***
— Ты точно справишься? — спросил Экубо. — Спасатели, пресса?.. Томэ с тревогой оглядывала трещины на асфальте, гнилисто-багровую дымку, которая рассасывалась в небе, и суетящихся людей в форме. — Да, — в конце концов сказала она и блёкло улыбнулась. — Я всё устрою, не волнуйся. — Хорошо. Держись поближе к Серизаве. Мы оцепили эту штуку, но риск ещё есть… Экубо бросил взгляд через плечо: сквозь запутанную проволоку нагих деревьев можно было разглядеть малиновые проблески. Барьер Серизавы держался превосходно. Ещё полчаса — и эта токсичная опухоль исчезнет навсегда. Как бы она ни визжала, ни извивалась, ни старалась вырваться наружу… — Где Рейген? — спросила Томэ. Экубо изнурённо вздохнул. Он оставил Рейгена одного. Нужно было бежать… — Ему плохо. — Что случилось? — Он попал… туда. Внутрь. Глаза Томэ округлились. — Серьёзно? Жуть… — Она подалась вперёд. — С ним всë будет в порядке? — Надеюсь, — пожал плечами Экубо. — Я отвезу его домой. А ты — береги себя. Ладно? Он дождался решительного кивка, прежде чем сорваться с места. Снова — бежать. Пока ноги не отнимутся.***
Рейген дождался его. Не покинул безопасного переулка, но пришёл в себя достаточно, чтобы стоять, привалившись плечом к стене. Чтобы сделать шаг вперёд, как только Экубо показался из-за поворота. Чтобы вынуть руки из карманов и слабо улыбнуться… Казалось, что глаза Рейгена всё ещё затянуты зыбкой шторкой, но что там за ней, Экубо разглядеть не успел. Обхватил его плечи и прижал к груди. Спина, руки, голова — всё твёрдое, прочное, тёплое… Экубо ощупывал ладонью взъерошенный затылок Рейгена и шептал: — Как же ты меня напугал… Дыхание снова срывалось, но на этот раз нежно щекотало шею. — Я в порядке… — тихо, горько сказал Рейген. — Прости. — Тяжело сглотнул и отстранился. — Всё закончилось? Экубо, не отпуская его плечи, кивнул. — Серизава запечатал эту дрянь и скоро прожарит как следует. Всё будет нормально. — Мне стоит… — выговорил Рейген и мотнул головой в ту сторону, откуда раньше доносился низкий рокот проклятия. — Нет, — твёрдо ответил Экубо. Он вглядывался в оттаявшие и ожившие Рейгеновы глаза. Влажные… И всё плывёт. Смешивается… Вина, жалость, скорбь, неверие, тревога… искра радости и обожания: они смотрят друг на друга. И ничего не разобрать — да и не нужно. Они живы. Они вместе. Остаётся только шагнуть вперёд, подальше, и запереться в тёплом домашнем пузырьке вместе с этим чувством. — Томэ приехала, она со всем разберётся, — сказал Экубо. — Пойдём домой. Если, конечно, Рейген сможет. Экубо думал, что сейчас он начнёт упираться, снова лезть в самую гущу, и готовился мягко, но настойчиво тянуть его назад… Но Рейген опустил взгляд. — Да… Пожалуй, да, — задумчиво проговорил он. — Мне… нужно прилечь. Экубо ощутил, как его пальцы сжались на локте, будто он терял равновесие. Но не падал. Просто держался… Экубо попытался посмотреть ему в лицо. — Мне… понести тебя? Или?.. — Нет уж, сам дойду, — усмехнулся Рейген и перехватил его руку, вкладывая ладонь в ладонь.***
Они ехали на полупустом вечернем поезде по долгой вечерней дороге. Рейгена морила дрёма, и его тяжелеющая голова опускалась на плечо Экубо. Было бы хорошо, если бы он заснул. Сон — именно тот шаг, который отделит плохое от хорошего. Стылый переулок от прогретой квартиры — если только Рейгена не будут мучить кошмары. После того, что он увидел… Было бы прекрасно, если кошмары не дотянутся до его измученного сознания. Но когда-то он говорил, что в поездах ему спится хорошо. Может быть, тогда… Неожиданно на плече стало легко. Рейген поднял голову. — Экубо… Экубо повернулся к нему и посмотрел в посеревшие сонные глаза. — Всех… удалось спасти? — спросил Рейген. Ответить получилось не сразу. Он хотел услышать — а Экубо хотел сказать… Ведь ради одного — и никакого другого — ответа был задан этот вопрос. Но Экубо знал, что Рейген понимает и не может не понимать: своими глазами видел, что творилось под багровым проклятым куполом… — Мы вытащили столько людей, сколько смогли, — сказал Экубо. — Да… конечно, — покорно прошептал Рейген, склонил голову и крепко прижался виском к его плечу.***
