самое комфортное падение — спиной назад
в его жизни наконец, спустя столько лет скитаний и метаний, образовалось подобие стабильности — некоторые моменты, несомненно, смущали, но сам факт того, что он мог назвать одну конкретную квартиру «домом» и одного конкретного человека «своим», успокаивал его нервы и позволял спокойнее засыпать. всё же проживание в малознакомых квартирах, пусть и у людей, которым он доверял, заставляет приобрести определённые привычки и предпочтения, как например спать исключительно на простынях и пить из одной кружки. квартиру в петербурге он купил ещё в далёком двадцатом году и появлялся там изредка. чаще — сдавал или позволял своим многочисленным друзьям и знакомым останавливаться там. это было приятным бонусом к общей зарплате — она его не обижает, но поступления на карту ещё никогда не были лишними. в конце концов — на эти деньги он мог позволить себе купить лишнее украшение тому самому «своему» человеку и, не кривя лицо, оформить подписку на какой-нибудь онлайн-кинотеатр. антон любил популярные длинные сериалы и имел шкатулку со специальным отделом для «подаренных» цацок. он не может точно вспомнить, как именно начались их отношения. с арсением он познакомился, когда тому едва минуло тридцать лет и он вроде как недавно женился, а так же обзавёлся чем-то вроде официальной семьи — с женой, детьми и собакой. в один момент на одной из техничек арсений начинает смотреть на него дольше обычного и пишет в вк сообщение со странным (именно этим прилагательным антон это описал тогда, когда увидел сам мессендж, но спустя несколько секунд расплылся в улыбке) содержанием «ты случайно не гвоздь в косяке двери? тогда почему я всегда цепляюсь за тебя». конечно, первая дурная мысль была ответить что-то вроде «а ты случайно не идиот?» и ничего не добавлять, но он кидает долгий взгляд на мужчину, стоящего на другом конце кабинета и встречается с ним глазами. не происходит ничего — антон не чувствует ни щелчка, ни удара в голове, всего лишь лёгкий трепет в районе желудка, который он по ошибке путает с голодом. но когда арсений подмигивает ему и абсолютно бессовестно продолжает о чём-то беседовать с дроном, он чувствует себя лет на десять младше, потому что уши абсолютно по-детски начинают гореть. сначала в их связи он видит лёгкие настроения экстрима, потому что на три дня арсений уезжает к жене и дочке, а всё начало недели проводит с ним — они ходят гулять по красной площади и забегают поесть в незнакомые кафе, арсений рассказывает что-то про недавно услышанные новости и смотрит на него все те вечера, когда им удаётся остаться вдвоём. но так не продолжается долго — арсений достаточно холодно отвечает на вопросы о своей семье, потому что всё несомненно идёт на спад. анализируя семнадцатый и восемнадцатый год спустя время, он понимает, что никогда больше не принимал таких удачных решений, как развестись со своей женой, чтобы не делать ей больно. антон, ждущий его в москве в тот вечер присылает сообщения о том, чтобы арсений пододел лишнюю кофту — январь нынче холодный. и арсений пододевает, потому что знает, что теперь всё должно стать лучше. по крайней мере, сидя в сапсане, ему очень хочется в это верить. антон запоминает их отношения урывками — помнит как они в первый раз поцеловались (нелепо, по-подростковски быстро и шустро) во время их последнего пилота, когда, сидя в гримёрке только вдвоём арсений смотрел на него слишком нежно и с каким прорывом накинулся на чужие губы. будто бы в тот день не нужно было ничего другого — только антон, его руки у себя на шее и мелкие скопления влаги в уголках рта. помнит, как они были вынуждены признаться о своих отношениях руководству, потому что закон, риск и прочие обстоятельства, которые могут негативно отразиться на их репутации. антону это даётся сложнее — ему нужно смириться с тем фактом, что про них никто кроме ближайших друзей и их семей не будет знать. про арсения хотелось на весь мир заявить, потому что он невозможный — яркий, смешной, остроумный. нежный, красивый и притягивающий, умеющий соблазнять одними глазами. но нельзя — у них легенда, раскрытие которой грозит им как минимум какой-то магической штрафной суммой, а как максимум — расторжение контрактов, а значит