Я наступаю на разбитое стекло

Темнота. Холод. Камни. Камни повсюду. Булькающая грязь. Жижа из Бездны? Забирает силы. Тусклый свет. Лаборатория. Крик. Раздраженный голос. Почему громкий? Слова? Снова камни. Опять жижа. Лица. Люди? Страх. Страх в их глазах. Снова лаборатория. Голос больше не раздражен. Другие голоса кричат. Люди странные. Люди больше не люди. Повторить. Повторить. Повторить. Странное чувство! Плохо! Плохоплохоплохо- Свет. Яркий. Больно. Где? Другой голос. Острые глаза, острое копье. Вопросы. Слова? Больно. Спина. Голова. Небо?.. Облака... Темнота. Больше нет неба. Иллюзия? Стены. Колени на дереве. Тихо. Плохо. Очень плохо. Плохоплохоплохо- Где? Почему не двигается? Золотое и коричневое. Как солнце. Но злой. Громкий. Слова? Тишина. Снова золотое и коричневое. Уже не злой. Грустный? Руки? Руки, руки, рукирукируки- Касания, голова, слишком близко, слишком близко! “Спи.” А потом ничего.

***

Сознание возвращалось мурашками по всему телу. Кукла чувствовала тяжесть. Но и невесомость одновременно. Как же предмет может быть одновременно и тяжелым, и невесомым? Его окружили и запутали странные ощущения. Что произошло?.. Он ничего не помнил. В последнее время его мысли казались очень запутанными и хаотичными. Хм, но в этот раз разум казался гораздо чище. И почему? Еще странная штука. Кукла лежала на спине. Почему он лежит на спине? Пусть он и не знал, но ему уже давно нет дела до того, чем занимается его тело. Всё равно оно уже давно не принадлежало ему самому. Кажется, что он утопает. Утопает, глубже и глубже в чем-то Мягком. Мягком? Что?.. Здесь было что-то мягкое. Все вокруг него было мягкое, под ним мягко, на нем мягко. Мягкость оборачивала его в кокон сладких грез, открывая ему нежное убежище. Нет, это не могло быть по-настоящему, правда? Он не касался ничего мягкого уже, ну, он не знал, насколько давно. Время давно потеряло для него значение. Но все же, почему же ему сейчас так мягко? Что происходит? Где он? Он же должен работать! Ну, это нельзя назвать работой, если он бессознательный раб, правда? Но все же! Он ведь должен что-то делать! Так почему он лежит на чем-то мягком? Может, это какое-то новое наказание... Но за что? Он не сделал ничего плохого. Он не мог сделать ничего плохого даже если бы постарался, он мог делать только то, что ему говорили. Вопросы вертелись в его сознании, неуловимые и непостижимые. Ощущение утопания продолжалось, постепенно опускаясь в реальность, которую он никак не мог осознать. А потом он почувствовал запахи. Воздух казался другим, не влажной, угнетающей атмосферы в Разломе, и не химозная вонь лаборатории. Все шесть чувств с трудом пытались решить головоломку его окружения. В воздухе была интересная смесь запахов - немного пахло цветами и чистым, свежим постельным бельем. Замешательство засело в нем, пока его запутанный разум пытался понять эти чуждые ему ощущения. Откуда взялись эти запахи? Были ли это остатки дальнего воспоминания, или что-то совсем новое? Это невозможно. Остается сделать вывод, что ему просто опять дали какой-то наркотик. Время шло медленно, болезненно, пока он лежал в тишине, возвращаясь в сознание. Потом тишина прервалась. - Просыпаешься? Голос был мягким. Спокойным. Нежным. Но все же, он его испугался. В панике, его глаза открылись и он дернулся... ...А потом снова застыл, осознав, что он только что сделал. Он шевелился. Он пошевелился. Он пошевелился и ничего его не ограничивало, ничего не связывало ему конечности, ничего не шептало в его голове и не держало его тело на месте. Он пошевелился без приказа. Нет. Такого быть не может. Как? Как?! Голос, говорящий с ним, уже забылся, пока кукла в шоке пялилась на себя. Он смотрел на свои забинтованные дрожащие руки, и медленно, слабо, боясь того, что он мог для себя открыть, он пытался сжать их в кулаки. И он сжал. Его руки сделали то, что он сказал им делать, то, что он хотел, они слушались его, они не двигались, потому что что-то или кто-то так им сказал, нет, они двигались, потому что они были его собственными. Ему это снится, да? Это просто его воображение. Он просто выдумывает. Не может такого быть, чтобы он мог сам шевелиться, правда? Но он мог. Кукла разжала кулаки. Снова сработало. Он чувствовал это. Это был не сон, он мог чувствовать, как его тело шевелится и слушается его. Он быстро задышал. Что это... он- он мог... Он весь дрожал. Он не понимал, что произошло. Что изменилось? Почему? Он мог... "..