Столкновение

      10—12 день без Курта

      Остаток десятого дня и полный одиннадцатый день без Курта проходят одинаково. Гам посетителей, претензии Фина, короткие разговоры с Минди и сигареты. Мне впервые оставляют чаевые за активность. Я быстро осваиваю схему и улыбаюсь в тысячу раз чаще; нередко навязчиво, чтобы получить больше денег. Это не всегда срабатывает, но накопления за два дня позволяют закупиться никотином и, пусть и скромно, отдохнуть в выходные. Правда приходится экономить на еде.       Стресс не уходит; наоборот, он порой зашкаливает. Фин понял, что я здесь надолго, и тотально сел мне на плечи.       — Приди завтра раньше на полчаса.       — Помоги Медди помыть посуду.       — Что стоишь? Протри барную стойку.       — Помой полы на кухне.       И я делаю это. Не потому, что слаба характером, а потому, что иначе меня уволят. Я получаю деньги, работаю рядом с домом, убиваюсь так, что больше не плачу. В другом кафе будет точно так же, поэтому уходить нет смысла. Мне 17. Где еще работать, кроме как в сфере обслуживания?       Минди говорит, что Фин ненавидит женщин: они изменяли ему или не воспринимали всерьез из-за…строения тела. Она не затыкается о размере его достоинства, а я молча думаю: «Откуда ты знаешь, раз божишься, что ни за какую цену не стала бы с ним спать?».       — Поэтому он так на нас отыгрывается. Не бери в голову.       Из-за всего этого кавардака у меня болит сердце. В прямом смысле, физически. Я иногда вздохнуть не могу от боли и так и замираю посреди зала.       Двенадцатый день без Курта. Пятница. Лия пишет, что мы пойдем на крытый каток. Я терпеть не могу коньки и планирую просидеть на трибунах весь вечер. Впрочем, это и к лучшему. Брайан по-любому будет демонстрировать свои спортивные возможности, поэтому мне не придется с ним общаться. Я закатываю глаза, вспоминая слова Хлои: "...чтобы очаровать кого-то из команды, нужно дать им говорить о спорте. Даже если ты ничего не понимаешь — кивай головой, и воркуй о том, как интересно". Что ж, Брайан, сегодня тебя ждет ничего из этого.       Я отказываюсь от предложения Питера заехать за мной. Слегка подкрашиваюсь, надеваю черные джинсы, сиреневый свитер и пару колец. Выхожу, когда время близится к шести вечера. На улице темно: соседские дома украшены разноцветными гирляндами, а дорожки заметены. Я складываю руки в карманы пуховика, поправляю вязаную шапку и иду на остановку. Ветра нет, горячий пар изо рта делает бежевый шарф влажным. Дорога занимает примерно сорок минут. В транспорте грязно: лужи от снега коричневого цвета. Я переступаю их, чтобы не промочить угги — самую удобную обувь на свете, хоть и не модную.       Парк полон народу. Огоньки тут и там: так ярко, словно сейчас день. Лия замечает меня первая и спешит навстречу. Ее ботинки проскальзывают таким образом, что подруга молниеносно оказывается рядом.       — Привет! — радушно говорит она, сжимая в объятиях, — Я так рада, то ты здесь!       — Ты меня задушишь, — шучу, когда мы неуклюже покачиваемся.       Она хихикает и отступает.       — Все уже собрались?       Я опоздала, что совсем мне не свойственно. Автобус застрял в сугробе и водитель толкал его. Было странно.       — Да, вот только… есть один нюанс, — она поджимает губы, накрашенные вишневой помадой.       — М?       — У Брайана появились дела. Он не пришел, — говорит и оглядывается.       — Отлично! — ляпаю, — То есть… ничего страшного. Погуляем втроем.       — Нет, нет. Питер позвал своего одногруппника. Его зовут Филипп.       — Филипп?       — Да, с ударением на первую «и».       Она нервничает, переступая с пятки на пятку.       — Так и в чем проблема?       — Кажется, Питер не сказал ему, что мы гуляем парами… вернее сказал… но минут десять назад.       Какие-то девушки смеются во весь голос, потом одна из них поскальзывается и задевает меня плечом. Я слышу извинения, но ничего не отвечаю, так как смотрю за спину Лии. Два парня что-то бурно обсуждают. Тот, что не похож на Паучка, фыркает и кривится, когда наши взгляды встречаются.       — Это шутка? — брови ползут вверх, — Он думает, что я буду к нему клеиться? Или что?       — Не знаю, — вздыхает подруга, — Похоже, прогулка не задалась.       Она выглядит крайне встревоженной, а еще замерзшей. Ее белое пальто больше для машины, нежели для улицы.       — Если хочет уйти, то пускай уходит. Я пришла, чтобы провести с вами время, — успокаиваю ее.       Чтобы какой-то высокомерный парнишка расстроил наши планы? Заставил меня уйти? Нет, не сработает, Флипп — или как там тебя, не надейся!       — Правда? — воодушевляется, — Спасибо, Бо. Уверена, Питеру очень стыдно за эту ситуацию. Прости нас, пожалуйста.       «Нас» слетает с ее уст с такой теплотой, что я улыбаюсь. У меня и так не было никакого настроения. Теперь хоть могу язвить этому идиоту — главное тихо, чтобы Лия и Питер не забеспокоились.       Я киваю, и мы направляемся в сторону парней, которые стоят около заснеженной скамейки. Издалека они казались старше, но вблизи оба выглядят, как наши одногодки.       — Привет, ты, должно быть, Бо? — вежливо говорит, — Я Питер. Лия про тебя много рассказывала. Рад встрече!       У Питера средние рост и комплекция. Он тоже в пальто: серое, короткое, на запах.       — Приятно познакомиться, — протягиваю руку, — Я тоже рада…       — Может оставим формальности и пойдем? — меня перебивает пренебрежительный голос.       Я впервые обращаю внимание на Филиппа, одаривая его недовольным взглядом. Он голубоглазый, светловолосый и чуть выше своего друга.       — Липп, — Питер рассерженно выдыхает, — Не будь придурком.       Питеру точно не свойственная злость: он добрый и мягкий; поэтому эта эмоция на нем выглядит неловко.       Филипп молчит — надеюсь так продлится до конца вечера.       Лия напоминаем про каток, и мы шагаем вглубь парка к широкому закругленному зданию. Питер держит Лию за руку и то рассказывает о себе, то расспрашивает обо мне. Липп держится поодаль, пялясь в телефон.       — И как тебе работа?       — Не без сложностей. Но так ведь везде, верно?       По аллеи расставлены светящиеся арки, создающие некий коридор. Люди фотографируются по мере возможности: подлавливают момент, когда толпа рассосется.       — Конечно. Ты молодец, — неожиданно хвалит, — Не каждый выдержит общепит. В 16 лет я подрабатывал в Снек&Чикс. Была там?       Он на секунду отворачивается, достает варежки Лии из своего кармана и отдает ей.       — Да, — вспоминаю, — Пару раз. Такая…красно-синяя вывеска, прямо напротив банка.       — Точно, — кивает, — Уволился оттуда через неделю. Сломался от нагрузки.       У него красивая широкая улыбка, которую невозможно проигнорировать, поэтому я улыбаюсь в ответ.       — Ну, я работаю там всего 5 дней, так что… — я ступаю на заледенелый участок и теряю равновесие.       Практически падаю, но меня охватывают чьи-то руки и ставят на ноги. От неожиданности все мысли разом вышли из головы, а от страха опять заболело сердце. Я часто моргаю и вижу Филиппа, который до сих пор придерживает краешек моей куртки.       — Бо, — ахает подруга и подходит ближе.       Питер тоже растерян. Неловки моменты? Мой конек. Обращайтесь, ребята.       — Все хорошо, — отшучиваюсь, — Проблемы с координацией.       Их лица расслабляются, а вот резкие покалывания слева, под моей грудью, не проходят.       — Ага, — бросает Филлип как бы невзначай.       Я пропускаю мимо ушей и пытаюсь не подать виду о своем самочувствии. Сейчас пройдет.       — Так вот, о чем это я, — смеюсь, — Может быть, я тоже уволюсь через неделю. Кто знает?       — Если там будет плохо, то не мучайся, — поддерживает Питер, — Вариантов масса.       Мы продолжаем путь. До арены осталось лишь перейти дорогу. Мой собеседник переключает внимание на Лию, обсуждая размеры коньков. Я иду медленнее и кошусь на Филиппа, который шагает под боком.       — Ты в порядке? — вдруг спрашивает.       Поначалу решаю промолчать, но воспитание не позволяет.       — Да. Спасибо за помощь, — односложно благодарю.       Он молчаливо пожимает плечами. Парк кончается, светофор загорается зеленым, и все переходят дорогу. У входа в арену Филипп достает пачку сигарет. Слава Богу!       — Я тоже останусь, — говорю ребятам.       Лия еще с прошлой встречи узнала про курение, поэтому, не удивляясь, соглашается.       — Мы подождем вас на диванчиках.       Они поднимаются по каменной лестнице с резиновыми ковриками и скрываются за дверьми. Тишина. За этот вечер я сказала больше слов, чем за все двенадцать дней. Достаю пачку, закуриваю и стараюсь вообще ни о чем не думать. Боль в сердце проходит.       — Девушкам не идет курить, — парень прерывает мою маленькую идиллию.       — Ты в курсе, что это сексизм? — отвечаю, не открывая глаза.       — Я шучу, — хмыкает, — Ты в курсе, что есть юмор?       Стряхиваю пепел и вздыхаю. Как провести с ним еще несколько часов?       — Я вот одного не понимаю, — поворачиваюсь к нему, — Зачем ты здесь, если я тебе так ненавистна?       Филипп качает головой и затягивается. Пространство открытое, из-за чего у арены ветрено.       — По той же причине, что и ты.       Я хмруюсь.       — Лия попросила тебя остаться, а меня попросил Питер, — он заправляет свои прямые волосы под блекло-зеленую шапку.       — Лия не просила меня.       — Вот как, — задумывается, — А мне не дали выбора.       — Разведем полемику про "Выбор есть всегда"?       Он смеется, так как это прозвучало грубо. Я старалась, идиот. Наслаждайся.       — Да, но не тогда, когда тебе предлагают закрыть все прогулы, — он облокачивается о железные перила, — Питер дружит со старостой. А я… мы не ладим.       — Неудивительно, — усмехаюсь.       Не впервой людям приходится гулять со мной за услугу. Ужасно. Курт заплатил Тайлеру за концерт. Неужели он всерьез сделал это, чтобы затащить меня в кровать? Слишком сложно и затратно. Да и что он получил? Это я воспринимаю нашу близость так серьезно, а для него все иначе. У нас ведь не было секса. Оправдались ли его вложения? Что-то тут не сходится.       — Не обижайся на нашу сладкую парочку, — Филипп возвращает меня в реальность, — Брайан отказался и все пошло наперекосяк. Они сами расстроены.       Он докуривает и тушит бычок об урну.       — Поэтому ты заставлял их чувствовать себя виноватыми?       — Нет. У меня сегодня ужасный день, — говорит, но сразу исправляется, — Не из-за тебя. Утром повздорил с отцом. Вот и хожу весь нервный.       Никотин дерет горло, и я выкидываю не докуренную сигарету. Отчасти я понимаю Липпа. Когда ругаюсь с мамой, то весь день коту под хвост.       