Экубо ещё на улице успел заметить, что Рейгена колотит дрожь. Когда они наконец-то зашли домой, она не ушла, а за окнами уже стемнело. — Что с тобой? — спросил Экубо. Рейген скинул расстёгнутое пальто и снимал ботинки. Разогнулся, удивлённо поднял взгляд. — Я замёрз. Нужно пойти прилечь… Он дрожал — и блики в его глазах дрожали тоже. Снова ничего не разобрать. То ли стекленеют, то ли слезятся от морозного ветра… Как бы ни было, от того, что он согреется и съест горячий ужин, хуже не станет. — Хотя бы пледом укройся, — посоветовал Экубо. — Я что-нибудь приготовлю. Рейген устало кивнул. Кастрюлю воды — на плиту. Сковороду — туда же. Доску для овощей — на стол. Над соусом… стоит ещё немного поразмыслить. Доставая из холодильника овощи, Экубо оглянулся. Рейген лёг на кровать прямо в рубашке и брюках. Ничем не накрылся. Неужели настолько выбился из сил? Но Экубо тоже устал. Нарезая овощи, он морщился, рискуя порезать палец. Никак не мог придумать соус. Терияки… Имбирный… Кажется, имбирный ещё оставался в холодильнике, на третьей снизу полочке дверцы. Или на второй… Рейген повернулся на бок. Собирается спать?.. Экубо положил лапшу в кипящую воду. Заранее поставил большую миску на кухонную стойку. Теперь только высыпать овощи на сковороду… Они зашипят. Громко. Надрывно. Этот шум накроет весь мир — всё равно что плотный пакет на голову нацепить… Экубо не услышит, если что-то тихое произойдёт в комнате. И он никак не мог решиться всполошить овощи. Вслушивался в тёмную тишину. Что-то должно было случиться… Что-то случилось. Рейген дышал. Громко. Надрывно. Почти всхлипывал… И Экубо надеялся, что от усталости ему просто мерещится, но знал, что это не так. Он отодвинул овощи, выключил огонь и бросился в комнату. Они были дома, в их уютном защищённом пузырьке, который Экубо знал и чувствовал, как собственное тело, куда не просочилась бы ни частичка зла… но на мгновение ему показалось, будто Рейген одержим. Он скорчился на постели, поджав колени к груди и вцепившись в покрывало, и свистяще, всхлипывающе дышал. Что-то разъедало его грудь изнутри. Экубо тронул его висок, плечо, но ничего не нащупал: ни чужеродной ауры, ни проклятых отпечатков. Всё лежало на поверхности. Сознанием он боролся с воспоминаниями. Телом — с рыданиями. — Рейген… — прошептал Экубо и потрепал его по плечу. Безрезультатно. Рейген не видел, не чувствовал, не смотрел вперёд, опутанный удушливой багровой пеленой. И Экубо понимал: ничего не изменилось с переулка. То же потрясение, оцепенение, крошечная смерть, только обмершие глаза Рейген теперь прятал в покрывало. А всё остальное скрыть уже не получалось. Объятия не помогли. Тишина не помогла. Отдых — тоже. Даже тёплый безопасный дом… И уже не поможет. Ничего не поможет, пока Экубо не придумает… А он просто стоит над Рейгеном, пока тот захлёбывается всхлипываниями. Нужно что-то сделать… Но это — не ужин приготовить. Нет простого привычного алгоритма. Даже руки не поднять… Экубо смог только опуститься на край кровати и сказать: — Ты не в порядке. Рейген притих. Судорожным, беспомощным движением нащупал руку Экубо и вцепился в неё. Еле слышно проговорил: — Я не могу… Экубо закусил губу. В этом, конечно, есть и его вина… Вот ведь кретин. Начал считать, что всё нормально, всё идёт своим чередом. И после всех нечеловеческих испытаний Рейген просто… привык. Он такой предприимчивый, неунывающий, сильный… И будет справляться раз за разом. Но даже у сильных людей есть предел. Можно ли было сделать так, чтобы Рейген никогда его не достиг?.. Он столько раз жертвовал собой, своим телом, своим счастьем, своим рассудком… Экубо не