то четыре года.  — При этом он очень добрый и щедрый ребенок. Представляешь, вчера он подарил какому-то омеге в больнице буквально все игрушки, которые принес с собой, — Тэхен улыбается и прикрывает глаза, качая головой. — Кроме Мими, конечно же.  — Знает, что зайца «Дада» подарил, — кивает Хосок, издав смешок.  — Возможно, он что-то чувствует, — вздыхает Тэхен, опускаясь на скамейку неподалеку от песочницы. Хосок садится рядом и кладет пакет между ними с омегой.  — Наш Каин точно знает больше, чем мы думаем, — серьезно говорит Хосок и, сложив руки на груди, внимательно смотрит на Тэхена. — Как дела на работе? — спрашивает он, меняя тему. У Тэхена от любого, даже непрямого упоминания Чонгука внутри сразу вся боль пробуждается разом. Это отчетливо бывает видно в его глазах. В них мгновенно свет тускнеет, все собою наполняют печаль и бесконечная тоска.  — Все отлично, — кивает Тэхен, сразу меняясь в лице. Он прячет боль и снова проясняется, как небо после непродолжительного дождя. — Не думал, что когда-то такое случится, но у нас много палат пустуют. Люди наконец-то поправляются. А позавчера мы праздновали открытие психологического отделения. Это было нужно. Всем нам. Тэхен мягко улыбается и закусывает губу. Он и не представлял, что сможет вернуться в больницу и вновь начать помогать нуждающимся. После стольких потерь это казалось невозможным. В первое время омега даже думать об этом не мог. Воспоминания о работе в больнице горечью отражались в груди, но со временем, после долгих размышлений и взвешивания «за» и «против» омега решился. Сначала он вернулся в свою прошлую больницу, продолжив работать на том же месте, что и годы назад, а уже после решил построить свою. Эту идею невзначай подкинул Хосок. Тэхен начал задумываться об этом всерьез. После нападений мелких группировок количество нуждающихся в медицинской помощи резко увеличилось, а мест, как и всегда, было недостаточно. Спустя несколько месяцев омега вошел в новую больницу, как в свой родной дом, поняв, что именно здесь его истинное место. С детства, воспитанный Чонгуком, он шел именно к этому. Время ничего не изменило. Тэхен нашел в работе отдушину. Загруженный заботами о ребенке, он взвалил на себя еще и целую больницу с сотнями людей, чтобы боли не позволять брать над собой верх и ослаблять. Это помощь и другим, и себе, изо дня в день разрушающемуся и собирающемуся вновь.  — Я рад, что все идет хорошо, — кивает Хосок и вдруг растягивает губы в широкой яркой улыбке, совершенно ему не свойственной. Он ловит взгляд обернувшегося Каина и машет ему рукой.  — Дядя Хосок! — кричит ребенок, помахав испачканной песком ладошкой в ответ и продолжив свое строительство.  — А у тебя как дела? — спрашивает Тэхен, изогнув бровь.  — Тебе действительно это интересно? — спрашивает Хосок с сомнением, слегка сощурившись. Тэхен быстро кивает, сделав любопытные глаза и внимательно смотря на альфу. — Все чудесно. Торговля процветает. Вчера ночью отправили в Китай порошок. А сегодня утром оружие импортировали в Таиланд. Одного должника хорошенько…  — Хорошо, хорошо, я понял, что все прекрасно, аспид успешно развивается, — тараторит омега, прервав Хосока. Тэхен морщит нос и качает головой. После всего, что произошло в их безумной жизни, ему даже слышать о каком-либо насилии неприятно, а запах крови он вынужденно терпит в больнице. Оружие он напрочь запретил демонстрировать при нем и, тем более, при Каине. Знает, что сын сразу заинтересуется и захочет себе новую игрушку. А Тэхену таких игрушек хватило. Он все еще хранит на дне шкафа в закрытой коробочке пистолет, подаренный Чонгуком. От того, что с альфой связано, он не сможет избавиться. Каждая его вещь, каждое напоминание важно и бесценно. Тэхен в той же коробочке хранит и жетоны, принадлежащие Чонгуку и Чимину — самое болезненное воспоминание, которое никогда не сотрется из памяти. То, с чего его личный кошмар начался, приведший к тому, что в итоге есть теперь. А самая главная вещь, неразрывно хранящая их с Чонгуком связь не только на ментальном уровне — обручальное кольцо, которое омега сам же и выбрал для своего мужа. Оно всегда рядом, всегда греет душу в особенно болезненные ночи, когда мысли выползают наружу. Тэхен сжимает кольцо в ладони и плачет в подушку, как мантру себе повторяя: «Чонгук жив, Чонгук чувствует нас, как и мы чувствуем его».  — Сам ведь хотел знать, — усмехается Хосок, пожимая плечами. Омега закатывает глаза и поворачивает голову к сыну. После ареста Чонгука жизнь Хосока, поставленная на паузу, не спрашивая разрешения, вдруг продолжила свое движение. У Хосока остались родные, которые в нем нуждаются, и в которых нуждается он сам. Тэхен и Каин стали новым шагом, новым и важным этапом в жизни альфы. В друг друге они нашли спасение. Хосок посвятил всего себя им. Опустевшее кресло он и не думал занимать. Он никогда не видел себя во главе, привыкнув вести на стороне, наблюдать из тени. Безоговорочным президентом стал Юно, который словно именно для этого и был рожден. Президента-бету сначала принимали настороженно, с большими сомнениями, но тот сразу же начал достойно проявлять себя, твердо ведя страну к процветанию. Юно приняли и полюбили, а в верхах к нему прониклись уважением. Со стороны ему помогает Хосок, что делает и по сей день. Вместе с премьер-министром и остальными они разработали законы, которые были так важны для Чонгука, и сразу же их укрепили. Решение удовлетворило больший процент страны. Хосок отдал политику в руки Юно, а сам остался с сократившейся армией аспидов и своих людей, которых объединил и превратил не в антиправительственную группировку, а в сильный мафиозный клан, больше не ставящий в приоритет революцию и перестройку. В этом больше нет необходимости. Поменялись установки и цели. Куче оружия и наркотикам, создаваемым аспидами, быстро нашлось применение. Главным делом змей стала наркоторговля, затем торговля оружием и подпольные предприятия, от которых даже после тысячи войн миру не избавиться. Хосок возглавил аспид единолично, и абсолютно каждый с этим согласился. Больше никаких организаций смертей и публичных казней, никаких вербовок и продажи людей. Хосок часто представляет, что сказал бы Юнги, увидев то, во что превратилась группировка. Вскипел бы от ярости или молча кивнул, одобряя? Слово «аспид» пропитано кровью, слезами и порохом, оно ничего светлого не внушает, но именно ради Юнги, что верно служил аспиду до самого конца, Хосок оставил это печально известное название. И аспид начал новую жизнь.  — Отдай, — доносится из песочницы повышенный дрожащий голос Каина, привлекающий внимание Хосока и Тэхена. — Он мой. Каин стоит перед альфой, что выглядит совсем немного старше него самого, и сжимает кулачки. Нижняя губа ребенка подрагивает, а большие глаза наполняются слезами. В них застывает глубочайшая обида и боль. Тэхен поднимается со скамейки.  — Нет! Я хочу поиграть с ним, — отвечает Каину ребенок, прижав к своей груди зайчонка и показывая язык. Каин хмурится и смотрит на альфу исподлобья. Выражение лица его как по щелчку меняется. Вместо детской обиды появляется хладнокровие, а в непроглядно черных глазах Каина вспыхивает гнев. Его губа больше не дрожит, а кулачки расслабляются. Он впивается взглядом в маленького альфу, забравшего игрушку, и со всей злостью, на которую способен, выдает:  — Я… Я тебе глаза вырву! Тэхена будто по сердцу тупым ножом бьют. Он замирает и даже дышать перестает, в немом шоке уставившись на своего сына. Ему послышалось, определенно точно послышалось, потому что услышать эти слова вновь Тэхен не мог. Они остались в далеком и темном прошлом, им не место в новом светлом будущем. В лучшем будущем. Хосок тоже настораживается, но не подает виду. Он проходит мимо остолбеневшего омеги и подходит к Каину, присев на корточки.  — Каин, иди ко мне, — говорит он мягко, подзывая ребенка рукой. Тот переводит взгляд на дядю, сразу же меняясь, и, грубо вырвав из рук другого ребенка свою игрушку, подходит к Хосоку. — Малыш, ты в порядке? — спрашивает альфа, положив на слегка подрагивающие плечи Каина ладони и чуть сжимая. Тот шмыгает носом и коротко кивает, надув губы и опустив взгляд. И вот он снова всего лишь обиженный ребенок с грустью в блестящих от слез глазах. Тэхен подлетает к сыну и тоже садится рядом, стирая с покрасневших щечек слезы.  — Солнышко, — вздыхает он, прижимая к себе ребенка и целуя в лобик. Каин обнимает папу и утыкается носиком в его теплую шею, жмуря глаза. — Все хорошо, Каин-и, Мими с тобой.  — Он только мой, папочка, — тихо говорит ребенок, шмыгнув носом и подняв голову.  — Да, малыш. Только твой, — Тэхен поднимает уголки губ в улыбке и кивает.  — Я, вообще-то, принес конфеты для тех, кто не плачет, — с шутливой серьезностью говорит Хосок. От слова «конфеты» Каин мгновенно оживляется, переводя все свое внимание на дядю. — А кто плачет, тот получит только невкусную кашу, — Хосок морщится и переводит издевающийся взгляд на закатившего глаза Тэхена.  — Я не такой! — Каин быстро стирает остатки влаги с глаз рукавами куртки и яростно мотает головой, полностью отрицая свою причастность к плаксам. — Смотри, дядя Хосок, я не плачу. Я никогда больше не буду плакать, — со всей твердостью говорит ребенок, уставившись на пакет с конфетами, как пират на сундук с золотом.  — Ты уверен? — спрашивает Хосок, нахмурившись и внимательно смотря на Каина. Тот быстро кивает.  — Да, дядя Хосок, — говорит малыш, протягивая раскрытую ладошку для конфет и облизывая губы.  — А как же обед? Джинен тоже приготовил вкусняшку, — встревает Тэхен в надежде заинтересовать сына, но тот уже любовно прижимает к себе конфеты и радостно хихикает.  — Потом, папочка, — морщится он, качая головой.  — А пока пойдем строить замки, да, Чон Каин? — Хосок улыбается и подмигивает ребенку. Тот активно поддерживает идею и залезает обратно в песочницу.  — Серьезно, Хосок, из-за тебя я в его глазах выгляжу полнейшим занудой, — хмыкает Тэхен, поднявшись на ноги и сложив руки на груди.  — Что правда, то правда, — посмеивается альфа и тоже поднимается. Тэхен открывает рот, собираясь возразить, но Хосок прерывает: — Ты чудесный папа для него, Тэхен. В этом нет сомнений. Такого ребенка сложнее научить тому, что плохо, а что хорошо, но ты с этим отлично справляешься. Иначе и быть не может. Хосок Тэхеном восхищается. Его силой и безграничным терпением. Он наблюдал за ним с тех самых пор, как только узнал. Этот омега если и прогибался, едва не ломаясь сначала под напором жесткости Чонгука, а потом из-за утраты близких людей и войны в целом, то все равно находил в себе силы и поднимался. Он выглядит хрупким и уязвимым, и, казалось, что без широкой груди Чонгука, которая его от всего укрывала и защищала, он не сможет справляться, но тот каждый раз доказывает обратное. Поначалу омега и сам не верил в собственные силы, страшно напуганный тем, что остался совсем один с маленьким ребенком, но смог, приняв новый мир, который в ответ принял его. Они с Каином помогли измениться и Хосоку. Альфа понял ценность семьи и ее важное значение в жизни. Пересилив себя самого, он смог собственноручно расколоть льды, которые укрывали его истинное где-то внутри, и открылся тем, для кого дорог, и кто дорог ему. Этими людьми стали и Джебом с Юно. Человек не может быть один, не может в одиночку вариться в своей боли, не имея возможности ею с кем-то поделиться и облегчить ношу. Только одну важнейшую вещь он продолжает таить в сердце, пряча ото всех. Юнги. Его бессмертная любовь. Все так же. Белый мрамор, черным высеченные буквы и всегда свежие цветы. Воспоминания и последнее «я тебя люблю», которое даже десятки лет не изменят. Хосок вышел из паузы, но какой-то частью своего существа навечно застрял в том дне, когда выпал первый снег.  — Спасибо, Хосок, это очень важно для меня, — слабо улыбается Тэхен, глядя на альфу с благодарностью. Они с Хосоком стали хорошими друзьями и поддержкой друг другу. Неотъемлемой частью в жизни, без которой свет не освещал бы все вокруг так ярко.  — Дядя Хосок! — нетерпеливо кричит Каин из песочницы с чупа-чупсом во рту.  — Все, уже иду!

