***
Наутро становится легче. Они вдвоем сидят на кухне, наконец-то завтракая самой простой и вкуснейшей яичницей в жизни Риндо, а Ран в своей излюбленной манере, съев три молекулы, остальное со скорбным лицом размазывает по тарелке. — Дай мне, не могу на это смотреть, — младший вздыхает и забирает у того из-под носа посуду. Как после тюремной еды можно поступать так с бедным и несчастным яйцом, которое приготовил самолично? Однако Ран особо обиженным или виноватым не выглядит. Только внимательно на него смотрит и вздыхает. — Ты сегодня просто ужасно ворочался. Риндо тупит взгляд пару секунд, но отрицать свою вину даже не пытается — после появления в его жизни его нынешних чудесных сновидений он не раз наутро находил в ногах или вовсе на полу всё то постельное белье, что им в колонии выдавалось. Лишь пристыженно пожимает плечами. — Ты из за этого не выспался? — спрашивает, сметая с рановской тарелки всю оставшуюся еду. — Да не то чтобы, — тот пожимает плечами. — Просто… у нас наконец-то появился свободный доступ к интернету. Не пробовал ещё искать? Риндо замирает. Ставит пустую посуду на стол и ведёт плечом. Отрицательно качает головой. — Вечером слишком устал. А ночью не до того было. Ран понятливо мычит. Возвращая свои задорные нотки, щурится на него: — Боишься? Риндо посмеивается и в коротким “есть такое” встаёт и несёт посуду со стола в посудомойку. Ошарашенный взгляд брата сверлит ему спину ещё несколько секунд. Он встаёт со стула, обходит его со стороны и выгибает бровь: — Кто ты и что сделал с моим братом? Вместе они решают посвятить весь следующий день уборке в квартире. Она и так не отличалась чистотой — разбросанные вещи, коробки из-под пиццы и целлофановые пакеты, которые они не убрали перед битвой со Свастонами, — а сейчас вдобавок сюда ещё и полгода не заходила ни единая душа. Застоявшийся воздух и слой пыли на всех поверхностях ужасал, а постельное белье, на котором они вчера спали, “было в сто раз хуже тюремного, боже, я до сих пор чувствую на себе эти затхлые частички”. Риндо жал плечами — ему по большей части было все равно, но чтобы Ран не выносил ему мозги, согласился. А через некоторое время с удивлением обнаружил, что уборка и монотонные действия начали его успокаивать. Убрать со стола, протереть пыль на нем, протереть пыль с монитора, клавиатуры и колонок, вынести постельное белье и грязную одежду, запустить стиралку, открыть окно, вытереть пыль с подоконника и полок с дисками, вынести ковер из комнаты, помыть полы. Руки двигались сами, а мозг ненадолго отключал свою бурную деятельность. Риндо никогда раньше не замечал в себе страсти к уборке, скорее наоборот, своими постоянными напоминаниями и тычками Ран его с этой темой бесил, но сейчас все отчего-то складывалось по-другому. Они даже вместе протёрли панорамное окно в общем зале, пока бельё стиралось. — Слушай, а может нам какое-нибудь растение купить? Большое такое, в горшке. А то смотри как тут тухло, — Ран оглядывает комнату и тыкает пальцем в место рядом с диваном. — Вот сюда. Риндо выгибает бровь, но никакой “тухлости” в помещении не замечает. Обувается и подхватывает пакеты с мусором. — А ухаживать за ним кто будет? Ты что ли? Да с нашими полугодовыми отсутствиями оно, скорее, само стухнет. Давай помогай, — он пинает ногой очередной мусорный мешок, которых за время уборки у входной двери скопилось прилично, и наблюдает привычную картину закатывающихся глаз. — Зануда. Цветок Ран все таки покупает. Ран в принципе очень быстро куда-то ускакивает со словами “пойду решать взрослые вопросы, Ринни”, так что Риндо не удивляется, когда курьер через несколько часов привозит громадный фикус. Только вот абсурдности ситуации это не уменьшает. Он не думал, что первой их покупкой после выхода из колонии станет чёртово растение. Он послушно перетаскивает его к дивану, а потом ещё минут десять читает об уходе и поливе. Ещё через пять забивает хуй с мыслями о том, что это будет ответственностью Рана. Сам он остаётся дома и — о боже — целый день слушает музыку. Это на самом деле непередаваемый кайф — врубить наушники и просто лежать, вслушиваясь в знакомое чередование нот, звуков и голосов, по которому, оказывается, успел настолько сильно соскучится. В тюрьме музыки действительно не хватало. А компьютер за весь день так и не включает. Он признается себе, что чутка боится лезть и разбираться со своей проблемой. Ему надо, очень надо накопать информации по соулмейтам и видам их связи, но почему-то он откладывает это на потом, словно надоедливую домашку, а не что-то, от чего зависит его спокойное существование на этой планете. И с Кавата Соей так же — нужно вылезти из своего панциря и выяснить как минимум где его можно встретить, а как максимум побольше слухов про его жизнь и личность, но он все так же лежит на кровати и слушает музыку. Возможно, боится, что узнает что-то, что заставит его мозг ещё больше напрячься. Он не слишком углубляется в свои мысли, чтобы понять. И нажимает на кнопку включения на системном блоке только ночью. Ран домой так и не возвращается — это норма, наверняка разбирается с тем, что произошло в Роппонги за полгода, — а баночка со снотворным угрюмо стоит на прикроватной тумбочке, так что он решает, что информационный штурм сейчас лучше, чем сон. А прошерстив несколько сайтов, вздыхает и понимает, что это будет сложнее, чем он думал. Страницы пестрят яркими дизайнами и просто невозможным количеством воды и абсурдной информации. Он вчитывается в первые несколько страниц и уже хочет выколоть себе глаза — за час единственное, что ему удается выяснить, это то, что эта тема мало изучена и до конца непонятна, связь у каждой пары может проявляться непредсказуемо, а чтобы найти своего соулмейта человеку почти всегда приходится пройти через своего рода “испытание”. Что-то понять, почувствовать или измениться. Были какие-то общепринятые характеристики, была типология, были красочные описания, но всё не то. А потом он натыкается на чей-то пост. “Сны у меня чем-то были похожи на кошмары. Мне постоянно снился кто-то, кого я запоминал детально, до каждой морщинки, а по пробуждению полностью забывал. И этот кто-то во снах постоянно кончал с собой. Резал вены, закидывался таблетками, прыгал с крыши — самыми разными способами в общем. А я все никак не мог догнать его и остановить. Режим сна у меня был из-за этого ни к черту. А потом, когда я встретил её, выяснилось что у нее действительно были суицидальные наклонности, но покончить с собой она всегда боялась. А ей, в свою очередь, снилось как я убегал от бабочек, потому что я, конечно, их очень люблю, но до усрачки боюсь, и каждый раз, просыпаясь, она хохотала, потому что это было невозможно смешно. Она говорит, что если бы не сны со мной и простое понимание того, что ее кто-то ищет, она бы всё таки не выдержала. Короче я спас жизнь своему соулмейту тем, что боюсь, блять, бабочек.” И Риндо уставше трёт глаза и встаёт с кресла. Заваривая чай, думает: “Какое счастье. Кавата хочет меня убить, но боится это сделать”. Спать он так и не ложится — продолжает скроллить сайты и научные статьи, читать истории на форумах и даже находит добротный видео-обзор на историю соулмейта серийного маньяка, но ничего идентичного ему так и не откапывает. Есть похожее, но, у каждой пары все действительно индивидуально. А Риндо, видимо, слишком туп, чтобы это натолкнуло его на мысли. Постепенно рабочий стол вновь заполняется грязными кружками и крошками из под печенья. Когда через оконное стекло начинают просачиваться рассветные лучи, он решает, что, наверное, хватит. В отличие от прошлого себя, не заваливается спать сразу; хватает все свои пять кружек с чайными пакетиками и ставит их в раковину, протирает стол от застывшего сладкого напитка и крошек, идёт обратно и принимается складывать их в посудомойку. А когда почти заканчивает, входная дверь распахивается. — Ринни, прикинь чё, — Ран вваливается в квартиру и захлопывает за собой дверь. — Пока нас не было какие-то малолетки создали банду посягали на наш район. Ран иногда похож на маленький ураган — он врывается в устоявшийся покой, начинает болтать, жаловаться и, в конце концов, разводит на ответные рассказы. Он вводит в курс дела. Сообщает, что за полгода произошло и что изменилось, пересказывает абсурдные ситуации и умудряется за чашкой горького кофе в 5:20 утра составить план действий и список людей, о которых нужно копнуть информацию и провести профилактическую беседу. Риндо, если честно, братом восхищался. Вот у кого талант к главенствующим должностям и управлению людьми. Он уже давно понял, что на такие фокусы не способен, да и не особо горит желанием, а потому просто просит добавить в этот список Злюку. Ран смотрит на него нечитаемым взглядом. — Ты сам то как, разузнал что-нибудь? Или спал? Риндо морщится и качает головой: — Не спал. Не хочу. А в интернете куча всякой хуйни, толком ничего ценного. Зато узнал, что в одном племени в древности убивали женщин, которые снились войнам, потому что считали, что те морочат им голову, а мужчин, которые снились точно так же, награждали во имя братского духа. Ран замолкает на пару секунд, так и не донеся кружку до рта, а затем начинает смеяться. — Геи — это ошибка природы, не было их никогда, вы что. Только братский дух, — важно выставляет вперёд палец и кивает. Риндо хихикает, но со следующими его словами улыбка застывает на лице. — А если серьезно просто встреться с ним уже и все. Самый лёгкий способ разобраться. Риндо думает — да, надо. А ещё замечает, что почему-то в животе сворачивается щекотливый ком. Расходятся они ближе к шести: Ран уходит отсыпаться до следующего вечера, а Риндо запускает на компьютере шутер.***
