Я наступаю на разбитое стекло

Знакомые стены окружали куклу. Темный камень оборачивал его, давил на него, душил его, пока он сидел, или скорее, облокачивался на металлическое кресло посреди проклятой комнаты. Путы на руках и ногах болезненно врезались в шрамы, оставленные наручниками. Кукла смотрела вперед, не обращая внимания на мучителя, чем-то занимающегося за его спиной. Этот день был долгим, и его хрупкое тело дрожало от остатков боли, которую он только что испытал. Если повезет, Дотторе позволит ему уползти в свою темницу, сразу, как он закончит с тем, чем бы он там не занимался. С каких это пор ему должно так везти? Было невыносимо тепло. Почему в этой комнате всегда так жарко? Нет, обычно наоборот, кукла уверена. Но прямо сейчас, воздух был горяч… Дотторе подошел к нему. Он слышал тяжелые шаги, их ритм был выжжен в его голове уже давно. Стало еще горячее. Кукла посмотрела вверх. Лучше бы не смотрела. Теперь он понял, почему было так тепло. В руке Дотторе была длинный, железный прут. Конец прута был раскален докрасна. - Нет… Прошу, нет, - шептала кукла в страхе. Пусть он и понимал, что его мольбы никогда не доходят до его мучителя, он продолжал молить. - Прошу, Господин. Я буду хорошим. Я сделаю все- Он не договорил, когда раскаленное железо бессердечно врезалось в его кожу и вырвало из куклы утробный крик. Он дергался в конвульсиях, пытаясь избежать агонии, жара, но ничего не помогало уменьшить мучения. Вонь горящей плоти смешивалась с металлическим запахом крови, его тошнило. Слезы смешались с потом на его лице, когда он изо всех сил пытался не растерять последние кусочки рассудка сквозь разрывающую боль. Вдалеке, сквозь звук его агонических криков, он слышал безумный смех Дотторе. Этот звук заставлял его продрогнуть до костей, в контрасте с жаром, уничтожающим его плечо. Смех эхом разливался вокруг него, отравлял его, разрывал его на куски, кукла беспомощно пыталась схватиться за голову и не слышать ничего. Это было мерзко, мерзко, мерзко… Скарамучча проснулся с испуганным вдохом, давясь криком, застрявшим в горле. Он схватился рукой за то место, куда касался прут, тяжело и быстро дыша, с дергающимися глазами. Оно казалось таким настоящим, таким близким. Он думал, что он убежал, что он уже не был здесь, с Дотторе, он думал, что он был… ..В Сумеру. Да, он был в Сумеру. Он лежал в мягкой кровати в Сумеру, не сидел в металлическом кресле. Это был кошмар. Просто кошмар. Просто воспоминание. Ничего большего. Он больше не там. В это все равно трудно поверить. Трудно принять. Он не знает, сколько он был у Дотторе, но это казалось бесконечным, и он потерял всяческие надежды на свободу. Он не знал, как это произошло. После того, как его контролировали устройством так долго, Скарамучча научился отдаляться от всего, что происходило с его телом. Так он мог уменьшить боль, уменьшить страх, уменьшить безнадежность. И все же, теперь он пропустил все, что привело его к тому, что он лежал забинтованный в мягкой кровати в Сумеру, свободный от устройства в груди. Страшно не знать, что произошло. Не знать, что он сделал, и кто смог победить его в контролируемом состоянии. Или его никто не побеждал. Его легкие сжались в еще худшем страхе, когда новые мысли заполонили его голову. А если это все — просто запутанный план, чтобы обмануть его? Чтобы сломать еще сильнее? Что если все это «спасение» было организованно Дотторе, чтобы дать ему выздороветь, расслабиться, а потом Дотторе придет и заберет его сразу, как только у него появится надежда? Нет, нет, это звучит неправильно. Скарамучча, конечно, не понимает замыслов богов, но он уверен, что Буер не работала бы совместно с Доктором. Так что, наверное, он и правда больше не был в хватке Доктора. Но это не значило, что он был в безопасности. Из всех людей его нашли Буер и Путешественник. Если уж и так, то он просто сменил одного мучителя на другого. Пусть они и выглядят добрыми и заботливыми, они все еще были его врагами, которых он пытался убить не один раз. Сто шестьдесят восемь раз, если быть