***
Дело было сделано за каких-то десять минут — и за это время краска успела чуть подсохнуть, а Минги, который не осмеливался приблизиться и поодаль комкал снятый свитер, чуть не вырос еще на пару сантиметров — так старательно вытягивал шею, чтобы рассмотреть, что получилось. Ёсан великодушно кивнул ему: можно подходить. — Не боишься испачкаться? — спросил он у Минги, опустившись на корточки перед высыхающей надписью. — Не боюсь, — ответил Минги, присев рядом. — Хочешь сам попробовать? — С ума сошел, художник-ним? — За то время, пока Чонхо и Юнхо что-то решали в офисе мастерской, выяснилось, что Ёсан-таки старше. Вручив Минги запасной респиратор и пару перчаток, Ёсан пояснил: — Видишь? Здесь, над «i» должен быть декоративный элемент. Вместо точки. Можешь сам ее поставить или что-нибудь нарисовать. Ошарашенный взгляд. Как тогда, когда Ёсан, запинаясь обо все, что попадалось на пути, сбегал из темной гримерки. Очень обиженный и непонимающий. — Это несложно, — ободряюще кивнул Ёсан, заменяя стандартный кэп на тонкий. — Она ведь твоя. Будет круто, если ты поучаствуешь. Сомнения, однако, все еще обуревали далекого от искусства Минги. — Окей, окей. Давай вместе. Баллончик почти полностью уместился в ладонь Минги. Ёсан, жестом попросив начинающего художника расслабить запястье, перехватил руку так, чтобы его оказалась в направляющей роли. Чуть отодвинулся назад — чтобы было удобней. — Вот так. Не спеши. Что ты хочешь нарисовать? Или просто точку поставишь? — Не-е-ет. Точка это не интересно… — А тип забавный. И даже немножко милый. Когда не за рулем. Поморщившись, помучившись, поприглядывавшись, наконец Минги повел руку с баллончиком вперед — да так решительно, что отвлекшийся Ёсан едва его не упустил. — Осторожней, — предупредил он едва ли не на ухо, стараясь не допустить резких движений — все еще контролировал руку Минги. Тот сосредоточенно кивнул, фокусируясь. — Держи руку вот так, — отпустив подопечного, Ёсан показал наилучшее положение запястья и пальцев. — Не напрягайся, не то выйдет криво. Минги вновь кивнул и поправил второй рукой — в перстнях, — аккуратный воротник-стойку. Ёсан подумал, что в рабочем худи-оверсайз, в котором его не раз принимали за подростка на улице, он, должно быть, выглядел чуждым элементом в этой эстетической идиллии. Но уж как вышло. Тяжко вздохнув, словно решаясь на что-то важное, Минги осторожно снял руку Ёсана со своей. Решил быть мужиком — можно попробовать и в художники податься, главное не бояться брать на себя ответственность. Розовые линии в исполнении Минги ложились удивительно кучно и слаженно, в какую-то затейливую фигурку. — О, интересно как… — Ёсан от удивления даже привстал. — Ты сам это придумал? Возвращая сползшие очки на переносицу, Минги вздохнул: — Да так, баловство… — Он вытянул вперед левую руку с нарисованным на одном из ногтей значком, судя по всему, собственной работы. — Получилось очень даже, — одобрил Ёсан, слегка улыбаясь. Кто бы мог подумать, что Минги, от всей души желавший пришить вольного деятеля искусств еще позавчера, будет вот так сидеть и хвастаться достижениями?.. Или что… — Больно было? — А? — От неожиданности Ёсан пошатнулся вперед и чуть не въехал рукой в свежую роспись. — Ну… Чонхо рассказали, что у тебя были громадные синяки… Больше, интересно, этому Чонхо ничего не рассказали?.. И сам он тоже хорош: великий и ужасный господин Чонхо сплетничает, как кумушка на ярмарке. — Было больно, — серьезно глядя Минги прямо в глаза, проговорил Ёсан. — Сейчас уже нет. — Я… Мне… — горе-водитель скорчил гримасу, но сформулировать не успел. Ёсан впоследствии так и не мог вспомнить, что именно и в каком порядке произошло: легкое головокружение, запах молочного коктейля, угадывавшийся в парфюмерной гамме, — откуда бы? — ярко-розовый след, появление Чонхо, торопливо сжатые губы, чуть потяжелевшее дыхание…***