Внезапной новостью оказывается, что Свастонов, в конечном счёте, распустили ещё хуеву тучу времени назад. Обычно члены распущенной группировки просто находили новое место, где можно было выпустить пар или вступали в другую, однако почему-то большая часть бывших свастоновцев решила завязать и жить дальше обычной жизнью. Чтобы отыскать хотя бы одного из близнецов Кавата, пришлось поднапрячься. Забавно, люди думают, что так просто смогут закрыть глаза на то, что происходило в прошлом и жить дальше. Риндо знает — уже никто из них не сможет жить обычной жизнью. Пока он копал информацию о местонахождении, удалось наслушаться слухов и о личности, мол, Злюка раньше был персонажем абсолютно безобидным и не предвещающим беды, однако на драке с Поднебесьем почему-то… взорвался. Живот снова скручивало от воспоминаний того, что произошло на той битве и кадров из снов, однако бровь сама по себе выгибалась в скептическом жесте. Ну не может человек так хорошо скрывать силу. Хоть что-то, да должно выдавать в нем опасность: взгляд, инстинктивные движения, слова, походка. И он сам тут же сомневался в своих мыслях — он же лично все видел. Младший близнец, вразрез со своим выражением лица, отличался крайне добрым характером, что подтверждалось тысячью слухами о том, как он помогал и товарищам, левым людям, животным на улице, и даже врагам. Как ободрял друзей прямо на поле боя, открыто восхищался, беспокоился о всех и каждом, протягивал пластыри и еду в сложный момент. И Риндо, долго крутившийся в криминальных кругах и достаточно насмотревшийся на сильных людей, и сам понимал. Никаких предпосылок. Соя не был выдающимся или опасным человеком. Идя по кирпичной кладке и пересчитывая раппорт тротуарного узора, он заворачивает за угол. Перед глазами вырастает школа — самая обычная старшая школа, откуда уже компаниями выходят подростки. Плюхается на лавочку рядом с воротами и всматривается в толпу. Почему-то, ни в одном из слухов, он не слышал о том, как Соя ведёт себя с людьми, которых ненавидит. Кидается ли с кулаками? Давит едкими комментариями и подъёбами? Или просто игнорирует? Помимо несвойственного подросткам этого времени характера, он вообще-то всё такой же гопник, хоть и уже и бывший. К тому же не какой попало, а зам командира четвертого отряда Свастонов. Он так же как и все остальные матерится, так же пиздит людей, а брат у него вообще конченый — так почему нет никаких слухов о какой-нибудь злой стороне, когда он до полусмерти расквасил чью нибудь рожу? Неужели Риндо первый такой? Вообще-то, все неизвестное пугает. Если Риндо действительно первооткрыватель, то это делает ситуацию только сложнее — обычно спокойные люди на сильных эмоциях ведут себя непредсказуемо даже для самих себя. Когда он видит среди толпы знакомую голубую макушку, он чувствует, как сердце в груди постепенно ускоряется раз в двадцать. Очки позволяют детально разглядеть — волосы ничуть не изменились, разве что чуть отросли, сам он все такой же тощий, но, на удивление, уже не настолько нескладно-угловатой, а взгляд… Руки в карманах куртки немеют. Дыхание сбивается и учащается, капелька пота скатывается по виску, и Риндо вновь чувствует, как под ребрами копошится что-то горьковато слизкое, что щекочет лёгкие и задевает своей субстанцией беспокойное сердце. Нужно встать и выловить его из толпы, нужно подбить на разговор, нужно разобраться, но на секунду Риндо чувствует себя парализованным. Рыжей копны волос рядом не видно. Он вздыхает облегчённо. Делает шаг. Соя прощается у ворот с приятелями, вертит в руках бутылку с водой, которую только что купил в автомате и разворачивается в противоположную с ними сторону, впритык не замечая направленного на него взгляда. Вокруг народу тьма, так что неудивительно. — Эй, Кавата, — он окликает его негромко, но слышно, и даже гордится тем, что его голос звучит твердо, без всяких хрипов. Соя удивлённо поворачивает на него голову и застывает. Они смотрят так друг на друга несколько секунд, пока мимо проходят школьники, и гомон голосов для Риндо отходит куда-то на второй план. Взгляд у Сои открытый, распахнутый. Брови все так же сходятся на переносице. Светло-голубой зрачок ярко выделяется и впивается в него, словно пиранья — Хайтани ощущает, как пальцы начинают неметь сильнее. С каждой секундой он все больше чувствует, что все те месяцы кошмаров не прошли бесследно. Глаза напротив пугают. А ещё постепенно распахиваются. — Ты… что ты здесь делаешь? — Соя сглатывает и оглядывается по сторонам, будто думает, что Риндо сейчас начнет прилюдную казнь или теракт. Стоит отдать должное — держится он хорошо. Риндо кивает в сторону расположенного рядом парка. — Поговорим? Он видит, как сужаются у того зрачки. Он видит, как Соя делает небольшой шаг назад, и как плечи его напряжённо поднимаются вверх. Риндо замечает, как он мнется на месте и явно пытается придумать отмазку, чтобы побыстрее отказаться и слинять, однако Хайтани действует быстрее — разворачивается к парку, начинает идти и безапелляционно кидает: — Пойдем. И Соя действительно неуверенно семенит за ним следом. Они идут в тишине, каждый собираясь с мыслями. Оба друг на друга не смотрят. Пытаются развеять собственное волнение. Даже когда доходят, и Риндо усаживается на скамейку, в немом жесте предлагая сесть рядом, они сидят в тишине. — Что ты хотел? — не выдерживает Злюка и кидает на него взгляд. Риндо жуёт нижнюю губу, пытаясь сообразить, с чего начать. Все планы диалога и заученные реплики пропадают из головы, будто и не было их там никогда. Он наблюдает за идущими мимо людьми, крутит в кармане между пальцев какой-то чек, и ловит на себе настороженный взгляд. — Сколько тебе? Соя смотрит на него удивлённо. — Что? Тебе зачем? — Просто ответь. — …Семнадцать. Риндо мычит и снова замолкает. Чужой голос был именно таким, каким запомнился — не низким, но и не слишком высоким, негромким и приятным. А на него самого смотреть, почему-то желания не было. — А дата рождения какая? Соя хмурится. — Слушай, зачем тебе все это? Скажи прямо, что нужно, хватит тянуть. Риндо потирает висок и случайно прокусывает губу до крови. — У тебя уже проявилась связь соулмейтов? Соя дёргается, будто от удара. Взгляд перестает быть просто удивлённым — в него вплетаются нотки раздражения, и Риндо прикрывает глаза, понимая, что уже успел проебаться. Он на самом деле был удивлен, что Кавата в принципе согласился с ним поговорить и пошел следом, но его везение закончилось раньше, чем он успел его в полной мере осознать. — Ты знаешь, что невежливо задавать такие вопросы? — тот буравит его недовольным взглядом и, несмотря на нежелание, Риндо все же приходится открыть глаза и посмотреть в ответ. — Про связь рассказывают только близким. — Я понимаю, но мне очень надо. Прям пиздец, — Риндо просяще приподнимает брови, но, видимо, нужного эффекта это не производит. Соя вздыхает и встаёт со скамейки. — У меня нет никакого желания сейчас сидеть здесь с тобой и обсуждать связь. К тому же, — он указывает на него бутылкой с водой в руках, — я не хочу с тобой драться. Зачем ты пришел, я не знаю. Свастонов распустили полгода назад, а я пытаюсь нормально закончить школу, если ты не заметил. Он разворачивается спиной и делает было шаг, однако Риндо от неожиданности хватает его за руку. Он не узнал почти ничего, он не успел сказать ничего важного, он вообще не смог побороть гордость и признаться прямо, так что заканчивать разговор никак нельзя, но Соя вырывает руку из его хватки, будто ошпаренную и прижимает к себе. — Я не хотел с тобой драться, — Риндо чуть-чуть паникующе подбирается на скамейке и замолкает. У него так и не получается произнести то, что нужно. Он слизывает кровь с губы и, смотря в чужие глаза, нервно сглатывает. Железный привкус во рту отвратителен. — Ответь пожалуйста. Его голос в последний момент хрипит, будто бы его только что душили, а Соя смотрит своими огромными, яркими глазами будто бы в самую душу и шипит: — Не перегибай палку. Риндо отшатывается. Соя и окружающая их атмосфера ощущается холодом по позвоночнику. Хайтани чувствует, как тело прошивает дрожью, а колени слабеют, и он благодарит богов за то, что сидит, потому что иначе они бы, вероятно, не выдержали его веса. Прокушенная губа жжет. Он моргает, а Соя смотрит на него сложным взглядом — со злостью, со страхом, и будто бы брезгливо прижимает к себе руку. Окидывает его сверху вниз, затем что-то в его лице меняется и он жалостливо кидает ему свою бутылку с водой. Уходит, разрезая тишину негромкой, но твёрдой и уверенной поступью. А Риндо застывает так на несколько долгих десятков секунд. Бутылка, пойманная на автомате, руку словно жжет. Он переводит взгляд на нее, с ничем не примечательным дизайном и спокойными надписями, затем смотрит на удаляющуюся спину, и изнутри поднимается огромный ком паники. Он пытается дышать размеренно, пытается успокоиться, но пульс все равно скачет, как ненормальный. Это было совсем как во сне. Это был будто бы отрывок из его, блять, сна, только в реальности. Риндо испуганно откидывает бутылку, и смотрит, как она, перевернувшись, катится по скамейке, чтобы потом со стуком приземлится на асфальт. Он смотрит, как она двигается все дальше и дальше, будто бы имеет сознание и целенаправленно куда то идёт, но на то, чтобы досмотреть, его не хватает — он вскакивает и почти что бежит до дома. Он сходит с ума. Он превращается в ебучего шизофреника. Ему же не показалось? Тот же взгляд, то же выражение лица, та же поза и те же самые слова, так отчётливо въевшиеся в его мозг. Это не может быть совпадением, просто не может, блять. Не может быть просто так то, что самая детальная и отчётливая сцена из его сна почти точь-в-точь повторилась в реальной жизни. Это вещий сон? Примочки связи соулмейтов? А они вообще соулмейты с Соей? Разве могут у соулмейтов быть такие отношения? Никаких искр перед глазами, никакого воздушного чувства, никакой романтики и никакой, блять, влюбленности с первого взгляда. Только обоюдные страх, злость и ненависть. Он вбегает в квартиру и запирается в комнате, с облегчением понимая, что Рана дома нет.***