закрытие дальнейшего пути развития. терять работу не хотелось, потому что в груди конечно колется желание прикрикнуть на особо наглых фанаток, готовых на концертах раздеть его парня, но когда он покупает квартиру с мыслями «в этом углу мы поставим кровать, чтобы заниматься любовью напротив зеркала» он понимает, что чтобы сейчас смотреть эту квартиру ему необходимо было помолчать. чтобы безвылазно жить в этой квартире нужно будет молчать чуть дольше. когда арсений всё же соглашается, после долгих уговоров и поиска причинно-следственных связей, переехать в москву, антон прижимает его голову к своему плечу. кровать они действительно ставят в тот угол. он помнит их первый полноценный секс — он несомненно приятнее, чем первый поцелуй, потому что антон чувствовал себя не так напряжённо — он не считает оральные ласки полноценным соитием (честно, делать минет первый раз было скорее страшно, чем неприятно, но когда арсений смотрит из-под опущенных ресниц на него сверху-вниз страх куда-то девается). помнит их первое утро вместе, потому что как будто курить вместе одну сигарету на двоих слишком интимно, пусть арсений и не имеет привычки курить. но сам факт прикосновения одной и той же сигареты к тем самым губам позволяют арсению дать лёгкую слабину. в тот день он не уходит на пробежку, как обычно, а лежит с ним в кровати и водит пальцем по чужим чертам лица, мягко целует в нос и бубнит что-то про дальнейшие планы. в них конечно входит кошка, покупка кофемашины и путешествие в какую-нибудь грецию. антон млеет от каждого его слова — он, наверное, никогда не был так спокоен и счастлив, как в то утро. он помнит, как арсений подарил первое кольцо — это случилось сразу после окончания карантина. арсений не вкладывает в это большого смысла, потому что пока ему сложно принять их формат отношений и рассчитывать на что-то большее. пока работает — нет смысла менять. и смысл что-то менять появляется как-то резко. они уходят с тнт и он чувствует что-то вроде пустоты. возможно, хотелось бы и дальше работать в таком темпе и режиме, потому что привык, потому что достойная зарплата, и в конце концов, он просто не умеет жить в свободном плавании. он не помнит, чтобы хотя бы год своей жизни он провёл в одиночестве — всегда вокруг были мужчины, женщины, коллеги, знакомые и хорошие друзья. страстные любовники и те, на кого не жалко тратить деньги. стоило ему остаться наедине со своими желаниями он окончательно осознал, насколько дорог ему антон, насколько же сильно ему хочется каждому шепнуть на ухо, что этот мальчик только его и ничей больше. первые полгода он осторожничает — придумывает нужный контекст и готовит минимальную речь. кольцо он дарит символично — антон плачет у него на плече, сжимая маленькую коробочку в руках, повторяя бессвязно «люблю тебя». и арсению для счастью больше ничего не нужно. несомненно, новое руководство в курсе их отношений, но никакими штрафами не грозится и не обещает уволить при первом проёбе. его это подкупляет, потому что эта та самая свобода, о которой он так долго грезил. потом он понимает, что эта самая свобода и сгубила их. это был какой-то месяц лета — антон всегда путал июнь и июль местами — и они собрались в офисе специально, чтобы обсудить дальнейшее расписание хотя бы на осень. оказалось, что свободный день у антона один единственный и тот странно выпадал на вторник. ни в пизду, ни в красную армию — ей богу. у арсения выходит отнюдь не больше — суммарно он высчитывает около четырёх полных суток, когда никому ничего от него не нужно, когда он может свернуться клубком и на время забыть о существовании рабочих чатов. это лето было жарким — арсений всё чаще надевал шорты, чем явно восторгал антона. у того необъяснимое чувство вызывали чужие оголённые щиколотки, но на улице ему было не до восхищения — через тёмные очки сложно было полноценно насладиться чужой фигурой, потому что приходилось постоянно ломаться в сомнениях (как же хотелось просто переплести свою руку с его и улыбаться, смотря в глаза). в офис они приехали вместе, чем мало могли удивить кого-либо из знакомых, но у случайных людей возможно могли возникнуть некоторые вопросы. он помнит, как едва успел забежать в крутящиеся двери от громкого «антон, можно