Краска

      — Ну нет, это уже слишком, — Калеб показательно фыркнул и скрестил руки на груди.       — Да ла-адно тебе, — блондин хитро прищурился и по-дружески толкнул того в бок,       — В этом нет ничего такого.       — Вот ты тогда и делай, — он продолжал стоять на своём, неохотно следуя за одноклассником, — Я-то тут причём?       — По глазам вижу, что хочешь! — Кавински схватил того за запястье и потянул за собой, — Моих как раз ещё нет.       Калеб лишь тяжело вздохнул, закатив глаза, и не стал оказывать сопротивление — бесполезно.       Ему никогда не нравились идеи своего лучшего друга (если только за редким исключением): они казались несуразными и бестолковыми и всегда появлялись спонтанно, как снег на голову. К тому же, зачастую некоторые из них имели не самым приятным исход. Но разве он может оставить Кавински наедине с подобными идеями? Само собой, нет: какой же он тогда друг? Калеб в любом случае поддержит своего одноклассника, даже если никогда в жизни открыто об этом не скажет.       Кавински пропустил друга вперёд, а затем сам шагнул в квартиру и тут же включил свет.       — Не волнуйся, краска у меня уже есть, — он улыбнулся и быстро скинул куртку, а после нацепил её на крючок.       — Не сомневаюсь, — тяжело вздохнул Калеб, провожая взглядом блондина, который небрежно оставил у порога обувь и уже скрылся в ванной комнате. Гость же снял чёрное пальто и повесил его рядом с курткой Кавински, а затем разулся и поставил свои ботинки у стены, что сделал и с обувью одноклассника. Теперь намного лучше.       — Я спросить-то забыл, — он вернулся к Калебу, — Есть хочешь?       — Хочу.       — Ц... Вот ты блин, — Кавински озадаченно почесал затылок, — Иди тогда на кухню. Щас тоже приду.       Кареглазый послушно кивнул и прошёл дальше. Он был здесь далеко не первый раз, но всё равно вёл себя максимально сдержанно, словно боясь лишний раз притронуться к той или иной вещи, даже несмотря на то, что Калеб чувствовал себя здесь комфортно, в безопасности. Наверное, можно даже сказать, что это место стало для него вторым, а может, и вовсе настоящим домом. Ведь из-за постоянного отсутствия родителей Кавински, которые вечно пропадали на работе, друзья много времени проводили именно здесь, в этой квартире. О чём, кстати, отец Калеба, к счастью, даже не догадывался. Шатен уселся за обеденным столом и принялся ждать одноклассника. Он подпёр голову рукой и прикрыл глаза. Его ужасно выматывала ежедневная рутина: изо дня в день не менялось абсолютно ничего. В такие моменты Калеб ещё сильнее ценил дружбу с Кавински. Ведь именно благодаря ему серая и однотипная жизнь становилась ярче и приобретала новые оттенки, оставляя самые приятные и тёплые воспоминания, сопровождаемые любимым беззаботным смехом и озорным блеском в глазах. Только при одной мысли об этом на лице Калеба появлялась слабая улыбка, и он даже начинал понимать своего лучшего и, пожалуй, единственного друга, которого явно не привлекала перспектива проводить один день за другим без малейших изменений.       — Чего сидим, кого ждём? — в кухне появился Кавински, заставив гостя резко распахнуть глаза, — Есть в холодильнике что? Тот только молча пожал плечами, из-за чего одноклассник тяжело вздохнул и открыл холодильник, приподнявшись на носки.       — Так... Это всё не то... — блондин принялся перебирать различные продукты и посуду на полках, а затем повернул голову в сторону Калеба, — Нет ничего. А я ведь из-за тебя тоже есть захотел!       — Как это нет? — переспросил тот, поднимаясь с места, и встал рядом с другом, — Вот же: яйца, молоко, колбаса. Всё здесь. Да и не только…       — И что? — фыркнул Кавински в ответ, — Я думал, что-то готовое есть.       — Ой, проблема-то какая! — грубовато отозвался гость, — Сделаю я всё. Отойди.       Юноша ничего не ответил и шагнул назад, а затем направился к подоконнику и занял на нем место, облокотившись на стекло спиной и скрестив руки на груди. Нельзя сказать, что он обиделся, или такие слова каким-либо образом задевали блондина. Он уже успел привыкнуть к столь резкому тону друга. Калебу хоть таковое нравилось мало, но он прекрасно знал, что тот не имел абсолютно никаких намерений задеть или оскорбить. Калеб же, в свою очередь, вряд ли принялся бы готовить только для себя, делал он это только потому, что пару минут назад от Кавински прозвучало "тоже есть захотел". Кареглазому не столько хотелось утолить собственный голод, сколько его одолевало беспокойство за одноклассника, ведь тот за весь день только лишь позавтракал, да и то в лучшем случае.       — Завтра, кстати, контрольная по физике, — напомнил Калеб и разбил о бортик сковороды несколько яиц. Ответа не последовало.       — А на следующую неделю доклад по биологии нам с тобой делать, — он продолжал смотреть в одну точку перед собой. Снова тишина. Он повернул голову в сторону одноклассника, который скептически смерил его взглядом.       — Да я тебя как будто ножом пырнул и всю твою семью тоже! — раздражённо цыкнул кареглазый, сжимая в руке лопатку и двигая ею кусочки колбасы. Порой ему было довольно трудно извиняться перед кем-либо, особенно за такие незначительные и нелепые вещи. Он считал, что просить прощение стоит крайне редко, а слова извинений дорогого стоят. И Кавински прекрасно об этом знал. Однако Калеб искренне не понимал и не догадывался, почему одноклассник периодически буквально вынуждает его признавать вину, тем более, за такие пустяки.       — Да что же ты… — он тяжело вздохнул и вновь отвернулся, дабы не допустить того, чтобы яичница пригорела, — Ну... Ну, извини. Доволен? Хотя в этом вопросе не было нужды. Он и без лишних слов знал, что друг остался более чем удовлетворён таким ответом. Блондин в подтверждение этого улыбнулся и спрыгнул с подоконника.        — Приятного, — через несколько минут Калеб выключил плиту и поставил на стол две тарелки, на которые положил долгожданный обед, а затем занял ранее оставленное им место, — Подожди, а то горячая ещё.       — Ага… — протянул сидящий напротив, с удовольствием вдыхая запах еды, и облизнулся.       — Только посуду мыть я не собираюсь, — отрезал шатен, предполагая, что дальше скажет Кавински,  — И не смотри на меня.       — Я да-аже не собирался. Калеб тяжело вздохнул и потёр лицо руками. Несмотря на то, что учебный год начался только пару месяцев назад, он уже успел ужасно устать, словно никаких летних каникул не бывало, а осень в принципе никогда не заканчивалась и тянулась целую вечность.       — Ты только аккуратнее.       — Не парься, — заверил Кавински и принялся перемешивать краску в небольшой чашечке, — Всё под контролем.       — А почему снова красный? — поинтересовался гость и слегка наклонил голову вбок, — Мы же тебе летом чёлку так красили.       — Ну, сейчас-то не чёлку, а полностью, — он принялся смотреться в зеркало, дабы понять, откуда лучше начать, — А вот тебе как раз её. Да и вообще. Кто в красный не красился — тот жизни не видел.       — Но меня ведь трогать не обязательно.       Блондин же спокойно проигнорировал последние слова и взял кисточку в руки, покосившись на одноклассника, якобы желая получить одобрение. Тот хоть и неуверенно, но всё же кивнул. Хотя, в прочем, этот ответ не повлиял бы ни на что и решения не изменил бы.       — Вот крутота-то будет, а? — просиял Кавински, наблюдая через зеркало за действиями друга.       — Мгм, — машинально ответил Калеб.       