Соя стоит перед ним безвольный и бессознательный, будто кукла. Двигается он как-то неестественно — передвигает ногами, поднимает руки на уровень груди и вытягивает их вперёд. Будто бы где-то сверху есть кукловод, который дёргает за нитки в правильной последовательности, и марионетка повторяет эти движения, ведомый силой натяжения. Глаза у него пустые-пустые, но не закрытые, да и пуговицей не пришиты. Кожа тоже не похожа на искусственный материал — бледная, лишённая румян, но не неестественная. Гладкая, тонкая настолько, что кое-где видны проступающие синеватые вены. Он не замечает, как оказывается слишком близко. Кукла продолжает нелепо перебирать ногами и подходить к нему, вытянув руки, словно пытаясь поймать, но делает она это настолько медленно, что Риндо не чувствует испуга. Тревогу — да, потому что всё это чертовски напрягает, но не сильный страх. Он делает пару шагов назад и продолжает сосредоточенно за ней наблюдать, однако вдруг замечает, что расстояние между ними ничуть не увеличилось. Наоборот, стало меньше, что со скоростью той куклы произойти за такой короткий срок никак не могло. Чувство тревоги внутри нарастает. Он разворачивается на сто восемьдесят градусов и бежит, оглядываясь назад, но та ожидаемо приближается раза в два быстрее, хотя ноги у нее передвигаются все с той же скоростью. Это выглядит так, будто она стоит на колесиках, и кто-то нечаянно толкнул её вперёд. Вот она и покатилась, не в силах остановиться. Рассудив по логике, что если отдаляться — она приближается, Риндо резво разворачивается и бежит навстречу ей. Только вот она не меняет траекторию. Расстояние между ними сокращается до победного быстрее, чем Риндо реагирует, так что буквально через секунду его сбивают с ног. Он жмурится от фантомной боли в затылке, быстро подбирается и распахивает их обратно, однако единственное, что успевает заметить — летящий в лицо кулак и заплаканные голубые глаза. А затем резко просыпается. Сердце внутри колотится от испуга, но, глядя в темный потолок комнаты, он думает, что в этот раз ему повезло. Сон был не страшным, да и не длинным, так что он лишь уставше трёт руками глаза и садится на кровати. Скидывает с себя одеяло. Успокаивается довольно быстро, и даже руки почти не дрожат. Он сидит в полной тишине ещё несколько секунд, прежде чем глубоко вздохнуть и встать, собираясь было выйти из комнаты, как вдруг взгляд его цепляется за приоткрытую дверцу шкафа. Он хмурится. Шкаф для одежды у него всегда закрывался до конца, проблем с открывающимися дверьми не было, так что он настороженно на него пялится. Чувство тревоги снова застревает где-то в груди. А через пару секунд он бьёт себя ладонью по щеке. Докатился, блять, как ребенок параноит из за монстра в шкафу. Он даже делает пару шагов вперёд, чтобы захлопнуть надоедливую дверцу до конца, как вдруг резко понимает, что боли от удара по щеке не почувствовал. Так и замирает не дойдя до шкафа несколько метров. Внутренности обдает холодом, когда он видит, как в темноте медленно открывается два ярко-голубых светящихся глаза. Страх скручивает живот, так и норовя выйти вместе с поздним ужином. А Дверца шкафа постепенно открывается шире. Что за хуйня? Как он оказался у него дома? На пол почти что вытекает такая же темная, как и пространство внутри, рука, будто бы поглощая лунный свет, и Риндо напугано пятится назад, но неудачно спотыкается об ковер сзади. Падает на задницу и… Просыпается. Дыхание сбито напрочь. Он подрывается и смотрит на шкаф, но тот в своем обычном состоянии плотно закрыт, без каких либо щелей с темнотой. Учащённо дыша, он так и замирает. Взгляд падает вниз — ковер лежит вообще в другом месте. Как он умудрился об него споткнуться? Прикрывает глаза и истерически хихикает над абсурдностью. Монстр из шкафа, блять. Скидывая с себя одеяло, топает к окну и распахивает шторы сильнее, не желая сидеть в полутьме, но и не включая искусственный, режущий глаза свет. Улыбается, глубоко вдыхает и старается усмирить подрагивающие руки. Внизу до сих пор ездят машины и светятся всякие вывески и билборды, разрезая ночную темноту. Он в который раз думает, что ночной Токио всё-таки нравится ему гораздо больше, чем дневной — нет той напускной доброты и безостановочной активности. Ночью, конечно, тоже шумно, но шумно по-другому. А затем опускает взгляд ещё ниже и видит горизонтально стоящего на здании Сою, прямо под его окном. Думает — какого хуя. Тот держится спокойно, будто гравитация ему не ведома. Висит на высоте семнадцатого этажа. Его это, похоже, не капли не волнует — он смотрит прямым взглядом на Риндо и вдруг слабо улыбается. Риндо отскакивает от окна и почти что падает задницей обратно на кровать. Во все глаза смотрит на великолепный ночной пейзаж Токио. В голове каша, он думает, не показалось ли ему и не начал ли он ловить галлюцинации, но вставать и проверять не спешит. Смотрит на время — 4:16. Когда он набирается сил и осторожно, боясь убедиться, выглядывает вниз, Сои там уже нет. Он прикладывает руку к голове и озадаченно думает, а не сходить ли ему к врачу. “Может, я снова сплю?” — с нервным смешком проносится в голове, а через секунду к нему в комнату, разбивая стекло, вместе с ночным воздухом влетает тень. Риндо испуганно отскакивает вбок и чуть ли не падает. Не видит очертаний, но точно знает, кто это. И будто бы с самого рождения знал — мозг просто не генерирует другие варианты. Он распахивает глаза. Младший Кавата как ни в чем не бывало стоит у его кровати спиной. Затем поворачивается с фирменным оскалом Нахои, и сердце чутка падает куда-то в задницу. Теперь уже он находится со стороны окна, оттеснёный осколками, так что бежать ему, к собственной панике, особо некуда. От страха он делает пару шагов назад, но упирается спиной в стену. С одной стороны — рабочий стол, с другой — разбитое окно. А Соя начинает подходить ближе. И Риндо хочет, пиздец как хочет сделать что-нибудь: перескочить через стол, швырнуть чем-то, в конце концов вмазать кулаком, но он просто не может. А когда между ними остаётся не больше десятка сантиметров, просыпается. Он вновь лежит на кровати. Сердце вновь колотиться как бешеное. Он смотрит в потолок и не понимает, что за херня только что произошла. Полная тишина пугает, как и ощущение чужого присутствия, и через несколько секунд, собравшись, он резко вскакивает и осматривается, но никого не замечает: ни в шкафу, ни на окне, ни под столом ни даже под кроватью. Выставив вперёд запястье, щипает себя за нежную кожу, и, почти успев успокоится, вновь пугается. Не чувствует боли. В дверь резко начинают колотить — громко, сильно, так, что та едва ли с петель не слетает из-за череды постоянных толчков, и Риндо отскакивает в противоположный конец комнаты, хватаясь за бейсбольную биту, купленную чисто ради прикола. Тут же и ручка заходится в неистовом треске и дёрганьях, и он холодеет сильнее. Он никогда не закрывал межкомнатную дверь в свою комнату, не видя смысла запираться от Рана. Но в этот раз она почему-то не поддается. Через пару секунд толчки сменяются — становятся более редкими, но намного мощнее, будто кто-то за дверью пытается выбить ее ногой. И у него получается. Дверь слетает с петель и Риндо вновь просыпается, подскакивая на кровати. Кажется, что воздуха вокруг не хватает, а голова слегка идёт кругом, но несмотря на все это он одним рывком распахивает дверь и ещё с минуту пялится в темноту. Обнимая себя за плечи, вдыхает удивительно морозный для квартиры воздух. Плетётся в комнату Рана. В своей оставаться не хочется. Тихонечко приоткрыв дверь, любуется его художественно растрепавшимися по всей подушке волосами и мнется у порога. Перебирает в голове способы опознать, сон это или нет. Понимает, что не хочет знать. Ран выглядит настолько привычно и по-настоящему, что он просто не хочет верить в то, что это тоже может оказаться сном. Он не выдерживает и все же заходит. Присаживается рядом. Закусив губу, трясет его за плечо. Тот сонно мычит. — Ран, я… — он начинает говорить, но воздух в горле резко будто бы застревает, когда тот открывает ярко-голубые глаза. Это похоже на абсурд. Всё-таки тоже сон. Ран хватает его за запястье и черты лица тут же начинают меняться на глазах — Риндо с ужасом понимает, что теперь уже его держит ебучий Соя, который, кажется, может достать его из-под земли. Даже рядом с Раном. А потом он снова просыпается. Это походит на отвратительную пытку мозга — изнуренный постоянным недосыпом, Риндо теперь и вовсе не может проснуться. Раньше у него бывали подобные кошмары, но они не затягивались так надолго и не были настолько реалистичными. Риндо понимает, что вот сейчас ему действительно, блять, страшно. Он вскакивает с кровати, врубает свет и даже не обращает внимание на то, что тот слишком слепит глаза. С отчаянной паникой выбегает в гостиную и включает свет везде, где только можно — в зале, на кухне, в ванной, в туалете. Опускаясь на диван посередине, врубает телевизор. Тревога не уходит. Она засела в лёгких репейником, и взгляд голубых глаз ощущается уже везде, из каждого угла, из каждой щели. Дверь в комнату брата отворяется и оттуда выползает сонный недовольный Ран. — Ты чё телик включил? Совсем что ли? Риндо замирает. Смотрит на него внимательно, пытаясь понять, он реальный или подделка. Вот спутавшиеся после сна волосы, вот сонные аметистовые глаза, вот