ghostly butterflies

      В какой период своей жизни люди обращаются к року? Тогда, когда хочется выместить огромный ком злости? Или при нехватке остроты жизни?       Эта пробивающая уши музыка способна призвать дьяволов прямиком из Преисподней, думал Се Лянь, послушав парочку песен в юношеском возрасте. Возможно, тогда он перепутал рок с каким-нибудь хеви-металом (он точно не помнит), тем не менее тяжелая музыка еще не сумела тронуть его сердце. Неясно, как на покрытую свежими шрамами душу подействует инди.       Что касается альтернативного рока и всего, что от него ответвляется… Ему нечего говорить, ибо всё, что существовало в андерграунде, Се Лянь с детства не особо понимал. Да и не интересовался-то в общем, загорая на своем собственном острове звуков под поп-песни, полные свободы и счастья.                               ***       Перед выходом Се Лянь надевает на себя черную маску, его образ не слишком примечателен: белая футболка, хлопковые бежевые брюки и того же оттенка пальто. Дождевой плащ с зонтом покоятся в небольшом рюкзаке.       Он не знает точно, чем руководствуется, таща свою тушу на стадион, где соберутся сорок тысяч человек. Сорок тысяч!       С высокой вероятностью атмосфера будет на него давить, вызывать массу тревожных ощущений и желание спрятаться. Вряд ли его психика полностью отошла, и всё-таки он, признаться, до ужаса устал бояться, загоняя страхи в клетку и не избавляясь от них. Груз прошлого на плечах может висеть бесконечно, и тяжесть эта подъемной будет разве что для того, кто на плечи ее возложил. Быть может в прошлой Се Лянь был бессмертным, благодаря чему проблемы без зазрения совести можно было на века откладывать..       Станет ли сегодняшний день знаменательным? Что же он почувствует на самом деле, когда окажется в эпицентре происходящего? «Что будет, то будет» — мысленно утешает себя тот, кто стоит под одиноким деревцем, с волнением разглядывая огромный стадион и билборды с изображением группы. Помнится, его туры собирали не меньше народу.       Его план не выделяться из толпы обрушивается с крахом, стоит обратить внимание на то, во что все одеты. Большинство — представители субкультур панков и готов, с необычными фасонами одежд и яркими макияжами. Напоминает сборище демонов из книжки, которую он читал пару лет назад.       Это совсем другое общество, в котором Се Ляню не доводилось находиться, и это… интересно. Чужим он себя здесь не чувствует, разве что, возможно, кажется еще более не от мира сего, пока невольно впитывает в себя всё вокруг пытливыми глазами. Что ж, пожалуй, все они похожи на типичных фанатов альтернативного рока и подобной ему музыке. По крайней мере раньше ему их внешний вид представлялся таким же. Это не плохо, отнюдь. Они привлекают внимание в хорошем смысле.       К слову, в творчество Призрачных бабочек Се Лянь нарочно до мероприятия не совался, как и не пытался слушать других исполнителей, дарящих слушателям андеграунда инди-рок треки. Достаточно было узнать, как выглядят исполнители. Особенная энергия, окутывающая Хуа Чэна, чувствуется даже через фотографии. Они с бродягой совсем друг на друга не похожи, и все же нутро чует связь между ними. Наверное, основная цель визита — не корпоратива избежать, а на него посмотреть, убедиться, не он ли является новым Богом инди-рока.       