фотографию!», когда был одет в футболку арсения, в которой он уже успел посветиться на самарском концерте. было не страшно — просто получилось бы неудобно. сейчас произошло практически тоже самое — только подошли уже к арсению и тот просто не смог отказать миловидной девушке. на вид ей было не больше двадцати, но когда он случайно — он правда не хотел, глаза сами зацепились — увидел на чужой заставке какой-то фотошоп, на котором они целуются, то некий холодок прошёлся по спине. потому что на арсение его блять кожаная рубашка, которую облюбовали фанаты. арсению она тоже очень нравилась — как оказалось, у них один размер. девушка пропадает так же быстро, как и появилась, антон окончательно закрывает машину и смотрит немного напугано на попова. — всё нормально? — антон быстро меняется в лице, хотя ещё минуту назад смеялся с какой-то его потешной фразы. — я может зря волнуюсь, но ты сейчас в моей рубашке, а я почти уверен, что через час это мало того, что будет обсуждать весь твиттер, стас пришлёт нам маленький нагоняй прямо во время сверки твоего и моего расписания. — ты чего так завёлся? она же просто сфотографировалась со мной, максимум, что она сделает, это напишет незатейливый твит содержания «сфоткалась с арсением, он в крутой рубашке». я не думаю, что они запоминают каждую тряпку, в которой мы оказываемся, — он смотрит на него без малейшей злобы, даже наоборот — с небольшой нежностью. антон очень резко реагировал на подобные казусы и моменты, когда они объективно палились, потому что он делает пятьдесят процентов вещей в его сторону неосознанно, не задумываясь о том, что положить руку на чужое плечо — нельзя при всех. он чувствовал себя провинившимся школьником каждый раз, когда видел очередное короткое видео с концертов или слушал стаса и его «парни, ну это уже ни в какие ворота». потому что для антона — во все. — я слишком загоняюсь? — нет, но иногда нужно решать проблемы по мере их поступления, — в лифте арсений позволяет себе погладить его по голове. антон ластится под чужие ладони и смотрит чуть устало в глаза. как же он заебался прятаться от всех и каждого, когда они не дома или в офисе. в кабинете пахнет потом — он морщит нос, натыкаясь глазами на позова, сидящего напротив вентилятора. он негромко жужжит, не заглушая голос стаса, уже начавшего объяснять что-то крабу. антон падает на отдельный диванчик, который выделили им с арсением ещё давно — года три назад, кажется? — потому то смотреть, как те сдвигают стулья, чтобы сесть ближе и трогать коленки друг друга стало уже невозможно. — антон, ты в курсе, что тебя позвали на несколько шоу? — стас говорит это, но когда видит, что глаза антона зацепились за чужие небритые коленки, то лишь недовольно сдвигает брови. — вы недавно вернулись из сочи, вам времени не хватило, чтобы насмотреться друг на друга? — он понимает, что говорит в воздух, потому что арсений не слушает его, вытаскивая телефон из кармана. — а туда только антона позвали? — поз включается в беседу. — да, дим, у вас по осени только «не игры» и общие проекты, — стас переключается на диму. — арсений, что там с твоим театром? — марина же скидывала тебе моё расписание, ты не смотрел? — он очень ценил свою менеджерку, потому что она правда облегчала его жизнь. — у меня и так выходных кот наплакал, не говори только, что вы ещё что-то придумали? — ты на расписание антона в сентябре вообще смотрел? один выходной, — он поворачивается на своего парня с поднятыми бровями. — шаст, тебе нельзя столько работать. — давайте семейные разборки для дома оставите, а пока решим, когда лучше поставить съёмки историй и громкого вопроса, а то тут твой театр немного не попадает в общую незанятость. — я не могу двигать премьеры, ты это понимаешь? — я понимаю, поэтому мы тут и собрались, — шеминов всегда говорил быстро. встреча проходит лениво и немного тускло — антон три раза выходит, чтобы покурить, потому что уже не в силах сидеть и слушать препирания о том, что работать по воскресеньям — отстойно. он и сам знает, что такое, когда вместо хорошего выходного с арсением под боком и пивом на столике ему приходится вставать в шесть утра и бежать на такси, чтобы приехать на очередную площадку. конечно, иногда он не выдерживал и