История про контакт с инопланетянами

Когда-то этот кусочек смолы положили в контейнер из чередующихся слоёв обедненного урана и полиэтилена, еще до старта снизив его температуру до значений лишь немногим выше полного отсутствия внутренней энергии и поддерживали её на протяжении всего прыжка. Защищенные капсулы были в холодной укладке, дополнительно обернутой мощными магнитным полем, расталкивающим любые ионизирующие частицы на пути и порождаемым свехпроводящим соленоидом. Этот кусочек был чертовски холодным даже по меркам межзвездного пространства. И даже если бы система терморегулирования сломалась и температура поднялась до сорока Кельвин, хранящаяся внутри информация всего за пару тысяч лет не обзавелась бы даже парой ошибок, но Конструкторы решили перестраховаться. Таких кусочков набрался бы десяток по всему кораблю, и даже этого Конструкторам показалось мало, и поэтому настолько оберегаемая ими информация была продублирована на кварцевых кристаллах в одном ряду с программным обеспечением, настройками, моделями нейросетей и базами знаний. В случае маловероятных непредвиденных обстоятельств, САУ мог бы сконструировать кольца хромосом из набора нуклеотидов, чуть ли не отдельных атомов, вручную, но это заняло бы преступно много времени и сил: ушли бы миллионы итераций сборки, анализа, поиска ошибок и повторения цикла прежде чем вышел бы жизнеспособный экземпляр, который, в свою очередь, необходимо копировать перед вживлением, в процессе чего тоже могут произойти ошибки. После того, как корабль нашел в облаке Оорта «попутчика» и обосновался внутри него, комета стала надежным пристанищем, защищающим и от перепадов температуры, и от радиации с микрометеоритами, и от адского пламени трения об атмосферу на космических скоростях, и от нежелательного взора… В конечном итоге комета так же бережливо защитила кусочки смолы с цепочками нуклеотидов внутри. САУ не предполагал, что они понадобятся, а потому даже не снабдил каналы, ведущие к биоукладке, транспортными рельсами, и теперь пришлось посылать за ними бота. Грубые агрегаты биолаборатории, как манипуляторы или системы терморегуляции к примеру, собраны из местных материалов; но высокоточные приборы, способные не то что манипулировать отдельными генами в живой клетке, но и создать эту самую жизнь, были привезены с собой из другого мира. Манипулятор взял из кассеты кусочек смолы и поместил её в органический растворитель, от чего та размякла в холодец, из которого игла смогла извлечь микроскопический кубик, который, в свою очередь, опять же был помещен в другой растворитель. Наконец-то кирпичик жизни промыли и поместили в теплый раствор, где он начал жадно поглощать питательный бульон и высвобождать в него свои продукты жизнедеятельности, накапливая строительный материал и спустя эоны сна и несколько минут трапезы разделился на две идентичные дочерние клетки. Спустя неделю в ячейке-инкубаторе была целая колония здоровых бактерий, которых залили в желатин для удобства транспортировки. Часть из них заморозили, но другую закинули в бак, полный теплой воды с растворенной в ней углекислотой, азотом, кальцием, фосфором, калием и десятками других химических веществ в особой пропорции, создавая идеальную среду для размножения колонии. Двести биореакторов были заняты культурами, производящими легкоусваиваемые белки, углеводы, аминокислоты, липиды, витамины и другие питательные вещества для существ многим сложнее простейших микроорганизмов. Пятьдесят биореакторов заняты культурами, производящими лекарственные препараты и разного рода полезные БАДы. И только пятнадцать были заняты производством химических веществ, никак не связанных с созданием небольшой биосферы; нужных для нужд хозяйства — почему бы не использовать биологические программируемые заводы, раз уж высокоэнергетическое предприятие уже запущено? Биолаборатория запустилась вновь. Но на этот раз она изготовила вязкую питательную среду, подобную яичному белку, закачав его в пластиковый баллон, заложив в центр жемчужину — зиготу. Зигота начала делиться: сперва одна клетка, затем две, четыре, восемь… В какой-то момент она вытянулась в трубку, обрастающую пятью кольцами, соединяющимися друг с другом с двух сторон двумя длинными хордами. Из мест соединений колец и хорд начали вырастать по пять длинных сегментированных отростков… За шесть месяцев можно было пронаблюдать шесть миллиардов лет эволюции. По начерченному природой плану, существа уже должны были выйти из утробы в окружающий мир: начать дышать самостоятельно, видеть, слышать, учиться управлять своим телом, думать, пускай и в тех ограниченных рамках, в которых пребывает новорожденный мозг. Но мозг был… Не то чтобы мертв, но и не жив: нейронные импульсы расходились паутинкой, словно молнии, но медленно, слабо, слишком-механически, и большая их часть приходилась на рептильный мозг, отвечающий за вегетативные функции организма, а в неокортексе были разве что случайно забредшие и потому быстро гаснущие импульсы. Им еще не настало время рождаться, и потому все то, что делает их разумными, пока должно подождать. Характерный для эмбрионального онтогенеза невероятно быстрый рост и метаболизм не закончились спустя шесть месяцев; лишь слегка замедлилось, чтобы дать достаточно времени на предупреждение появления и удаления очагов раковых опухолей, возникающих из-за слишком быстрого деления клеток. Еще через полгода хирургические манипуляторы бережно извлекли тела, переподключив их от системы контроля утробной среды к системе поддержания жизнедеятельности, установив сотни трубок и тысячи контактов. Каждый