По динамикам объявляют то, что вип-места могут начать заходить. Вип-очереди нет, поэтому ему выпадает волшебный шанс войти первым под сопровождение кучи заинтересованных глаз. — Здравствуйте, — вежливо здоровается Се Лянь, протягивая билет молодому парню за стойкой. Тот берет его в руки с такой осторожностью, словно кусок золота держит. — Д-добрый день! — в приветствие вложена вся эмоциональность мира. Стоящие неподалеку люди обернулись в их сторону, и Се Лянь встретился глазами с чужими, ярко-красными. Линзы, видать. Волосы тоже огненного оттенка. Билетёр замирает и рассматривает его с покрасневшими щеками. На бейджике написано «Эмин», без фамилии. Вместо фотографии — вставленный рисунок какого-то необычного оружия, напоминающего нож. — Посмотрите билет? — неловко спрашивает Се Лянь, ощущая чужие взгляды. — А я уже знаю, что все правильно, — довольно хихикает Эмин, приходя в чувство. — Простите, что задерживаю… проходите! Я вас проведу! — Но как же… — Их обслужит другой человек, не беспокойтесь! — неясно, отчего билетёр так и светится изнутри. От него исходит неконтролируемая позитивная энергия, которая приятно обволакивает Се Ляня, позволяя тревоге отступить на добрую тройку шагов. — Как чувствуете себя? — Эмин идет вприпрыжку. Они скрываются за входом, оказываясь в широком коридоре, ведущем внутрь. — Волнуюсь немного, — признается Се Лянь, мягко улыбаясь. — Вы хотели бы отдельную вип-ложу ближе к сцене, или смотреть на все с высокой точки? — Ближе к сцене, пожалуй, — на своем последнем концерте он глядел на толпу с высокой сцены, отчего все произошло прямо у него на глазах. Такого вида на народ точно стоит избежать. — Отличное решение. Мой брат сказал выделить вам лучше место, с которого будет комфортно и более-менее спокойно. — Брат? Саньлан? — осмеливается предположить Се Лянь, уверенный, что не ошибается. Эмин на билет даже не взглянул, следовательно, бродяга впрямь сообщил ему о его приходе. — Да, он всю жизнь хотел, чтобы вы посетили концерт Призрачных Бабочек. — Я? Или Принц? — кажется, Се Лянь начинает понимать, в чём дело. Саньлан узнал в нем бывшую поп-звезду. Остается понять, есть ли во всем негативный подтекст. — Разве между вами есть разница? — улыбается Эмин. — Конечно есть, — усмехается он, уже совсем ничего не понимая.       Коридор заканчивается, и взору открывается поистине впечатляющий стадион изнутри. Просторный, с черными сиденьями и громадными экранами. Билетер приводит его к месту, что находится аккурат напротив сцены: просторная, огороженная от танцпола, зона. С красным диванчиком, круглым столиком и… охраной. Что ж, вип на то и вип… Се Лянь лишь сейчас понимает, что не ознакомился с содержанием своего билета. Что же в него входит помимо собственной вип-ложи? — Ну, уверен, скоро вы убедитесь в обратном! — хлопает в ладоши Эмин, не отводя от него горящих глаз. — Располагайтесь! На столе есть вода, но если захотите чего угодно, позовите охрану, они передадут ваши пожелания, куда надо. Надеюсь, вы всем останетесь довольны! — юноша разворачивается к нему спиной, сохраняя на лице таинственную улыбку. — До встречи, Ваше Высочество! — и, кланяясь, Эмин быстро скрывается, не дав и секунды выказать удивление.       Се Лянь потрясен, шокирован и взволнован одновременно. Однако все эти эмоции приправлены каплями волшебства и ощущения приближающегося чуда, и как же он не хочет позволять им дарить надежду на что-то действительно сказочное. Раньше ему охотно верилось в то, что за каждым углом поджидает причина улыбнуться и задышать полной грудью. Последние три года показали ему нечто совершенно противоположное, оттого воспринимать происходящее приходится с подозрением и опаской.       Он снимает пальто, оказываясь в широкой футболке. Прохлада приятная. Крытый стадион спасает от возможных нападок погоды.       Организованность концерта просто поражает, потому что все сорок тысяч человек оказались на своих местах в течение получаса. Всё начнется вовремя.       Се Лянь пару раз оборачивается назад, бегло осматривая толпы фанатов. В области живота начинает крутить от воспоминаний, отчего бутылка воды на столе заканчивается сразу. Приходится таки обратиться к охране за еще одной. Справа и слева от него находятся еще две вип-зоны, которые заняли какие-то очень обеспеченные люди ( внешний вид выдавал). «Не нужно туда смотреть» — твердит ему внутренний голос. «Сконцентрируйся на артистах, на музыке» — добавляет тот напоследок, и стадион вмиг погружается в темноту. Все коллективно взвизгивают, принимаясь счастливо кричать.       