Спокойная ночь

      Припомнить то время, когда Вера что-то шила, у Иветты не получалось. Кажется, она тогда ходила в первый класс. Обычно, подобное ложилось на плечи их матери, несмотря на то, что денег хватало на покупку одежды. Надежда Леонтьевна, несмотря на обилие домашней работы, забывалась ночами за шитьем, создавая невероятной красоты платья для дочерей. А как же иначе? Девочек воспитывала. Летний крой для сарафанов, вырезы лодочкой на воротниках — для зимних теплых платьев, а так же кофточки — для весны. К осени она предпочитала вязать свитера, отличающиеся своей аккуратностью и разнообразием узора.       Смотря на старшую сестру, которая стояла сбоку около накрытого праздничного стала и сжимала в руках бокал с вином, Иветта отмечала перешитую материнскую юбку, которая была велика Вере, но она неплохо справилась с тем, чтобы уменьшить её и добавить цветной пояс. Узор в виде белых лилий освежал насыщенный красный цвет, а крупные серьги-вишни, создавали впечатление того, что её лицо заметно округлилось.       — Крестный, ты ведь знаешь, что я тебя очень люблю, — улыбалась Матвеева, скользя пальцами по подолу наряда и чуть сжимая его в руке, — Пусть твой День Рождения принесет ещё больше счастья, здоровья и успехов.       — Спасибо, родная, — Кирилл оставил поцелуй на щеке крестницы, вновь садясь за стол.       Каких только лакомств там не было. Высокое положение Кирилла Суворова выражалось не только в обстановке дома, но и в тех продуктах, которые подавались на стол. Копченая рыба, запеченная свинина, украшенная половинками апельсинов, несколько видов салатов, название которых Иветта не знала и даже не пробовала. Фруктовые корзиночки и конфеты больше манили Марусю, которой никто не смел отказывать. Мать Марата — Диляра, с упоением отзывалась о малышке и подавала ей только те конфеты, которые девочка выбирала, собрав около своей тарелки приличную горку фантиков.       Сидящий напротив Иветты молодой мужчина, поглаживал свои усы и коротко усмехался, смотря на девушку. Уж Адидас точно знал, как младшая из Макаровых бежала сюда, вырванная из тренажёрки, где спокойно пила чай в окружении универсамовских, наблюдая за тренировкой парней, в частности, Турбо. О том, что они шуры-муры крутят, не знал только глухой или слепой из их компании, но относились уважительно, как и подобает к девушке старшего. К счастью, Вера знала не так уж и много, поэтому её сердце было спокойно. В конце концов, ей хватало забот с Кащеем, который приноровился оставлять ей цветы на дежурной вахте областной больницы.       — Нужно поставить чайник, — хлопнула в ладоши Диляра, поднявшись из-за стола. Жизнерадостная женщина собрала пустую посуду, отправляясь на кухню.       — Помоги, — кивнул Вова Марату, который, едва дожевав бутерброд с красной рыбой, кивнул, отправляясь следом за матерью.       Погладив живот, Кирилл чуть приподнялся, отдаленно видя мелькающие силуэты на кухне, а потом поднялся, коротко кивнув о том, что сейчас самое время «перекурить». Адидас полностью поддержал эту идею, выходя с отцом на балкон и прикрывая дверь. На улице уже давно стемнело, но свет из гостиной, где стоял праздничный стол, лишал девочек обзора на то, что происходит на балконе. Лишь два красных огонька на кончиках сигарет мелькали в отражении стекла.       — Где ты так долго была? — тихо спросила Вера, обернувшись к сестре и отложив вилку.       — С Викой в библиотеке, — приглаживая собственную юбку к ногам, Иветта увлеченно добавила себя овощной салат, — Скоро экзамены.       — Меня, безусловно, радует твоя тяга к учебе, но сегодня в городской библиотеке санитарный день, — прозвучало, как тонкий намек на ложь сестры.       — Бога ради, откуда такие познания? — изогнула бровь Иветта, усмехаясь, — Обзавелась библиотечной карточкой?       — Скорее, врушкой-сестрой.       — Вера, я же не спрашиваю, где ты была почти всю ночь позавчера, — парировала Иветта, сталкиваясь с пронзительным взглядом сестры.       — Ты же знаешь, что на работе, — перешла на шепот Вера, вытирая салфеткой уголки губ, густо накрашенных красной помадой.       — Конечно, — словно победитель, улыбнулась младшая, — Я ведь приносила тебе ужин. Кстати, у вас очень болтливый интерн, ты не знала? Алексей, кажется. С сожалением, он сказал, что ты уже ушла домой.       Стушевавшаяся Вера, прижалась телом к спинке стула, ища на столе тот объект, который заткнул бы рот сестре, пока та не перешла на свой саркастический тон.       — Дабы успокоить его, пришлось соврать, что это у меня забывчивость, а не врушка-сестра, — с победной ухмылкой, закончила Иветта, поиграв вилкой между пальцев, — Шах, Верочка.       — Ты была с Турбо. Мат, Ветточка.       — Мы же не будем соревноваться, — рассмеялась Иветта, постукивая пальцами по столешнице, — Может, воздержимся от нравоучений?       — На сегодняшний вечер, — закончила за неё старшая сестра.       — Договорились, — улыбнулась школьница, переведя взгляд на Марусю, — Тебе не кажется, что твоя дочь заработает диатез? — и кивнула на фантики и конфеты, вокруг маленькой сладкоежки.       — Хочешь попробовать у неё отобрать их?       — Даже не рискну.       — Я тоже, — и со смехом отодвинула вазу конфет от своей племянницы, чтобы загребущие пальчики не опустошили её до конца.       Когда все вновь вернулись за стол, слово взял Вова, чтобы сказать тост и пожелать своему отцу самого наилучшего. К счастью, в это время Маруся, наевшись конфет, побежала на диван, наслаждаясь мультиками, которые ей включила Диляра, дав возможность взрослым спокойно посидеть за столом.       В самый разгар семейного праздника, раздался звонок в дверь.       — Мы кого-то ещё ждем, Кира? — женщина перевела взгляд на мужа, у которого нахмурились брови. Они ведь никого не ждали, да и никто не опаздывал. С заметным напряжением, Кирилл поднялся на ноги, но его опередил старший сын, махнув рукой. Выйдя в коридор, Адидас быстро распахнул дверь и, по меньшей мере, обомлел от увиденного.       Крепко удерживая Туркина, Вахит не давал тому окончательно осесть на пол подъезда. Все руки парней были в крови, она сочилась из макушки Турбо, который, затуманенным взглядом, пытался сосредоточиться хоть на ком-то, чтобы не отключиться.       — Что за херня? — Вова отступил назад, позволяя парням войти в коридор, марая начищенные полы.       — Он ранен! — воскликнула Диляра, зажимая себе рот, — Нужно звонить в скорую. И в милицию!       — Не надо, — попросил Адидас, поджимая губы, — Давайте его в ванную, разберемся.       Из-за стола встал и Кирилл Суворов, но старший сын всячески убеждал его, что это проделки хулиганов. Вызвавшись помочь, как медсестра, Вера первая побежала за парнями в ванну, даже не взглянув на сестру. Недолго думая, Иветта тоже поднялась, хотя и не понимала, какой от неё будет толк. Подобно прицепу, она вбежала в ванну следом за сестрой, видя, как Турбо умывают под краном, а весь кафель в кровяных разводах.       — Валера, — сорвалось с её губ прежде, чем она успела подумать, — Что случилось?       Но парень не отвечал, продолжая промывать пробитую голову. Суетившаяся над ним Вера, щедро смочила бинты каким-то раствором, прикладывая повязку к ране и вызывая у универсамовского очередной болезненный стон.       — …уроды эти, — говорил Вахит, заламывая руки, — Сзади подкрались, ещё и видак сперли. «Домбыт» сраный.       Марат, бледный, как сама смерть, сидел на краю унитаза, следя за тем, как его брат затащил в переполненную народом ванну телефон, вновь захлопывая дверь и подтягивая провод через небольшую щель.       Осев на пол около ванной, Турбо зажмурился, позволяя старшей Макаровой обработать его ранение, пока Иветта сжимала его руку, непонимающе оглядываясь. В этой суете она мало, что понимала. Все говорили много и тихо. Из обрывков фраз довелось уловить только то, что на ребят напали прямо в видеосалоне, Валеру приложили по голове и украли их видеомагнитофон.       — Может, действительно, стоит обратиться в милицию, — проговорила девушка, оглядывая парней, которые прислушивались к гудкам телефона.       Пальцы Турбо крепче сжали её руку. Неторопливо открыв глаза, парень усмехнулся.       — Не переживай, малая, — и откинул голову на ванну.       — Они могли убить тебя, — понизила голос девушка, не сводя с него взгляда.       — Я живучий, — вновь проговорил он, чуть морщась, пока Вера забинтовывала ему голову, — До свадьбы заживет.       — Какая тебе свадьба, Туркин, — фыркнула Вера, туже натягивая бинт, — Хорошо, что последних мозгов не лишился.       — Твой яд — услада для моих ушей, — рассмеялся универсамовский, но тут же охнул от того, что медсестра задела его рану.       Последующий их разговор был прерван, так как на другой стороне телефонного провода ответили. Разговор был ровный, спокойный, но, к сожалению, совершенно нерадостный. Девушку Адидаса-младшего тоже забрали, хотя она совершенно не имела отношения к происходящему. От этого стало ещё беспокойнее.       — Может, связаться с Кащеем? — тихо спросила Вера у Вовы, но тот сразу же помотал головой. Каким бы не был их бывший товарищ — он отшит, назад дороги нет. Поэтому, дав Вере денег и поручение забрать Туркина с собой, он торопливо вывел их с сестрой из ванной. В какой-то суете, девушки вместе с Марусей и Турбо покинули квартиру Суворовых, оборвав праздник Кирилла.       Вечер был спокойным. Все случившееся проносилось в голове, как ураган, сметая на своём пути привычное спокойствие, к которому едва ли успели привыкнуть. Турбо храбрился, как и всегда, повторяя, что он цел и ему надо к пацанам, но Адидас-старший ясно дал понять Вере, что его друг сейчас нуждается в помощи.       Вновь оказавшись в квартире девушек, Валера щурил глаза от яркого света лампы, что указывало на возможное сотрясение. Несмотря на то, что его рану обработали, он выглядел бледным, даже не шутил. Усадив его на диван, Вера ринулась к телефону, нещадно наврав крестному о том, что у них всё хорошо и они уже ложатся спать. Конечно, о сне никто не думал. В ход пошла аптечка, медсестра отправила Ветту укладывать Марусю, пока ставила парню укол.       — Хватит, я в порядке, — возражал Туркин, когда она укладывала его на диван. Куртка парня осталась лежать на кресле, о ней давно все позабыли.       — Конечно, — с сарказмом протянула Макарова, кусая накрашенные губы, — Видела я, как у вас всё в порядке. Что вы успели натворить?       — Ничего.       — Врешь, — рыкнула она, подготавливая чистые бинты и складывая кусочки стерильной тряпочки квадратиком, — Знала, что ваш салон до добра не доведет, чувствовала. Скажи спасибо, что не оставил свои мозги там на полу.       — Спасибо, — так же холодно произнес универсамовский. Он искренне ненавидел те моменты, когда его отчитывали, словно школьника. Прекрасно осознавая долю вины, Туркин поджимал губы, прикрывая глаза, чтобы не видеть мельтешения старой подруги.       Тихо войдя в гостиную, Иветта потянулась, в полумраке комнаты, укладывая Марусю спать, она чуть сама не уснула, но обилие мыслей не позволили ей такую роскошь. Сменив праздничную одежду на домашнюю юбку и старую блузку, девушка повесила куртку Турбо в прихожей, зацепив за край воротника, так как у него была оторвана петелька.       — Я схожу к универсамовским, может, кому понадобится помощь, — вздохнула Вера, устало потирая лоб и накидывая на себя пальто, — Посмотри, чтобы этот герой не натворил глупостей, а лучше — просто поспал. Минут через тридцать поменяй ему повязку, хорошо?       — Конечно, Вер, всё хорошо будет, — согласно кивнула Иветта, зевнув.       