выглядывающая из под одежды парная татуировка. Но не успевает он провести ещё более доскональный осмотр, перед глазами все предательски расплывается. Это унизительно, он не плакал очень давно, но сейчас почему-то не выдерживает. Находится здесь, не зная, реальность это или очередное сновидение, было пиздец страшно. Но ещё страшнее было осознание того, что Рана нет. Он исчез. В этой реальности его не существует. Все. Обычно постоянно приходивший к нему чтобы успокоиться Риндо сейчас чувствовал себя загнанным в угол. Он всхлипывает, тянет заёбанное “Ран…”, желая, как-то оправдаться, но слова в голове не находятся. Почти что подбитой собакой подползает ближе к нему, утыкается лбом в плоскую грудь, и Ран смотрит на него растерянно. Обнимает. Гладит его по голове, не задаёт вопросов. Накручивает его волосы на пальцы, пока Риндо пытается не разреветься как детсадовец. И младший не чувствует подвоха вплоть до момента, пока тот вновь не начинает говорить. — Ну чего? Снова кошмар? — слышится над головой тихий и приятный голос, но вовсе не в тембр брата. Сердце падает вниз и даже не в пятки — куда-то дальше, куда-то на уровень Ада, а руки, что секунду назад гладили и успокаивали его, впиваются в кожу через футболку до крови. Он боится поднимать взгляд, но, чувствуя безысходность, намного сильнее боится того, что будет дальше. И снова открывает глаза на кровати. Следующие разы он вспоминает про осознанные сны все, что знает. Пробует самые разнообразные способы, вычитанные не так давно, пытается разорвать кошмар, но раз за разом проваливается и просыпается на ебучей кровати в очередном сне — паника с каждым разом накатывает все сильнее, а идей становится все меньше и меньше. Постепенно он теряет надежду. И с каждым разом просыпаясь, уже не гадает, сон это или нет, потому что понимает. Сон. Выбегая из квартиры босиком, Риндо думает только о том, как бы покинуть это место. Он не хочет находится здесь ни секундой дольше — здесь все чужое, все сочится темнотой и холодом, и отовсюду за ним наблюдают. Привычный и родной дом, Ран, собственная, блять, кровать. Даже зеркало в лифте ненастоящее. Риндо туда не смотрит, но все равно знает, что оттуда на него глядит не собственное отражение, а ебучие голубые глаза. Охранник провожает его немигающим взглядом в спину. Риндо чувствует на щеках влагу, но боится смотреть в его сторону. Однако когда он выходит на улицу, отвернуться не получается — вокруг, несмотря на ночь, сотни людей, и все как один под копирку. Все как один замирают, прекращая двигаться, вместе смотрят на него, не отрывая глаз, и все открывают рот, чтобы что-то сказать, но истерика накрывает Риндо первее, и он вновь просыпается. Он чувствует, как не хватает воздуха. Мельком бросает взгляд на часы — 4:15. Его трясет, ему жарко, и с грохотом открывая дверь в свою комнату, он летит в ванную “Холодный душ, надо проснуться, мне надо проснуться,“ — единственное, что вертится в голове. Прямо в одежде он влетает в душевую кабинку и включает воду. Футболка и спальные шорты тут же мокнут, но всхлипывая, он понимает, что холода не чувствует совсем. — Риндо? — Ран, стоя в проходе, включает свет, и тот испуганно ошатывается, прижимаясь спиной в стенке. Полка с шампунями впивается в плечо, но боли все так же не чувствуется. Он не обращает на это никакого внимания — во все глаза пялится на брата и дрожаще выдыхает, чувствуя как тревога душит. Опять спит. Ран ненастоящий. Глаза аметистовые, сонные, но это не меняет ровным счётом ничего. Внешний вид меняется. Ему тяжело дышать. Капли, стекающие по лицу в этом ничуть не помогают. Ран смотрит на него в ответ со смесью волнения и непонимания на лице, делает вперёд несколько шагов, начав было что-то говорить, однако Риндо хватает с полки позади какой-то увесистый бутылек и замахивается. — Не подходи! Ран шокировано замирает. Они стоят так с десяток секунд. Тишину прерывает только шум льющейся воды, его тяжёлое дыхание, да иногда вырывающиеся из горла всхлипы, пока паническая дрожь не пробирает его до самых пят. Ран пытается сделать ещё один маленький шажок вперёд, но Риндо снова напрягается и сжимает бутылку в руке крепче, в любой момент готовый к броску. — Не подходи, — повторяет. Ран напряжённо сжимает челюсть. — Почему? Риндо не отвечает, продолжая сверлить его взглядом, и спустя ещё несколько секунд Ран делает третью попытку. Поднимает руки в безоружным жесте. — Я не буду подходить. Смотри, видишь? — он несколько раз шагает назад и вовсе выходит за пределы ванной. Смотрит на него через дверной проход и мягко улыбается, как умеет только Ран. — А ты взамен положи шампунь и выйди из под воды. Она ледяная. Риндо в ступоре замирает. Рука, сжимающая бутылку постепенно опускается. Он нервно сглатывает, бегая взглядом по брату, однако ничего выбивающегося из образа так и находит. Обнимает себя двумя руками, но бдительности не ослабляет. — Ты настоящий? — спрашивает глухо, и в ответ видит, как на секунду улыбка Рана стекленеет. Однако тот тут же берет себя в руки и пожимает плечами. — Да. Абсолютно. Риндо чувствует, как руки безбожно трясутся. Он вдруг ощущает себя безумно холодно и понимает, что вода, все это время сильным потоком льющаяся ему на голову и в самом деле абсолютно ледяная. Со второй попытки закрутив вентиль, все так же остаётся стоять в душевой кабинке, и смотрит на Рана, не зная, что делать дальше. Выходить боится — некомфортно, кабинка это его мнимое убежище, да и вода натекла на пол и всё невозможно скользкое, а ноги у него задубели настолько, что не сгибаются. Плюсом… Если террориста-смертника спросить, собирается ли он подорвать станцию метро вместе с собой, он конечно же ответит “нет”. Однако Ран действует быстрее, чем он успевает сообразить: плавными и достаточно медленными шагами осторожно подходит впритык к кабине и тянет ему руку. — Пойдем. Риндо жмётся к стене, ощущая подступающую тошноту, и неуверенно переводит взгляд то на чужое лицо, то на руку в опасной близости от себя. Давит всхлип и решает, что если бы это было продолжение кошмара, оно бы уже давно себя проявило. А Ран помогает ему выйти и сразу же накидывает на голову полотенце. — Ёб твою мать, — он тихо ругается под нос, и Риндо чувствует вновь подступающие слезы. Голова все ещё в полном раздрае, мысли хаотично скачут, но постепенно страх начинает отпускать. Ран нервными движениями обтирает его волосы и поджимает губы. — Ты ледяной. Снимай все это. Одежда слетает с него быстрее, чем он успевает моргнуть. Брат накрывает полотенцем плечи, оперативно достаёт фен, обдувает горячим потоком и в нервном жесте сжимает плечо. Сушит его, словно маленького ребенка, которому только и остаётся, что стоять на месте. Будто они снова в детстве. Старший не отпускает его ни на шаг, помогает с повседневными делами, и они вновь занимаются какой-то хернёй, веселясь в свое удовольствие, а ничего из происходившего ранее вообще не существовало. Облокотившись на стиральную машинку и полностью доверив себя вроде как настоящим, родным рукам, перебирает меж дрожащих пальцев кромку полотенца. Не поднимает взгляд. И так почти что наяву видит чужое выражение лица, и от этого становится только хуже. Но на середине его накрывает. Ран смотрит на него с уставшим беспокойством и каким-то смирением во взгляде и, накинув сверху ещё одно полотенце, притягивает к себе прямо поверх ткани. Бормочет, какой же он холодный, и Риндо неловко смеётся, сквозь слезы, прижимаясь в ответ ближе. Ран тактильный. Он любит врываться в чужое личное пространство и, особенно, любит врываться в личное пространство Риндо, однако нечто подобное — открытое проявление эмоций, нескрываемое волнение за человека и желание его поддержать — настолько редкое явление для старшего Хайтани, что Риндо почти физически становится плохо. А затем его ещё полчаса пытаются высушить и отогреть. — Что произошло? — Ран спрашивает его о произошедшем только после, когда они уже выбираются из ванной на диван, и Риндо успевают одеть и закутать в одеяло. Тот шмыгает носом и почти целиком уходит в кокон. — Да все банально. Кошмар. Только в этот раз он как-то вышел за рамки, — он не особо горит желанием рассказывать. Продолжает мять в беспокойных руках уже край одеяла и почти что героически терпит повиснувшую после этого требовательную тишину. Но от Рана веет стойким намерением вытащить из него всё до последней детали. Риндо упрямо молчит. Ран вздыхает: — Ринни. Они оба медлят ещё несколько секунд, будто играя в немой спор, однако Риндо с треском продувает в этом состязании упрямости — у него на это нет никаких сил, он сдается, кусает губы и нервно пожимает плечами. Отводит взгляд. — Ну… это был, наверное, самый странный и жуткий осознанный сон, который у меня был, — обводит взглядом гостиную, про себя перебирая находящиеся здесь предметы, чтобы отвлечься. — Я проснулся от кошмара, успокоился и встал с кровати. Хотел выйти за водой, но потом внезапно понял, что это все ещё сон. Реальность превратилась в какую-то жуть, я пересрался, а затем снова проснулся. Успел ещё раз успокоиться, и все повторилось. И так кучу раз, я со счету сбился. Там даже ты устраивал мне хоррор аттракционы. В общем, я не помню сколько раз я так просыпался, в какой-то из разов даже на улицу выбежал, но, короче… я не понял, что проснулся в действительности, когда побежал под душ. Во сне все было один в один как тут. Мне казалось что я так и останусь там навсегда. Ран тяжело вздыхает и трёт виски. Чужое поведение чуть проясняется, но это не отменяет то, насколько сильно Риндо его напугал. Риндо же чувствует очередной укол вины. — С Соей? — от этого вопроса младший будто каменеет, сглатывая скопившуюся слюну, и Ран понимает все без слов. — Ринни, это уже давно перешло границу. Ты сколько вообще за неделю спал? Тот тушуется сильнее и отводит взгляд. Решает не говорить, что после этого в кровать он в принципе по доброй воле больше не ляжет. Ран будто вновь понимает без слов и морщится: — Если сам не решишь проблему, я тебя за волосы потащу к врачу. Будешь на таблетках сидеть. Риндо поднимает на него напряжённый взгляд. — Снотворное с кошмарами не помогает. А с Соей… я поговорить пытался. Но не срослось. Я не знаю. — Ты просто говорить нормально не умеешь, — тот встаёт с дивана и со вздохом идёт на кухню. Смотрит на уже полупустую банку кофе, и Риндо делает вид, что взгляда в свою сторону не замечает. — Он не хочет со мной говорить. — Значит сделай так, чтобы захотел. Будь предельно честным, Ринни. Если так и продолжится, — Ран ставит кружку на столешницу с громким стуком. На несколько секунд повисает тишина, — ты умрёшь. Дрожь прошивает изнутри даже под одеялом. Риндо грызет уже и без того покусаную и треснувшую губу, и признается: — Я его боюсь. Ран молчит. Затем подходит и треплет по голове через ткань. — Он не будет делать то же, что во снах. Риндо угукает, но все ещё чувствует на себе взгляд голубых глаз, смотрящих отовсюду.***