должен был забывать, что ничего в этом мире не даётся бесплатно, и ему следовало придумать что-то раньше. А теперь — что?.. Даже прикосновения не пробиваются сквозь кошмарную пелену: сколько бы Экубо ни стискивал пальцы, ни тормошил за плечо, ни гладил по спине и затылку, Рейген не переставал трястись. Не переставал глотать рыдания и бормотал: — Я так больше не могу… Я видел… Я всё видел. Я видел как люди… Та штука… она давит людей как насекомых. И я… я… я должен был там сдохнуть. Я должен был умереть. Почему я не умер… Я должен… Я хочу… — Рейген! — вскрикнул Экубо. — Нет. И нагнулся, наспех и кое-как захватывая Рейгена в объятия, и прижимал его к постели: хоть что-нибудь пробьётся, хоть что-нибудь дойдёт… — Нет, нет, нет, нет, нет… Успокойся… — просил он. Рейген дёргался, пытаясь отпихнуться, но сил не хватало. — Ты не понимаешь! — Понимаю… И ничего не может сделать. Не получится поцеловать его, завернуть в плед, раскинуться на кровати и вместе с ним смотреть какую-нибудь ерунду, как после обычного тяжёлого дня… Возможно, никогда уже не получится. — Я не могу, Экубо! — всхлипывал Рейген. — Я не могу так! — Ты и не должен… Потому что… оставался ещё один выход. Сперва не хотелось даже думать… но это всё починит. — Ты не должен помнить об этом… — медленно проговорил Экубо. Потеря памяти. Подрезать корень проблемы — и она прекратит сосать из Рейгена силы и жизнь. Однажды он уже забыл… это чуть не стоило их общего счастья… но сейчас — всё по-другому. Им больше нечего друг от друга скрывать — наоборот, они крепко связаны, они отвечают один за другого. Экубо клялся себе никогда больше не ступать на этот тонкий лёд… но какого дьявола?! Рейген бьётся в муках у него на руках, едва может дышать — самый близкий, самый родной человек, и Экубо переступит через себя, через любой запрет, через весь чёртов мир, если это спасёт его. Чуть ослабив хватку, он прошептал: — Рейген. Слушай. Послушай меня… Я владею гипнозом, ты ведь знаешь? Я могу… я могу всё поправить. Рейген больше не сопротивлялся, и Экубо приподнялся, и в темноте видел безглазый силуэт его лица. — О чём ты?.. — тихо спросил Рейген. — Я исправлю твою память. Сглажу вспоминания. Ты забудешь… — Я забуду… всё? Ожидая ответа, он даже задержал дыхание. И протяжно, шумно выдохнул, когда Экубо сказал: — Только самое плохое. В его вопросе можно было услышать и надежду, и страх, но в этот раз Экубо решил не распутывать их: его слова всё равно бы не изменились. Он уже решил, что будет делать. — Ты не должен… жить с этим. Ты всего лишь человек… Тебе нужна помощь. Ладно?.. Сначала Рейген сжался ещё сильнее. Не смог удержать громкий всхлип и спешно потянулся к лицу, но вместо того, чтобы вытереть глаза, всхлипнул ещё раз и решился: — Ладно… Экубо бережно потянул его за плечо, прося повернуться на спину. — Давай… Он будет осторожен. Нельзя грубо сдирать воспоминания с памяти, как краску наждачкой. Человеческое сознание, и на уровне реальности, и на уровне мистическом, очень хрупкая и запутанная конструкция. Экубо сотрёт эти воспоминания полукасанием: как меловой рисунок с доски, чтобы он потерял чёткость и смысл, но остался почти нетронутым. Тело Рейгена ощущалось затёкшим и твёрдым, но постепенно он поддавался и в конце концов сбросил тёмную маску с лица. Мрак как будто не скрывал, а подчёркивал все опухлости, красные лихорадочные пятна и мокрый блеск… Рейген кривился и метался, изгибая шею: должно быть, голова у него раскалывается, а он пытается извернуться и уйти от боли. Ему придётся потерпеть… — Успокойся. Дыши… — говорил Экубо, обхватив его щёки ладонями. — Смотри на меня… Мой хороший. Просто смотри на меня… Щёки мокрые от слёз, виски — от пота. Рейген жмурился, стискивал зубы: теперь, когда его грудь открыта, удерживать рыдания стало ещё сложнее, и они ломали его крупной дрожью, они искромсали его дыхание… Но он силился, он