ghostly butterflies

      Раннее утро кусает влажным воздухом и прохладой: наверное, сейчас часа четыре. Очертания зданий тонут в тумане. В такую погоду мир будто на грани жизни и смерти находится, ожидая лекарство в лице яркого солнца, которое совсем не торопится согревать столицу Сяньлэ. Ни единой души на горизонте, лишь изредка проезжают машины по дороге с кучей причудливых форм луж. Двухэтажные домики отливают старым серебром, а прямоугольные окна, едва отражающие все вокруг, похожи на множество глаз. Промозглый октябрь зачастил с дождями. Мрачновато, но в этом есть своя романтика.       Се Лянь идет по тускло освещённому тротуару к автобусной остановке, размышляя над своим безрадостным прошлым и кутаясь в чёрно-белый шарф, подаренный фанатом пару лет назад. Неприятное ощущение в теле словно просверливает дырку в животе, настолько ему мерзко находиться в самом себе и вспоминать, вспоминать, вспоминать. О том, как все члены семьи разом испустили последний вздох, о трагедии, которая с корнем вырвала все хорошее, что когда-либо знали о нём и о его группе, впоследствии распавшейся: все участники покинули лидера, затерявшись среди миллионов человек где-то на планете. Отчего же так убийственно сложно отпустить? В пик карьеры Се Ляню казалось, что весь мир распластался на ладонях, и не существовало того, с чем ему не под силу справиться. Однако жизнь, как знал он, любит ставить слепо верящих в вечный успех на место и рубить их крылья.       Вроде три года минуло с тех пор, а вроде время там и остановилось, навеки обесцветив всё, что когда-то горело насыщенными красками. Включая музыку. Он любил её, цвёл благодаря ей белым пионом, дышал ею и являлся истинным воплощением всей её красоты и могущества.       Се Лянь с опущенной головой подходит к серой бездушной остановке, присаживаясь на скамейку и засовывая руки в карманы. Тяжело выдыхает, выпуская изо рта дымок. А потом слышит чужие шаги и поднимает голову.       Перед ним стоит мужчина, чья чёрная одежда полностью испачкана в грязи. При этом красивое лицо его невозмутимо. Более всего выделяется красная повязка, закрывающая правый глаз. Се Лянь, не отрывая любопытного взгляда, невольно думает о том, что же случилось с этим человеком. Любопытного, потому что встретить кого-то в такое время – настоящая редкость. Зрительный контакт длится неприлично долго, потому он наконец одергивает себя и отворачивается. Незнакомец присаживается рядом на противоположной стороне.       Начинается дождь.       А Се Лянь вновь пускается дрейфовать по волнам своих рассуждений, и когда вспоминает свой недавний диалог с юным уборщиком, который работает с ним в одном театре, выуживает рыбу-объяснение. Вероятно, мужчина подле него – один из беженцев, не сумевший найти жилье и влачащий существование на забытых улицах мегаполиса. Вроде той, где они сейчас находятся, и той, где Се Лянь снимает старенькую, но сумевшую стать уютной, студию.       Скверная у беженцев судьба.       Он жует губу, надеясь, что скорый жест его не покажется незнакомцу оскорбительным. И, с духом собравшись, встает, молниеносно кладет пару купюр тому на колени, а после уходит быстрым-быстрым шагом. Один разок доберется домой пешком, ничего страшного в этом нет. — Постой, — окликает его практически сразу мелодичный, при этом низковатый голос. Се Лянь вздрагивает и оборачивается. — Мне это не нужно.       А дождь все льет. Один только тусклый свет фонарных столбов освещает улицу, позволяя лужицам сверкать. — Бросьте, — поспешно бросает он, размахивая руками. — Всё в порядке. Я сам раньше был бродягой, поэтому как никто другой знаю… Любые средства будут полезны. Мне нетрудно помочь. — О… — на белоснежном лице незнакомца замечается проблеск удивления. — В таком случае… вы любите музыку? — Что? — ошалело хлопает Се Лянь медовыми глазами от столь неожиданного вопроса. — Инди-рок, если быть точнее, — кашлянув, продолжает тот, кто кажется всё таинственнее.       Вопрос невольно заставляет его задуматься и вернуться в прежнее донельзя печальное состояние.       Музыка.       Когда-то она напоминала ему драгоценный меч, с помощью которого можно было на ходу разрубать все препятствия, что преподносила матушка-жизнь. Се Лянь нарисовал этот меч, который стал символом дебютного поп-альбома его группы пять лет назад.       