После этого Риндо и вправду добровольно в кровать больше не ложится. Ран смотрит на него сердито, но позволяет, предоставив срок в три дня, после чего больница-записи-таблетки, и Риндо почти выворачивает от одного только упоминания. Больницы он терпеть не может, но, если честно, спать не хочет сильнее. Он уже давно начал замечать за собой не свойственную для него чрезмерную апатичность и невнимательность из-за хронического недосыпа, а кроме того руки порой сами по себе дрожат, как у заядлого наркомана в ломку, так что из-за всего этого его самоощущение в мире иногда хромает. Он даже в игры нормально играть не может — это совсем беда. А вот раздражительность, которая, по идее, с его характером должна была показать себя во всей красе, почему-то вовсе исчезает. Теперь его не злили ни придурки в играх, ни косые взгляды в свою сторону, ни тупые комментарии. Будто бы он вообще в раз перестал чувствовать волнение от окружающих людей. Познал дзен и преисполнился в своем познании. Но несмотря на то, как это выглядело со стороны, самом деле он просто слишком заебался для злости и боялся тратить на нее лишнюю энергию. На что-то, что остро кололо раньше, сейчас всё отзывалось лишь глухим раздражением. А ещё, наверное, стоит упомянуть, что выглядел он, как воскресший труп, который часикам к четырём вечера на обед планировал свалиться обратно в гроб. Волос выпало прилично, есть он хотел больше из-за постоянной активности, но все равно не в тех объемах и отнюдь не полезную еду, а с синяками под глазами не справлялся даже тональный крем, потому внешний вид ухудшился ощутимо. Из дома он тоже почти не выходил. Люди вокруг создавали лишний надоедливый шум и обращали на него слишком много внимания — его от этого начинало мутить. А ещё он уже давненько начал терять сознание, так что это было попросту небезопасно. Последнему он был даже не то чтобы недоволен. В какой-то момент он отключался, а приходил в себя уже с синяком на боку и затёкшей шеей, но зато в момент отключек сновидения ему почти не снились. Оставалось лишь пытаться не терять сознания перед Раном, и это по началу даже получалось, но тот как-то устроил себе полный выходной и такой момент застал. Свалившись при нем один раз, младший не избежал горстки снотворного и отключки ещё на семь часов. Если быть честным совсем до самого конца, единственное, что его действительно волновало — это подобная реакция брата. Самому Риндо было как-то все равно на свое состояние. Последствия маячили где то позади призрачной стеной и до конца не осознавались, все это будто происходило не совсем с ним, а свободного времени, которое можно было потратить на что-то полезное, стало в разы больше. Но вот Ран. Тот пытался делать незаинтересованный вид. Пытался давать ему возможность решать свои проблемы самостоятельно и пытался не обращать лишнего внимания. Но Риндо то видел, насколько он волновался — это просачивалось через маску вечной невозмутимости частыми беспокойными взглядами и нервозностью и, наверное, стало решающей причиной, почему в последний день отведённого срока, Риндо все же вышел на улицу и не спеша потопал к знакомой старшей школе. Со вздохом массируя гудящую голову, он понимал, что абсолютно не представляет, что сказать Сое. Слова в предложения не составлялись от слова совсем. Нужно было бы, конечно, подумать об этом раньше, поразмышлять более усердно, составить какой нибудь примерный план, но он решает, что все равно все забудет и растеряет по дороге, так что надеется на сердце и импровизацию. А сердце почти останавливается, заметив выходящие из школы голубые кудри. Они пересекаются взглядами ещё до того, как Кавата подходит к калитке школьного двора, и оба все так же на пару секунд замирают. Только в отличие от прошлого раза, в этот раз картину дополняет эксклюзивное украшение. Ебучий Кавата Нахоя. — Ой-ой-ой, — он опережает Сою и подходит к Риндо первым, почти в притык. — Кого это сюда занесло? Чё тебе надо, Хайтани? В колонии не насиделся? Риндо смотрит на него и думает, лучше бы этот плесневелый апельсин продолжал теряться. Запас сил был на критической точке, почти на нуле, и рассчитывался только на разговор с Соей перед полным аннулированием, так что тратить хоть каплю на этого пизданутого он не планировал. Полностью его проигнорировав, Риндо поворачивается к Сое. Нахоя возмущается, что-то орет в самое ухо, но Риндо не слушает, смотрит — на лице у Сои отражается сомнение, но он все таки окликает близнеца: — Хоя. Дойдёшь сегодня один домой? Тот удивлённо замирает. Разворачивается от Риндо и недовольно дует губы. — С чего это? Ты один на один с этим мудаком остаться что ли собрался? — Да, — вздыхает тот. — Нам надо с ним поговорить. Так что, сможешь передать маме, что я чуть задержусь, но к ужину буду? Нахоя переводит взгляд с него на Риндо, а затем обратно на Сою и хмурится. Напряжённо прячет ладони в карманы. — Соя… — Все нормально, не переживай. Нахоя в последний раз окидывает Риндо настороженным взглядом, но со вздохом и тихим “ладно-ладно” разворачивается. Показывает ему из-за спины фак и уходит. Риндо теряется с такого ребячества, но, не успев все обдумать, вскакивает с места, потому что в этот раз Соя первым двигает в сторону парка и на него не оборачивается совсем. Они садятся на ту же лавочку. — Почему ты тогда заговорил про соулмейтов? — Соя рубит с плеча и нахмурено пялится в одну точку. Он не был идиотом — после того странного разговора долго думал зачем и почему, но все его теории требовали подтверждения или опровержения. Риндо напрягается. В следующую секунду расслабляется обратно и понимает — он чертовски заебался. Он больше так не может. — Ты мне снишься. Пауза повисает, но Соя этому факту будто бы не удивляется. Внутренне хлопает себя по лбу, потому что самая бредовая из его мыслей подтвердилась. Хайтани и его соулмейт? Шутите? Не может же это быть правдой. — Уверен, что не ошибся? Сам же понимаешь, ну… — он указывает пальцем поочередно, то на Риндо, то на себя, и Риндо усмехается — о да, он как никто другой понимает. — Это ты. Я уверен на все сто. Сны четкие. Они начались у меня в колонии где-то… в июне? В конце мая? Соя замолкает. — У меня день рождения двадцать пятого мая. Семнадцать исполнилось. Затем замолкают они оба. Пазлы сложились, логическая цепочка замкнулась и все предположения подтвердились. Риндо запрокидывает голову и с тихим “пиздец” смеётся. Абсурд. — А у Рана двадцать шестого день рождения. Почти один в один. Соя сидит молча, уставившись в одну точку. Риндо понимает его на все сто — чтобы принять этот факт, ему потребовалось несколько месяцев. Никто, наверное, не обрадуется, обнаружив, что его соулмейт это дважды отсидевший социальный отброс. Риндо бы по крайней мере охуел. Соя мнётся. — Ты выглядишь хуёво. Ещё хуже, чем в прошлый раз. Это ведь не из-за колонии, да? — будто мысли читает. Риндо морщится: — Там все спокойно было, тут другое. Мигрени мучают, — безбожно врёт и понимает, что Соя не верит ни единому его слову. Ещё бы, в такую хуйню поверить. Но оба внимания на этом не акцентируют. — А что… тебе снится? Ты же не узнал меня там, так? Соя кивает и чешет щеку. — Вообще я растерялся, когда впервые понял, что именно мне снится. Это ребенок. — Ребенок? — Риндо удивляется. — Угу. Я понимал, что соулмейту уже должно было исполнится семнадцать, так что предположил, что скорее всего это либо он в детстве, либо подсознательный образ. — А как он выглядел? Соя смотрит на него и озадаченно щурится: — Я не могу вспомнить точно, но… у него не блондинистые волосы. Риндо задумывается всего на секунду. — Я в одиннадцать-двенадцать в голубой покрасился. Примерно такой же, как у тебя сейчас. Судя по расширившимя глазам напротив, он попал в точку. Они сидят ещё с минуту молча, оба пытаясь насколько это возможно осмыслить происходящее — они нашли соулмейта. Причем не просто нашли, а в первый же год. Некоторые за всю жизнь так и не встречают. А затем Риндо откашливается. — А что… я там делал? Соя смотрит на него неуверенно. На удивление не недоверчиво и не враждебно, а просто неуверенно. Щёлкает костяшками пальцев в нервном жесте. — Не думаю, что ты конечно будешь рад узнать, но плакал. Риндо чувствует, как к горлу подступает ком сконфуженного возмущения: — В смысле плакал?? Типа… просто плакал? Что за бред. Я же не… — Ага. Мама сказала, что это, скорее всего, из-за того, что ты не делаешь этого в реальности. Типа обратная сторона, которую ты не хочешь или боишься показывать. Смущение щекочет