старался, он хотел увидеть лицо Экубо. Думал только об этом желании — они оба думали… И его глаза — одновременно пустые и переполненные, раскрашенные ужасом — открылись. Экубо цеплялся за крошечную, но неугасаемо живую искорку мольбы, сияющую сквозь краску, пелену, и тянул на себя, держался, пока дрожь не отступила. Тело Рейгена обмякло, лицо — побледнело и сгладилось, будто по всем его трещинам и рваным ожогам мягко провели кисточкой с белилами. И глаза… они стали самыми обычными глазами Рейгена. Смертельно уставшего, растерянного Рейгена, но всё-таки — его. И он ровно, сдержанно вздыхал: почти так же он вздыхал, когда приходилось отпускать кого-то из важных сотрудников в отгул. Это — неплохой знак… — Что случилось? — спросил Рейген, еле шевеля губами. Экубо наконец-то перевёл дыхание и убрал руки с его висков. — Кое-что очень плохое, — ответил он. — Тебе не нужно это вспоминать. — Я и не хочу… Сегодня с меня хватит. Экубо не перестарался: Рейген отчётливо понимал, где находится и в какой ситуации оказался. И не смельчил: агония рассудка прекратилась. Сейчас на месте воспоминаний о сегодняшнем дне осталось сырое размытое пятно, которое Рейген не захочет даже тронуть. Пока что этого хватит. Он выглядел измождённым и растрёпанным, будто пробежал не меньше пары десятков километров и упал, потому что ноги его больше не держали. Но в этом нет вины Экубо. Он может только помочь справиться с последствиями. — Думаю, тебе нужно поспать. Сможешь встать? Рейген кивнул, и Экубо протянул ему руку, чтобы помочь подняться. Его пошатывало, но он смог сесть и опустить ноги на пол. Но дальше — оцепенел. — Меня тошнит… — выговорил он. Схватился за грудь, тяжело сглотнул и мотнул головой. — Нет, нет, всё в порядке… И тут же зажал ладонью рот. Экубо подскочил с постели. Он переоценил себя и переоценил состояние Рейгена… Может, всё же перестарался… На кухне ему быстро попалась в руки пустая миска, и он вернулся в комнату. Рейген склонился над миской с булькающим звуком. Пытался отдышаться и вытереть губы. Экубо молча гладил его по спине и наконец сказал: — Я принесу воды. Когда он добрался до раковины, за спиной него снова булькнуло. Может, всё-таки вычистил слишком мало?.. Рейген отхлебнул из стакана, сполоснул рот, сплюнул. Жадно припал к воде снова. Кажется, полегчало… — Сейчас вернусь, — сказал Экубо. Он отнёс миску в туалет, сполоснул руки и направился к шкафу с одеждой. Вернулся к кровати с чистой футболкой в руках. — Переоденься? — предложил он Рейгену. Тот кивнул и сразу же принялся за пуговицы на рубашке. Пальцы слушались плохо. Экубо опустился перед ним на корточки и потянулся к застёжке. Пуговицы выскальзывали из петелек. Экубо гадал. Стоит провернуть это ещё раз?.. Или не стоит? Было много? Мало? Помощь нужна? Или нет… Рейген сбросил с плеч рубашку. С брюками управился быстро, и теперь сидел на краю кровати в одной футболке и трусах. Вымотанный. Иссушённый. Сейчас — намного лучше, чем было, но потрясение слишком велико, даже когда его корень обрублен. И что плохого может случиться, если Экубо это сделает?.. Привыкание? Но он пошёл на такую меру единожды, это была экстренная ситуация, и такие, хвала богам, случаются очень редко. Пока Рейген не будет умолять стереть память об остальном, всё будет в порядке… А он не будет. Он не такой человек. Потеря памяти, как в тот раз? Но это — не тот раз. Чем меньше Рейген запомнит, тем лучше — если только он не забудет самое главное… Если только Экубо не потеряет его снова… Но этого не случится. Тогда Экубо напортачил с процедурой… А сейчас справился безупречно. Он оттачивал мастерство столетиями… это похоже на гарантию. А ещё в тот раз Рейген вёл себя ненормально — теперь же он действует в точности так, как диктует положение. Именно… Сейчас он больше похож на пустую полупрозрачную скорлупку, которую пауки оставляют после линьки, чем