Столкновение

      — Мой мобильник всегда был здесь? — ахаю я, обнаружив устройство в кармане рюкзака.       — Да, — как ни в чем не бывало говорит он.       Я мотаю головой в негодовании. Пока бурчу, заходит доктор и оглашает результаты. Все в точности, как он объяснял вчера, а другие показатели в норме. Курт обменивается с ним парой слов, и мы выходим на улицу.       — Зарядка! — вспоминаю впопыхах, так как не видела провод в сумке.       — Она у меня, потом отдам.       — Давай сначала заедем ко мне, —уже в который раз конючу.       — Бо, мы уже не успеваем. Нам ехать 11 часов, плюс остановки. Доберемся только к девяти вечера, — как мантру повторяет он.       Я ворчу и топчусь на месте, наблюдая за спешкой. Курт укладывает сумки в багажник, я вспоминаю про наушники, и он закатывает глаза. Бегло достаю их из портфеля и залажу на переднее место авто. Багажник захлопывается, и мы отправляемся в путь.       До сих пор не знаю зачем согласилась на это безумие. Курт разбудил меня, поторопил со сборами и вот — машина едет в неизвестном направлении!       — Скажи, если захочешь в туалет или еще чего, — хрипит он, не отвлекаясь от дороги.        — Хорошо, — слегка смущенно проговариваю и тру нос.       В панике открываю переписки с родителями учеников. Мне стоит написать заранее, пока не пропал интернет. Возможно, сейчас с сетью лучше, чем было пять лет назад, но полагаться на это неразумно. Когда мне было 12, наша «семья» поехала на море. Мы добирались до конечной точки на машине, и интернет постоянно пропадал. Осознание того факта, что наша с Куртом поездка абсолютно размыта в пространстве, в очередной раз давит на голову. Когда мы остановимся и поедем домой? В каких городах мы побываем?       Я отправляю всем однотипное СМС о болезни и чувствую себя нервозно. На всякий случай пишу Лие с просьбой прикрыть меня перед матерью. Она не читает, так как наверняка сидит на парах. Неделя только началась, поэтому поговорить с ней по телефону будет проблематично.       — Сколько лет ты за рулем? — я стараюсь отвлечься.       — Два года, — он включает дворники, чтобы убрать грязь со стекла.       — Сам купил машину? — я переживаю, что он разозлится.       — Нет, — говорит и, помедлив, добавляет, — Подарок отца.        На его лице мелькает эмоция, которую я никак не могу разобрать. Будто ему стыдно, но не передо мной.       — Твои родители живут в Стелтоне?        Я проговариваю каждое слово с такой аккуратностью, что Курт, подмечая это, решает не грубить.       — Нет, но рядом, — он поджимает губы, — Хотя, возможно, они переехали.        До меня быстро доходит, что он не общается с ними. Почему? Они такие же, как мои? Или есть другая причина? Я хмурюсь и, перед тем, как разузнать больше, деликатно спрашиваю:       — Я могу продолжить эту тему или лучше ее закрыть?        Парень молчит пару секунд и, обдумав, дает согласие.       — Продолжи, но не на все вопросы я дам ответы.        Город остается позади. Нам открывается пустеющая, ранняя дорога, обрамленная лесом по сторонам.       — Когда ты последний раз общался с ними?        Я располагаюсь поудобнее, скатываясь по креслу и обнимая себя руками. Не исключено, что делаю я это не ради комфорта, а из-за вероятной необходимости защищаться в скором времени.       — Один год и пять месяцев назад, — нервно моргает.        Слова выходят из него со скрежетом, что заставляет сжаться. Я пытаюсь представить его родителей. На кого он похож? На маму или на папу? Один ли он ребенок в семье?       — Они хорошие люди? — я обхожу все острые углы.       — Самые лучшие, — тут же говорит, — Мама обожает печь шарлотку, так что в доме всегда пахнет яблоками.        Я больше чем уверена, что он сам не ожидал, что расскажет это. И от сдавленного тона что-то внутри меня начинает болеть.       — Они выгнали тебя? — я предполагаю, и Курт улыбается.        — Нет, конечно нет. Они бы никогда так не поступили. Я ушел сам.       И тут мне становится дурно.       — Из-за того, что занялся боями?       — Так было нужно, — кивает он.       Это звучит, как оправдание, но не в мой адрес. Знаю, он не расскажет подробностей, но не могу представить какую боль ему пришлось стерпеть. Через каждую фразу тут и там сочится тоска по родным, хоть Курт и усердно скрывает ее.       — Откуда ты знаешь доктора Пресли?       Я хочу расспросить про другие блюда, которые готовит его мама, но это будет издевательством, поэтому меняю тему. Парень, наконец, выдыхает.       — Пара знакомых ездило к нему, — коротко отмахивается.        Похоже на правду. С учетом того, что врач на боях вечно пьян — все логично.       — Ты не думал встретиться с ними? Прошло много времени, — я вновь возвращаюсь к родителям и немного жмурюсь.        Мокрый асфальт под колесами ровный, поэтому складывается ощущение, что машина летит, а не едет.       — Нет, — фиолетовые костяшки сжимают руль, и мы заканчиваем тяжелую беседу.        Я отвожу взгляд в сторону и предполагаю, что Курт не делился ничем таким с другими людьми. За исключением Мэта, разумеется. Надеюсь он не желает о том, что доверился мне. И, последующие 20 минут, мысли заняты сплошными догадками о случившемся. Еще вчера я была уверена, что парень всю жизнь был таким, как сейчас. Теперь я сильно сомневаюсь. Просто в один из его дней, проведенных в родном доме, что-то изменилось. Что-то вынудило Курта стать другим.        Потерявшись в этой неразберихе, я переключаю внимание.        Пейзаж за окном не меняется. Серые тучи застыли над капотом авто. Все больше и больше километров остается позади. Я разглядываю: что там поджидает впереди. Но не вижу ничего, кроме неизвестности.       Помнится, когда мне было семь, я ощущала нечто похожее. Отец тряс ногой и кричал на маму, которая сидела на том же месте, что и я сейчас. Он плохо следил за дорогой: таков был его стиль вождения. Мама часто злилась из-за этого. Каждый раз, когда я залазила на заднее сиденье старенькой белой машины, мне приходилось закрывать уши и прислоняться к запотевшему окну. Мой нос едва ли доставал до нижней черты стекла.       — Кто из твоих знакомых знает про меня? — Курт поворачивается ко мне.        Он не будет доволен ответом. Признаться, я и сама недовольна.       — Лучшая подруга; Эрик — думаю он много трепался другим и…, — неловко тяну, — Мама.        Курт набирает воздух в грудь и трет оголенный участок шеи.       — Плохо, — качает головой, — Ну про это смазливое дерьмо все понятно, а вот про подругу и маму поподробнее.        Я невольно улыбаюсь от того, как Курт назвал Эрика. Не вижу смысла лгать, а потому, говорю, как есть, на духу.       — Лия знает мало: твое имя и сферу работы. Если ты начнешь ругаться... — предупреждаю, и Курт растягивается в негодовании, — Я рассказала ей еще до того, как пришла к тебе на бои. Я тогда думала, что мы больше не встретимся! И вообще, весь зал знает как тебя зовут, как ты выглядишь и с легкостью укажут маршрут до арены, так что…        — Я понял, понял, — останавливает и тихо смеется, — А мама?        — Ей рассказал тот, кого ты только что назвал… ну… он всегда ей жаловался…       — Серьезно? — из него выходит злобная усмешка, — Зачем ты оставалась в этом дурдоме?        