из-за этого даже пару раз отменялись концерты, потому что даже арсений был не в силах уговорить того выйти на сцену. обычно в такие моменты шастун плакал и крепко сжимал чужие плечи, шепча что-то про усталость и как же он хочет домой. сейчас он не плакал, потому что в планах на вечер у него что-то вроде неспешного секса с арсением и вроде как кусок шашлыка, который он купил вчера и видел с утра в холодильнике. для идеального вечера не хватало одной составляющей — завтра им не нужно никуда ехать. потому что нужно, потому что новый проект, потому что договорились ещё месяц назад и вообще-то это деньги. моментами он думал, что в таком количестве они не были его первой необходимостью, но в тоже время потратить тысячу на такси в одну сторону, просто потому что он может, всё ещё ощущается приятно. неразумно, но очень приятно. встреча заканчивается только ближе к трём часам дня и офис превращается в тихую гавань. многие уже отсчитывают время, чтобы уехать обратно домой и лишь отдельные кадры действительно активно работают. и то, только потому что их рабочий день начался три часа назад, а не как у всех — шесть. арсений не спешит уходить — антон ушёл в туалет, так что бежать вместе с серёжей из офиса у него нет никаких причин. он с ним прощается, обещает чуть позже написать и утыкается глазами в телефон. он открывает инстаграмм и решает записать короткую сторис с нелепым вопросом, но шастун и открывающаяся дверь в кабинете мешают ему это сделать. — ты домой не собираешься? — арсений смотрит на медленно подходящего к нему антона с хитрой улыбкой на губах. — твоё выражение лица заставляет меня смутиться. — не смущайся, — антон садится с ним рядом, оглядывается и тихо-тихо, на ушко, говорит ему: — я тут нашёл свободную гримёрку с большим столом, не хочешь опробовать его на прочность? арсений округляет глаза, потому что это не похоже на антона вообще — он крайне редко предлагал что-то новое и предпочитал стандартный домашний секс в миссионерской позе. иногда арсений думает, что именно так его член проезжался по простате антона наибольшее количество раз. — а что случилось? — ты не хочешь? — он с немного потерянными глазами отстраняется от арсения. — предлагаю — не нравится, не предлагаю — не нравится… — я не отказался ещё, — он укладывает свою руку на его шею и притягивает чужое лицо. антон смотрит на его губы и ждёт каких-то движений с чужой стороны. арсений, конечно, целует и проходится языком по чужой нижней губе, чем заставляет антона выдохнуть через нос чуть громче. — показывай где твоя гримёрка. у них редко происходили спонтанные половые стычки, потому что это как минимум неудобно — заниматься стандартным мужским сексом нужно с определённой подготовкой, на которую антон мог потратить несколько часов. сейчас же его что-то торкнуло — то ли чужие коленки, на которые он позволил себе засмотреться, то ли понимание, что если не сейчас, то только через месяц, если не через полгода. а может вообще больше никогда — пустые помещения в их офисе скорее исключение, чем неизменно правило. как проходит путь до самой гримёрки арсений не запоминает, потому что чувствует только как устраивает свою руку на чужую талию и в таком положении, немного неудобном, но таком необходимом, они добираются до второго этажа. это была гримёрка какого-то комика — арсений даже не смотрит на табличку — и он явно был чистюлей, потому что не оставил после себя даже окурков в пепельнице. арсений закрывает дверь и поворачивается к антону, который уже начал расстёгивать свою лёгкую рубашку. — не-а, — он оказывается в нескольких сантиметрах от чужого лица за буквально секунду и перехватывает чужие руки, смотря прямо в глаза. антон замирает. — я сам тебя раздену. кондиционер начинает работать сразу, когда открывается дверь — автоматический режим придумали гении. это облегчает им общую температуру в комнате, но когда арсений сжимает чужие волосы на затылке, практически вжимая свои губы в антоновы, то он понимает, что нет смысла в этой машине — даже когда он лижет за ухом, а после дует на это же место легче не становится. им всё равно ужасно жарко. арсений мягко толкает его к тому самому столу — полукруглому и действительно огромному — не переставая целовать и запускать руки