ель?..итель?...Сказитель?" Он резко повернул голову к источнику звука. Кто-то говорил, кто-то здесь есть, и этот кто-то был не им, не Доктором. Он посмотрел в пару больших зеленых глаз. Они были знакомые, круглые, со зрачками-клеверами. Они были заполнены каким-то чувством. Беспокойством? Печалью? Чувствами, которых он не видел уже совсем, совсем давно. И они были добрыми. Они были добрыми, и нежными, и напоминали ему о весне. Кукла подавилась. Кто она? Она была знакомой, он уверен, что видел ее раньше. От нее исходила божественная энергия, и она сидела на стуле, который был ей очень велик и стоял рядом с его кроватью. Его кроватью? И она смотрела на него с добрым, добрым взглядом. Так не бывает. Это все шутка. Жестокая шутка. Сейчас он проснется и снова будет в той дыре, к которой он уже привык, и все это пропадет, не будет кровати, не будет бинтов, и он точно не будет двигаться. Но это казалось правдой. Все был таким правдивым. - Сказитель? - Голос, детский-но-не-очень-то-уж-и-детский голос, снова заговорил. - Ты меня слышишь? Ты в безопасности. Ты в Сумеру. Слушай мое дыхание, хорошо? И повторяй, вот так. Вдох. И выдох. Вдох. И выдох. Вдох. И выдох. В безопасности. В безопасности? Сумеру? Кукла повторяла за девочкой по привычке и их страха ослушаться божественное существо, но спустя некоторое время, ее дыхание стало веревкой, ведущей к выходу из лабиринта сомнений. Вдох. И выдох. - Я вижу твою кровать. Я вижу цветочные горшки на столе. Я вижу светильник. Его глаза, уже не закрытые туманом, следовали за ее глазами. Он видел цветочные горшки. Он видел светильник. - Я слышу поющих птиц снаружи. Я чувствую запах Падисар. Он постарался поймать эти неуловимые звуки, разобрать запах цветов. Искра надежды, хрупкая, но настойчивая, вспыхнула, затмив панику внутри него. Это правда? Его освободили изпут Дотторе? - Я чувствую стул, на котором сижу. Я чувствую вкус орехов Алидженах, которые я недавно ела. Еда... Он не ел, кажется, уже вечность. Ему не нужно было, он мог жить без еды. Но между периодическим отказом от пищи и полным ее запретом огромная разница. Она разрешит ему поесть чего-нибудь? Нет, он уже слишком много хочет, зачем ей давать еду кому-то вроде него? Да так тому же, он не был уверен, что переварит ее вообще. - Все это - вещи вокруг меня и тебя. Они все настоящие. Ты в безопасности, Сказитель. Ты в безопасности, никто тебя не тронет. Я не причиню тебе боли. Ты в безопасности. Настоящие. В безопасности. Слова эхом загудели в его голове. Может ли безопасность действительно существовать вне пут боли и подчинения? Это все казалось таким запутанным, таким резким... Совсем недавно он был узникам своего собственного разума, беспомощно наблюдая за тем, как его тело слушало чужие приказы, а теперь он внезапно получил свое тело назад. Нет, нет нет нет, это было слишком, слишком! Это комната, эта кровать, божество перед ним, все это вместе и сразу, и он ничего из этого понять не может! Он не может быть свободным, он не может быть в безопасности, безопасности не может существовать для такой куклы, как он, куклы не заслуживают безопасности, кроватей, бинтов и цветов, кукол нужно использовать. Это все сон, кошмар, он просто проснется и вернется в прежнее состояние, будет слепым, беспечным, запертым в своей голове и готовым подчиниться своему господину. Ему просто нужно проснуться... Кукла отвернулась от богини, пульс ускорился. Он резко сорвал с себя бинты, царапать руки и лицо. Проснись, проснись, проснись! Где-то вдалеке он услышал, как девочка испуганно вскрикнула и что-то заговорила, но ему все равно, все равно, потому что ему срочно нужно проснуться от этого кошмара, ему нужно проснуться! Маленькое божество забралось на его кровать и схватила его за руки, он что-то говорила ему и ему было страшно, он был в ужасе, пусть она уйдет!.. - Путешественник! - позвала она с отчаянием и страхом в голосе, и только это слово он разобрал отчетливо. Путешественник?.. Кукла задумалась на секунду. Он слышал это