***

Намджун надевает черное пальто и выходит из кабинета, прихватив небольшую сумку и повесив на плечо. Идя по коридору, альфа коротко кивает каждому проходящему мимо ученику.  — До свидания, генерал Ким, — прощаются ребята, отдавая альфе честь.  — До свидания, — отвечает Намджун и быстро шагает к выходу из здания военной школы. После окончания войны Кима так и не восстановили в должности. Он так и остался в отставке со званием генерала, коим его все без исключения продолжают называть в школе. Он добился ареста Мираи и в какой-то мере испытал удовлетворение. Человек, с которым он воевал, наконец за решеткой и получил свое заслуженное наказание. Жизнь должна была стать лучше, но пустоту это не заполнило. Намджун даже не уверен, помогло бы ему в этом восстановление в должности. Нет, не помогло бы. Семью это не вернет, теплом и светом сердце не осветит. Снова быть генералом армии Намджун не смог бы. Не захотел. Именно поэтому не стал возражать из-за отставки. Вот только от военного дела уйти окончательно тяжело. В это были вложены многие годы и силы. Альфа не представляет себя целыми днями сидящим дома и занимающимся обычными бытовыми вещами. Война хоть и не предвидится, но защита стране нужна всегда. Поэтому генерала назначили главным в военной школе, на что тот охотно согласился. Память о важных не стирается. На уроках генерал часто рассказывает юным бойцам о храбрости и бесстрашии полковника Пак Чимина, чей бюст установлен на аллее славы, находящейся на территории школы. Своими рассказами Намджун не взращивает ненависть и жажду воевать, а мотивирует на хорошие поступки и смелость. Он вдохновляет молодых героев, которым еще предстоит долгий путь. Медленное безумие, которое, как казалось Намджуну, его полностью захватывает, было всего лишь переживанием горя из-за утраты любимого мужа. Альфа порой все еще разговаривает с ним, когда чувствует одиночество, сидя в тихой кухоньке по вечерам, но лишь потому что верит: Джин, где бы он ни был, все слышит и чувствует. Намджун хочет на это надеяться. Он ни на миг не перестает думать о нем и о том коротком моменте счастья, который у них был. Самое чистое и искреннее счастье, которое не прекращало искриться в глазах любимого лучика. Первым делом, возглавив военную школу, генерал назвал госпиталь, в ней находящийся, именем Ким Сокджина — одного из лучших врачей, всем существом преданных своему делу. Генерал выходит из здания школы и быстро спускается по ступенькам. На лице появляется намек на улыбку, а в задумчивых глазах — тепло. У ворот его ждет семья, сумевшая простить и принять несмотря на количество причиненной боли. Намджун поднимает руку и машет ею, ускоряя шаг. Тэхен забирает у восьмилетнего Каина рюкзак, из бокового кармана которого торчит Мими с опущенными длинными ушками. Ребенок идет навстречу дяде.  — Эй, привет, мой мальчик, — смеется Намджун, обнимая племянника и целуя в темную макушку.  — Привет, дядя Намджун, — улыбается Каин, поправляя взъерошенную альфой копну на голове. Намджун обнимает маленького альфу за плечи и идет с ним к Тэхену.  — Ну что, как дела в школе, Каин? — спрашивает он серьезно, включая строгого дядю. — Нужна помощь с математикой?  — Не-ет, я справляюсь, — с гордой улыбкой говорит Каин. — Даже папа не помогает.  — Ты очень умный парень, — кивает Намджун. — А с физкультурой как? Устроим забег до ближайшего кафе? — спрашивает он с вызовом, вскинув брови и потирая руки.  — Да я тебя запросто уделаю! — смеется Каин, вставая в позу и готовясь бежать со всех ног. — С тебя пирожное и шоколадный коктейль, дядя Нам!  — Договорились! — кивает Намджун, отдав свою сумку растерявшемуся Тэхену и вставая возле Каина. — Итак! Три, два… один! Оба срываются и несутся изо всех сил, привлекая к себе взгляды прохожих. Вот уж удивительно видеть генерала, соревнующегося со школьником. Тэхен лишь вздыхает и качает головой, неторопливо плетясь за альфами. Что один дядя, что другой, балуют ребенка всеми возможными способами, а Тэхену потом с последствиями воевать. Но он привык. И он счастлив, видя, как в сыне искрятся неиссякаемая радость и веселье.