под рубашку. он любит антона касаться — везде, даже там, где при всех неприлично. любит кусаться — за губы, оголённые плечи (рубашка уже оказывается на полу) и локти. кусать и целовать после — определённый вид зависимости. шастун в принципе его одна сплошная зависимость — все его привычки, всхлипы после прикасания рук к тазовым костям, тихие стоны во время оральных ласк — он выучил наизусть. отразил у себя в заметках, сделал татуировку на веках, одним словом — впитал. так глубоко, что уже не получится так просто забыть. он оказывается между его острых коленок, вжимаясь в чужой пах и проходясь руками по рёбрам. он уже даже не пересчитывает, лишь проверяет краем глазом состояние недавнего засоса около соска — он понемногу начинает сливаться с прилежащей кожей. арсений долго привыкал к тому, что антон очень стеснительный, но в тоже время крайне его желающий — в любых позах и состояниях, настроениях и обстоятельствах. господи, сколько же номеров отелей после них пахло спермой и кожей. свою рубашку он снимает сам, отбрасывая в ту же сторону, что и антонову. он укладывает антона на поверхность стола и нависает над ним, позволяя себе несколько секунд полюбоваться его разбросанными волосами. — ты такой красивый, — прямо в губы. антон сам тянется к чужому ремню и умелыми движениями помогает арсению избавиться от шорт. те падают в нелепую массу одежды, тогда как антон приподнимается на локтях, смотря на чужой эрегерированный член. — а презерватив? — он видит, как антон тыкает ему пальцем в упавшую рубашку, объясняя что-то про карман. когда арсений достаёт чёрный квадратик из кармана рубашки, то только хмыкает. — ты всегда с собой его носишь? — я переложил его из кошелька. — как остроумно, — зубами у него хуже всего получалось открывать подобные упаковки, зато антон делал это быстрым отработанным движением. — давай сюда, нехуй выёбываться, — антон хватает своими пальцами презерватив, аккуратно прикусывая пластик. он достаёт его из упаковки, хватает за пипочку и растягивает по чужому члену. арсений целует его, проходясь своим языком по его. они оказываются всё же в миссионерской позе, но на столе это не так удобно, потому что он твёрдый. такой же, как член арсения. если второе только добавляет ощущений в их акт, то первое раздражает, но забывается, когда чужие пальцы оказываются в анусе. арсений не уверен, что умеет грамотно растягивать, но замечая, как антон выгибается дугой, стараясь держаться за его локти, то он делает вывод, что умение не главное. главное — делать так, чтобы торкало. а антона явно торкает. антон всегда смотрит в глаза арсению, когда тот входит, потому что это практически всегда самый ответственный момент. последний их секс был около недели назад — и тот был быстрым, сумбурным и немного даже стыдным, потому что кончать арсению в глотку было скорее новым опытом, чем полноценным этапом их оптимального секса. арсений смотрит ему в глаза и целует в лоб после, когда делает несколько толчков — антон притягивает его к своему плечу. получается хорошо — антон старается не издавать громких звуков, но когда вспоминает, что шумоизоляция нулевая, решает перестать закусывать чужую ключицу. арсений двигается быстро и размашисто — он так делает, когда хочет быстрее довести дело до конца. антону тоже не выгодно задерживаться, потому что уже сложнее дышать — воздух можно щупать. кончает первым антон, как обычно, потому что у него стимуляции объективно больше — арсений дрочит ему в такт толчкам последние несколько минут. арсений из него не выходит, двигаясь буквально десять секунд после чужого оргазма и наваливается сверху, когда понимает, что сил больше не осталось. антон гладит его по волосам и целует в скулу. — это было ахуенно, арс, — они обнимаются, пытаясь восстановить дыхание. обтираются они какими-то салфетками, лежащими около зеркала. антон одевается и уходит в туалет, чтобы умыться. секс с арсением это всегда потно, мокро и страстно, поэтому после него приходится чуть ли не мыться второй раз за день. капли с лица он даже не стирает, потому что он понимает, что когда он выйдет на улицу, его обдаст ужасной жарой. арсений встречает его уже около машины — в чужих тёмных очках он выглядит привлекательно. — как хорошо, что я додумался оставить её в теньке. — я бы не сел сюда, если бы тут было больше двадцати градусов, — арсений пристегивается и смотрит на чужое полусухое лицо. — ты бы хоть пот вытер. — я умылся, это вода. тот вечер они проводят сносно — покупают по пиву и засыпают под лёгкий вой вентилятора. засыпая, арсений обнимает его со спины и думает о том, что завтра нужно будет заехать в аптеку — купить что-то вроде дорожного варианта смазки, чтобы их сексуальная жизнь была чуть ярче во время долгих поездок.***