имя. Он не только слышал это имя, но и знал того, кто это имя носит. Путешественник... Какой же, черт возьми, странный сон. Дверь распахнулась, звук его напугал. Кукла сильно дернулась и вскрикнула в ужасе, а потом тут же прикрыла рот рукой, задумавшись о том, что она вообще посмела наделать. Он выскочил из хватки девчонки, лишь бы убежать куда подальше. Звук падения эхом раздался во всей комнате, кукла упала с кровати. Он почти не чувствовал боли, пока уползал подальше. Он не понимал, куда он пытается уйти, но ему просто нужно... Спина ударилась обо что-то твердое. Его загнали в угол. Нет, нет нет нет нет, пожалуйста, сейчас ему будет больно, но во сне же так не бывает, это же сон, да? Прижав колени к груди, кукла вжалась в угол сильнее, руками он прикрыл голову, пытаясь защититься от того, чем его по ней непременно ударят. Он коротко и громко дышал, страх когтями вонзился в его душу, и казалось, он вот вот ее разорвет на кусочки. Он услышал шаги. Кто-то подходил к нему медленно и осторожно, так, как кто-то мог подходить к бешеной собаке. Он хотел молить о пощаде, но ему было страшно даже подумать о том, что с ним станет, если он заговорит. Шаги остановились. Кукла вздрогнула. Человек опустился перед ним на колени. Кукла вздрогнула еще сильнее. - Скарамучча, - заговорил он. Его голос был знакомым, тихим и мягким. Он не кричал на него, что было для куклы совсем неожиданно. - Скарамучча. - Это он о нем? Почему он говорит с ним? Это тоже казалось очень знакомым. - Скарамучча, ты слышишь меня? - Кукла застыла. - Я надеюсь, что можешь, - он продолжал, все тем же мягким голосом. - Все хорошо, я не причиню тебе вреда. Никто не причинит, я обещаю. Пусть слова были такими успокаивающими и добрыми... Но он не мог в них поверить. Ему не мог даже присниться человек, который будет с ним так обращаться. А если это все не сон, а наяву, то и подавно, таких людей быть не может совсем. Но ему так хотелось, чтобы эти слова были правдой, так хотелось, но ему было так страшно, что это все снова окажется ложью... Так кукла и сидела, уткнувшись носом в колени и зажмурившись в страхе. - Скарамучча, можешь посмотреть на меня, пожалуйста? Я обещаю, я ничего тебе не сделаю. Снова имя, снова "Скарамучча". О, его же попросили посмотреть ему в глаза? Он подавился, страх схватился за его горло. Это не звучало, как приказ, но иногда приказы не были такими ясными, и ему приходилось пытаться их понять, чтобы его не наказали... Он не хотел смотреть, он не хотел смотреть на человека перед ним. Дотторе не нравилось, когда он смотрел на него. Но он не звучал, как Дотторе... Медленно, кукла опустила дрожащие руки и подняла голову, заставив себя посмотреть на человека перед ним. Золотое и коричневое. Янтарные глаза, длинные золотые волосы. Блестящая сережка. Кожаные перчатки. Белый шарф. Маленькое божество, черт, он уже забыл про нее, назвала его "Путешественником". Путешественник... Путешественник! Воспоминания захлыстнули его огромной штормовой волной. Кукла была в Сумеру, в стране, которую он пытался захватить, и человек перед ним был Путешественником, иностранцем, Первым Мудрецом Буер, а маленькое божество, девчонка, и была Буер. Это были его враги, он пытался убить их двоих больше сотни раз и у него почти получилось, а потом эти двое победили его и вырвали из его груди Сердце Бога... И Скарамучча, так его тогда звали. До того, как его превратили в пустую оболочку куклы, которой он сейчас был. Кажется, его осознание ясно отразилось на его выражении лица, потому что Путешественник снова заговорил спокойным, но уже не таким добрым голосом. - Значит, ты меня узнаешь. И ты помнишь, что ты сделал. Это хорошо, у нас не было плана на случай, если великий Сказитель вдруг потеряет память. Сказитель... А это был его титул Предвестника. Хм, он теперь уж точно не Предвестник. И снова, он вздрогнул и вжался в угол сильнее. - Черт, прости, - пробормотал тот. - Все хорошо, расслабься. Я не буду делать тебе больно. Мы были врагами, да, но с тобой точно что-то случилось и я не буду просто стоять и смотреть, как ты страдаешь, просто потому, что мы с тобой не дружили раньше. Да, мы пытались друг друга убить, но это дело-то не в этом. Дело в том, что теперь ты