на человека. Из него выжали всё, все соки: и горькое, и радостное… Ему нужен сон. И что-нибудь приятное, сладкое, чтобы на следующее утро он проснулся отдохнувшим и бодрым. Потому что сейчас было очевидно: он не сможет даже встать. — Сейчас не тошнит? — спросил Экубо. Рейген покачал головой. Значит, теперь дело за лëгким. Экубо подобрался к нему сбоку, одну руку — за спину, другую — под колени, и поднял над постелью. Откинул одеяло силой телекинеза... и помедлил. Секунду, две... Рейген прильнул к нему... так искренне, кротко, тепло. Экубо не ожидал, что у него найдëтся столько сил, и все — чтобы держаться за его плечи. Бесшумно вздохнул, опустил Рейгена на простыню и накрыл одеялом. Казалось, он должен был заснуть в тот же миг. Но его глаза держались открытыми, измученные... благодарные. Чем дольше Экубо в них смотрел, тем больше ему хотелось улыбаться. Хорошо... Пусть ещё чуть-чуть не поспит. И Экубо успеет... Склоняясь над ним, будто для поцелуя, он смотрел ему в глаза и шептал: — Рейген… Любимый… Не бойся. Засыпай. Обещаю… тебе не приснится ничего плохого. — Мял его чёлку и касался губами солёного лба. — Обещаю… В ответ Рейген давал ему слабую улыбку. Неожиданно он вынул руку из-под одеяла и нетвёрдо указал на лицо Экубо. — Кружочки… светятся. — Это потому что я тебя люблю. Экубо не успел подумать и сам не знал, почему ответил именно так и сколько правды было в ответе… но Рейген рассмеялся. Негромко, но не слабым эхом. По-настоящему. И этот смех зачаровал Экубо, сковал всё тело, сделав его неподъёмным. Не хотелось вставать, уходить, отделять себя от Рейгена, рушить этот совсем крошечный пузырёк, в котором всё стало хорошо. Где-то за его границей ждали какие-то дела, неприятности, но они теперь казались плоскими теневыми пятнами и растаяли, когда Экубо забрался под одеяло. Он тоже заслужил кусочек своего идеального мира. Он заслужил держать Рейгена за руку, и прижиматься к тёплому плечу, и чувствовать, как он в полудрёме нащупывает и гладит кончиками пальцев его щёку. Он тоже заслужил отдых.***
Рейген спал не так безупречно, как Экубо задумывал. Не вздрагивал и не ворочался во сне, но ранним утром проснулся как на работу по будильнику, и зачем-то полез прочь из постели. На удивлённый возглас Экубо он ответил: «Я же вспотел весь. Приму душ». Принял душ. Забрался обратно под одеяло. И дальше спал беспробудно. Но у Экубо больше не получалось лежать спокойно. Телесную усталость как рукой сняло, но в голове за ночь скопился какой-то гадкий осадок. Экубо встал. На кухне его дожидался брошенный на половине ужин. Размякшая лапша уже никуда не годилась, а овощи, наверное, ещё можно было прожарить и съесть… Но Экубо не хотелось. Руки как-то странно ныли. На сковородке вчерашнее масло. В ванной — немытая миска… Экубо, морщась, вернулся к кровати. Он собирался ждать, пока проснётся Рейген, а дальше… будет видно.***
К тому времени, как это случилось, Экубо уже успел перебраться на пол. Он вспомнил, что под кроватью у него залежалось одно неприятное бумажное дельце, и рассудил, что сейчас-то оно не сможет испоганить ему настроение. Но шорох простыней, и долгий зевок, и тихое мычание, с каким обычно люди растягивают плечи, коснулись ушей Экубо как настоящая музыка. Он вскинул голову, глядя через постель на пробудившегося Рейгена. Тот легко, словно играя пальцами с кончиком пера, помахал Экубо рукой и лучезарно улыбнулся. Будто ничего и не было вчера… Но Экубо ждал чего-то ещё. Может, голос?.. — Доброе утро, — сказал он. — Доброе… — тут же откликнулся Рейген. — Как ты, хорошо отдохнул? — Об этом я тебя спрашивать должен. Рейген не ответил, но снова потянулся, задрав локти, раскрывая грудь, словно подставляясь воображаемому солнцу, и довольно о чём-то промычал. Экубо решил, что хватит с него проверок. Он шустро забрался на кровать, сел рядом с Рейгеном, и тот сразу же