Я понятия не имею что сказать, а потому притупляюсь в ноги. Курт кидает на меня раздосадованный взгляд и прочищает горло.       — Здесь нет твоей вины. Я не так выразился, — заверяет, — Просто ты хорошая и светлая, но тебя окружают паршивые люди. Эта несправедливость меня очень злит.        Сначала мы ночуем вместе, потом едем туда, куда глаза глядят, а теперь он заявляет, что его расстраивает несправедливость моего мира — что вообще происходит? Курт, видимо, тоже смутился от своей красноречивости, поэтому уперся вперед и напрягся.       — И что выкатила твоя мать? Будет создавать мне проблемы?        Только я поверила, что Курт искренне переживает — он тут же все разрушил. Естественно! Его волнует только он сам. Как я могла забыть: «Мне пришлось тебе помогать!», «Ты не оставила выбора!», «Ты раздражаешь!», «Делаю, потому что ты жалкая!».       — Нет, не переживай, — прыскаю, — До совершеннолетия осталось чуть больше трех месяцев. Я сказала ей, что, даже если бы мы и были вместе так, как поведал Эрик, то существует возраст согласия.        Курт хмурится и проводит языком по нижней губе.       — Тебе будет 18 в марте?        Ну и что его удивляет? Я же не вчера праздновала день рождения.       — Да, 5-го числа, — хмыкаю, — А у тебя когда?        Парень как раз останавливается на обочине и, не поворачиваясь, заявляет:       — 5-го февраля.        Я таращусь на него. В один день? Одновременно судорожно вспоминаю знаки зодиака.       — Ты водолей? — я забываю про обиду, будучи увлеченной новой информацией.        Курт глушит авто и достает пачку сигарет прежде, чем выйти.       — Бо, давай без совместимостей, — он смеется.       — Больно надо! — ворчу и тоже выхожу.        Прохладный влажный ветер чуть кружит голову. Вдалеке виднеется размашистое поле: оно серое, но завораживает до безумия.       — Ты рыбка, — с улыбкой кивает, делая затяжку, — Все стало ясно.        Его волосы уложены назад, но из-за дождя начинают слегка виться. Почему-то я каждый раз нахожу в этом что-то притягательное.        — Разбираешься в знаках зодиака? — скептически спрашиваю.        — А похоже? — темные брови ползут вверх, — Нет, я только знаю, что рыбы в марте, тельцы в мае, весы в октябре, ну и водолеи в феврале.        Что-то мне подсказывает, что в эти месяцы родились его близкие люди. У кого-то из членов семьи Курта день рождения рядом с моим?       — Это плохо, что я рыбы? — задумчиво проговариваю и тру руки друг об друга.        С чего меня вдруг волнует его мнение? Хорошо хоть, что он не девы. Эрик дева. А мама овен. Но Курт на них не похож.       — Неожиданно, — неоднозначно отвечает парень и тушит ботинком бычок, — Едем? Ближайшая остановка не скоро. Лучше иди в туалет сейчас.        Я осматриваюсь, а он направляется к багажнику.       — Здесь даже нет спуска в лес, —показываю на овраг, — Куда мне идти?       — За машину. Я прикрою, — абсолютно серьезно отвечает и шуршит пакетом.        — Нет, спасибо, — поражаюсь я.        — Как знаешь. Но потом не проси остановиться.        Я залажу в машину. Курт открывает задние двери и ставит набитый пакет. Когда он садится за руль, то держит в руках слойку и бутылку воды.       — Ешь, ты не завтракала.        — Спасибо, — проговариваю и беру, — Откуда это?        — В отличие от некоторых я встал пораньше, сходил в круглосуточный магазин и успел потренироваться, —заявляет, — Я все думал произвести впечатление: старался качать пресс как можно привлекательнее, но ты слишком крепко спала.        Я вглядываюсь в непоколебимое лицо.        — Шутишь? — смущаюсь, и парень усмехается с издевкой.        — А ты поверила?        