точным. Они просто убрали устройство и стали лечить его, чтобы сделать себе чистый лист для новых избиений. Вчера, они… Ох черт. Он сжал плечо еще сильнее, когда вспомнил, что он вчера наделал. Он был в таком напуганном состоянии, что он вырвался их рук Архонтиссы, и пытался забиться в уголок, а потом он еще и посмел позволить себе распсиховаться и заплакать прямо перед Путешественником, даже запачкав его одежду своими уродскими слезами. Ох, они точно ему этого не простят. Дотторе не нравилось, когда он сопротивлялся, когда он пытался защитить себя, и ему не нравилось еще больше, когда он сопел и ревел у его ног. Может, ему такое и нравилось, но кукле так себя вести было нельзя. Его накажут за такую дерзость? Он не знает, что Буер может с ним сделать, ведь все-таки, она была Архонтиссой, и точно не позволила бы себе запачкать свои божественные умения его грязной кровью, но вот Путешественник точно смог бы провести над ним страшную мстительную экзекуцию за все беспокойства, которые он им принес. Его рука упала на мягкий матрас, он смиренно пялился на потолок. Он ненавидел это все. Он терпеть не мог эти бинты, эти подушки, эту кровать. Он ненавидел то, как они наполняли его крошками надежды, пусть он и знал, что их заберут у него в любую секунду. Он ненавидел то, что где-то глубоко он молил судьбу, чтобы те, кто забрали его, не дадут его в обиду. Он ненавидел то, что они все еще его не убили. Мягкий стук в дверь вырвал Скарамуччу из его мыслей. Вот и все. Сейчас они войдут и оповестят его о его наказании, они будут его держать, прижимать к стене, как жука, и он будет слишком слабым и напуганным, чтобы сопротивляться, и они будут делать ему больно, и он будет плакать и молить о пощаде, и они никогда не остановятся… Еще стук. Он пытался приготовится к тому, что сейчас произойдет, но Дотторе ведь никогда не стучал..? - Скарамучча? - голос Буер приглушенно звучал из-за двери. Двери, которая все еще была закрыта. Это была какая-то новая техника запугивания? Если так, то она работала. - Я знаю, что ты не спишь, надеюсь, я тебя не сильно напугала. Я с Путешественникам сейчас войду. Да, работала отлично. Скарамучча лежал в кровати, замерший в страхе и ожидании. Впервые, его дыхание не было тяжелым или быстрым, он, наверное, вообще не мог дышать. Будто кто-то обратил его легкие в камень. Он не знал, что они собираются с ним делать. Он представлял, как Буер принесет наручники, которые потом запрет вокруг его запястий. Он представлял за Путешественником целый мешок, полный страшных инструментов для пыток, конкурирующий с набором Дотторе. Кукла вздрогнула. Он не хочет этого. Он не хочет боли снова. Он хочет плакать. Может, Буер будет достаточно добра, чтобы выслушать его, если он хорошо поумоляет ее? Если он предложит сделать все, что она захочет? Или, наверное, его накажут еще хуже за разговоры без разрешения. Дверь наконец-то открылась, и он попытался не дрожать… Какого черта? Голова у Скарамуччи опустела, когда он увидел поднос с едой в руках у маленькой богини. Так опустела, что он вернулся к себе только тогда, когда богиня осторожно поставила поднос на маленький столик у его кровати. Это… Не то, чего он ожидал. Дотторе никогда не давал ему никакой еды. По какой-то глупой причине это кукольное тело требовало воздуха, чтобы выжить, но не еды или воды. Он винил свою создательницу в этой глупой слабости. Немного человечен, но недостаточно. Немного бог, но тоже недостаточно. Никогда не достаточно. И все же, пусть ему не нужна была еда или вода для выживания, это не значило, что он не мог ей наслаждаться. Наоборот, она представляла из себя отличный источник энергии, когда в нем оставалось ее мало. Дотторе, наверное, знал об этом. Да к черту, он об этом точно знал. И все же, пока Скарамучча был с ним, он никогда ничего не давал кукле. Может, это был способ обессилить его быстрее, не дать ему восстанавливать силы. А может, он так просто показывал, что он не был ничем, кроме как игрушки, предмета, инструмента. В общем, Скарамучча не видел ничего