утро он проводит спокойно — идёт на пробежку и пока бежит вспоминает о том, что вроде как оставил в общем офисе зарядку от телефона. телефон он с собой обычно не берёт и оно к лучшему, потому если бы он его взял, то очевидно бы въебался в какой-то столб, получив ужасное сообщение от стаса в семь утра. он заходит домой и видит спящего антона — он укрыт одеялом почти до головы, но чужие плечи всё же удаётся разглядеть. некоторое время он им любуется — красивым, нежным, мягким во всех местах и смыслах. и решает не будить на полчаса раньше будильника, вместо этого всё же беря телефон в руки. сперва он не включает его, а идёт на кухню с ним в руке, чтобы поставить себе кофе и выпить бодрящий напиток под рой ненавязчивых новостей. он всегда пьёт кофе с молоком, потому что иначе просто не привык. он делает один глоток, открывая диалог со стасом, в котором насчитывается около двадцати сообщений, что явно не обычно. чаще всего они перекидываются какими-то рабочими ссылками или цифрами, но буквально первое его сообщение — это двадцатиминутное видео, на загрузку которого он конечно же нажимает. второй глоток кофе оказывается выплюнутым на стол, потому что видео запускается и он видит вчерашнее соитие с антоном, снятое на скрытую камеру видеонаблюдения, про которую они, очевидно, даже не догадались вспомнить. следующие девятнадцать сообщений примерно похожего содержания и те пересланные твиты от каких-то незнакомцев с обрезками видео и подписями типа «какой же пиздец». подписи в принципе дублируют его собственные мысли, но он не успевает дочитать диалог до конца, как стас звонит ему. арсению немного волнительно нажимать на зеленую трубку, но у него не остаётся выбора — произошло то, чего он так сильно боялся все шесть лет их отношений. — ало? — он пытается придерживаться неформального тона. — арсений, блять, сколько сообщений я должен тебе написать, чтобы ты увидел, что вообще произошло? ты посмотрел видео? — допустим, что я не успел забыть то, что произошло меньше суток назад. — мне, честно говоря, вообще не до твоих шуток. ты хотя бы осознаешь масштаб проблемы? ты вообще понимаешь, что вы наделали? — мы можем обсудить это не по телефону? — я сейчас же приеду к вам, я правильно понимаю, что вы в одной квартире? — да, адрес не нужно напоминать? — сегодня полетят ваши головы, ментально подготовьтесь, — стас говорит это уже в такси. арсений, ещё вчера абсолютно загадочный, нежелающий даже заводить разговор о личной жизни с любым интервьюером, сегодня уже имеет клеймо, снять которое можно только вместе с кожей. в первые пятнадцать секунд он думает, что это неплохая расплата за неосмотрительность, но потом в нём взрывается злость — какое право сидящие за этими ублюдошными камерами имели выкладывать что-то подобное? как они могли посметь влезть в их личную жизнь? он начинает грызть заусенец и решает убрать пролитый кофе со стола. в этот момент в дверном проёме мелькает чужая голова — несомненно красивая и так чётко различимая на видео — и арсений чувствует, что всё упало именно в этот момент. «упало», потому что он не имеет никакого влияния на ситуацию. будто бы даже возможность обращения в суд и прилюдное окунание публицистов в таз с мочой и кровью не восстановят его репутацию. теперь невозможно будет отмахиваться от прямых вопросов, уводить в другие темы и оправдываться «не разглашаю». потому что это как закрыть глаза, когда твою руку откусывает бешеная собака — крови и порванных связок в любом случае не избежать, так какой смысл делать вид, что не больно? — доброе утро, — антон целует его в макушку. — я затёк столько лежать, — он проверяет чайник на температуру, прикладываю раскрытую ладонь к стеклу. — ты чего застыл? — нам надо поговорить, — антон