Об альтернативных верованиях

Яркий пламень заполняет собой небосвод, освещая все вокруг. Среди пустынных песков и редких деревьев выделяется одна, сияюще-белая фигура. Пронзают ее пристальным взглядом золотистые глаза, и смягчается взгляд их только тогда, когда они видят развернувшиеся во всю длину белоснежные крылья. — Отбрось волнения, судный пламень Небес. Я — истинный глас благой вести. Огненные крылья раскрываются в ответ, и видны на них все те же глаза цвета раскаленного золота. Голос, что исходит из огня, звучит смазанно — будто нестройный многочисленный хор. — Почему же ты отводишь от меня взгляд, глас благой вести? Если нет в тебе скверны, то не должно тебе бояться. — Яркий свет выжигает глаза после заточения во тьме. Тишина повисает в воздухе на какое-то время. Видит пламень следы от оков на руках и ногах, чувствует горькие мысли. Он разрывается между печалью, гневом и непреодолимой виной. Он должен был понять сразу. Должен был почувствовать. Он должен был решить все с самого начала и низвергнуть свет зари насовсем. — Померкший утренний свет говорил о тебе. О том… что гнев твой пламенными всполохами разлетелся по миру. И что лишь эти всполохи остались от тебя. Огненный столп взмахивает крыльями и пристально смотрит на стоящего перед ним ангела. В золотистых глазах мелькает подозрение. — Говорил? — Голос, при должном случае, может быть так же силён, как и меч, — архангел чуть заметно улыбается, — и вовремя оброненное слово может ранить сильнее пламенного клинка. Мне и правда казалось, что спасения не будет. Белые лилии, склонившиеся к земле от нестерпимого жара, поглядывают на огонь из-под своих лепестков. Но пламя будто не замечает этого, и разгорается все сильнее и сильнее. — Не будет пощады предателю первозданного света. Расплавленным золотом сияет зарево на небесах. Громовыми раскатами разносятся удары, обращающие тьму пылью. Но сгорают вместе с тенями и деревья, песком рассыпаются камни. И не видится края гневу, обрушившемуся на округу. — О̶с̴т̸а̸н̶о̸в̶и̴с̴ь̷!̷ ̵ Поток воды вырывается фонтаном, сбивая огненный столп. В недоумении глядит небесный пламень на архангела, пронзившего землю обгорелым обломком меча. Золотистые глаза пристально рассматривают бьющую ключом воду, и не сразу крылатый огонь, утихнув, склоняется перед светлой фигурой. — Моим долгом было защищать от тьмы, и долг не был исполнен. Сейчас я лишь исправляю свой промах. Почему ты меня останавливаешь? — Потому, что нет более нужды в расправе, огонь судного дня, — мягкие белые крылья тянутся к сияющим пламенным, — этот мир с самого начала должен был стать смешением тени и света. Все для того, чтобы они сами выбирали свой путь. — Но здесь была тьма. — Теперь здесь есть и твой свет, — безмятежно отвечают ему, — этого достаточно для равновесия. Пока горит пламя Небес, павшая звезда утра не воссияет вновь. Бесплотный столп огня не говорит в ответ ничего и развеивается по ветру так же стремительно, как и появился. Архангел укрывается своими белыми, широкими до невозможности крыльями, и смотрит на воткнутый в землю клинок. Обгоревший металл едва виднеется из-под зеленых побегов, обвивших его. Рукоять же полностью скрыта за белыми, глазастыми цветами. Гавриил знает, что его заблудшие агнцы найдут это место. И что вокруг этого родника возведут они сад, в котором забудут о тревогах и волнениях, о зле, о печали. Забудут обо всем, кроме блаженного покоя. — В конце концов, — архангел нежно оглаживает белоснежные лепестки, — от противостояния льда и пламени всегда остается лишь талая вода.