съедобного уже… ну, столько, сколько его держал Дотторе. Это не значит, что ученый не заставлял куклу потреблять что-либо, но это было не едой. Это были наркотики или яды, использованные, чтобы либо просто его пытать, либо чтобы экспериментировать над ним. Скарамучча заикнулся, когда он вспомнил те времена, когда грубые руки в перчатках насильно раскрывали ему челюсть и вливали всякие жидкости в его горло, заставляя его глотать, даже если он давился и задыхался. И почему-то, на вкус всегда было отвратительно сладко… А теперь, снова к реальности. Здесь была еда. Прямо перед ним. Архонтисса и Путешественник принесли еды. Это для него? Нет, не может быть. Он все еще не мог принять того, что эти двое говорят, что «освободили» его, что он был «в безопасности», ведь кто в здравом уме вообще собирается заботится о такой кукле, как он? И эти двое точно не были случайными проходимцами, понятия не имеющими, кто он такой, эти двое видели своими глазами хаос и разрушения, которые он принес, они были его врагами, которые сражались с ним раньше, врагами, которых он почти убил, врагами, которые в конце концов победили его. Мысль о том, что они могут спасти кого-то, как Скарамуччу, казалась бредовой. А теперь, он должен предполагать, что ему принесли поесть? Нет, так не бывает. Может, это просто такое наказание? Все-таки, не могут все на свете использовать такие же методы, как Дотторе. У Богини Мудрости точно найдутся свои тузы в рукаве. Может, они просто хотят над ним поиздеваться? Или это отрава. Или они ее запихнут ему ее в горло и заставят его задохнуться? Возможности бесконечны, и Скарамучча боялся и ненавидел одну пуще другой. Из ступора его вырвала внезапная речь богини. - С добрым утром! - Ее голос снова был мягок, как и всегда, ее глаза были заполнены чем-то, чего он не понимал. - Хорошо отдохнул? Мы с Путешественником тебе кое-что приготовили. Ты, наверное, уже давно ничего не ел, так что мы подумали тебя покормить. Скарамучча не может ответить на ее вопрос. Еда и правда для него… Невозможно. В чем подвох?.. Заметив его сомнения, Богиня продолжила говорить. - Может, сначала попьешь воды? Вот, возьми кружку. Так, а это уже приказ. Отказываться нельзя. Он заставил себя сесть, все его тело закричало от боли после таких движений. Осторожно, он протянул дрожащие руки к стакану на подносе. Он пытался донести до себя, что он дрожит не со страха, но получалось не очень. Он взглянул в ожидающие глаза Путешественника, пока медленно подносил стакан к его сухим и потрескавшимся губам, потом зажмурился. Он аккуратно наклонил стакан, сжавшись в ожидании. Жидкость обожжет его? Или там что-то другое будет? Но как только жидкость попала ему в рот, он раскрыл глаза от удивления. Это была вода. Это была просто вода, чистая и прохладная. У Скарамуччи глаза заслезились. Кто бы знал, что обычная вода может быть такой хорошей, такой божественной? Как много времени прошло с тех пор, когда он мог позволить себе хоть каплю? Вода была холодной, но не слишком. Она освежила его измученное горло, и уже за несколько секунд, Скарамучча опустошил уже целый стакан. Может, там и был какой-нибудь яд, который он не заметил, но он уже был благодарен за то, что ему позволили такую облегчающую мелочь. Наверное, его выражение лица было слишком очевидно, потому что когда Скарамучча поставил стакан обратно на поднос, Дендро Архонтисса тут же взяла его в руки. - Хорошо было, да? Пойду налью еще и принесу тебе, хорошо? Скрамучча преклонил голову в тихой благодарности, наблюдая, как богиня покидает комнату. Увы, это облегчение было недолгим. Теперь он остался наедине с Путешественником, и его присутствие было гораздо страшнее, пусть он и был обычным смертным. Что он теперь будет делать, когда Богиня ушла? Буер, конечно, была сильнее любого человека, даже такого особенного, как Путешественник, но ведь по физической силе он явно опередит божка-ребенка. Поглядывая в страхе на чужеземца, Скарамучча раздумывал, что он теперь будет делать. - Знаешь, я не кусаюсь. Кукла вздрогнула от одного