нервы — Соя смотрит на него с чем-то смешливым, будто всю подноготную видя, и этот взгляд никак не похож на тот из кошмаров. Абсолютно другой. Риндо неловко краснеет. — Да не то чтобы… ну… А затем пазлы в его голове щёлкают второй раз. Обратная сторона, которую боишься показывать? — Ты убил кого-то? — тихо выдыхает. Соя мигом теряет искорки веселья из взгляда. Смотрит на него во все глаза напуганно и приоткрывает рот. — Я не буду осуждать или что-то типа, ты на меня посмотри, — Риндо панически приподнимает ладони в мирном жесте и чувствует нелепую нервозность. Он предположил первое, что пришло в голову исходя из его снов. Однако Соя сглатывает и мотает головой из стороны в сторону. — Ты… боишься убить? — делает второе предположение, а затем вспоминает — во снах ведь его не только лишали жизни. С ним творили ещё много всякой отвратительной хуйни, и если смотреть на это объективно, без всяких эмоций, и соединить воедино с чужим характером, получится очень даже прямая и простая картина. Соя Кавата добрый человек. И он боится причинить другим людям боль и непоправимый вред. От этого простого осознания мир переворачивается и становится именно так, как стоял изначально. Так правильно и просто, что Риндо накрывает лицо руками и мычит — какая же это глупость, какой бред, какой абсурд. Соя не хотел его убить все это время. Он его не ненавидел. Вселенная могла преподнести это все каким-нибудь другим способом? Соя Кавата очень добрый человек и, видимо, ему повезло со соулмейтом, но обязательно было доводить Риндо до края? Обязательно было столько времени не давать нормально спать? Обязательно было дарить ему букет психологических проблем? Что это, блять, за наказание на прошлые грехи? Хотя, думается ему, этого слишком мало, чтобы исправить всё то, что он натворил. Соя трогает его за плечо и смотрит с беспокойством. Глаза неуверенные, мягкие. Ничего общего, блять, с кошмарами. — Риндо… что тебе снилось? Риндо убирает руки от лица и обессиленно вздыхает, растекаясь по скамейке. Желание рассказывать о своих снах и так уходило в минус, а сейчас, смотря на такого Сою и понимая все то, что ему пытался донести кто-то свыше, совсем пробивало дно. Как минимум потому, что будет звучать по-идиотски. Но на честность надо отвечать честностью. — Это немного сложно. В общем-то, кошмары, — он нервно посмеивается, но на Сою не смотрит. Не хочет вдаваться в подробности. — С тобой в роли главного антагониста. Я тебе попозже как нибудь расскажу хорошо? А сейчас можно кое о чем попросить? Соя непонятливо угукает. Выглядит он чуть подгруженным и недоуменным, но лицо не теряет. Все так же спокоен и внимателен. Разве что задумчив. Риндо чувствует себя впечатлённым. — Ты можешь… ну, — он краснеет. Испытующий взгляд давит, и он замолкает, нервно обдумывая как это преподнести. Мнется, блять, как старшеклассница. Смущённо ведёт плечом и делает вторую попытку. — Можешь поспать со мной? А Соя в ступоре застывает. Один из немногих общеизвестных и научно подтвержденных фактов про соулмейтов — сны друг о друге у них пропадают после проведенной вместе ночи. Не обязательно в интимном ключе, достаточно просто лечь рядом и поспать несколько часов, но это все равно пиздец личное дело. Разрывать сны друг с другом так скоро не принято. А Риндо бесцеремонная мразь. — Я все понимаю, — начинает оправдываться, тушуясь, и уставше вздыхает. Судя по их диалогу Соя довольно хороший парень. Риндо вдруг понимает, что не особо хочет вести себя с ним, как мразь. — Это не в плане, что я не хочу иметь с тобой дел. Ты можешь отказаться, знаешь, мне не к спеху. Но все же… Соя смотрит на него несколько секунд задумчиво, а затем глаза его распахиваются с пониманием. — Это из-за меня ты так выглядишь, да? — почти что утверждает, а Риндо в ответ нервно дёргается. — Сколько… С конца мая получается, почти три с половиной месяца. Знаешь, я все это время тоже чувствую себя уставшим — иногда сны были совсем тревожными. Но чтобы каждый раз видеть кошмары… не представляю, — он прикрывает глаза и мягко улыбается, и желудок проваливается куда-то вниз. Вот только в этот раз уже не от страха. — Я согласен, давай. Могу хоть сегодня. — А… в смысле, — Хайтани теряется. Он думал, что это не произойдет так быстро. Он вообще много чего думал не так, но Соя с каждым разом опровергает его мысли и подтверждает то, что он просто придурок. Вся привычная наглость рядом с ним куда-то теряется. — Это не то чтобы из-за тебя, ты же не виноват. Просто совпало так. Ты уверен? Прям сегодня? — Ты меня отговаривать собрался что ли? — Соя непонятливо наклоняет голову к плечу. — Нет, — Риндо суетится. — Нет. Если не против, приходи вечером ко мне, я постараюсь запереть Рана в комнате. У тебя там просто и родители, и Нахоя… Соя кивает. А потом они обмениваются номерами и прощаются. Риндо по пути домой много о чем думает. В частности о том, что Ран был прав — Соя из реальности действительно совсем не похож на Сою из кошмаров. Сейчас ему уже было трудно представить, как тот расчленял бы кого-то с безразличным лицом; скорее, перед глазами стояла та мимолётная улыбка, обращённая именно ему. Панический страх перед этим человеком постепенно растворялся, как на глазах. Риндо хватило одного нормального разговора, чтобы понять, что Кавата милый, практически безопасный, если ему не говнить, и как и твердили все те слухи, он действительно добрый. Жаль только, что сам Риндо не особо то сможет заплатить ему добротой в ответ — вот над кем судьба действительно постебалась, поставив в пару с Хайтани. Пытаясь разобраться с тем, что чувствует, и открывая дверь в квартиру, он с порога тянет неловкое “Ра-ан” и идёт оповещать брата о том, что, оказывается, у них сегодня на ночь будут гости.***
Приходит Соя к ним домой в девятом часу, предварительно отписавшись на новоприобретённый контакт. Невооружённым глазом было видно, насколько ему неловко, но виду тот смело старался не подавать — приветливо помахал рукой, прошел, разулся, снял с плеча рюкзак, огляделся. Только вот зажатость так просто не скроешь. Неловко, наверное, самому прийти в квартиру к людям, держащим всё Роппонги. Будто прямиком в лапы паука. Ран выплывает из кухни с чашкой кофе в руках и растягивает губы в улыбке, подмечая то же самое: — Расслабься. Тебя тут никто есть не собирается, — поднимает кружку в приветствующем жесте и, больше ничего не говоря, послушно скрывается за дверью в свою комнату. Соя теряется. Переглядывается с Риндо, а тот лишь фыркает. — Не обращай внимание. Хорошо уже то, что он согласился не отсвечивать оставшийся день. А то бы тут такое мог устроить, — он невольно вспоминает манеру общения Рана с большинством малознакомых людей, сочетающую в себе сарказм, напускное сочувствие и похуизм, и улыбается. Проходит дальше в квартиру. — Пойдем покажу где чё. Соя неловко поджимает губы и следует за ним. Экскурсия выходит совсем короткой — вот кухня, тут ванная, туалет, вон свет включается, а это моя комната, — так что когда Риндо заканчивает, а Соя отвечает тихим “понятно, спасибо”, они сконфуженно замолкают. Неловкость скинуть никак не получается. Они просто стоят. Соя снимает с себя лёгкую куртку, вешая на крючок, затем моет в ванной руки. Не вытирает их, постеснявшись спросить про полотенце. Выходит обратно. И вдруг удивлённо поворачивается к недавно приобретённому фикусу. — У вас что, растение есть? Я почему то думал, что вы, ну… не любители чего-то живого. Риндо удивлённо вскидывает брови, но цепляется за предоставившуюся тему для разговора. Машет ладонью у лица: — Правильно думал. Ран купил его пару недель назад, в душе не ебу зачем. Мне кажется он долго не проживет. Соя на миг будто делается серьезнее, и хмурится — губы недовольно поджимаются. — Почему? — Ну понимаешь, — Риндо теряется, — я попытался разобраться, что нужно делать, чтобы он не помер, но как-то не особо успешно. А Ран, по-моему, и вовсе про него уже забыл. После его объяснений Соя выглядит ещё более недовольным. Однако лекцию о том, что нужно ценить каждый живой организм и брать на себя ответственность за покупку растений не начинает. Просто разворачивается и идёт к горшку ближе. Осматривает. — Хочешь помогу с этим? Я вроде как не так плох, — присаживается рядом. Риндо чешет затылок: — Давай. Следующие минут десять Соя посвящает тому, чтобы не без помощи интернета подробно объяснить ему, с какой периодичностью его поливать, каким количеством воды и прочим примочкам базового ухода. Упоминает даже, что из-за того, что листья у него большие, нужно время от времени протирать с поверхности пыль, иначе ему будет труднее дышать. И на какой-то бумажке записывает все пунктики, чтобы Хайтани не забыл. Риндо все это время, к своему удивлению, действительно слушает и старается отложить в памяти хоть чуть-чуть. В глаза не смотрит — почти все это время его взгляд направлен либо на цветок, либо на чужие аккуратные губы, начавшие предупреждать о том, что с их огромным окном нужно быть аккуратным со сквозняками зимой. Они устанавливают, что пока этот несчастный фикус выглядит вполне живым, а затем, вместе идут его поливать. Риндо с этого забавно. Соя вообще довольно забавный — внезапно оказался любителем чего-то беспомощно живого, за чем нужен постоянный трепетный уход, и что в любой момент по непонятной причине может сдохнуть. Посмеиваясь над происходящим, он в процессе случайно окатывает водой Сою из-за общей невнимательности и подрагивающих рук, но тот не сердится и на мокрые штаны внимания почти не обращает. А после оживления цветка, гордо вручает ему листочек-напоминалку. За все это время неловкость схлынула, пусть и не до самого конца. Им вдвоем рядом друг с другом все ещё было чуть странновато, но теперь хотя