Мы продолжаем путь. Открываю слойку и неосознанно подсчитываю в ней калории.       — Тебе говорили, что ты невыносимый? — прыскаю и кусаю тесто с вишневой начинкой.       — Вслух нет.        Мы проезжаем поле. Оно усыпано завядшими цветами и островками тонкого снега. Похоже, на нем росла лаванда. А фиолетовый — мой любимый цвет. Вот бы побывать здесь летом.       Слойка вкусная и стремительно исчезает, как и половина  содержимого бутылки.        По ночам дождь сменяется снегопадом, и я прикидываю как плохо будет попасть к вечеру в метель. Скоро декабрь. В Стелтоне зима короткая, но холодная. Сугробы, как в рождественских фильмах. В Дервинге же, наоборот: все, что намело, быстро тает. Гололед из-за этого страшный. Я видела в интернете.        — Какие парни тебе нравятся? —внезапно интересуется Курт.        — А?        — Ты слышала. Просто хочу знать, от чего сейчас тащутся подростки.        Я ежусь и рвусь нагрубить ему из-за последнего слова, но лучше забить. Что мне сказать? Ведь, на самом деле, мне нравятся такие, как он. Если убрать унижения и оскорбления. Но он же спрашивает про внешность. И тут у меня назревает идеальный план.       — Ну…, — притворяюсь застигнутой врасплох, — Мне точно не нравятся накаченные. Гораздо сильнее привлекают аккуратные, без выраженных мышц. С голубыми глазами, светлыми или каштановыми волосами. В школе был один мальчик — весь усыпан веснушками. Вот от него, говоря твоими фразами, я «тащилась».        Это звучит так убедительно, что Курт прикусывает внутреннюю сторону щеки. Да, Бо, ты молодец! Хватит уже выдавать себя.        Я устала выглядеть так, словно мечтаю об отношениях с ним. Лия, безусловно, права. Я читаю книги и смотрю кино про холодных, черствых парней. Они выглядят, как Курт, что выбешивает до чертиков. Но есть одна существенная разница. Выдуманные мужчины с самого начала влюбляются в главную героиню, проявляют к ней особенное, трепетное отношение. Курт, пусть и имеет весь набор красоты, скверен и черств внутри. Как бы я не надеялась, что это изменится — такого не случится. Во всяком случае не со мной. Когда-нибудь он встретит ту самую и отдастся чувствам. Мы застряли в скандалах, а когда вернемся домой, то и вовсе перестанем общаться. Я больше не могу позволять себе верить в другой исход.        — Ты серьезно? — кривится.        Я принимаю уязвленный вид.        — Не стоило делиться, —отворачиваюсь к окну.        — Ясно. Набор идиотский, хотя кто-то такой тебе и подойдет. Изнеженный и жалкий, прямо как ты сама, —отчеканивает в пренебрежительном тоне.        Я ахаю и вскидываю руками.        — Ну а тебе какие девушки нравятся? Бестактные и резкие?        Он приоткрывает рот и почти незаметно улыбается.        — Вроде того.        Тишина сопровождает нас следующие четыре часа. Я кутаюсь в темно-зеленый свитер и пялюсь в телефон. Придорожное кафе, в котором мы выбираем поесть, словно спасение от затекших мышц. Оно находится на пустыре. Вырубленный лес, маленькая парковка и трое мужчин в засаленной одежде. Первым делом я обращаю внимание на толстые лбы и складки в области шеи. Выхожу из авто и набираюсь воздуха. Он отличается от городского.       Делаю пару шагов и сердце пропускает частые удары. Курт подходит донельзя близко и соединяет наши ладони. Я останавливаюсь от неожиданности и ощущаю покалывания в конечностях.        — Что ты…       — Успокойся, — ровно приказывает он, —Хочешь, чтобы этот сброд начал приставать к тебе?        Курт стоит к невеселой компании спиной, а наши пальцы все также крепко переплетены. Моя ладошка в сравнении совсем крохотная. Я жую губу, рассматривая то, как хорошо это смотрится, и волнительно выдыхаю.       — Нет, — сглотнув соглашаюсь я.        Он прав. Так будет безопасно. Но держаться за руки после тех слов —отвратительно. В любом другом месте я бы вырвалась, но не здесь.       — Отлично. Потому что я хочу пообедать, а не драться, — предельно доходчиво объясняет парень.        Я стараюсь не отставать от размашистых шагов. Уловив медлительность, Курт обхватывает мою талию, что вообще сбивает с толку.       Петли пластиковой белой двери скрипят. В кафе тепло и, по большей мере, уютно. Столики с клетчатой скатертью расположены справа, вдоль окна. Официантка оживленно выныривает из-за барной стойки и сразу же подает бумажное меню. На ней бардовая рубашка, чёрные брюки и маленький фартучек.       — Добро пожаловать. Располагайтесь там, где нравится. Позовите, когда будете готовы сделать заказ.        Фразы вылетают из нее на автомате.       — Спасибо, — искренне улыбаюсь.       Мы садимся туда, где более чисто. Некоторые столы прожжены сигаретами, на некоторых недостаёт салфеток.       — Ты всегда всех благодаришь?       — Что? — хмурюсь я, переводя внимание на не менее нахмуренного парня.       — Зачем ты сказала «спасибо»? Она ведь уже начала уходить, ты поблагодарила вдогонку. Для чего?       Он выглядит как тот, кто на самом деле не понимает.       — Эм…знаешь правило вежливости? — проницательно наклоняю голову.       Курт выжидающе молчит, и я продолжаю:       — Если отдаешь в мир добро, то оно вернется к тебе в ответ, — поясняю, — С меня не убудет, если я буду внимательной, а девушка почувствует себя значимой.       — Добро не вернется, Бо, — прыскает он, не сводя с меня глубоких глаз.       Я пожимаю плечами, залезая в меню.       — Возможно, ты и прав. Но, если хочешь, чтобы мир стал лучше, важно начинать с себя.       Курт тоже берет меню, делая вид, что незаинтересован, но я вижу, что услышанное заставило его задуматься. Кадык совершает размеренное движение, когда парень произносит, переводя тему:       — Я буду доволен, когда ты возьмёшь первое и второе. Если добавишь десерт, то будет ещё прекраснее, — выдаёт без эмоций и принимается листать страницы.       Их всего три, что делает выбор невеликим.        — Не все люди на свете горят желанием угодить тебе, — хмыкаю.        — Ты делаешь это не ради меня, а ради себя.        — Не похоже на то, — бубню и берусь за дело.        Четыре супа, два салата, восемь горячих блюд, один десерт и много выпивки. Выбираю сэндвич с тунцом и овощи с рисом. Когда официантка записывает, Курт выглядит удовлетворенно. Я замечаю, что сжимаю ладонь под столом в попытке избавиться от недавнего прикосновения. И, почему-то, мне становится слегка грустно, когда теплота испаряется.        — К вечеру доберёмся до первого отеля. На сайте он выглядит хорошо. Даже есть бассейн.        Эта новость радует. Обожаю плавать. Как раз то, что необходимо после долгой дороги.        — У меня нет купальника! — протягиваю с досадой.        — Есть, — уголки губ Курта ползут вверх, — Лежал в нижнем белье.        Я все еще хочу задушить парня за то, что он залез туда, куда не следовало, но теперь чуточку меньше.        — На сколько мы останемся там?        Я надеюсь услышать что-то хорошее.        — Если понравится, то на два дня. Дальше поедем на юг. Погода будет приятнее, — он смягчается при виде моих эмоций.        Пока снимаю куртку, задумываюсь о номерах. Волна сомнения давит на горло.        — А мы… ну…, — я заправляю локоны за уши, — Будем брать два номера или один?        Щёки заливаются краской, когда Курт вскидывает брови.        — Хочешь провести ночь вместе? — спрашивает спокойно, без капли смущения.        — Курт, — прошу я под давлением карих глаз.        Я не уверена на все сто, но у меня есть предположение, что ему нравится, когда я произношу его имя. Его лицо становится не таким ледяным. Почти незаметно, только если приглядеться. Длится это пару секунд, а на смену приходит настороженность.        — Я сплю один, уже говорил. Да и разница в возрасте не позволит нам ложиться в одну постель, — серьезно выдаёт парень.        Быть может, он постоянно напоминает об этом себе, а не мне?        — Рада слышать, — киваю, увиливая от неловкого разговора.        Еда оказывается невкусной. Чай сглаживает ощущение жира во рту. Курт тоже не в восторге. Он расплачивается за обед и просит меня подождать пару минут, а сам идет в уборную. Я провожаю его взглядом и замечаю какие-то товары, разложенные у бара. Я насиделась в машине, поэтому встаю, чтобы рассмотреть безделушки. В небольшой коробочке находятся «елочки» для авто, брелки и бархатные мешочки с непонятным содержимым.        — Это талисман, — появляется официантка, — В них природные камни.        — Можно потрогать? — я уже тянусь, но все равно спрашиваю.        — Да, конечно!        Больше всего меня привлекает коричневый. В нем лежат черные камушки разной структуры. Сбоку прикреплена тонкая картонка с подробным описанием содержимого. Мнусь, заглядываю в полупустой кошелек и покупаю. Хорошо, что Курт вывалил все из моей сумки в рюкзак.        Я чувствую неловкость из-за того, сколько денег он тратит на меня, и хочу показать свою благодарность. Подарки, пусть и такие чудаковатые, всегда приятны. Верно?        — Иди, только скорее, — он выходит из туалета и смотрит на время в телефоне.        Киваю и направляюсь туда же, где парень только что был. Уборная общая и состоит из узкой комнаты, в которой умывальник стоит впритык к унитазу. Когда мы залазим в машину, я выгляжу нервной.        — Проблемы? — мигом замечает Курт.        — Нет, просто.., — вздыхаю и достаю сверток, — Это тебе.        Он хмурится и прибывает в замешательстве, когда берет мешочек в руки. Я сглатываю и ощущаю себя дурой.        — Что это?        Курт прощупывает пакетик пальцами и, открывая его, вообще путается.        — Здесь матовый агат и вулканическая лава, — пищу то, что успела запомнить, — Это оберег. Помогает принять верное решение,  выдержать сложные испытания…        — Ты где его достала? — мое лицо заливается бардовой краской.        — Купила. Для тебя, — звучу так, словно извиняюсь, — Они продавались у бара. И…        Курт замолкает на секунду, а потом качает головой и кидает мешочек на задние места. Это так грубо и некрасиво, что сердце колет. Если бы мне не понравился презент, то я бы даже виду не подала.        — Это дерьмо лежало на липкой стойке, за которой сидят всякие уроды. Даже трогать противно, — выплевывает и выезжает на трассу, — Тебе заняться нечем? Мне не нужны подарки.        Ком в горле почти доводит до слез. Зачем он так? Никто не обращался со мной так безжалостно, как он. Внутренний голос услужливо напоминает от про отца и Эрика, но я не слушаю его, чтобы совсем не упасть духом.        — Ты поступил сейчас очень плохо, Курт, — сообщаю.        В моем тоне ярко выражена обида и расстройство. Парень прикусывает щеку и предпочитает игнор. Так мы добираемся до Дервинга. Шесть часов без единого слова, в напряжении, злости и разочаровании. На одной из наших остановок я перелажу назад. Из Курта выходит гневная усмешка.        Всю дорогу я чувствую, как он смотрит в зеркало заднего вида. Не отвечаю взаимностью и корю себя тем, что поехала с ним.