Они были на высоте: главный вокалист Се Лянь с прозвищем Принц, гитарист Фэнь Синь, барабанщик Му Цин и диджей Жое. Песни являлись отражением его души: слушаешь результат своих трудов — и будто в зеркало глядишь.       Однако тот неукротимый огонь погас вместе со звездой. — Не люблю, — запоздало отвечает Се Лянь, разгоняя кошмар в голове. — Не нравится инди-рок? — Я не слушаю рок в принципе, — не хочется быть грубым, но он очень промок, замерз и торопится домой. — Просто возьмите, мне правда ничего не нужно взамен. До свидания.       Он снова сует оледенелые руки в карманы, на этот раз уходя с остановки.       Путь домой занимает около сорока минут, но они ощущаются лишь физически: Се Лянь трясущимися руками еле попадает ключом в замочную скважину, оказываясь дома. Бесконечное пребывание в своем внутреннем мире напоминает ему сны: поток времени в обоих случаях не чувствуется. Тебе кажется, что провел в мыслях пару тройку минут, а на деле прошло два с лишним часа. То же самое сны: после пробуждения вечно сетуешь на ощущение того, что будто не спал вовсе.       Вот бы не заболеть.       Горячий душ.       Чашка горячего кофе, который, к сожалению, уже не бодрит так, как раньше.       Он кутается в белый халат и стоит с ненавистным напитком посреди полупустой комнаты, сравнивая ее с люксовой квартирой, в которой прожил много лет.       Прошлое… Стереть бы его с земли своего внутреннего мира… Оно определенно научило чему-то, но ценой отнятия гораздо большего. Несправедливо. Слышите, Небеса? Вы не думаете, что это было… нечестно?       После того, что случилось на последнем концерте, Се Лянь продал все, что можно было продать, пытаясь возместить семьям моральный ущерб. Само собой, их близких деньги вернуть не смогут, однако предложить еще что-то он не мог. Оставшись ни с чем и ни с кем, Се Лянь уехал на окраину столицы Сяньлэ. Сменил образ и перестал выглядеть Принцем, спустившимся с небесных чертог. Несколько месяцев прожил у мусорных баков вместе с бродячими собаками, принявшими его за своего. Питался объедками, что выбрасывали работники кафешек.       До тошноты противно вспоминать то, каким образом он зарабатывал себе на жизнь после неудачной попытки самоубийства. И удивительно ведь, что в нем нашлась крупица незримой силы, из-за которой он все еще двигается в туманное будущее.       А потом Се Лянь чудом столкнулся со своим школьным другом Ши Цинсюанем — добрый души человек, приютивший его в своей квартире (все попытки отказаться были успешно проигнорированы и вырваны из земли с корнем). Не за бесплатно. Брат Цинсюаня открыл свой театр, и ему срочно нужен был рабочий персонал. Хотя Ши Уду, также узнавший в Се Ляне Принца, не особо жаловал его кандидатуру, с настояния младшего все-таки согласился.       Так Се Лянь стал уборщиком, затем, после обучения — механиком сцены. Чего-то более привлекательного, сопоставимого с его творческой натурой, предложить не могли. Ему не стоит светить своим лицом и привлекать лишнее внимание.       На этот раз зонт он не забывает. Будние дни неотличимы друг от друга. Всё повторяется: переполненный людьми автобус, ругань старушек, давка, пересадка на метро, где дышится на пару тонов спокойнее, путь до входа в театр длиною в пару лет, приветствие с охранником. — Доброе утро, — зевает гардеробщик по имени Юйши Хуан — престранная женщина, обожающая дожди и растения. — Доброе.       После Се Лянь здоровается с заместителем директора Линвэнь, вечно погрязшей в бумажной волоките, пересекается также с художественным руководителем Пэй Мином и режиссером Цзюнь У — очень уважаемым человеком, являющимся местным неформальным лидером. Кроме того, Цзюнь У единственный, чьё лицо не выражает усталости наряду с желанием закопаться где-нибудь в лесу до наступления весны. Се Лянь отнюдь не считает одно время года хуже другого, просто осень и зима ежегодно переносятся всеми с огромным трудом.       Через полчаса начнутся репетиции. Нужно проверить все и подготовить.       Куртку он привык оставлять на сломанном стуле за кулисами. Се Лянь шарится по карманам в поисках жвачки, но натыкается на сложенный пополам листок. Что это и откуда оно там взялось? Не дай Бог счета за коммуналку… — Э? — вылетает изо рта ошеломленное, когда глаза замечают написанное жирным шрифтом «Электронный билет на концерт Призраков бабочек», «30 октября», на имя некого Саньлана. Еще и вип-место, цена за которое представляет всю его годовую зарплату в сумме. И сердце биться от волнения и происходящего начинает, потому что в нижнем углу от руки написано: «Буду тебя ждать».       