— Мы ведь больше не увидимся? — вопрос, заданный со странной интонацией, повис в воздухе. Ёсан, складывавший в сумку респираторы и опустевшие баллончики на столе у Уёна, оглянулся — Минги пришел за свитером, оставленным где-то здесь на время покраски второго бока. Что за странный вопрос. Не увидятся, разумеется. Долги закрыты, счета оплачены. «Принцесса» удалялась в явном выигрыше. — Я не знаю… — задумчиво ответил Ёсан, так и не распустивший комичный «ананасик». — Во всяком случае не попадайся у меня на пути, если не хочешь схлопотать еще какую-нибудь непристойную надпись. Минги прекрасно все понял. Нет — значит, нет.***
Шесть недель до настоящей зимней зимы прошли одновременно в тоскливой скуке и изматывающей повседневной рутине — и первый снег, закружившийся над серо-синими улицами выглядел почти потусторонним, гостем из иного мира, эфемерной радостью, таявшей не долетая до выбоин на асфальте. Короткая жизнь — снежинки превращались в назойливый дождь, и по неоновой ряби луж шлепали прохожие и проезжали автомобили. Холод и сумрак наступали быстро, едва минет полдень, и ветер вновь и вновь приносил тяжелые облака к ночным снегопадам. По дороге в мастерскую Юнхо можно было где-нибудь перехватить кофе — на большее не хватало времени. Обновленная доска, окончательная убранная в колесные чехлы, ждала своего часа в кладовой — и Ёсан, как и сотни прохожих, шлепал по тем же лужам, ежась от пронизывающего ветра. Здоровался с Уёном, сообщая о новостях, выслушивая уйму сплетен: потому что Уён накрепко сдружился с этим, как его, Саном, телохранителем Сонхва-хёна, и послушать было что. За шесть недель турбобелка и турбокролик раза четыре турборазводились и бурно турбопримирялись, и это если не считать мелкотурбопроисшествий. Наслушавшись всего, что мог рассказать Уён в короткий перерыв на кофе, Ёсан вздыхал, натягивал пониже на лицо капюшон — от липкого, влажного снега, — и уходил в туманные сумерки. В школе наскоро разогревался — еще до прихода первых учеников в класс. Плюсы вечерних занятий: господин преподаватель мог позволить себе поспать подольше. После — вновь торопливая дорога, мимо домов, мимо не согревающих, ничего не освещающих фонарей, сквозь толпу. В первое время Ёсан продолжал по инерции забредать к Уёну на ужины — но с тех пор, как у гостеприимного друга практически поселился Сан, оказавшийся невероятным душкой, хорошим поваром и мастером на все руки, правда, самоучкой, за что и был периодически осмеян самим хозяином дома, случалось это все реже и реже. Здесь не оставалось места чужим людям и чувствам. И никакого эгоизма, так и следовало. Ёсан понимал. Собственный дом перестал быть убежищем от невзгод — и улица, полная удлиняющихся к вечеру теней, не обещала счастья и легких путей. А до весны было далеко. Сам того не подозревая, Кан Ёсан закрутился в однообразную удушающую петлю времени, когда дни похожи один на другой, как близнецы, как печенье из одной коробки… Серое. Все — серое или черное, что тоже можно счесть своего рода серым. Лица — одинаковые. Улицы, полные однообразных людей, машин и дней. Автомобиль с яркой надписью «Принцесса» поперек обоих боков не появлялся. Не то, чтобы Ёсан всерьез на это рассчитывал.***