сводит брови, но усаживается на стул напротив. — ты телефон не проверял? — не успел ещё, а что там? опять что-то с расписанием? — ты обещаешь, что не будешь ругаться? — арсений смотрит ему в глаза и видит, как антон тянется к его ладони. — ты что-то странное выставил в инсту и теперь весь твиттер пестрит? — шастун правда пытается улыбнуться, но когда видит, как арсений разочарованно смотрит на него, то здесь же становится настолько серьёзным, насколько он может. — ладно, я обещаю, что не буду ругаться. он громко сглатывает. смотря в эти безумные зелёные глаза, блестящие и уже почти родные, ему становится не так плохо и тошнота снижается (хочется вывернуть желудок от этого стресса). возможно, нужно было подождать стаса, но он понимает, что шеминов будет кричать, говорить о неразумности и может даже выписать подзатыльник за особые провинности (арсений чуть не подрался с ним после того поста про зелёный цвет). он всегда считал, что стас слишком серьёзно относится ко всему этому — ну подумаешь, люди узнает, что они спят в одной кровати и смотрят так восхищённо друг на друга, потому что считают друг друга искусством. что в этом страшного? наверное, было бы не так страшно, если бы это сообщили более культурно и чуть иначе. может, в каком-то незатейлевом посте или даже пусть эта была бы нелепая фотография их быстрого поцелуя, но это случилось этой ночной и это не назвать никак иначе, как слив. — помнишь вчерашнюю гримёрку? — ну да, — он непонимающее моргает. — тебе не понравилось? — в этой комнате была скрытая камера, видео с которой кто-то опубликовал сегодня в два часа ночи. не нужно уточнять, какое именно видео? он запоминает навсегда, как у антона округляются — отнюдь не наигранно — глаза, и ресницы почти сливаются с бровями, как ужас заполняет зрачки, и рот открывается и закрывается в немом вопросе. он поджимает губы и срывается с места, убегая в комнату, чтобы всё-таки просмотреть телефон. возвращается он медленным шагами, потому что открытый твиттер выбивает его из состояния адекватной реакции на происходящее. конечно, всем он будет везде говорить после, что нет его ни в каком твиттере и он за этим всем не смотрит, но только лишь потому что чужие едва завитые волосы так плохо скрывают их обладателя. — это мы? — двадцать сообщений от стаса и тот факт, что он уже почти приехал сюда говорит о том, что да, это мы. посмотри на меня, — арсений ловит его глаза своими. — прежде чем стас приедет и скажет, какие мы долбаёбы, я хочу сказать, что не вижу ничего плохого конкретно в наших действиях. вся ответственность должна лечь на плечи тех, кто это опубликовал. — арсюш… — ты обещал не ругаться, — антон смотрит в чужие уставшие и красные глаза. — я помню, но ты понимаешь, что это мы в первую очередь должны были подумать… — в какой момент это надо было сделать? когда ты шептал мне на ухо или когда я снимал с тебя штаны? антон видит его сжатые скулы. значит злится. — антош, я не хочу, чтобы ты начал обвинять себя в том, что ты поступил неправильно и думать, что это твоя или наша вина. все люди занимаются сексом и не все делают это дома при выключенном свете. — проблема не в том, что мы сделали, а в том, что это сделали мы. ты же прекрасно осознаёшь уровень нашей медийности и тебе не нужно объяснять, что мы как минимум теряем фанатов, а как максимум — контракты. — в момент, когда нужно думать о том, как мы будем смотреть в глаза родителям и родственникам, ты думаешь о деньгах? — арсений правда не планировал злиться, но он невербально чувствовал, что антон уже принял позицию стаса. она ему, конечно же, не нравилась. — я так понимаю, что утро не самое доброе? — стас появляется сзади как-то неожиданно. — ну что же, — он видит, как антон стыдливо опускает голову и смотрит вниз. — кричать на вас нет смысла, вы уже взрослые, это с моим сыном не всегда работает, а с вами тем более. во-первых, хочется сказать, что я полностью на вашей стороне, — арсений быстро стреляет в него глазами. — это могло произойти хоть с кем, то, что это оказались вы — это частный случай. я думаю, что мы успеем поэмоционировать, сейчас, пока это ещё не увидело руководство, я предлагаю придумать хотя бы минимальное оправдание. например, что вы были пьяные