***

До ближайшего кафе омега доходит спустя пять минут. Быстро оглядев уютное помещение, пропахшее кофе и молоком, он находит Намджуна и Каина за столиком у стены и направляется к ним.  — Судя по всему, выиграл Каин, — улыбается Тэхен, замечая, как сын уже попивает победный коктейль из трубочки, активно качая ногами под столом и выпучив большие глаза.  — Он быстрее ветра, я поражен! — удивляется Намджун, покачав головой и отпивая свой кофе. Рядом уже стоит чашка с латте для Тэхена. Омега вешает рюкзак и сумку генерала на свободный стул и садится рядом.  — Мы с Деймосом и Данте бегали наперегонки, — хихикает Каин, облизывая губы. — Собаки очень быстрые. Я у них учился.  — Только не говори, что бегал на четвереньках… — Намджун расширяет глаза, уставившись на ребенка. Тот издает забавный смешок и снова обхватывает трубочку зубами, с шумом всасывая сладкий коктейль. — Серьезно?  — Вполне, — подтверждает Тэхен, коротко кивая и устало потирая переносицу. Доберманы стали Каину хорошими друзьями. Впервые, когда альфа случайно к ним подобрался, ускользнув от Тэхена и Хосока, омегу чуть инфаркт не хватил. Собаки, пробовавшие человечину, никакого успокоения не внушали. Особенно Деймос, до определенного момента питавшийся исключительно человеческим мясом и слушавшийся только Чонгука. Даже Тэхен никогда к нему не подходил, испытывая настоящий страх от зверя, способного запросто разорвать. А потом он увидел, как Деймос ластится и подставляет морду под ласки Каина, проявляя покорность и спокойствие, и это повергло в настоящий шок. С тех пор собаки каждые выходные гуляют и играют с Каином несколько часов подряд без устали. И, кажется, любят они его так же сильно, как и он их. Рой и Фобос умерли несколько лет назад, и Тэхен не представляет, что будет с Каином, когда не станет уже старых по собачьим меркам Данте и Деймоса, которые все еще находят в себе силы для игр с любимым ими ребенком.  — Интересный вариант тренировки, — смеется пораженный Намджун, качая головой. — Еще коктейля? — предлагает он, кивая на опустевший стакан Каина. Тот согласно мычит, увлеченно грызя трубочку.  — Вы с Хосоком добьетесь того, что он одними сладостями начнет питаться. Мне уже трудно его уговаривать есть овощи, — вздыхает Тэхен. Каин виновато хихикает.  — Ну папа, — тянет он. — Я мясо зато люблю!  — Каин, папа прав, овощи тоже необходимы, — говорит Намджун, поддерживая брата. — В них много полезного. Они помогут тебе стать сильным и бегать еще быстрее. Каин задумчиво хмурится и утыкается взглядом в стол, а Тэхен в шоке. Его сын так легко прислушивается к тому, что говорят его дяди, а ему самому приходится биться, чтобы убедить ребенка в чем-либо. И он с этим справляется, только не так скоро. Каин всегда слушается, но порой ему нужно объяснить несколько раз или просто позвать одного из дядь.  — Чаще всего влияние альф бывает сильнее, — чуть наклонившись к омеге, объясняет негромко Намджун. — Поэтому он и прислушивается. Тэхен закатывает глаза и отпивает латте. Как он устал от всех этих альф-умников, которые думают, что они одни на все способны. Омега готов доказать, что его влияние как родителя еще сильнее и эффективнее. Каждый раз он сам себе бросает вызов в воспитании сына и остается победителем. Приятный пятничный вечер в кафе стремительно пролетает за увлеченной болтовней обо всем. Каин не прекращает атаковать Намджуна разнообразными вопросами на абсолютно любые темы и с раскрытым ртом слушает ответы дяди. Тот очень умный. Кажется, что не спроси, на все знает ответ и сможет доступно объяснить, какой бы сложный вопрос ни был. Даже Тэхен заслушивается. За эти годы он узнал Намджуна достаточно хорошо и смог проникнуться к нему искренней симпатией несмотря на то, что альфа лишил его огромной части души. Это то, чего Тэхен никогда не забудет и будет вспоминать каждый раз, смотря на Намджуна сквозь боль и неутихающую обиду, которые спрятаны за теплом и, в каком-то роде, пониманием к тому, кто и сам потерял все, что имел, и все равно продолжает жить, найдя отдушину в племяннике, которого всем своим сердцем полюбил с первого взгляда. Тэхен сам себе не может дать точный ответ: простил он Намджуна или нет. Долгое время омега не мог даже смотреть на него и тем более разговаривать. Был необъяснимый страх, что альфа может причинить боль сыну того, кого сам же посадил на пожизненное заключение. Ведь Намджун ненавидит Чонгука всем сердцем. Тэхен опасался, что это повлияет и на Каина, но все вышло точно наоборот. Омега колеблется между, разрывается, пытается с разных точек зрения посмотреть, больше не ослепленный болью. Болеть будет всегда, от этого Тэхену до конца дней не избавиться. Но таить в сердце горькую и медленно убивающую обиду неправильно, как бы тяжело ни было. Вся жизнь впереди. И Тэхен даже не задумывался бы об этом, если бы не Каин, который в нем нуждается. Только ради него он отпускает всю боль, которую может, чтобы не калечить и без того потрепанную душу, в которой место остается только одной боли — Чонгуку. И Намджун, и Хосок играют в жизни Каина немаловажную роль. Они для него авторитеты и служат примером для подражания. Любящие дяди учат племянника только добру. Никто из них не оказывает на Каина дурное влияние и не показывает негативные стороны жизни. Ребенок еще даже не знает о том, какой была война и кто имел в ней одни из главных ролей. Он знает лишь то, что у него есть отец, который был вынужден уйти на какое-то время. Тэхен убеждает сына, что это очень важно, и что пока отец вернуться не может. Но больше всего омегу поражает то, что сын Чонгука любит так, как было бы, будь тот рядом с ними. Каин никогда не сможет вспомнить свое младенчество и увидеть отца, но ему и видеть его не надо, чтобы чувствовать к нему бесконечную любовь, идущую из самых глубин большого сердца. Возможно, окружающие правы, и Каин знает больше, чем всем им кажется. Тэхен хочет верить, что связь между отцом и сыном действительно есть. Она дает какую-то крупицу жизненно необходимой надежды, помогающей омеге двигаться дальше и стойко преодолевать все встающие на пути трудности. Они справятся.