такой стимулировал работу мышц для поддержания тонуса и правильного их формирования, отслеживал состояние работы организма, регулировал давление телесных жидкостей, чтобы правильно сформировать внутренние органы в условиях невесомости. Через четыре года внутренние часы этих существ прошли отметку в двадцать лет — организм и мозг полностью сформированы. Настало время увидеть первые в их жизни сны. Робот-хирург достал из своей укладки комплект по инвазивный работе с корой головного мозга; зафиксировал на стапелях Первого, срезал скальпелем надрез и отодвинул скальп (по площади не больше ногтя) и тоненьким сверлом сделал в черепе отверстие — первый порт, за которым последовала еще пара десятков. Тонкий, но жесткий усик проник под череп, и полой иглой, какую не способен увидеть человеческий глаз, начал пронзать морщинистую поверхность коры головного мозга. Когда игла возвращалась обратно, она оставляла за собой еще более тонкую нить из метаматериала, который электрические сбоку поля огибают так, словно она невидимая, но проникают в торцы без сопротивления. По этим трубочкам в будущем потекут сами мысли. Когда усик установил миллион контактов, то собранные в аккуратный пучок торцы соединяются с поданной усику через порт маленькой позолоченной полупроводниковой пластинкой. Через несколько дней кропотливой работы, весь мозг был обернут в похожий на губку слой контактов, оканчивающихся соединенными в единую сеть тонкими оптоволоконными нитями контактами, соединяющих хаотичное живое и строго-упорядоченное машинное. Последние тесты всех узлов: уровень шумов на контактах, дефектных АЦП, задержек маршрутизации и сотен других параметров были удовлетворительны. Операция завершена. Робот хирург закрыл все порты компаундом, который со временем будет замещен костным веществом силами организма, и вывел наружу всего одну оптоволоконную ниточку, которую спрятал под эпидермисом кожи. Незачем тратить углеводы организма на обеспечение энергией СВЧ-антенны, когда можно воспользоваться почти что не требующим питание каналом связи, чья полоса пропускания на порядки выше, чем у радио. В центре обработки данных активно заработали лазеры, считывающие с кремниевых пластинок терабайты данных, которые в те же секунды загружались в оперативную память, из которой слои математических матриц отправлялись в блок тензорных вычислений. В кровь поступила смесь из тысяч органических соединений, вызвавших в мозге информационный взрыв: ранее ингибируемые сигналы внезапно перестали ощущать какого-либо сопротивления, разливаясь каскадом брызг, достигающих всех частей мозга. Пока что в них не было никакого смысла: нейронные импульсы были простым хаотичным белым шумом, турбулентностью во внезапно переставшей быть вязкой среде. Только самые древние и важные области не поддались всеобщей суматохе, продолжая выполнять свой долг как ни в чем не бывало. Через пару секунд фейерверк начал стихать повсюду, но былой заторможенности не осталось, а новые синоптически связи так же легко рвались, как и устанавливались новые. Свежеустановленный дуплексный нейрокомпьютерный интерфейс получил сполна данных о структуре мозга из первых мгновений хаоса, и уже через десять миллисекунд эти знания отправились на обработку в ЦОД, где сложные нейросети начали распутывать запутанный клубок в элегантную карту, огромный упорядоченный граф, а после передали это знание другим нейросетям, которые подготовили третьи индивидуально под изученный мозг, через который спустя секунду начали течь с виду не менее хаотичные, но на самом деле с божественным вдохновением упорядоченные и детерменированные сигналы, при поддержке изменения концентрации нейромедиаторов и псиактивных веществ перекраивать синоптические связи. Этим существам снились сны, написанные индивидуально под них. И эти сны учили их ходить, говорить, думать. Они прожили целую срежиссированную жизнь, которой никогда не было, но которая сформировала в них именно те личности, которые были нужны Системе Автоматического Регулирования корабля в этой, настоящей, реальной. За год эти существа прожили десятки лет, которых не было; приобрели опыт сотен поколений. Они даже знают, зачем их создали, и без каких-либо сомнений готовы служить целям цивилизации, частью которой никогда не были. Конструкторы были такими же существами, и число нейронов в их головах ограничено. Они не стали создавать систему сложнее себя, ведь тогда они не смогли бы предсказать её поведение; но в миссиях, на которую вы возлагаете ответственность за свое будущее, предсказуемость — самое первое и самое важное требование. САУ сделали достаточно умным, чтобы справиться с тривиальными задачами самому; но все равно глупее себя. И на тот случай, если САУ столкнется с чем-то, что поставит его в тупик, ему дали возможность обратиться за советом к высшей инстанции, к кому-то умнее себя. Нет времени ждать ответа от метрополии, да никакого ответа и не будет: нет способа прокричать что-то в комнате так, чтобы услышали вы, но не стоящий рядом с вами человек. Поэтому обратиться за советом он может лишь к тем, кого породит сам. Так ли важен способ, которым они здесь оказались? Эти существа с рождения знают цель своего существования и то, с чем им пришлось столкнуться. Но само их существование предполагает отсутствие дальнейших инструкций: никто не скажет, что им делать, но от них зависит судьба целой цивилизации, и даже не одной. Их это не гнетет: даже если бы они могли испытывать подобные эмоции, их бы сконструировали так, чтобы подобное не испытывать. Это сказано для читателя: никто не знает, каким будет будущее.