[Вы, 23:17]
Я отказываюсь завтра подниматься с кровати.
[Сатору <3, 23:17] без проблем!!! [Сатору <3, 23:17] я сделаю тебе завтрак в постель и самый вкусный кофе [Сатору <3, 23:26] стой, разве у тебя завтра выходной?[Вы, 23:28] Буду дома через час
Он опускается на сидение в метро, чувствуя себя всего лишь мешком плоти с костями. Проживает стадию гнева где-то между Кайабатё и Нихонбаси, остатки чувства уходят так же быстро, как пролетают огни за окном поезда. Пытается посчитать ценность своей души и прикинуть: хватит ли этого на сделку с дьяволом? Решает, что нет, душа Сугуру не окупит даже такую мелочь, как выпрошенный выходной. А торг с дьяволом точно неуместен. Пройденные три стадии принятия — почти что святая троица. Почти что трое из всадников Апокалипсиса — Мор потерялся по пути, у него рухнул замертво конь, и четвёртый оплакивает его у Леты. Апокалипсис не наступает, давление внутри черепной коробки слабеть тоже не торопится. Три пройденные стадии принятия — больше половины. И Сугуру преодолел уже больше половины пути до дома. Он мерно качается в такт поезда и искренне не понимает, что же такого в его душе видит Сатору, чтобы гореть мыслью заботы о нём. У Сатору стандарты ниже, чем у дьявола. Когда они встречаются взглядами, он сверкает, как огромная луна, отражающая свет. Да вот только света в себе Сугуру найти никак не может. Найти причину, по которой Сатору его любит, никак не выходит. Кем же они друг другу успели беспричинно стать? Самыми лучшими друзьями, потом — самыми паршивыми врагами, паршивыми в том смысле, что быть врагами у них не вышло. Потом — самыми влюблёнными любовниками и самыми странными партнёрами. Когда с Сатору флиртуют девушки, Сугуру себя чувствует ненужным и лишним ровно до того момента, пока Сатору не подхватывает его под руку и не произносит так довольно, будто хвастается: «Извините, я уже занят». Хвастается тем, что он занят Сугуру? Дорога от поезда до дома коротка, и на стадии депрессии Гето наконец вваливается домой. Из кухни сразу же доносится грохот. Как только в дверном проёме появляется потирающий коленку Сатору, все чувства Сугуру находят своё место. Сильнейшее из них на остаток ночи и утро следующего дня — волна нежности. Как ящерицы обновляют кожу два раза в год и как Windows решает обновиться в самый неподходящий момент, так и всё отрицание, весь гнев, все торги смывает с Сугуру этой внезапной волной. Она накрывает, а ему и нестрашно захлебнуться. Сугуру — житель Атлантиды, принявший свою судьбу. Без гнева и торгов. С раскинутыми руками, будто в ожидании объятий. — Что у тебя там? Сатору мягко смеётся: — Рагу чуть не устроило восстание, но всё ограничилось нападением лопатки на колено. Как ты сегодня? Будешь ужинать? Три стадии принятия? Нет, у Сугуру есть лишь три истины, которые надо высечь на костях: рагу чуть не устроило восстание. Все ограничилось нападением на колено. Сугуру отвратительно влюблён. — Давай. — Он целует своего парня и торопится раздеться, пока Сатору рассказывает про свой день: в агентстве всё редко случается наперекосяк, но сегодня не уследили за документами и пришлось немного уморочиться. Сугуру невозможно очарован тем, как в его лексикон пробираются характерные словечки Сатору, как они срастаются вместе — всё крепче с каждым годом. — А твой день как? Выглядишь усталым. С самой любовью он успел так срастись, что их уже не разлучить. Кажется, не останься в нём этого непостижимого чувства, закончится и сам Гето. — Ага, — отвечает невпопад, уверенно промазав мимо вопроса. Усталость совершенно невыносима, но Сатору крепко обнимает, устроив подбородок на плече — и вот, Сугуру может вынести всё на свете. Если бы Сатору был пейзажем, он был бы штормовым морем — тёмные волны с барашками пены бьются о маяк. Море сильно. Завораживающе. Катастрофически красиво. Если бы Сатору был погодой, он был бы первым снегом — бесконечно падающие хлопья, которые тайком ловишь языком. Безопасный. Нежный. Особенный, нет, особеннейший. Первых снегов не так уж и много выпадает за человеческую жизнь, но с ним Сугуру встретил почти десяток. Каким бы Сатору был свитером? Ответ предельно прост — любимым. Сатору — самое любимое явление в жизни Сугуру. Когда он только явился, было непонятно, как с таким человеком вообще взаимодействовать и сосуществовать. А сейчас уже не выходит представить свою жизнь иначе. Рагу на вкус совсем не воинственное, а запах дыма от подгоревших кусочков моркови только добавляет атмосферы. Розмарина так много, что это чудеснейшим образом предоставляет возможность кастомизации вкуса в зависимости от вытащенного количества веточек. Сатору замечательный и готовит чудесно. Очень продуманное блюдо! Галактики сплетаются хвостами, как влюблённые коты, как лента Мёбиуса. Одно действие — и две плоскости превращаются в одну. Одно мгновение — и Гето опять в объятиях Сатору. В целом, нет ничего страшного в работе завтра. Ну вернётся он домой поздно, ну и что? Главное ведь, что дом — общий. Сугуру бесстыдно плавится в объятиях, принимает их, как Атлантида приняла первую волну. Принимает их, как умершие принимают воду из Леты. Принимает их, как земля принимает пот. Находит в них долгожданную стадию принятия. Отдаётся Сатору безвозмездно, самозабвенно, беспечно и бездумно. Отдаётся верой и надеждой, рукой и сердцем, и сердцем в чужих руках тоже. Приручённый и принятый, принявший: работу завтра, любовь сегодня, любовь вчера и всегда. А, разблокировав телефон, чтобы поставить будильник, Сугуру делится вслух: — Завтра вас подменит Сёко. У тебя волшебные объятия… Сатору удивляется: — Так и сказали? Гето позволяет себе лёгкую улыбку: — Нет, это я. Тебе. Их дом — место для побега от гнева, место для побегов фасоли, которые выращиваются на кухне — специально для рагу. Любовь Сугуру к Годжо — особый случай, снегопад в мае, или, может, он сам по себе особенный человек. А любовь Сатору… всё так же непонятна, все так же непостижима. — Я так люблю тебя, — он смеётся в ключицы, звонко и коротко. Сугуру не может остановить болезненную неуверенность, которая спешит одеться в слова: — Почему? Что во мне такого? Сатору удивлённо смотрит, будто это не самый закономерный вопрос на свете. Сугуру не отводит взгляда. — Это же ты… Ты, ты, ты. Это всегда был только ты. — Годжо заходится, начинает спешить и путаться, лента Мёбиуса рвётся, парадокс ленты Мёбиуса занят тем, что покрывает лицо Сугуру между фраз поцелуями, как веснушками. — Ты видел меня во всех состояниях, во всех моих чувствах, и остался рядом. Ты позволил мне увидеть себя, впустил в близкий круг — и я остался в нём. Это такой глупый вопрос! Я люблю тебя за твою страсть к своему делу, люблю за то, как свет ложится на твои черты лица. Люблю перебирать твои волосы, люблю готовить для тебя — даже если лажаю иногда, люблю читать вместе, люблю встречать друг друга с работы. Люблю делиться с тобой мелочами о своём дне, и уже знать, как ты отреагируешь. Люблю, как ты хмуришься, и сразу становишься похож на взъерошенного кота. Люблю, как… Теперь смеётся Сугуру. Есть что-то катастрофически очаровательное в том, как Сатору торопится рассказать про свою любовь. Про всю свою любовь. — Нет, ты дослушай! — Он начинает шагать кругами по комнате, распаляясь всё сильнее от своих же слов. Сатору всегда заводился с пол-оборота. — Я люблю, как ты собираешь волосы! Люблю, как ты в первый день наших отношений упомянул замужество! Люблю, как ты относишься к жизни! Я люблю, как… «О нет, — думает Сугуру, — он же теперь не остановится». Чтобы положить конец пылкому монологу, он ловит Сатору на начале нового круга и валит на кровать, которая пружинит и продавливается под их весом. Тот сразу смолкает, и только жмётся ближе к груди Сугуру: — Не переживай о таком, пожалуйста. Я тебя так люблю, я бы за тебя умер, наверное. — Я тебя тоже люблю, Сатору, — у Гето ноет под рёбрами, ноет каждый нерв, и чтобы положить этому конец, он решает вышутить выход из этой ситуации: — А на работу ты бы за меня пошёл? Если бы Сёко не вызвалась? Смех уже щекочет горло сладкой газировкой, но Сатору немного отстраняется, чтобы посмотреть в глаза, и интонация подменяет смех на вездесущую нежность, которая немного горчит. — Конечно. Всё что угодно. Какой же Сатору… невероятный. Невероятный придурок. И Сугуру тоже. И он его невероятно любит.