или… — почему мы вообще должны это комментировать? — арсений откидывается на спинку стула. — арс, за пять часов я получил пятьсот сообщений, двадцать шесть раз меня отметили в инстаграмме и сто сорок три раза в твиттере, очевидно, что люди ждут хотя бы какого-то комментария. — почему нельзя сказать, что это не мы? — потому что, блять, там видно ваши лица и телосложение. видно рубашку и марки телефонов, арсений, я с самой ночи читаю эти посты и волосы у меня уже везде дыбом. мы больше не сможем не комментировать и делать вид, что это не вы. это последняя капля, — антон поднимает голову и упирается в сжатые губы арсения. они замолкают на долгую минуту — для антона она тянется бесконечностью. — я предлагаю никаких официальных заявлений не делать, на тех, кто опубликовал — написать заявление в полицию, а самим пока залечь на дно. может, пропустим момент, когда нужно было выходить из тени и просто останемся там. — хороший эвфемизм, проблема в том, что у вас концерт в питере буквально через две недели и я не думаю, что люди так просто это забудут. — сколько раз мы уже объёбывались? кто-то считает вообще? — антон подаёт голос. — ваши обжиманья даже рядом не стоят со всем тем, что случилось. сейчас собирайтесь — у нас съёмки, — и он усаживается на один из стульев, беря какие-то орешки из вазочки на столе. — что уставились? опоздаем на самолёт получим реальных пиздюлей, — это заставляет арсения подняться и медленными шагами пойти в комнату проверять чемодан. конечно он ничего не собирал, потому что вчера не вспомнил, а сегодня не успел — слишком много времени он потратил на то, чтобы прочитать все эти сообщения. — антон, ты не будешь собираться? — попов достаёт из шкафа трусы и носки. — я ещё вчера всё собрал. — молодец, — антон считывает эту интонацию, которая не выражала действительной похвалы, наоборот даже оскорбляла. — ты обиделся? — он смотрит, как арсений даже не реагирует, когда он появляется в спальне. антон закрывает дверь за собой и пытается остановить арсения в моменте слишком агрессивного сбора вещей. тот останавливается с красной футболкой в руках и смотрит прямо на антона — не до конца проснувшегося, с зелёными комочками около глаз и чем-то вроде сострадания в зрачках. — с чего ты взял, — антон ничего не говорит, а только обнимает арсения, когда тот отводит взгляд, и довольно выдыхает, чувствуя смыкающиеся руки арсения на своей талии. — просто, понимаешь, я думал, что мы будем думать в одном направлении. я думал, что сейчас гораздо важнее объясниться с теми, кто действительно дорог и важен, а не думать о том, что мы можем потерять деньги. их мы в любой момент можем лишиться, с людьми всё сложнее. они вроде сходятся на едином мнение о том, что нужно просто подождать. помнит ли он, как прошёл тот концерт в петербурге? он считает это худшим днём в своей жизни, потому что его мозг по маленькой ложке выедают все, кому он попадается на глаза — серёжа лишь в поддержке бьёт по плечу, чтобы арсений окончательно не раскисал. больший удар ложится, ожидаемо, на антона. тот три дня подряд не выходит на связь с разбушевавшимися знакомыми. каждый считает своей основной задачей спросить, ненавязчиво уточнить или неосознанно упомянуть в разговоре. антон плачет — арсений просто не в силах успокоить его, хотя обнимает крепко и старается надолго не уходить из квартиры. антон пусть и взрослый — четвёртый десяток пошёл уже — но слёзы и шёпот (бессвязный) абсолютно детские. концерт в петербурге начинается странно — зал, полностью в гробовой тишине, не встречает их даже аплодисментами. арсений понимает, они ждут хотя бы слова — поста, предложения, символа, запятой — но вместо этого они играют вечеринку. куклы исключаются сразу, заменяются на другую игру, потому что не нужно большого ума, чтобы понять, во что они будут играть и какую сцену разыгрывать. конечно, даже следователя играть сложнее — люди, больше похожие на оголодавших псов, готовы в любой момент накинуться на антона с прямыми вопросами. он не помнит, как они добираются в гостиницу, потому что антон курит прямо в номере. в очередной раз забирая у антона ту самую сигарету он понимает, что это второй самый интимный момент в их жизни — в их секс влезли те, кому там мёдом намазано не было.