свободен, и здесь ты в безопасности. Та мерзкая штука в твоей груди, то устройство, мы вместе с Нахидой его удалили. Мы не знаем, что она с тобой делала, но она тебя больше не побеспокоит. Обещаю. Теперь это уже почти не казалось сном. Но если это и наяву, если это не сон, то что же ему делать с этими словами? Как он может им верить? Можно ли доверять Путешественнику? Он говорит, что не сделает ему больно, и он пока следовал своему обещанию, но долго ли он будет ему следовать? И точно ли он вытащил то устройство из его груди? Но да, он точно вытащил. Точно, ведь кукла чувствовала, что его внутри нет. Это точно правда, ведь у него получилось двигаться и контролировать свое тело без приказов Дотторе. Он выдохнул и тут же прижал руку ко рту, пытаясь спрятать сиплый всхлип, что так и норовился вырваться из его горла. Горячие слезы защипали глаза, пока он пытался переварить сказанное ему Путешественником. Он даже не думал, что когда-то может так случиться... Он уже давно смирился с судьбой вечной службы Дотторе и не мечтал о своей собственной судьбе, так что небольшой кусочек свободы был для него ножом в груди. - Все хорошо, Скарамучча. - Мягко сказала Буер, Дендро Архонт. - Все хорошо. Плакать можно. Этого кукле... Скарамучче, и хватило, чтобы наконец дать волю чувствам. Тихие всхлипы сотрясали его плечи, и в первый раз за, кажется, целую вечность, слезы потекли по его щекам. Всё: его заключение, пытки, рабство - все, что от чего он страдал, все, от чего он был только что освобожден, захлыстнуло его волной. Этой внезапной и пугающей свободы было для него слишком много. Страх и тревога поднимались по горлу куклы... Скарамуччи, его звали Скарамучча, и он, даже не осознавая этого, схватился за лицо и острыми ногтями оставил на нем красные следы. Он заметил, как Путешественник осторожно подходит к нему. Он сделает ему больно? Он обещал, что не будет, но может, от того, что он увидел, как плачет бесполезная кукла, его бывший враг, ему захотелось его наказать. Но Буер, что стояла на безопасном расстоянии, все так же была нежна и спокойна, наблюдая за тем, что происходит. Для чего же Путешественник к нему приближается? Путешественник осторожно сел рядом с ним, движения его были аккуратными и споокойными. - Не надо, Скарамучча. Зачем же ты себя царапаешь? Путешественник тут же протянул руки, чтобы коснуться Скарамуччи, и кукла просто не могла не вздрогнуть из-за такого резкого движения. Старые привычки и условный рефлекс заставил его сжаться, ожидая боли. Но боли не было. - Ты в порядке, - Сказал Путешественник, взяв Скарамуччу за руки и осторожно убрав их с его лица. - Все будет в порядке. Скарамучча испугался касаний и зажмурился. Для него идея утешения была чужой, и чуткость этого действия для него была слишком сильной. Но Путешественник все держал его за руки, успокаивающе поглаживая его по истертым пальцам. И когда он убедился в том, что кукла уже забыла о том, чтобы себя царапать, Путешественник отпустил его и окружил его теплыми объятиями. На секунду, его тело застыло и у него перехватило дыхание. Но вместо того, чтобы пытаться вырваться из тисков, он лишь расслабился в тепле, которого он не чувствовал уже очень, очень давно. Его рваные всхлипы стали громче, и он крепко вцепился Путешественнику в спину, держась за него, как корабль держится за свой якорь во время ужасающего шторма. - Я знаю, тебе страшно, - прошептал Путешественник, - Но ты в безопасности, и никто тебя здесь не тронет. Дендро Архонт, Буер, приблизилась с нежностью, превосходящей ее божественный статус. Она утешающе положила руку на плечо Скарамуччи, выражая молчаливую солидарность. Скарамучча забылся и позволил себе быть окутанным в тепле объятий. Несмотря на это, его все равно разум с трудом воспринимал реальность, в которой он внезапно оказался. Усталось пробрала его до костей, громкий плач сменился уставшими всхлипами. Этот день был тяжелым, и Скарамучча чувствовал себя совсем бессильным. Он уже засыпал, его голова склонилась набок, и темнота овладела его чувствами. Он едва слышал, как Путешественник и Буэр разговаривали между собой и надеялся, что они не причинят ему вреда, пока он спит. Он надеется, что он все еще будет здесь, когда проснется.