***

Темно-серый астон мартин плавно тормозит у обочины перед многоэтажным домом. На улицы уже опустился вечер, а вдоль дороги загорелись фонари, освещающие путь. Всюду люди, возвращающиеся с работы. Несмотря на усталость, конец пятницы радует каждого. Впереди всех ждут чудесные выходные. Каин хватает рюкзак, лежащий на сиденье рядом, и открывает дверцу.  — Пока, дядя Нам! В следующий раз тренируйся лучше перед забегом, — хихикает маленький альфа, выскакивает из машины и несется к дому. Намджун посмеивается и смотрит племяннику вслед. Они только расстаются, а он уже безумно скучает по нему. Каин для альфы стал важной и неразрывной частью жизни. Теперь Намджун даже не представляет, каким был мир без этого светлого и жизнерадостного ребенка, разгоняющего мрак в душах тех, кто его окружает. Он их всех спасает и не дает впасть в уныние.  — Спасибо за хороший вечер, — с расслабленной и слегка усталой улыбкой произносит Тэхен, повернув голову к Намджуну.  — Это ерунда, не благодари, — качает тот головой, мягко улыбнувшись и повесив руку на руле. — В следующий раз соберемся на выходных и съездим в горы.  — Каину это понравится, — кивает Тэхен, обнимая свою сумку.  — Надеюсь, что и тебе понравится, — вскидывает бровь альфа. — Тэхен, тебе тоже нужно развеяться. Постоянная работа без передышек приведет к выгоранию. Это не хорошо для врача.  — Знаю, и, наверное, ты прав, просто… я об этом даже и не задумываюсь. Слишком много дел, — вздыхает Тэхен, потерев переносицу.  — Ты оставляешь работу на будни и едешь с нами в поход, — говорит Намджун, нахмурившись и не терпя возражений. Тэхен вздыхает и разводит руки в стороны в сдающемся жесте. Генеральский тон не может не повлиять. — Правильное решение. Тэхен откидывает голову на спинку сиденья и прикусывает губу, тяжелым взглядом смотря в окно. Намджун хмурит брови и внимательно глядит на брата. В глазах Тэхена блестит золотистый свет фонарей, за которым отчетливо виднеется тревога.  — Все в порядке, Тэхен? — обеспокоено спрашивает Намджун. Омега вздыхает, медленно моргает и поворачивает голову к брату.  — У меня лишь одно постоянное волнение — Каин, — заговаривает он негромко. — Психиатр сказал, что у него начинает развиваться психопатия, но я не хочу в это верить. Я знаю, что это такое, и у Каина нет ни единого признака. Как? С чего врач это взял? Равнодушие? Жестокость? — Тэхен хмыкает. — Это не про Каина, ты ведь и сам видишь, какой он эмоциональный и веселый ребенок. Он очень любит собак, и я, черт возьми, впервые переживаю не за то, что они его покалечат, а он их. Но он не может, конечно же нет. Меня заставляют быть одержимым такими ужасными мыслями о моем сыне…  — Психиатр мог ошибиться, Тэхен, — говорит Намджун спокойно, надеясь хоть немного этого спокойствия передать омеге. — Тебе ли не знать, что ошибки возможны. Я тоже не могу представить, на каком основании нашему Каину поставили такой диагноз. Кажется, что-то спутали. Этот ребенок — самый добрый и чувствительный из всех. Тэхен складывает руки на груди и нервно жует губу.  — Всю его жизнь специалисты твердят мне о том, что его недоразвитая нервная система — благоприятная среда для процветания всякого рода психических расстройств, а теперь я слышу это.  — Даже если это так, мы не дадим ни одному расстройству захватить Каина. Будем бороться, как только возможно. Любыми способами, — твердо говорит Намджун, положив руку на плечо брата. — Мы вместе справимся.  — Ты так любишь его… — Тэхен заглядывает альфе в глаза и сам не замечает, как его уверенностью и твердостью заражается. Ему это необходимо в моменты нападающего волнения и отчаяния. В одиночку, без Намджуна и Хосока он бы, наверное, не справился.  — Конечно люблю! — с возмущением выдает Намджун, вскинув брови. — А разве может быть иначе? Каин мой племянник. Вы с ним — единственный свет в моей жизни, Тэхен. Тэхен прикусывает нижнюю губу и шмыгает носом, кивая. Намджун вздыхает и притягивает омегу к себе для объятия.  — Ни в коем случае не вини себя в чем-либо. Ты делаешь все правильно, — шепчет он, успокаивающе гладя брата по спине. Тэхен вздыхает и отстраняется, быстро вытирая глаза и кивая.  — Пойду прослежу, чтобы Каин съел ужин, — омега слабо улыбается и вешает сумку на локоть.  — О, удачи, — издает смешок Намджун. Тэхен открывает дверь и выходит из машины.  — Я справлюсь, — говорит он, нагнувшись к спущенному окну и заглядывая в салон.  — Не сомневаюсь, Тэхен, — кивает генерал, улыбнувшись. — Если что, звони в любое время.  — Хорошо. До встречи, Намджун, — омега машет рукой и разворачивается, идя к дому. Намджун провожает брата взглядом и заводит машину, выруливая на дорогу с теплой улыбкой на губах. Теперь даже в одинокий дом возвращаться не тяжело. Там всегда свет и негромкая музыка, которую любил Джин, каждый вечер слушающий истории о своем удивительном племяннике и друге, который, несмотря на тяготы прошлого, старается сделать этот мир лучше, всячески помогая и всего себя посвящая. Тэхен помог и Намджуну, сумев принять.