бы не настолько стеснённо — оглядывая разом как-то повеселевший фикус, он улыбается и старается быть гостеприимным хозяином: — Будешь чай? Соя кивает, и кудри мило качаются вслед за головой. — А у вас молоко есть? И все шло мирно — они дошли до кухни, щёлкнули чайник, обсуждали молоко и сахар в чае, Соя сел за стол, а Риндо прицепил напоминалку прямо на холодильник, чтобы Ран не забывал про существование своего зелёного ребенка, — пока Риндо не встал, чтобы этот самый чай разлить им по кружкам. Потому что, стоя к Сое спиной, он вдруг понял, что у него обострился тремор рук. Вообще у него уже давно начали трястись руки, но в повседневной жизни это не мешало и было почти незаметно, а выходя на улицу он зачастую прятал их в карманы. Но порой бывали моменты, когда руки у него дрожали настолько сильно, что ему было сложно держать в них что-то. В частности после кошмаров. А ещё — иногда что-то между случалось просто так. Возможно, организм предупреждал его так завязывать со всей этой хуйнёй. А может, из-за недосыпа обострялась реакция тела на какие-то эмоциональные волнения. Риндо не знал, но сейчас, достав пару кружек, кинув туда пакетики и стоя рядом с чайником, он сжимал-разжимал ладони и понимал, что кипяток так разлить будет задачей непростой. Он честно старался делать вид, что с ним в принципе все нормально. Что он сможет продержаться до вечера, что он сможет пробыть в социально активном состоянии чуть подольше и что сможет пару часиков пообщаться с Соей, чтобы наладить контакт. Но оказалось, что это чертовски трудно — сосредоточивать расплывающиеся внимание, ровно двигаться и связно отвечать, вынимая из себя буквы и слова. Оказалось, что организм противится уже даже этому. Он чувствует себя почти что пьяным — ощущения почти такие же, разве что нет приятной лёгкости и настроения буянить. Если честно, Риндо пиздец устал. И он очень хочет спать, несмотря на то, что боится. Надеясь, что Соя не заметит его заминки, он стряхивает ладони и тянется за чайником, однако тот оказывается куда более внимательным, чем он думает. Бесшумной тенью появившись за спиной, перехватывает чайник. Сам разливает всё по кружкам, сам же и кидает сахар и сам вместе ставит их на стол. Оглядывается на угрюмо стоящего посреди кухни Риндо: — После чая давай пойдем спать. Риндо разочарованно вздыхает и плюхается на стул. Раздражение пробивается сквозь усталость наружу. — Хорошо. Спасибо. Потянувшись за кружкой чтобы отпить, он вновь отсекается — кружка полная, а руки как из жопы. Он и так умудрился сегодня Сою облить. Вновь облажаться желания нет никакого. Ещё раз встряхивая ладони и пытаясь вместе в этим движением стряхнуть и весь ебучий тремор, он недовольно морщится и просто тянется к печенью. Блядство. Соя за всем этим внимательно наблюдает. Доливает в свой чай молока и отпивает эту лабуду. — Может, расскажешь все таки? Риндо поднимает взгляд. — Что? — Про сны. Что я там делал? Хайтани морщится, откусывая сладость: — Я… не думаю, что ты обрадуешься, когда услышишь. — Я уже понял. Но я все равно хочу знать. Риндо вздыхает и прикладывает к своей гудящей голове ладонь. — Я очень не хочу это рассказывать тебе. — Риндо, — голубые глаза смотрят настойчиво. — Почему ты тогда предположил, что я кого-то убил? Риндо уставше мычит и сдаётся. У него действительно нет никаких сил, чтобы как баран стоять на своем. К тому же Соя то про свои сны рассказал, а он почти обо всем смолчал — нечестно как-то. — Потому что ты и во сне убивал, — наконец открывается и хмурится, на секунду снова вспомнив картинки из кошмаров. — Вот я по логике и предположил. Сам же говорил, типа обратная сторона, которую боишься показать. Соя беспокойно тянет себя за прядку волос. — Там все было настолько плохо, что ты не мог нормально спать? Я херачил всех налево и направо? Риндо усмехается: — Там не было каких-то посторонних людей, ты херачил меня. Каждый чертов раз. Глаза Сои шокировано распахиваются. — Ну, ты не всегда убивал, — Хайтани запоздало пытается оправдаться. Чувствует себя почти что обязанным сказать, что все заебись и вообще было не страшно. — Зачастую я просыпался до этого. Или в принципе до удара. А ещё нередко мы находились в каких-то очень странных обстоятельствах, и я до сих пор так и не смог понять, что там происходило. Так что в большинстве случаев ты меня просто пугал или заставлял чувствовать тревогу, но ничего прям такого. Судя по выражению лица Сои, ситуацию это лучше не сделало. Даже наоборот, ухудшило. Губы поджались, брови жалостливо приподнялись домиком, и смотрел он так, словно действительно делал все это в реальности. — Прости. — Ну вот поэтому я и не хотел рассказывать, — Риндо недовольно втягивает воздух и чувствует, как раздражение придает ему сил на небольшую тираду. — Я как чувствовал, что ты начнёшь себя вот так вести. Не извиняйся, блять, на все это воля случая, и то, что совпало так по-ублюдки — не твоя и не моя вина, — он кисло отворачивается. Буравит взглядом посудомойку. Он уже давным-давно успел пройти этап обвинения Сои во всех своих грехах. Неловко добавляет: — И хватит на меня так пялиться. Чувствует, что, наверное, это было слишком резко, но жалеть об этом себе не даёт. Хватает кружку с чаем и выпивает половину залпом. Зато руки перестают так сильно дрожать. Соя смотрит за всем этим удивлённо, не ожидая чего-то подобного, а затем внезапно закрывает лицо ладонями. Риндо не успевает испугаться, что задел или того хуже, как слышит тихий смех. Сердце пропускает несколько ударов. Проваливается в желудок, обдает его жаром, а затем возвращается обратно и принимается барабанить по рёбрам с удвоенной силой. В эту секунду он просто пиздецки хочет посмотреть на чужое лицо без преграды в виде ладоней, чтобы хоть единожды увидеть его смех, но тот, как назло, прячется. Через пару секунд руки в стороны все же убирает, остаётся лишь со слабой улыбкой на лице, но для Риндо и это зрелище — такую эмоцию у Злюки он видел лишь несколько раз. Сверлит его взглядом. — Знаешь, я все это время думал, что ты конченый придурок, — он смотрит на него с неожиданной теплотой. — Ну, сам понимаешь, разминулись мы не на приятной ноте. Я не знаю, поменялся ли ты так сильно за полгода или на самом деле всегда таким был, но… ты, оказывается, милый. Отчего-то теплота поднимается стремительным жаром вверх, и Риндо чувствует, как постепенно начинает краснеть. Он нервно хватает кружку ещё раз, выпивая весь оставшийся чай. Какого хера он так реагирует? — Нет, тебе кажется. Я наглый и конченый мудак, я Хайтани. Ты заснёшь ночью, а я задушу тебя подушкой, — выплёвывает, не зная, куда себя деть под смеющимся взглядом голубых глаз, и встаёт со стула. Кидает чайный пакетик в мусорку. — Все. Спать. Соя с него только забавляется — послушно допивает свой чай, протягивает пустую кружку, поднимается со стула и ждёт, пока Риндо сделает все что хотел и отведет его к спальному месту. А Риндо кидает обе кружки в посудомойку и на пару секунд зависает. Краснеет ещё сильнее. Прокашливается, выключает на кухне свет. Блять, сейчас ведь ещё спать с ним. Это будет самая неловкая ночь за всю его жизнь. Прежде чем зайти в комнату, Соя подхватывает забытый у фикуса рюкзак. Риндо придерживает ему дверь в свою комнату, словно хрупкой даме и неловко замирает, зайдя следом — Соя осматривается. Внимательно так. — У тебя есть во что переодеться? — Хайтани задаёт вопрос, прикидывая, нужно ли что-то выискивать в своем шкафу. Соя кивает. Прижимает к себе рюкзак. Они на секунду замирают в неловкой тишине, и тот неуверенно подходит к кровати, начиная доставать свои вещи. А Риндо мысленно хлопает себя по лбу. — Я пока это, в туалет схожу. Выходя из комнаты он зарывается в волосы. Как давно он чувствовал неловкость, когда другие перед ним переодевались? И как давно он встречал человека, которому было бы неловко переодеться вот так просто, не запариваясь? Ебучий Соя Кавата заставляет его чувствовать себя придурком. Залетая в ванную, он открывает кран с водой и умывается. Организм, будто предчувствуя избавление от кошмаров и недосыпа, посылает сигналы, что ещё чуть чуть и все — глаза слипаются, руки становятся вялыми, но он все равно чистит зубы и идёт в туалет, не зная, как ещё потянуть время, чтобы Кавата там закончил. Заходя в комнату обратно, чувствует себя ещё более нелепо. Соя сидит на краю кровати уже переодетый в спортивки и простую белую футболку с котом. Печатает что-то в телефоне. Поднимает на него взгляд и вытаскивает из портфеля зарядный шнур. — А где у тебя розетка? Риндо неловко показывает два разъема за кроватью, и наблюдает, как Соя втыкает в свой телефон провод, а затем и сам убегает, кинув напоследок “я сейчас”. И он остаётся в комнате один. Привычное, но такое забытое чувство окутывает. Риндо вздыхает и уставше валится на кровать. Он собирается спать. Так просто. Просто сейчас закроет глаза и будет спать. Забравшись под одеяло, осматривает свое ложе — белье чистое, места не то чтобы много, но и не мало, а самого одеяла должно хватить, чтобы они не дрались за него во сне. — Щёлкни свет, — просит, когда Соя возвращается. Тот скомкано давит на выключатель у двери, и комната погружается во мрак. Не такой, чтобы ничего не видно, но ощутимый. В этой полутьме Хайтани чувствует, как матрас рядом прогибается под чужим весом, и одеяло чуть натягивается, пока Кавата удобно устраивается. А через несколько секунд он, прикрыв глаза, вдруг понимает, что спать уже совсем не хочет. В голове крутится слишком много навязчивых мыслей. А кроме того сейчас, лёжа на своей кровати в темноте, его мозг вдруг прошивает тревогой. Кадры из того кошмара преследуют по пятам — кажется, что вот-вот реальность исказится, он раз за разом будет