С тихим бормотанием себе под нос, старшая из сестер вышла из дома, закрыв квартиру на ключ. Проследив за сестрой через глазок, Ветта вернулась в гостиную. Турбо уже сидел, прижимая руку к голове, кажется, боль не давала ему покоя или он просто хотел капельку сострадания от младшей Макаровой.       — Ушла? — тихий вопрос звучал почти оглушающе в тишине спящего дома.       — Ушла, — констатировала Иветта, прижавшись плечом к дверному косяку и наблюдая за юношей.       — Как с маленьким, — продолжал возмущаться Валера, стягивая с головы повязку из бинта и комкая её в руках, пытаясь скрыть в белом клубке пятна потемневшей крови.       — А как с тобой иначе? — вздохнула девушка, проходя в зал и отрывая от лежащей на столе ваты объемный кусок, распушая её в руке. Манипуляция не заняла много времени, зато зеленка, которую она нанесла на материю, едва ли не испачкала её пальцы.       Наблюдая за школьницей, Туркин отрицательно покачал головой, все эти лечения и манипуляции с раной казались ему, в высшей степени, глупостью. Он пацан или не пацан? Подобные вещи для слабаков, а на нем должно заживать, как на собаке.       — Даже не думай, — предупредил юноша, хмурясь от возмущения и тупой боли в черепной коробке, — Не нужно.       — А я у тебя и не спрашиваю, — в тон ему, вторила Иветта, убирая выставленные вперед руки парня, — Не мешай.       — Нет, я сказал! — громче произнес он и получил шлепок по ладони от школьницы. — Ветта, нет!       — Как маленький!       — Нет!       — Да!       — Нет же, сказал уже. Нет!       — Если ты сейчас будешь сопротивляться, — пригрозила девушка, с силой сжав его предплечье, — То я нарисую тебе выдающееся зеленое пятно на всё лицо! Поверь, оттереть его не сможешь. И кличка у тебя будет не «Турбо», а «Зелипупка»!       Выдернуть руку из её хватки — не составило труда, не без ловкости и силы, он обхватил Макарову руками вокруг талии и завалил на диван под возмущенный вскрик. От резкости, с одной ноги девушки слетел тапок, отрекошетив куда-то под небольшой комод. Вата с зеленкой покрасила кончики её пальцев, но к счастью, не испортила пол и ковер. Тело универсамовского с силой вдавило её в плотную обивку мебели, а нос практически соприкоснулся с лицом несостоявшейся медсестры.       Шумный вдох, от накатившего возмущения, сорвался рваным выдохом с губ от близости. Валера горел, горячим было не только его дыхание, но и кожа, словно у парня поднимается температура. Чуть дернувшись под ним, девушка с ужасом услышала звук рвущейся на спине (по самому шву) блузки. Тихий, но уловимый в это ночное время.       — Это не я… — в этом Турбо был уверен, ведь он, всего лишь, хотел обезвредить эту неугомонную.       — Сначала я обработаю рану, — прошипела девушка, — А потом настучу тебе по голове.       На губах парня растянулась широкая улыбка. Её возмущения были забавны от того, что она бы не привела их в исполнение. Во-первых, силенок не хватит, во-вторых, он крепко её держит. Ну, как говорится, на десерт, третье: он собирался её поцеловать.       — Не думай даже, — предупредила Иветта, не находясь в добром расположении духа. Казалось, что она читала его мысли, ведь взгляд Валеры был многозначителен и смотрел прямо на губы.       — Уже подумал, — шепнул он куда-то в район её щеки, нежно проходясь носом по прохладной коже и опаляя дыханием.       От Иветты пахло молочной кашей, какую варила мама с утра, выдохшимися духами сестры и чем-то тем, что принадлежало только ей. Сладостью, свежестью с ноткой терпкости от вспотевшей кожи. В свою очередь, от Турбо за версту веяло дешевым табаком, влагой и улицей, смешивающий в себе запах подвалов, влажной листвы и пробивающейся весенней травы.       