Он был слишком сосредоточен для того, чтобы сказать что-то ещё. Его беспокоило, что цвет ляжет не ровно или, например, краска попадёт на лицо одноклассника, а может, ещё что похуже. Тем более, тот спокойно на месте усидеть не мог. Однако же кареглазый не злился и порядком привык к такому, став относиться к нему более терпеливо и снисходительно.        — Вроде бы… всё, — с нотками нерешительности проговорил Калеб, перебирая пряди, дабы убедиться, что каждая из них была тщательно прокрашена, а затем снял одноразовые перчатки и бросил в мусорное ведро.       Спустя полчаса пришло время наконец смывать краску.       — Мы как будто реально убили кого-то, — хихикнул Кавински, когда выключил кран и принялся выжимать волосы, — Географичку было бы неплохо, конечно. Вода постепенно уходила, правда на бортиках самой ванны всё ещё оставались те же красные брызги и капли.       — Только надо сразу сушить. А то меня мама убьёт, если я полотенце запачкаю. Калеб понимающее кивнул, а после, получив указания, принёс фен и расчёску:       — Держи.       Тот поднял голову, сидя спиной уже к раковине.  — Мне бы не хотелось сейчас смотреть в зеркало, — задумчиво протянул он, — Хочу сразу на готовый результат.       — Ты что-то много хочешь, тебе не кажется? — возмущённо проговорил гость, — Я к тебе личным парикмахером не нанимался.       — А что ты, без дела сидеть будешь? — тихо усмехнулся Кавински.       Сейчас Калебу спорить хотелось меньше всего, так что он лишь молча воткнул вилку в розетку и включил фен. Он изо всех сил старался сушить волосы аккуратно, дабы не испортить их ещё сильнее: на ощупь они стали не такими мягкими как прежде. Этот факт, честно говоря, кареглазого расстраивал. Ему очень нравилось гладить друга по шелковистым волосам и перебирать пряди. Такое случалось, конечно, крайне редко, но.. Но тогда удовольствие возрастало вдвое. С некоторой тоской он мысленно вздохнул.       — Ахуеть!.. — воскликнул Кавински, выделяя каждый слог, и практически вплотную прильнул к зеркалу.       — Да, — подтвердил гость; он матерился только в самых крайних ситуациях, то есть, фактически, никогда.       — Спасибо! — он бросился на шею другу и, прижимаясь, уткнулся в плечо. Когда Калеб вышел из ступора, он осторожно обнял одноклассника и заботливо, скорее всего неосознанно, погладил по спине. Едкий запах краски заставил его поморщиться, однако в данный момент он не придал этому никакого значения.       Кавински словно вовсе не собирался выпускать того из объятий: он был счастлив, как счастливы обычно дети в свой день рождения, если не больше. Когда он вскинул голову, Калеб прочитал в глазах радость, чистую, искреннюю и наивную, из-за чего, сам того не замечая, мягко улыбнулся. На несколько мгновений он забыл, что существует внешний мир, нескончаемые проблемы и постоянная усталость. Ничего этого нет. Есть только тепло в груди, только яркое солнце, только они вдвоём.       — Приём! Ты чего завис? — когда кареглазый встряхнул головой, Кавински уже отстранился и с недопониманием смотрел на него.       — Я?.. Нет, ничего, — тихо отозвался тот, отдернув край одежды, тем самым поправляя её, — Всё хорошо.       — Ну смотри, смотри, — на лице Кавински возникла ухмылка, а затем он вновь подошёл к зеркалу, — Крутота же. Скажи, а?       — Да, — перед ответом он слегка покашлял, — Необычно. Тебе идёт.       — Мне кажется, тебе не нравится, — понуро отозвался одноклассник.       — Я этого не говорил. Просто непривычно.       Кавински недоверчиво глянул на друга, но не сказал ничего, что второго, по правде, даже напрягло.       — Ну что? — он шагнул навстречу Калебу, — Теперь твоя очередь?       — Я же уже несколько раз сказал, что нет.       — Да давай, чё ты.       — Пошли лучше...       — Всё будет отлично.       — Кавински, пусти же ты меня!