подскакивать на кровати и никак не сможет вырваться из этого порочного круга. Вот шкаф для одежды, вот окно с длинной плотной занавеской, вот крепко закрытая дверь, а перед глазами потолок, который он видел каждый чертов раз, когда просыпался. Почему-то это въелось в мозг вместе с сотней остальных деталей. Сны, чёрт возьми, не должны быть такими четкими. Конечно сейчас это была реальность, не кошмар, но чужое дыхание по соседству и тепло, источаемое телом сбивали с толку. Как и осознание, кто именно лежал рядом. Соя, который и гонял его все это время по кошмарам. Соя Кавата, блять. А если он вдруг проснется посреди ночи, увидит его рядом и запаникует? Как бы они не подружились сейчас, с подсознательный реакцией, вырабатываемой несколько месяцев, он ничего поделать не сможет. А если вдруг кошмары не прекратятся? Если вдруг он просто ебнулся? Если они с Соей и вовсе не соулмейты и оба ошиблись, а потом неловко разойдутся обратно по разные стороны баррикад? — Ты слишком громко думаешь. Риндо дёргается — Соя, повернув голову, смотрит на него из-под прищуренных глаз. Лунное освещение красиво путается в его кудрях. — Боишься? — Это звучит как-то унизительно, знаешь, — Риндо вновь переводит взгляд на затемнённый потолок и ёжится. — Бояться спать. Соя в ответ звучит уверенно: — Ни капли. Они лежат в тишине. На одной кровати. Риндо пытается убедить себя — в его ситуации это неудивительно. Он и раньше чуть ли не крестился, каждый раз ложась спать, а теперь и вовсе несколько дней к кровати не подходил. Это походит на какое то сумасшествие, у него даже слуховые галлюцинации иногда появлялись на фоне недосыпа. Не удивительно, что сейчас ему страшно погружаться в сон. Он вздыхает и сдается: — Возможно немного. Через секунду Соя ёрзает на кровати и придвигается ближе. Теперь они лежат в нескольких сантиметрах друг от друга, их локти соприкасаются, и это отдается щекотливой дрожью вниз по позвоночнику. Мурашки ползут по рукам. — В случае чего я могу тебя разбудить. Риндо фыркает и прикрывает глаза. — Буду благодарен. Если вдруг я раскидаю свои конечности, не стесняйся их скидывать. Соя начинает говорить что-то про то, что он иногда спит на одной кровати с Нахоей и его таким не напугать, но Риндо чувствует, как сосредотачиваться внезапно становится сложнее. Он засыпает рядом с Соей уже через минуту.***
— Ох. Доброе утро, пушинка, — Ран улыбается неловко застывшему в проходе близнецу. Кавата понимает, что про его существование почти забыл. Утром старший Хайтани неожиданно встаёт рано — он привык дрыхнуть до самого обеда, но в этот раз подскакивает, едва стрелка часов доползает до десяти утра. Возможно это связано с тем, что заснул он рано от нехуй делать, а возможно просто чувствовал какое-то внутреннее напряжение от чужого человека в доме. И за Риндо тоже волновался довольно сильно. За Риндо в последние несколько месяцев он в принципе волновался так, как никогда ни за кого не переживал. Особенно эти пол недели, когда он отказывался спать. Ран не особо представлял, что именно творится в его снах, Риндо не любил про это рассказывать, но вот одного понять не мог совсем. Насколько сильно надо бояться, чтобы дойти до такого? Раньше младший то и дело посреди ночи приходил к нему и засыпал под боком, и Ран, пусть и позволял, был слегка недоволен — несмотря на спокойствие от нахождения родного человека рядом, тот обычно ворочался так, что приходилось то и дело просыпаться посреди ночи, — но со временем понял, что лучше бы Риндо продолжал ворочаться рядышком. Уходя в комнату спать и выходя утром он все время видел брата, спокойно занимающегося своими делами. Просыпаясь ночью в туалет, замечал из риндовской комнаты свет. Видел увеличивающиеся под чужими глазами мешки, его рассеянное поведение, как тот с каждым днём всё больше походил на зомби и чувствовал дикую тревогу. Мало того, что тот перестал к нему приходить по ночам, он в принципе отдалился, закрылся в себе и превратился в апатичного закрытого придурка. А потому когда он пришел посреди дня потерянный и сказал, что, походу, все срослось, Соя оказался очаровашкой и придет сегодня вечером, чтобы поспать у него, Ран, уже обезнадёженный и подыскивающий специалиста, слегка охуел. И обрадовался. А потому сейчас, улыбаясь, смотрел на Сою как на спасение человечества. — У нас конечно позавтракать особо нечем, но могу предложить чай. Соя неловко мнется с ноги на ногу и проходит. — “Пушинка”? — У вас с братом очень забавные волосы, — поясняет кличку и фыркает. — Чайник горячий. Соя без слов достаёт кружку, самостоятельно заваривает себе чай и, поколебавшись на секунду, достаёт из холодильника молоко. Учитывая всё то, что крутилось у Рана в голове все эти дни, сейчас он изо всех сил сдерживается, чтобы не начать расспрашивать — о том, как все прошло, как Риндо себя вел и какими волшебным способами Соя умудрился так быстро уложить его спать. У него в голове вообще творится бедлам, и он немного ощущает себя родителем проблемного ребенка. Потому не сдерживается, но ограничивается простым: — Как он? Соя садится с кружкой за стол и неуверенно пожимает плечами. — Он как убитый спит уже тринадцатый час. Я сначала валялся рядом и копался в телефоне, но потом подумал, что это как-то неправильно. Пускай отсыпается. У Рана разом будто гора с плеч сваливается. Он выдыхает и благодарит богов, в которых не верит, что это всё-таки помогло — вся эта херня прекратится. Риндо вернётся в нормальное состояние. От внезапного облегчения едва заметно светлеет. — Тогда поздравляю с найденным соулмейтом. Пусть и с неожиданным. Подумать только, вы двое. Ты, к слову, не обязан тут торчать, пока он дрыхнет. — Спасибо. Думаю, скоро пойду, — Соя кивает. Ладно с младшим, но со старшим в одной комнате находится очень странно. Особенно если учесть, что относятся к нему доброжелательно. В голове в принципе до сих пор плясали спутанные мысли от осознания, что Риндо действительно его соулмейт, и это подтвердилось неоспоримым фактом, но неожиданно приятным кажется то, как Ран переживает за брата. Как человеку очень сроднённому со своим близнецом, это отдается внутри волной теплоты. — Мне кажется теперь он проваляется на кровати до следующего дня, — Ран как ни в чем не бывало откидывается на стуле. Они сидят следующие пару минут в тишине, каждый занимаясь своими делами. Ран копается в телефоне, Соя задумчиво сидит и медитирует над событиями прошедших дней. А ещё через несколько минут Кавата понимает, что доброжелательный Ран довольно болтлив и любопытен. — Можно наглый вопрос, пушинка? Вы уже рассказали друг другу про свои сны? — он смотрит с нескрываемым искорками интереса. Соя бы никогда не подумал, что его так интересуют подобные темы. Он выглядит как человек, которому вообще до лампочки, соулмейты, не соулмейты, романтика, сопли, отношения и вся эта херня, однако следующие пару кружек чая тот вытаскивает из Сои самые разнообразные подробности их связи и снов. — Риндо задница с ручками, даже тебе ничего толком не рассказал, — разочарованно выдыхает. — А ты хочешь прям конкретики? Чтобы он в красках рассказал о своих кошмарах? — Ну вообще… — Ран отводит взгляд, и Соя без слов понимает, что да. — Он у нас парень такой, кусачий. Если к нему в голову полезть, может и руку оттяпать. Хрен поплачется в плечо и расскажет о том, что именно его волнует. У меня вышло что-то из него выбить только после одного кошмара, когда я его еле выковырял из-под ледяного душа, так что… да. — Ох… — Соя от таких новостей чувствует укол вины. Хоть Риндо вчера ему сказал, чтобы даже не думал извиняться, в груди все равно неприятно скреблись кошки. — И из-за чего? — А это, наверное, лучше не мне тебе рассказывать. Спроси у него через пару неделек, пусть открывается. И Соя вздыхает. Происходящее все ещё отдает чем-то странным. Как и сказал Ран, подумать только, они двое. Наверное на осознание и принятие своей связи с Хайтани ему потребуется чуть больше времени. Но ещё больше времени на принятие этого факта уйдет у Нахои. — Никогда бы не подумал, что буду спать в одной кровати с Хайтани Риндо а наутро пить чай с его старшим братом, — он облокачивается на стол и прячет лицо за ладонями. Ран фыркает, забавно щурясь, однако быстро серьёзнеет. Встаёт со стула, заваривает себе еще кофе. — Кстати об этом. Вы уже успели поговорить про ту битву и твои сломанные кости? Или забили? Соя напрягается следом. Сконфуженно понижает голос: — Не успели. Ран понятливо мычит и разворачивается к нему, облокотившись поясницей на кухонную стойку сзади. — Я просто хотел сказать, что несмотря на все это, — он машет рукой в воздухе, — мы все ещё те самые Хайтани. Мы все ещё контролируем Роппонги, на секундочку один из самых криминальных районов Токио. И из-за того, что Риндо нашел тебя, своего соулмейта, он резко не станет лучше — с ним будет сложно. Знаешь, я не верю в магию любви, так что он вряд ли перестанет быть садистом с сомнительными увлечениями. Соя неуверенно кивает. — Свет вам да любовь и все такое, но я просто не хочу, чтобы ты строил лишних надежд на то, что он обязательно исправится и будет лапочкой. Допивая чай, Соя вздыхает и встаёт со своего места. — Я, может, временами и чересчур добрый, но, — уходит к раковине и включает воду, — я не идиот. Уже успел об этом подумать. Ран хмыкает. Через десять минут Соя прощается с ним на хорошей ноте и, выйдя из квартиры, отписывается об этом Риндо. Думает — эти двое его все ещё слегка пугают и напрягают. Следом думает, что, наверное, Риндо тоже ещё приличное количество времени будет его шугаться из-за кошмаров, так что они в расчёте. Между ними всё как-то сложно и до конца непонятно, но, к счастью, у них есть время, чтобы друг к другу привыкнуть.