Внушительных размеров динамики разражаются вступительной мелодией электрогитары. Се Лянь замирает, забывая, о чем думал, и просто смотрит на сцену, что так преступно близко к нему. С двух сторон она загорается огнями, так пугающе красиво отражающимися в его глазах.        На самом большом экране выскакивает «ghostly butterflies», вынуждая половину стадиона сорвать голос, и даже у Се Ляня по спине пробегают мурашки, когда прямо перед его носом из облаков белого дыма появляется… Хуа Чэн. Круглая платформа с ним медленно поднимается вверх, и всё бы ничего, но ослепительный мужчина в повязке пересекается с взглядом Се Ляня сразу же, на других не обращая никакого внимания.       Свет попадает лишь на артиста, Хуа Чэн, облаченный в багрового цвета костюм и увешанный серебром, сверкает и пленит. Это не красота. Это истинное великолепие, обладание уникального притяжения, способного зачаровать любого, кто удостоит его песчинкой внимания. Это – артист, несущий чувство. — Я особенно счастлив сегодня, —подает Хуа Чэн голос, не разрывая их затянувшийся зрительный контакт. — Добрый вечер, моя благородная золотая ветвь с яшмовыми листьями. Здравствуй, Призрачный город, — наконец, обращается ко всем, прекращая на него глядеть. Се Лянь словно выходит из гипноза: хлопает ресницами, опускает руки под стол и сцепляет их в замочек.       Все воспевают название группы, создавая незримый круговорот энергии, что наполняет тела и души каждого. — Велением Градоначальника, да польется дождь, — Хуа Чэн кланяется, еще раз одарив Се Ляня взглядом, и всё снова погружается в черноту. А потом освещение возвращается, концентрируясь на центре сцены, и там виднеется уже полный состав группы: гитарист, барабанщик и диджей в лице… Эмина?!       Хуа Чэн начинает петь первую песню, и Се Лянь с первых слов делает для себя несколько открытий. Первое — электрогитара убийственно хорошо сочетается с его проникновенным гортанным голосом, безумно приятном и обволакивающем в звучании. Второе — инди-рок, о котором он так много размышлял, и вправду особенен в подаче, насколько, что с каждой нотой нравиться больше начинает. Душа этой музыке открывается, почти приглашая зайти в гости к отвечающему за глубину чувства отделу. Отторжения нет.       Возможно еще оттого, что Хуа Чэн практически не отрывает от него взгляда, словно поет лишь ему одному.       Вот, певец садится на корточки у края сцены, подносит микрофон к губам, а внимание — к Се Ляню: — Все секреты, что я хранил в своем сердце, спрятать тяжелее, чем я думал. Может, я просто хочу быть твоим?       В груди щекочет, дыхание замирает. С каждым новым словом и с каждой песней всё сложнее держать платину, норовящую прорваться и заполнить его нутро чем-то поразительно светлым, нематериальным, но настоящим и сильным. — У тебя бывает страх, что ты не можешь повлиять на ход событий? Который никуда не девается, как что-то, застрявшее в зубах?       Хуа Чэн наклоняет голову, будто напрямую задавая песней вопросы ему, Се Ляню. И тот какой-то частью мозга мысленно дает на них ответы, продолжая вглядываться в того, кто заставляет его чувствовать, заставляет вспомнить, как ощущается мощь инструмента и сила музыки.       Сцена огромная, однако Градоначальник словно взял от Призрачного города выходной. Тот не обижается, лишь ужасно любопытствует, кому сегодня принадлежит их кумир. — Я не успокоюсь, пока весь мир не будет знать моё имя. Потому что я обязан своим рождением только своим мечтам, — допевает Хуа Чэн строчки последней песни. Музыка заканчивается, все только начинают поднимать шум, но певец подносит указательный палец к губам, прося тишины. А потом смотрит на Се Ляня пристально, добавляя в микрофон почти шепотом. — Следовательно, я обязан тебе. Зал, хором: «потому что ты — моя самая большая мечта».