Прочертив губами теплую дорожку касаний к подбородку, Валера чуть наклонил голову на бок и крепче сжал предплечья девушки, чтобы она не исполнила свою угрозу и не нарисовала ему на пол-лица зеленое пятно. Припав к изгибу шеи Иветты губами, он закрыл глаза, смакуя этот момент и чувствуя, как поменялось дыхание Макаровой. Руки несколько раз дернулись и застыли, словно уже не было нужды их удерживать. Но Турбо не рисковал, только чуть поглаживал кожу предплечий большим пальцем, продолжая скользить губами от шеи к уху.       Плотно сжатые губы Макаровой приоткрылись, озвучив очередной выдох. Глубоко втянув носом воздух, пропавший кровью, медикаментами и табаком, она сглотнула, чтобы остудить свое пересохшее горло, подавляя тихий хрип где-то в гортани и прикрывая глаза.       Подлец, он буквально издевался над ней, упиваясь своей сиюминутной победой. В какой-то момент Туркин отпустил её руки, но лишь для того, чтобы пройтись пальцами по талии и бедрам девушки, наслаждаясь изгибами даже через слои одежды.       Накрыв её губы своими, он испытал настоящее удовлетворение, но не от своей победы, а от того, с какой охотой она отвечала ему, гладя его плечи руками, цепляя отросшие к шее кудри и не позволяя отстраниться. Лампа несколько раз моргнула от привычных перебоев электричества, но на это никто не обратил внимания.       Запустив пальцы в волосы юноши, Иветта немного изогнула спину, делая их прикосновения более тесными и обхватывая бедра парня коленями, не замечая, что юбка предательски поднялась и скатилась по её ногам, превращаясь в подобие сумбурного пояса, открывая взору край темного белья. Сейчас, конечно, универсамовский туда не смотрел, но прекрасно чувствовал руками, когда опускал ладони к её ногам, гладя от колена до бедер.       Тихое шиканье утонуло в губах Иветты, а парень заметно напрягся и нахмурился.       — Что? — растерянно спросила Иветта, пытаясь сосредоточить свой затуманенный взгляд.       — Всё хорошо, — поспешно отозвался Турбо, вновь потянувшись к её губам, но девушка остановила его, посмотрев на левую ладонь.       На бледной коже виднелись кровянистые разводы. Она задела рану на его макушке. Проследив за её взглядом, Турбо скривил губы: неподходящий момент.       — Черт, — оттолкнуть растерянного парня не составило труда. Макарова буквально скатилась с дивана на пол, одергивая одежду и поднимаясь, пока Туркин, сокрушенно, сжимал пальцами старую обивку дивана, медленно садясь на нём.       — Говорю же, всё хорошо, — вновь повторил он и попытался улыбнуться, но Иветта уже на него не смотрела.       К её горлу подкатил ком. Вид крови всегда вызывал, по меньшей мере, отвращение. Если есть кровь, значит, кому-то больно или плохо, а это совершенно не настраивает на романтический лад.       На этот раз, Турбо принял поражение достойно, склонив голову и позволив ей обработать его рану, вновь наложив повязку из бинта и обмотав его голову тугим компрессом, чтобы избежать заражения или кровотечения. По-хорошему, кажется, ему нужно было наложить несколько швов, но, раз Вера этого не сделала, то посчитала, что это не нужно. Последним стала кружка воды и две таблетки обезболивающего, чтобы облегчить его мучения.       — Ложись, Валер, тебе лучше отдохнуть, — попросила его девушка, подкладывая ему подушку под голову и забирая с кресла плед, — Завтра будет лучше.       —Мне и сейчас нормально, — отозвался он, но всё-таки лег, прижавшись лицом к подушке и лопатками к спинке дивана, чувствуя её жесткость.       Укрыв его, девушка оставила быстрый поцелуй на его виске через бинт и погасила свет, оставив только ночник на окне, от которого комнату наполнял тусклый, но теплый свет, бросая темные тени на пожелтевшие от времени обои.       — Иветта, — его голос настиг девушку у самой двери, — Побудь со мной.       — Тебе нужно отдыхать, — виновато произнесла она, неловко переступая с ноги на ногу.       — Я прошу тебя об этом, — почти в подушку, пробормотал он.       — А пацаны просят? — с иронией протянула Макарова, обернувшись к нему.       — Пацаны — нет, — честно отозвался Валера, приоткрыв глаза, — А мужчины, наверное, да.       