Мы заходим в арену, где нас ждут ребята. Я сдаю в гардероб верхнюю одежду, но не снимаю шапку. Если заболею, то работать будет еще тяжелее.       В следующем помещении Лия и Питер выбирают коньки. Я отказываюсь от затеи и с ужасом обнаруживаю, что Филипп тоже не катается. Запах резины плотно обволакивает нос: всеми силами отвлекаюсь на него, пока Липп трется рядом.       При виде трибун меня посещает дежавю. Я истязалась воспоминаниями сполна, но сейчас опять возвращаюсь в те дни, когда мы с Куртом познакомились. Я хочу напиться. Возможно ребята возьмут алкоголь в кафе? Тогда возьму и я. Пить одной не очень красиво.       Питер наклоняется, чтобы заправить шнурок Лии, и они выходят на лед. Я поднимаюсь примерно до шестого ряда и плюхаюсь на пластмассу. Через мгновение справа садится и мой новый «друг».       — Какое твое полное имя?       Меня злит его неожиданная тяга к общению.       — Что ты хочешь?       Я устало поворачиваюсь к нему и встречаюсь с улыбкой. Он только сейчас снимает куртку — под ней бардовая толстовка.       — Узнать твое полное имя, — повторяет.       Голубые глаза такие яркие, что аж не верится. Он хорош собой. Как с пинтереста. Аккуратный и эстетичный. Я со смущением улавливаю, что Липп тоже меня рассматривает, а потому отворачиваюсь.       — Ты и сокращенное то не узнал.       — А зачем мне спрашивать, если я его уже слышал?       Мой раздраженный вздох смешивается с тихими звуками скрежета по льду.       — Беатрис, — я перевожу взгляд на счастливую пару.       Питер катается лучше, чем ходит, не иначе. Встревоженная Лия, в свою очередь, поспевает за ним.       — Почему ты не используешь его?       — Не нравится.       Я утыкаюсь взглядом в свои кольца и мечтаю лечь в постель. «Ты мечтаешь лечь в постель с Куртом, Бо» — подтрунивает внутренний голос. И он, к сожалению, прав. Я скучаю. Очень. Я не проронила ни одной слезы за три дня. Видимо они накопились и решили выйти сейчас. Не позволю этому произойти. Но мне действительно нужно попасть домой. Срыв может настигнуть в любой момент.       — Значит я буду называть тебя Трис, — нахально заявляет.       Его голос… чужой. Не похож на хриплый и бархатный тембр Курта.       — Я хочу побыть одна.       — Мешаю?       — Мешаешь. Из-за тебя мне беспокойно.       Это звучит достаточно жестко, но я не чувствую себя виноватой. Филипп потирает ладони об свои широкие синие джинсы.       — Я не хотел быть козлом. Обычно это на меня не похоже, — ни с того ни с сего оправдывается он.       — Ты не козел, Липп. Просто… тебе не надо развлекать меня, чтобы закрыть пропуски в вузе. Я сделаю довольный вид и все окей — только отвали.       Он теряется и таращится в серый пол.       — Я не ради отчетности.       — Ага.       — Правда. Я ошибся вначале, но…       — С чего ты взял, что мне нужны оправдания? — усмехаюсь, — Пустая трата времени.       — Я не оправдываюсь.       — Нет? А звучит похоже.       Липп и вовсе падает духом. Супер.       — Трис, ты выглядишь милой и приятной, но говоришь обидные вещи. Уж не знаю кто сделал тебя такой черствой. Жаль, что так вышло.       Я теряю самообладание от его наглости и подскакиваю, хватая сумку. Если бы не ком в горле, то я бы наговорила ему всего самого злого, но сейчас лишь наскоро ухожу, пока ребята не видят. В голове не укладывается. Что он себе позволяет?       Вылетаю в общий холл и отдаю номерок гардероба. Женщина медлительна, поэтому впиваюсь ногтями в ладони, чтобы отстрочить слезы. Наконец, получив куртку, выхожу на улицу и ищу пачку сигарет дрожащими руками.       — Черт, черт, черт, — нервно шепчу, чиркая непослушным колесиком.       Щеки намокают, внутри все колотится и трясется. Одна затяжка, две, три, четыре. Хватит, Бо. Прекрати. Пожалуйста. Не надо плакать.       Но тихие слезы переходят в настоящую истерику, и я зажимаю рот рукавом пуховика, дабы заглушить всхлипы. Угол, за входной группой, темный и непримечательный. Здесь меня никто не заметит. Я должна успокоиться и вернуться к Лие. Нет, не должна. Она не обидится. А вот Питер расстроится. Я опять думаю о ком угодно, только не о себе.       Ветер завывает, где-то недалеко раздается дрифт машин и шум мужских голосов. Все это нагоняет тревогу. Я тону в чувстве боли, потерянности и отчаянности. Почти две недели. Настоящая пытка. Я бы предпочла, чтобы меня жестоко ранили физически, нежели душевно.       Ненавижу Курта. Всем нутром. Я скучаю по нему, но, как только вспоминаю последнюю встречу, пропитываюсь отвращением. Не только к нему. К себе. Я пала слишком низко и потеряла остатки самоуважения.       До меня доносятся суетливые шаги и через мгновение из-за стены выныривает Филипп. О Боже! Ну зачем! Он замирает: большие глаза носятся по моему лицу. Я бегло отворачиваюсь. Какой позор.       — Трис, — обеспокоено говорит он, — Ты…       — Все в порядке, — голос предательски подрагивает.       Я кидаю бычок в урну и достаю из пачки новую сигарету. От табака уже тошнит. Помогает ли он на самом деле? Кажется, мне лишь хочется так думать.       — Меня никто не потерял? — спрашиваю, стоя к нему спиной.       Будет неловко, если Лия и Питер увидят то, что видит Филипп.       — Нет. Только я, — нервно выдает он, — Прости. Я даже на секунду не стремился тебя задеть. Серьезно! Сморозил полную ерунду! Самому стыдно.       Я прикрываю глаза и смотрю себе под ноги. Сверкающий снег растаял от моих топтаний.       — Ты ничего не знаешь, чтобы так говорить. Ничего, Липп, — шмыгаю.       — Да, ты права. Я не имел права, — вздыхает, — Боже, из-за меня еще никто не плакал. Не знаю, как себя вести…       — Никак. Забей.       Он никого не доводил до слез? Что за бред? Такое вообще бывает?       — Не забью. Посмотри на меня. То есть… нет, если тебе нужно побыть одной, то не смотри. Мне уйти? В автоматах есть горячий шоколад. Тебе принести?       — Липп, — я останавливаю поток несвязной речи и поворачиваюсь.       Парень облизывает тонкие губы и часто моргает. Почему-то это вызывает у меня улыбку. Где тот грубиян, который подшучивал и небрежно хмыкал?       — Все правда нормально. Я была расстроена еще до твоих слов. Не вини так себя.       — Точно? — немного расслабляется он.       — Да.       Я вытаскиваю краешек рукава свитера и вытираю остатки влаги на лице. В мои планы не входит всерьез отыгрываться на парне. Я не хочу быть похожей на Курта: мучить людей, когда настроение не к черту.       — Но все равно…с меня шоколад, — предлагает с толикой надежды.       Я тушу сигарету и мотаю головой.       — Нет. Не люблю, когда за меня платят.       Холодно. Щеки жжет. Стало ли мне легче, после слез? Может только чуть-чуть.       — Ладно, — расстроенно говорит.       — Я не против шоколада. Но куплю его сама.       — Да, договорились, — улыбается он.       Мы заходим в арену. Я направляюсь в уборную и привожу лицо в порядок. Признаюсь, выгляжу превратно. Вся разбухшая и красная. Хорошо хоть додумалась не наносить тушь. Теплая вода делает ситуацию лучше.       Когда выхожу в большой холл, Липп стоит у автомата и засовывает в него монетки. Людей, кроме дремлющей гардеробщицы, нет, а потому звук падающих денег довольно гулкий.       — Похоже, я наврал насчет шоколада, — он смотрит на кнопочки с картинками, — Разный кофе, чай. Раньше здесь было больше выбора.       За маленьким стеклянным окошком высовывается стаканчик, и в него наливается белесая жидкость.       — С молоком?       — Ага, — он снимает шапку и засовывает ее в карман короткой белой куртки, — Ты пьешь кофе?       — Нет. Никогда не нравился. Возьму чай.       Липп забирает желтый стаканчик и ждет, пока приготовится мой напиток. Мы садимся на кожаный, скрипучий диванчик, и оба неловко молчим. Мне стыдно из-за того, что он видел. Обычно я не показываю слезы. Мама, Эрик и Курт — не в счет.       — Могу спросить? — он первый прерывает тишину.       — Да.       — Ты плакала из-за близкого человека?       Я прикусываю щеку, разглядывая высокие зеленые растения в кашпо на стенах и горшках на полу.       — Да, — медлю и все же добавляю, — Он предал меня самым мерзким образом. Живет счастливо, а вот я…впрочем ты и сам понял.       Липп вздыхает и упирается предплечьями в колени. Я бы не говорила об этом, но ведь он сам начал.       — Мама оставила моего отчима несколько лет назад, — запинается, — Оставила нас. На меня она тоже забила.       Я поворачиваюсь к нему и хмурюсь. Парень крутит стаканчик, пялясь в пенку.       — Дороти была ветреной. До сих пор неизвестно кто мой биологический отец. Она познакомилась с отчимом восемь лет назад. Это были ее самые долгие отношения. Спустя четыре года, когда мне было 15, мама ушла. Оставила записку, где написала: «Люблю другого. Прощай. Филиппа сдай в интернат. Я от него устала».       У меня аж дар речи теряется.       — И ты… тебя правда отправили?       — Нет, — он улыбается, — Дороти даже на секунду не могла предположить, что не все люди такие же, как она. Отчим никуда меня не сбагрил, хотя мог. Он очень долго возился с документами — где-то полгода; и добился усыновления. Вот так у меня появился настоящий папа.       Я вздыхаю и делаю два глотка, чтобы переварить информацию и выиграть время на подобающий ответ. Но Филипп продолжает:       — Я это говорю не для того, чтобы поныть о жизни. У меня все прекрасно, и я благодарен Богу. Чарли — лучший отец. Просто…ты знаешь, мы оба убивались по ней. Страдали и скучали. Трис, если тебе плохо, когда ты кого-то теряешь, то это значит, что твои чувства были искренними. И это хорошо. Ты честный человек. Никому не нравится боль. Но порой нам стоит распрощаться с кем-то, кого мы любим, чтобы обрести настоящее счастье. Тот парень, который бросил тебя, ужасен. Не думай, что он живет припеваючи. Такие люди обречены гнить в собственных ошибках и проступках.       Голубые глаза мягко наблюдают, как меняется мой настрой. Он прав. Наверное. Несмотря на то, что Курт со мной сделал, я не желаю ему плохой жизни. Но мне нужно научиться строить свой путь — независимый, светлый. Все в моих руках.       — Ты…мудрый, — говорю, и Липп улыбчиво качает головой.       — Вовсе нет. Это Чарли. На самом деле эти слова его, а не мои. Но я с ними согласен, — посмеивается.       Я тоже смеюсь. Искренне.       — Спасибо тебе.       Парень приподнимает свой острый подбородок вверх, рассматривая узорчатый потолок.       — Сколько прошло времени с тех пор, как вы расстались?       Я только сейчас замечаю маленькую сережку в его ухе — колечко. А затем и еще одну — крохотную звездочку в хрящике.       — Чуть меньше двух недель, — произношу, и Липп тихо свистит.       