Неужели втихую подсунул какой-нибудь сталкер, узнавший, где он работает? А может, приманка, дабы заманить его в ловушку и отомстить за случившееся на последнем его концерте? Однако вчера было воскресенье, он никуда не выходил, кроме как…       Неужели… Бродяга-беженец? Се Лянь гуглит Призраков бабочек. Нашумевшая инди-рок группа. Это не может быть простым совпадением. Но как ему удалось подложить билет так незаметно? Не то чтобы Се Лянь славился чутьем и внимательностью, но не мог же совсем не заметить? Странно это всё. Но как же легко дышится благодаря одному незатейливому факту: смерти он не боится.       Стоп.       На фотографиях в интернете… главный вокалист, Хуа Чэн, тоже везде с повязкой на правом глазу. — Да ну, так не бывает, — вслух успокаивает себя Се Лянь, не представляя, как на такое реагировать. Быть может, бродяга Саньлан — подражатель и преданный фанат Хуа Чэна? Не мог же известный певец разгуливать в такое время черт знает где, облаченный в грязную одежду. Чудеса случаются, конечно, но разве с ним? — Не бывает как? — за спиной показывается Цзюнь У, глядящий на него строгим, но довольным взглядом. Режиссер всегда смотрит на него так, и такое внимание зачастую необъяснимо. Потому что добрая часть работников театра Принца избегает и, смело можно сказать, презирает. Се Лянь привык к общему мнению народа касательно его личности — бочка ненависти к нему, отчасти необоснованной, переполнена до самых краев. Благосклонность Цзюнь У, вероятно, с первых дней сдерживает желание всех причинить ему любого вида вред. — Режиссер, — неловко отзывается Се Лянь, машинально складывая билет пополам. — Труппа задерживается на медосмотре. Подумал, стоит тебя проведать, — объясняет Цзюнь У причину своего визита, освобождая его от надобности этим интересоваться. — Как поживаешь? — Недурно, — улыбается он и врет, сильнее сжимая билет в руках. Поживается-то волнительно и сложно. — А ваши дела как идут? — Как по маслу, — ухмыляется режиссер, опираясь о стену и складывая на груди сильные руки. — Но они могут пойти ещё лучше, если ты согласишься кое-куда поехать. — Куда? — настораживается Се Лянь, виду не подавая. — Вечером тридцатого числа будет корпоратив. Знаю, другие тебя не очень жалуют, но я был бы рад тебя видеть, — Цзюнь У смотрит на него пристально, с надеждой и упором на согласие.       При всем уважении к режиссеру, добровольно идти в змеиное логово Се Лянь не хочет. Его и так чувство вины за произошедшее годами не отпускает, а находиться в месте, своей аурой норовящей это чувство накормить, не хочется совершенно. Еще и другим настроение портить своим присутствием. Нет, он не зависим от чужого мнения, его не пугает, что подумают другие. Просто согласиться звучит как вырыть самому себе яму с выходом на дно Марианской впадины и с закрытыми глазами в нее прыгнуть. Се Лянь не настолько мазохист. — Мне жаль, но я не смогу, — он старается выдавить из себя искреннее сожаление. — Повеселитесь без меня. — Есть какая-то серьёзная причина? — взгляд Цзюнь У темнеет и отчего-то давит. — Да… — выдыхает Се Лянь, перебирая всевозможные отмазки. — Я еду на концерт. — На концерт? — режиссер удивленно выгибает бровь. —Подумать не мог, что после пережитого ты вновь захочешь встретиться с живой музыкой и толпой лицом к лицу. Ну, дело твоё. — Я подумал, это неплохая идея. Нужно начинать с чистого листа, особенно когда выпадает возможность. — Ты не думаешь, что опасно действовать столь опрометчиво и ставить свое ментальное здоровье под угрозу? Извини за проявление нетактичности, пойми правильно, я по-дружески беспокоюсь за тебя, — Цзюнь У и вправду выглядит взволнованным. Странно, ибо они едва знакомы. — Со мной всё будет в порядке. На самом деле, не столь важно, хорошо все закончится или плохо, когда есть шанс того, что мне станет проще воспринимать своё прошлое. Рисковать – не обязательно поступать опрометчиво, — Се Лянь возвращает билет в карман куртки, закрывает его и оставляет, наконец, одежду на стуле. — В таком случае, удачи, —вздыхает режиссер, разворачиваясь к нему спиной по направлению к деревянной лесенке. — Чей концерт хоть? — Призрачные бабочки.       Ответа не следует. Се Лянь пожимает плечами и идет проверять исправность механизмов, а попутно — размышлять о своем решении и о том, что пару минут назад наговорил.