его голоса. Эта фраза его совсем не успокоила, да и вообще, он теперь был весь на взводе. Он трепетал в ужасе, когда Путешественник подошел к кровати и сел на стул рядом с ней. Путешественник разговаривает редко, обычно он позволяет своему раздражающему летающему существу а где она вообще? говорить за него, но он не знал, хочет ли он сейчас сидеть в тишине. Она пугала. Он не знал, чего ожидать. Скарамучча опустил голову и обнял себя руками, надеясь казаться маленьким и незаметным. Может, так он не будет обращать на него внимания. Наверное, это не сработало, ведь Путешественник поднял с подноса миску с чем-то дымящимся. - Я сделал для тебя простой бульон, надеюсь, тебе понравится. Осторожно, он горячий. - Есл кто-то мог бы описать бесчувственный, но нежный голос, Путешественник был бы идеальным примером. Он был одновременно не похож на яркий голос Буер, но при этом был далек от холодного голоса Дотторе. Все еще дрожашими руками, Скарамучча протянул руки к миске, протянутой ему. Он убедился, что не касается рук Путешественника, взявшись за гладкую деревянную поверхность. Он на мгновение уловил его улыбку, а потом выдохнул, чтобы успокоиться. - Готов? - спросил Путешественник, готовый уже отпустить миску, пока их внезапно не прервал радостный голос Буер: - Я вернулась! Все, что было потом, произошло слишком быстро. В один момент, они все еще держались за миску, а в другой Скарамучча яростно отшатнулся. Миска в его руках пошатнулась с равнйо силой, и ее содержимое разбрызгалось и приземлилось на руки и Путешественника, и Скарамуччи. Горячий бульон заставил его закричать и инстинктивно убрать руки, но так он только ухудшил ситуацию. Теперь миска взлетела в воздух и кувырком скатилась с кровати, полностью разлив бульон и запачкав им свежие простыни. Все замерли. Было бы у куклы настояещее сердце, оно остановилось бы прямо сейчас. А потом, когда шок спал, паника ударила в него со всей силы. Что он наделал?! Не только он потратил еду, сделанную для него, зря, он еще и потратил ее так, что она испортила простыни и что еще хуже, обожгла Путешественнику руки. Он видел, как тот жмурился, когда бульон пролился на него. Его дыхание ускорилось. Если они не собирались ранить его тогда, то сейчас у них появилась просто отличная причина. Слезы заполонили его глаза, когда он вжался в стену изо всех сил, загнал себя в угол и свернулся в комочек. - Пожалуйста, прошу, мне жаль, мне жаль, мне так жаль! - С тех пор, когда он говорил, прошло немало времени, и теперь его голос был просто хриплым шепотом. Его горло было больным и неопытыным в речи, ему было больно разговаривать, но он продолжал молить, его слова вылетали между полузаглушенным рыданием. - Пожалуйста, мне так жаль, прошу, не делайте мне больно, не делайте мне больно, пожалуйста! Кукла не смела и взглянуть на них. Он не хотел видеть их выражения ярости и разочарования, он не хотел наблюдать за тем, как они готовятся его избить. Пока он продолжал умолять, он знал, что это не сработает и его все равно накажут. Он мог надеяться только на то, что наказание ослабят. Ну почему, почему он такой тупой? Почему он должен так реагировать, почему он должен выставлять себя таким глупцом? В любую секунду они схватят его и стянут с кровати, снова закуют его в цепи, чтобы он больше не делал ничего тупого, они снова наденут на него кляп, чтобы не слышать его идиотских мольб, и тогда они накажут его, и ему будет больно, и он будет плакать- Матрас прогнулся под весом кого-то, забирающегося к нему в кровать. Кукла заплакала сильнее и попыталась стать еще меньше. Маленькая рука опустилась на его дрожащие плечи, заставив его напрячься. - Скарамучча? - Это была Буер, она говорила мягче, чем когда-либо. - Дыши со мной, ладно? Дышать с ней. Он может. Хорошо. Да. Он внимательно слушал ее наставления и делал глубокие вдохи, задерживал их несколько секунд, а потом выдыхал. Вдох, задержать, и выдох. Вдох, задержать, выдох. Они повторяли это много, много раз, пока он немного не успокоился. Он не понимал, зачем. Зачем Буер его