Гардеробщица просыпается, и я хихикаю, косясь на нового знакомого. Женщина сердито ищет источник звука, а Филипп делает вид, что не причастен к нему.       — Ты уже напивалась?       — А?       — Ну отрывалась, после разрыва?       — Нет…       Парень театрально цокает.       — А надо! Что делаешь завтра ночью?       — Звучит странно, — ухожу от темы.       — Трис, ну же! Работа есть?       — Нет. Выходной. Да и смены у меня вечерние…       — Забились! Завтра идем в клуб — Киви.       Энтузиазму Липпа можно позавидовать. Жаль, что я вынуждена его огорчить.       — Это же самый большой в городе. Там дотошно проверяют паспорт. Мне 17. Не вариант.       В Киви к тому же дорого. Там вертятся всякие состоятельные шишки. Помню, какой-то друг Эрика хвастался, что побывал там. Я тогда фыркала. Нашел чем гордиться.       — А ты не знаешь? — тонкие брови парня изгибаются.       — Чего?       — Питер у нас местный мажор. Катается на мерсе и зависает в Киви почти каждые выходные. С ним все дороги открыты.       Мажор? Питер совсем не похож на богатенького мальчика. Не внешне. Характером. Он спокойный, милый и добрый.       — Ты ничего не путаешь?       — Я с ним учусь, Трис, — усмехается.       — А зачем ему работать в Снек&Чикс? Ты меня дуришь.       — Кто ж его знает? Причуды богатеньких мальчиков, которые хотя что-то доказать своим папам, — хмыкает, — Вон, смотри, как раз идет.       Он показывает в сторону ребят, шагающих к нам навстречу. Лия в стрессе.       — Бо, как ты? Куда ушла? Ты плакала? — засыпает подруга.       — Липп, — предупреждает Питер, — Если ты…       — Воу, воу, ребята! Мы подружились. Сидим и мило болтаем. Чего вы?       Питер переводит взгляд на меня, и я одобрительно моргаю.       — Все хорошо.       — Мы как раз обсуждали планы на завтра. Предложил Трис сходить с нами в Киви. Что думаешь?       — Трис? — хмурится Лия.       Я лишь пожимаю плечами, а Филипп пропускает мимо ушей. Питер поворачивается к девушке, и та почти незаметно улыбается, давая добро. Это так мило, что он советуется с ней прежде, чем дать ответ.       — Да, давайте. Мы сегодня мало общались, — говорит Питер мне, — Я буду рад познакомиться ближе. Тем более сейчас мне, к сожалению, надо поехать домой.       Когда ребята одеваются, я думаю о том, какой Филипп разный. При виде моих слез он места себе не находил: стал встревоженным и заботливым. С Питером он отстраненный пофигист. Что за человек такой? Почему решил доверить мне свою историю? Он был настоящим? Или притворялся?       Мы снова идем через парк. Дружно разговариваем и смеемся. Липп тоже принимает участие, словно расслабившись. Слова парня подтверждаются, когда мы доходим до машины Питера. Не особо разбираюсь в тачках, но его авто явно стоит много. Очень много. Не понимаю что чувствую. Какой-то диссонанс.       Машина Курта нравится мне куда больше. Она тоже современная и стильная, но…не вычурная. Подстать ему.       Я соглашаюсь на предложение подвезти меня до дома. Уже поздно и возвращаться на автобусе нет желания. Мы с Липпом залазим на задние огромные сидения и находим общие темы. Например, одинаковые музыкальные вкусы. Я рассказываю, как ходила на концерт в Дервинге, и парень расспрашивает детали.       У дома я прощаюсь со всеми и договариваюсь о предстоящей встрече. Питер заедет за мной в одиннадцать.       — Не грусти, Трис, — аккуратно говорит Филипп.       — До завтра, — благодарно улыбаюсь я.       Это первая ночь, когда я засыпаю со спокойной душой. Все налаживается. Жизнь без Курта есть. Главное почаще напоминать себе о его поступках, чтобы не скучать.