В голове одновременно звонил школьный звонок, рубили дрова и играли Кубок кубков стадионом Уэмбли. Интересно, что вчера праздновали, что похмелье пожаловало в такой шумной компании?.. Не открывая глаз, Ёсан ощупал лицо, голову… К счастью, она оказалась на месте, хоть, судя по удушающему головокружению, не слишком крепко к нему привинчена. Наверное, Уёну еще хуже… Ах, вот они чей день праздновали. Ну что ж, Чон Уён, многих тебе зим и лет, наполненных счастьем так, как гости оказались накачаны соджу под самую крышечку. Почему-то Ёсан был уверен на сто процентов, что они праздновали дома у Уёна. Что логично, да и Сану, который вызвался готовить на всех, уже привычно хозяйничать как раз у Уёна на кухне. Однако, приоткрыв один глаз с той стороны головы, которая болела меньше, Ёсан удивился — спальня была его. Если все-таки — а Ёсан не упускал из виду возможность этого — праздновали именно у него, то где, черт побери, ночевали Сан и Уён, не в ванной же?.. Потому что в маленькой кухне просто повернуться негде, особенно во время застолья… Голова раскалывалась, и головокружения производили с Ёсаном эффект полного погружения в невесомость. Думая о том, что все-таки староват для карьеры астронавта, он осторожно, стараясь не потревожить и без того сложные отношения с отяжелевшими руками и ногами, приподнялся, недоумевая. Шум стал тише, но доносился совершенно точно не из его, Ёсана, головы. Определенно звуковые эффекты были реальны, реальнее некуда, и кто-то в квартире их производил. Страх попасть в передрягу в то время, пока он в таком отвратительном состоянии, чуть пересилил онемение всего Ёсана, и он медленно, все еще оберегая руки и ноги от слишком вольного поведения, сполз с кровати и отправился в направлении кухни. Игра на стадионе Уэмбли оказалась всего лишь шумом льющейся из крана воды, а дрова — в девичестве звякающая посуда, — сигнализировали, что кто-то всего-навсего избавляется от последствий грандиозной попойки. Едва переставляя ноги, Ёсан добрел до кухонного закутка, и застыл на месте, позабыв и о головной боли, и о тошноте, и о «вертолетиках». Намурлыкивая под нос что-то очень милое и романтичное, господин Чонхо с закатанными по локоть рукавами, облаченный в фартук, подаренный когда-то Ёсану мамой и старшей сестрой, домывал стаканы. За маленьким обеденным столом сидели, не говоря ни слова, очень мрачные Уён — судя по его виду, чувствовал он себя ненамного лучше Ёсана, — и Минги собственной двухметровой персоной. Ёсан раскрыл рот, намереваясь как можно вежливее поздороваться с гостями и поинтересоваться, что же такое здесь происходит и что именно он пропустил. Но вышло у него не слишком хорошо. — Кар? — уточнил Минги на всякий случай. — Здрвствт, — собрался с силами Ёсан, падая рядом с Уёном и с благодарностью во взгляде принимая из рук Чонхо высокий бокал, агрессивно шипевший на него растворяющейся таблеткой. Когда в голове и перед глазами немного прояснилось, Ёсан вопросительно уставился на Уёна. — А я ч-что? А я нич-чего! Эт вс они! Да! Ёсан нащупал у себя бровь и удивленно приподнял ее. Пальцем. — Думаю, вы еще долго будете вести беседы в таком роде, — пожалел обоих Чонхо, присаживаясь напротив и складывая руки на столе перед собой. — И это не «мы», как изволил выразиться господин Чон, а вот он все… И выразительно посмотрел на хёна, по чистой случайности именно в этот момент занятого рассматриванием потолка. — Приносим искренние извинения, что пришлось вас вытащить из постели, господин Чон, и заставили сопроводить нас сюда. У меня не было выбора. Меня заездили, задолбали, затрах… утомили требованиями употребить ресурсы, — понимаете, да? — для поиска любой ценой некоего господина Кана. — Зчм? — осведомился господин Кан, приоткрывая глаз. — Потому что я хотел бы принести извинения… — начал Минги, как примерный ученик воскресной школы. Чонхо, опустив на хёна тяжелый, как бетонная плита, взгляд, сделал простой жест поперек сонной артерии — для совсем непонятливых. — Потому что я больше без него не могу, — окончательно решил быть мужиком Минги.