потянулся к нему рукой. — Сколько лет уже этой футболке? — спросил он, задумчиво водя ладонью по его бокам и животу. — Нисколько, — нахмурился Экубо. — Вся моя одежда новая. Ты чего? Рейген сконфуженно замер, но сообразительность быстро вернулась к нему. — Э… Сколько месяцев этой футболке? Она такая старая… — сказал он и потянул её край вверх. — Нельзя же в таком ходить. И когда всполошённые его ладонью мурашки разбежались по коже, сообразительность посетила и голову Экубо. — Погоди… Ты что, соблазнить меня пытаешься? — А почему нет? Его расслабленно игривая полуулыбка влекла к себе, а сомнение не подпускала даже близко к стенам квартиры. Действительно… почему нет? Это их утро и их пространство, а сами они принадлежат друг другу… Но что-то в этой улыбке всё равно оказалось не к месту. Экубо осторожно перехватил руку Рейгена и держал в ладонях. — После вчерашнего… — сказал он и неловко усмехнулся. — Что тебя завело, гипноз или недоделанный ужин? Он ведь помнит о гипнозе?.. Было чересчур?.. Чудовищные очертания вчерашнего дня могли стереться из рассудка полностью… И если так, то можно ли считать такой рассудок трезвым? Рейген всё ещё понимает, что скрывается под гладкой смуглой кожей, которую его так тянет растереть ладонями? — Не знаю… — пожал он плечами. — Разве это важно? Я хочу тебя. Ещё немного, и у Экубо перехватило бы дыхание. Это «хочу» читалось и на губах, и в глазах, и в движениях пальцев, которые Рейген ненавязчиво пытался вытащить из хватки Экубо. В тот раз… Рейген тоже хотел. Он сказал «да» так много раз, что это переставало казаться реальным… Глупости это всё, конечно. Это просто Рейген и просто чувства, которые он просто перестал скрывать. Разве не прекрасно? Он обычно-напористый и обычно-страстный… — Да… — проговорил Экубо. — Но… …И обычно торопится. — Ты точно в порядке? Пальцы Рейгена замерли. Он потускнел, остыл и будто даже провалился в подушку, потому что голова потяжелела. Он впустил в неё что-то и теперь смотрел на Экубо тоскливо и почти с досадой. Но они оба знали: так надо. Рейген вздохнул. — Нет… Конечно, нет, — сказал он, глядя в потолок. — Что-то ужасное случилось… И я даже не совсем помню, что. Это хреново… Просто хреново. — Он взглянул на Экубо. — Не то, что ты сделал, а, знаешь, в общем… Экубо тихо кивнул. И на смену облегчению пришло сожаление. Он не мог просто так оставить вчерашнего Рейгена, но соврал, если бы говорил себе, что сегодняшний Рейген не нравится ему больше… А теперь настоящий Рейген, лежащий перед ним прямо сейчас, собрался с силами и приподнялся на локте. Улыбаясь грустно, но с надеждой, он сказал: — Но мне правда лучше, и я просто хочу расслабиться. И я знаю, что твои руки отлично помогают. Экубо не хотел утомлять его, не хотел нечаянно сделать больно, не хотел делать ничего, о чём они оба пожалели бы, но расслабиться… расслабиться можно. Чувства бывают запутанными, а потусторонние явления — и того хуже, а Экубо вяз и в одном, и в другом. Он старался прислушиваться к самым простым ощущениям, и они диктовали ему: дальше, отчуждённее — хуже, ближе, теснее — лучше. И он подвинулся ближе. Если Рейгену сейчас нужен он, нужны его руки… Экубо не откажет. — Окей, — улыбнулся он. И первым же поцелуем толкнул Рейгена обратно на постель. Нависал, прижимал, чтобы Рейген чувствовал: он решился. Он намерен. Напористые ладони, разгорячённые губы, глубокое дыхание… Всё обычное. Всё в порядке. Рейген приподнимается, и Экубо помогает ему удобнее устроить подушку под спиной. Снова тянется к губам, но Рейген подцепляет край его футболки и дёргает вверх, на этот раз — не оставляя выбора. Экубо путается и сбивает резинку с волос. Они падают к обнажённым плечам. Рейген трепетно водит пальцами по вздрагивающей груди, податливому животу, вдоль рук, которых жаждет, и любуется, ничуть не скрываясь. В голове у Экубо почему-то мутится. Внезапно он