С тихой усмешкой, Иветта кивнула, направляясь к дивану и на ходу снимая с ног тапочки. Опустившись рядом на диван, она повернулась на бок, лицом к нему. Места было мало, но теснота не смущала, особенно, когда Валера накрыл и её пледом, крепко прижимая к себе за талию и поглаживая по пояснице.       — Что произошло в видеосалоне? — тихо спросила Макарова, смотря на его закрытые глаза и гладя пальцами по щеке, едва касаясь.       — Я нихрена не понял, — вздохнул он, соприкоснувшись с ней носами, — Огрели по голове, а когда очнулся, видика уже не было, вот и вся история.       — Поучительная, — заметила Иветта.       — И в чем же поучительная?       — В том, что действие рождает противодействие.       — И что это значит?       Иветта не ответила, только покачала головой, прикрывая глаза.       Ожидала ли она, что может случиться подобное? Соврала бы, если сказала «нет». Её часто одолевали мысли о том, что жизни универсамовских будут недолгими, как бы не хотелось верить в обратное. Вера была права, в их безрассудстве не рождаются истины, а только проблемы. Молодые ребята попадают за решетку или умирают. Дело вовсе не в «злодейке судьбе», а в их идеалах. Осуждать универсамовских тоже не могла. Каждый человек должен во что-то верить, чтобы жить. Для Турбо жизнь — это идеалы улиц, пацанские правила и бесконечная свобода действий, для Иветты — возможность знаний, творчества и свободы личности. Слишком разные, слишком непохожие, как жизнь могла свести их именно в это мгновение?       Оба слишком зеленые, безрассудные, порой даже глупые. Слепые в тяге друг к другу, неготовые к жизни и будущему. Что их может ждать через год или два? Даже хуже, что их поджидает через месяц или, допустим, завтра? Какие гарантии, что Валеру не поймает другая группировка или милиция? А вдруг и сама Иветта попадется под горячую руку тем, кому Турбо перешел дорогу? Жизнь настолько непредсказуема, что она может выйти из подъезда и не дойти до школы, оставшись прибитой черепицей прямо на клумбе перед домом?       Жизнь это вопросы, а смысл — это ответы. На данном этапе жизни у Иветты не было ответов на её вопросы и это пугало сильнее. Лишь юноша, лежащий с ней на одной подушке, вызывал счастье и грусть одновременно.       Жизнь повернулась слишком круто тогда, когда она не ждала. Дала ей человека, занимающего её мысли и постоянное беспокойство за его жизнь.       Счастье ли это? Она не знала.       Лишь теснее прижималась к спящему парню и благодарила небо, что ночь сегодня спокойная.

***

      В ночи вдоль маленькой улочки перед домом тянулся свет фар и слышался звук заведённой машины, стоящей около подъезда. Вера сжимала край своего старого пальто, смотря вперед и чувствуя своей щекой то, что Кащей не сводит с неё своего взгляда.       — То, что они малолетние и тупые, я уже знаю, — отозвался мужчина, поглаживая руль, — Меня возмущает лишь то, что ты подставляешь свою задницу за них.       — Ты не понимаешь. Марату чуть не отрезали ухо, к чертовой матери, — опаляемый гнев застыл в горле и кончиках пальцев, под ногтями которой осталась кровь.       Перед её глазами ещё стояли лица парней и девочки, которую привели в подвал «универсамовской берлоги». Она знала, что это значит, как и то, что ждет маленькую школьницу из-за случившегося. Её взгляд говорил больше, чем слова, Вера отчетливо понимала, что случилось, даже предложила помощь, но девочка промолчала, удерживая слова и слезы, застывшие в пронзительных глазах.       — Что он, что его брат — конченые, Вер. Думают жопой и в эту же жопу всех тянут. Помяни моё слово, — он погрозил пальцем, — Будешь стелиться ковром за тех, кого считаешь семьей, они вытрут о тебя ноги, как о тряпку, даже спасибо не сказав.       — По себе людей не судят, — обернулась к нему медсестра.       — Я сужу не по себе, а по тому, что вижу. Так всегда было. Любимый Володенька что-то нашкодил, а заботливая Верочка всю вину на себя взяла. У Володеньки нашли сигареты, ах, бедный мальчик, — хлопнул он в ладоши, — Верочка взяла всю вину на себя. Володеньке харю набили за дело, а Верочка бежит разбираться. А потом туда бежит олень-Кощей, ведь иначе Верочке под хвост залезут за её острый язычок. Не так ли?       — Хочешь превознести свои лавры? — вскинула она подбородок, сжав руки в кулаки, — Ждешь благодарности?       — Да срать мне на благодарность, — он ударил ладонями по рулю с такой силой, что Макарова подпрыгнула.       — Тогда что? — вжалась она в сидение.       — Чтобы ты головой думала. Не за себя, так за Маруську и сестру. Не принимаешь помощь? Так я и не навязываю, но ты пойми своей сердобольной тушкой, что, кроме тебя, у них никого нет. Никого, Вера. У твоего Володеньки и его братца папаша — шишка, он их прикроет, чтобы не случилось. А кто тебя прикроет? Кто тебе поможет? Крестный твой, хоть и мужик, видно, неплохой, но семья — есть семья. Он детей своих будет защищать до последнего. К сожалению, Профессор…       — Не называй моего отца так.       — Как? Профессор? Так его все звали. Его нет, чтобы защитить вас, если что-то случится, — гонора немного поубавилось, Кащей опустил свою ладонь поверх сжатого кулака Веры, — Ты помни, что есть я. Как бы ты ко мне не относилась, чтобы твоя дальновидная макушка не думала, я — есть, был и буду.       Медленным движением, Макарова подтянула руку к своей груди, избавляясь от хватки Кащея и опуская взгляд.       — Не веришь, — это был не вопрос, мужчина констатировал факт, понимающе кивая, — От прошлого никто не застрахован. Святых нет даже в церкви. Я не буду жить с лицом мученика распятого на кресте за других, как и твоё лицо не сделают иконой матери-спасительницы, не увековечат и не запомнят. Тебя уберут так, что твоё имя не прозвучит даже в архивах.       Вновь откинувшись на спинку водительского сидения, мужчина провел пальцами по коротким кудряшкам.       — Я об этом и не прошу. И не хочу, — тихо произнесла Вера, — Я уже давно ничего не хочу.       — Макарова, не страдай, твоя жизнь не так ужасна, — усмехнулся Кащей, чуть прикусывая нижнюю губу. — Родители умирают, но их дети должны жить и двигаться дальше.       — Должны и я двигаюсь, — отозвалась медсестра, — Работаю, стараюсь быть хорошей сестрой и матерью.       — А ты не старайся. Когда человек старается, то нихера не выходит. Просто живи и делай то, что тебе хочется. Только и всего.       — Если бы человек делал, что хочется, то в мире преступности было бы больше, а моральные ценности похоронили бы на корню.       — Моя ты моралистка хренова, — рассмеялся мужчина, вновь обратив на неё взгляд. — Просто делай то, что вторит твоя сердобольная душонка.       — А дальше что?       — А дальше жизнь покажет, — пожал она плечами, — Чтобы ты не учудила, сама знаешь, я тебя не оставлю.       — Очень жаль, — фыркнула Вера, смотря на закрытую дверь.       — Ой, не бреши. Ты никогда не хотела, чтобы я тебя оставил, — уверенно произнес Кащей, улыбнувшись, — Никогда не хотела и не захочешь, потому что ты любишь меня, как и я тебя.       — Нет, я не люблю, — покачала головой Вера, — Я тебя не люблю.       — Любишь. И хочешь моего общества, — продолжал он, склонившись к ней над коробкой передач, видя, как она жмурится и качает головой.       — Не хочу.       — Хочешь. Думаешь обо мне постоянно.       — Не думаю.       — Скучаешь.       — Не скучаю.       — Хочешь меня, — почти ей в губы выдохнул Кащей, вынуждая открыть глаза.       — Я, — глубокий вдох и накатывающее возмущение, — Не хочу тебя. Да что ты возомнил о себе, Кащей? — Вера толкнула его в плечи, вынуждая отстраниться, — Думаешь, я увижу тебя и забуду всё, что было? Распахну объятья и сниму трусы?       — Было бы неплохо, — миролюбиво подметил он.       — Не дождешься! — рявкнула она, зло смотря на бывшего универсамовского, — Я уже не та дура, которая бежала к тебя сломя голову, которая верила в твои сказки о красивой и счастливой жизни. Я выросла, Кащей. Выросла и поняла, что от таких, как ты, нужно держаться настолько дальше, насколько это возможно.       Ирония так и читалась на лице мужчины, внимательно слушающего высокопарные изречения возлюбленной.       — И как? Получается? Далеко убежала, Вер? Хорошо спряталась в своем коконе самообладания? — его вопросы стреляли быстрее, чем пули, пронзая её насквозь, — А, может, даже забыть меня смогла? Вбила в свою макушку, что это была молодая глупость, случайность. Конечно, как же иначе, ведь ты же Макарова. Праведница наша. С мамой в церковь ходила каждую субботу, пока все неистово молились, свечи пиздила и продавала со своими дружками около кладбища. Святая ты наша.       — Кащей, хватит! Если ты пытаешься меня задеть, то поверь, твои слова меня уже не трогают.       — Задеть? Нет, Вер, этого мне не нужно. Пытаюсь тебе открыть глаза на то, что не нужно быть той, кем ты не являешься. Иначе через пару лет ты вздёрнешься.       — Хорошо бы! Знаешь, да, хорошо бы! Чтобы смыть этот позор с себя и с семьи, чтобы никто не говорил моему ребенку, что она дочь бандита, а что я…       — Заткнись, — тихо, но угрожающе предупредил он, — Говори, но не заговаривайся.       — Так это правда, — ткнула она его лицом в ту истину, которой он добивался от неё, — Дала мужику, веря в его сказки.       — Макарова.       — Назаров.       — Вера!       — Что?       Резко повернув ключ, Кощей заглушил мотор машины. Схватив Веру за плечи и голову, он с такой силой прижался к её губам, что послышался стук их зубов. Неистово сминая её рот в требовательном поцелуе, он чувствовал ногти Веры, царапающие его кожу в попытке отстраниться, отпустить её, но мужчина не делал этого, лишь сильнее прижимая её к себе и перетаскивая девушку к себе на колени. Она злилась, била его, кусалась, но боль Кащей давно перестал чувствовать. Сейчас он хотел заткнуть её, выбить всю дурь своими бешеными поцелуями и ему это практически удалось, но…       Она ответила.       На секунду затихнув, Вера двинула своими губами ему навстречу, перестав вырываться, руки безвольно опустились на его грудь.       Казалось, что все прошедшие года — ничто. Улица, машины — пустяк. Всё было так, как в её юности. Голову кружили его поцелуи и касания, сердце билось, словно у канарейки, а в голове осталась лишь одна мысль: «Ещё!».       Чуть посмаковав поцелуй, сменивший свой надрыв, Кащей отстранился на пару сантиметров.       — Я же сказал, что ты меня любишь, — и это была его безупречная победа.       — Не люблю, — в это он, конечно, не верил.       — Хочешь.       — Хочу, — и вновь прижалась к его губам, потянувшись к пуговицам своего пальто. Те безвольно выпадали из петель под натиском.       Кащей сдернул верхнюю одежду с её плеч, откинув на заднее сидение и лишь больше размазывая помаду на её губах влажными поцелуями. Следом на заднее сидение полетела и его кофта, следом блузка Макаровой. Он остановился лишь на мгновение, приподнимая её подбородок и неотрывно смотря в её глаза.       — Больше не затыкай меня, — усмехнулся он краем рта.       — Ох, заткнись, — вздохнула девушка, дернув застежку бюстгальтера и бросив этот атрибут на соседнее сидение.       — Ну, Макарова, — рыкнул он и вновь притянул к себе эту неугомонную, впиваясь поцелуем в тонкую кожу её шеи, оставляя красные следы, после своих касаний и откровенно понимая, что она никогда от него не уйдет.       Не сбежит, не уедет и не улетит на другой конец света, потому что он найдет её, зная, что нужен ей. Он всегда был ей нужен.       Так было в прошлом, так же будет и в будущем, и в настоящем.       Для этого не нужно её подтверждение, ведь Кащей знал это наверняка.       И, черт возьми, был прав.