успокаивать? - Можешь посмотреть на меня? Кукла подняла слезливый взгляд, чтобы посмотреть в добрые, большие глаза богини. Он запутался. И испугался. Зачем она это делает? Его не будут наказывать? Ему не будут делать больно? - Это была случайность. - решительно сказала богиня. - Слышишь меня? Случайность. Если уж и придется, то это я должна извиняться за то, что напугала тебя. Не беспокойся о беспорядке, это просто простыни. Обычная стирка все исправит. Тебе не нужно так бояться. Мы не будем делать тебе больно. И вообще, мы не будем делать тебе больно ни за что, но я понимаю, что тебе понадобится время, прежде чем ты поверишь в это, прежде чем ты начнешь доверять нам. Но пожалуйста, попробуй понять, что мы здесь не для того, чтобы ранить тебя. Ты здесь в безопасности, Скарамучча. Ты в безопасности. Мы не знаем, что с тобой произошло, с кем ты был и что они с тобой сделали, но я могу пообещать, что ничего из этого здесь не будет. Не под моим присмотром. Ты в безопасности. Это казалось нереальным. Будто все это — сон. Это была Буер, Дендро Архонтисса, Богиня Мудрости, это она перед ним извинялась? Успокаивала его? Обещала ему защиту? - Зачем? - Выдавил он. Одно слово, которое несло столько всего. Зачем его спасать? Зачем помогать ему? Зачем его? Зачем им делать что-то такое хорошее кому-то, как он? Кому-то, кто сделал им столько всего плохого? Кому-то, кто был для них бесполезен, после того, как его так сломали? - Потому что ты тоже человек, Скарамучча. - Путешественник, который все это время молчал, решил заговорить. - Потому что ты прошел через что-то невыносимое, что-то такое ужасное, чего ты не заслуживаешь. Да, мы были врагами, ты нас ранил, и мы тебя ранили, но это уже слишком. То, что с тобой сделали — непростительно, и мы просто не можем не встать в твою защиту и не сделать все возможное, чтобы помочь. Да, пройдет время, прежде чем ты нам доверишься, и пройдет еще больше времени, прежде чем ты расскажешь, что произошло, но поверь, мы ни за что не поднимем на тебя руку и не заставим тебя делать ничего против твоей воли. Он склонил голову, пытаясь переварить все сказанное. Что-то внутри зацвело, когда Путешественник назвал его человеком. Он не знал, может ли он доверять сказанному. Но он хотел. Это было слишком хорошо, чтобы быть настоящим, но он хотел верить этим добрым словам. Прошло уже слишком много времени с тех пор, как он получал хоть крупицу доброты. Он хотел, чтобы это было правдой, он хотел быть в безопасности, он хотел быть защищенным, он хотел быть свободным. Он мог только надеяться, что Путешественник и Буер не лгали ему, когда успокивали его. - Мне жаль, что я обжег тебе руки. - прошептал он, смотря в пол. - Все хорошо, это не твоя вина. А теперь давай-ка тут приберемся, чтобы ты мог продолжить отдыхать. Мы принесем еще еды попозже. Скарамучча ответил благодарным кивком. Богиня, сидящая рядом, поднялась с кровати и подождала, пока он тоже поднимется. Короткими движениями, он сдвинулся на край кровати. Холодный пол коснулся его голых ног, и одно только касание укололо его поврежденные ступни тысячами иголок. Он сжал зубы и заставил себя встать во весь рост. У него кружилась голова, пока они меняли простыни. Буер отошла, чтобы унести поднос с миской, а Путешественник сказал ему постоять в стороне и не мучать себя, пока он расстилает постель. Скарамучча все же, настоял на том, чтобы подержать подушки, прижав их к себе поближе. Скоро, постель была готова, на тумбочке остался стакан воды, который богиня принесла за секунду до всей этой потасовки. Она и Путешественник уложили его в кровать и помогли расположиться поудобнее, так еще и укрыли одеялом. Пока они пересекали порог, он наконец-то осилил два маленьких слова. - Спасибо вам. Они остановились и посмотрели на него с улыбкой. Путешественник решил ответить кивком, а Буер — словом. - Отдыхай, - Сказала она. И так, они покинули его комнату и тихо прикрыли дверь. Отдыхать. Да, он может попробовать. Маленькая, неуклюжая улыбка украсила его губы. Может, надежда еще есть.