чувствует себя таким далёким от себя же… Но приближается к Рейгену, чтобы дать ему то, в чём он нуждается. Экубо упирается локтем в подушку, другую руку кладёт на щёку Рейгена и направляет к себе его губы. Целует. Затем в шею. Ладонью — ниже, к плечам, ключицам, под одеяло. Даже если сейчас ничего не получится… им обоим будет хорошо провести время, растворившись в настолько неотрывной близости. Рейген бойко сбрасывает с себя одеяло, и краем глаза Экубо видит его голое колено. Он разводит бёдра. Подставляется. Прерывает поцелуй, чтобы отдышаться, но Экубо не отпускает его губ. В эти несколько неподвижных секунд он считает, как часто колотится его сердце под ладонью. Сбивается. И ведёт дальше, чтобы задрать футболку. Дать себе пространство… Дать ему пространство. Дальше — по голому бедру, вверх, потом вниз… Осторожно. Не перестараться… Рейген стискивает ладонь у него на затылке, и Экубо целует, целует, гладит его сквозь ткань трусов, и этого хватает. Его возбуждение можно твёрдо ощупать пальцами. Хорошо. Это хороший знак… Одной рукой действовать не очень удобно, но Рейген помогает ему спустить свои трусы. И оставляет. Позволяет… Сквозь глубокое, размеренное дыхание проступает его протяжный голос. Рейген стонет. И пока Экубо ласкает его, он обеими руками ворошит и спутывает его волосы, сбивчиво гладит по щекам и разжигает в них красноту, тянется к его лицу, но никогда не целует, потому что хочет показать… Хочет, чтобы Экубо видел и читал на его дрожащих губах: смотри, мне хорошо, только с тобой, я хочу быть рядом, только с тобой, я счастлив… Счастлив… Мы оба. Вместе. Рядом. Рейген всегда смотрит на него сквозь тонкий, хрупкий ореол наслаждения, который подпитывается только правильными прикосновениями. И Экубо знает, какие они. И знает, что когда Рейген, запинаясь, шепчет его имя, их близость становится абсолютной… — Экубо... Рейген стонет громче — несколько отрывистых вздохов — и он содрогается всем телом. И сразу же обвивает Экубо руками, склоняет голову и улыбается ему в голое плечо. Экубо счастливо усмехается, мягко кладёт ладонь ему на живот, другой гладит и ерошит его волосы. — Ну что? Я тебя расслабил? — шепчет он Рейгену на ухо. Тот долго, чисто выдыхает, откидываясь на подушку. — Ещё бы… — улыбается он и часто моргает, будто щурясь на яркий свет. — Что ж ты сделал… Даже шевелиться не могу, — жалуется Рейген и поворачивает голову к Экубо, брызгая в него прозрачной ясностью своих глаз. — Не хочу вставать. — А ты не шевелись и не вставай, — говорит Экубо и подмигивает. Ящик прикроватной тумбочки открывается сам собой. — Вот салфетки. Я пойду вымою руки и приготовлю нам завтрак. Ладно?..***
По пути на кухню, и у раковины, и с полотенцем в руках Экубо не переставал улыбаться. Он решил, что пустит овощи в омлет. Остатки вчерашнего вечера ещё могли превратиться во что-то замечательное. В ушах всё ещё приятно звенело. После всех вздохов, и стонов, и головокружительно взаимных поцелуев… Всё было так легко… Слишком легко. Чересчур бодро. Разве не этого он хотел?..Что-то ещё обязательно будет потом, но пока что Рейгену хорошо. Экубо сделал для этого всё, что мог. И всё правильно. Хороший секс у них был не один раз с тех пор, как они стали жить вместе… Однако до того, как Экубо впервые порылся в сознании Рейгена гипнозом, у них вообще не бывало никакого секса. И поцелуев. И даже объятия… Когда они впервые всерьёз обнялись и почему?.. Нет, это, конечно, чепуха. И Экубо настойчиво встряхивал головой, чтобы не давать ей забиться чепухой. Ему нужно было место для совсем других мыслей. Не хватало ещё сковородой обжечься… Рейген просто любит его. И у этого нет никакого второго слоя, никакой потаённой, зловещей сути… Они наслаждаются друг другом вместе. Они справляются с проблемами вместе. И сегодня утром они будут есть омлет вместе — потому что это то, чего они оба хотят.