***

Жалкий прах. Свет над головой продолжает мигать уже несколько лет подряд. То он вовсе пропадает на долгие месяцы, оставляя камеру в полнейшем мраке, то непрерывно выжигает глаза ровно столько же. Внутри этих стен, все таких же безжизненных и лишенных красок, нет понятия «время». Оно стерлось уже давным-давно. Чонгук только предполагает. Ему кажется, что прошел лишь год. А потом, проснувшись вновь, вынырнув из вечного кошмара, он уверен, что сидит в четырех стенах маленькой камеры уже десятки лет. Второй вариант подтверждается многими факторами. Чонгук все меньше узнает того, кто продолжает появляться в отражении зеркала. Смоляные волосы альфы, которые кто-то недавно состриг, медленно поглощает серебро, а исхудалое лицо с резко выделяющимися скулами и впалыми щеками испещрили мелкие морщинки. Они и на руках, что когда-то крепко держали рукоять оружия и ни разу не подводили. Теперь пальцы пронзает непрекращающаяся дрожь, а сжать их в кулак кажется чем-то невозможным. Альфа едва может передвигаться. Кости одеревенели. Когда-то он по несколько часов подряд рисовал круги по камере, чтобы не дать себе заплесневеть, но и на это сил не осталось. Чонгук застрял в постоянном замедленном действии, как в петле, из которой никак не может выбраться. Бесконечный круг. Обострившаяся руминация, прогрессирующая паранойя, процветающая депрессия, шизофрения, повышенная агрессия. Разрушение личности. От Чонгука не осталось ничего. Он медленно увядает, взятый в плен собственного сознания и обреченный на бесконечные терзания. Иссыхающее тело больше не пышет могуществом и силой, а во взгляде ни единого намека на бесстрашие и величие, с которым он когда-то смотрел на врагов. Там теперь только бесконечные просторы необъятной пустоты, за которой кроется настоящий кошмар. Он завладел каждым уголком чонгукова сознания, сделав своим рабом, и сам подчиняется одной редкой радости, а на деле — лишь продлением мук с помощью поддержания его угасающей жизни. Маленькие овальные таблетки, не дающие сдохнуть. Жаль. Чертовски жаль. Чонгук их не просит. Он давно отказался и видит в таблетках предавшего союзника. Зато черти молят, готовые ноги целовать тому, кто их дарует. Их насильно кладут под язык, когда ломкой охваченное тело начинает бить сильнейшая судорога, стеклянные глаза едва не закатываются внутрь, а из уголка рта вытекает пена, капая на холодный пол. Жизнь в этот момент запускается по новой. Черти ликуют, а Чонгук, съедаемый ими кусочек за кусочком, лежит без движения, застряв между сном и реальностью. Когда-то еще боролся. Моментов, когда он может собрать себя в единую кучу, отдаленно напоминающую живого человека, становится все меньше. Один раз в… месяц? Год? Чонгук не знает. В эти редкие моменты он возвращается к своей семье и, пока играет с подросшим сыном, мечтает так и закончить свое существование. Безболезненно, с теплотой в душе, в притворном покое. Рядом с Тэхеном и Каином, упокоенный их нежными улыбками. Под лучами прорвавшегося сквозь тяжелые тучи солнца. Но конец все не наступает. Наказание Мираи — жизнь.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.