Бог Раздора выходит на сцену

— Юдекс Нёвиллет оправдал меня, расследование доказало мою… — Годард мрачно смотрел на сложенные поверх ручки трости ладони, он явно хотел сказать «невиновность», но вымученно прокашлялся в попытке спокойно продолжить свой рассказ, — самозащиту. Фурина понимающе кивнула его лжи и отвела взгляд в сторону, не желая смущать собеседника своей сообразительностью. Скрывать Годарду было нечего — он стыдился того, что в ходе его попытки уничтожить яд и наработки Отеса, умерло несколько человек, но откровенно гордился своей жертвенностью, ведь его действия предотвратили катастрофу пострашнее нескольких свежих могил. Совесть и моральные принципы явно добивали его по ночам, судя по уставшему выражению лица, когда красоваться своими шрамами было не перед кем, но ученый отлично притворялся добропорядочным и сердобольным рыцарем. — Что Нёвиллет сказал по поводу расследования? Нашли виновных? Как обошлись с герцогами и учеными? Вопросов у Фурины было много, а вот ответов ей, похоже, не суждено было дождаться. По крайней мере, развернутых. По крайней мере, не в таверне. Годард нахмурился, помедлил с минуту, прежде чем отвечать. Ему явно было запрещено говорить о подобных вещах, как оказалось, вице-адмирал Жаме взял его под свою защиту и угрожал обучить в опытные мореплаватели, и отныне у Годарда в арсенале лексикона появились и факты, которые озвучивать запрещал закон. Вопреки ожиданиям, он лишь сгорбился сильнее и заговорил, шевеля одними губами так, чтобы только обладатели чуткого, например, драконьего слуха могли услышать: — Ничего нового. Несколько домов аристократии сразу пошли под суд вместе с учеными. Когда дело дошло до расспросов — все начали выдавать друг-друга, вдобавок к этому, почти у каждого обвиняемого вскрылись и другие мрачные… делишки. Скоты, чего еще с них взять? Решили ударить по вам, считая слабым звеном, но обделались. Кто бы мог подумать, что покушение на леди Фурину обретет такой размах? Мы не спали неделями, штаб в Мермонии сократили на четверть, оставили проверенных лиц и мелюзин, Исследовательский Институт на время закрыт — собираем ученых-пенсионеров и тех, кто по долгу службы находится в самых отдаленных местах Тейвата. Неразбериха и хаос пока что дома, хорошо, что вы вдали от этой суматохи. Фурина с силой сжала двумя пальцами переносицу, обдумывая слова Годарда. Что-то в груди екнуло на словах о массовых сокращениях. Если все дошло до такого, то страшно представить, что творилось в кабинете юдекса. «Он не выходил на связь со мной из-за работы…» — досадно, но одновременно с облегчением выдохнула де Фонтейн. — А месье Нёвиллет утонул в документах, доносах и отчетах. — подтвердил ее догадки Годард. — Как только я начал сам ходить, меня вызвали к нему в кабинет, думал, что снова на допрос, оказалось, что некому больше помогать в канцелярии. Юдекс, конечно, бессмертный, но я был уверен, что мы похороним его прямо там под грудой бумаг. — Я думала… — обескураженно пробормотала Фурина, — вы давно разобрались с этим делом… — Если бы. Нам работы на годы вперед хватит. — махнул рукой Годард, — я сам чуть не подох во второй раз, но уже от переработки, и меня отправили на лечение сюда. Лекарь Тигнари из деревни неподалеку заинтересовался мной и попросил наших врачей перевезти меня в Сумеру. Томлюсь тут уже месяц, так что из свежих новостей только то, что демуазель Навия собирается на Праздник морских фонарей. Начала она собираться полгода назад, надеюсь, успеет. Фурина подавила смешок в кулаке, осматриваясь по сторонам, надеясь не заметить никого, кто мог бы славно погреть уши их разговором. Как оказалось, вечером сомнительных личностей, которые перешептывались за столиками, было огромное количество, и их подозрительные шептания никак не выделялись среди других. Внутри грудины теплом переливалась Гидро энергия, смешиваясь с приятными элементальным всплесками, которые возникали в присутствии Ромула. «Где-то рядом.» — поняла Фурина, незаметно озираясь. Охраняет, или не хочет мешать беседе, хотя его слух намного острее — да и смысла что-то умалчивать от него в разговоре не было, так что можно считать Ромула немногословным собеседником. — Меня тоже пригласили на фестиваль. — деловито уточнила Фурина, подчеркивая и важность своей персоны — без этого никуда, традиция — и ее намерения посетить Ли Юэ. — Мне написать срочное письмо в Мермоний? — понимающе усмехнулся Годард. — Думаю, дома обрадуются хоть какими-то вестями от вас. Вот как… — Разве Дворец не отслеживает каждый мой шаг и вздох? — с вызовом в голосе спросила де Фонтейн. Годард кивнул: — Клоринда, Монт, Навия и герцог Ризли имеют особый доступ к отчетам о ваших передвижениях — их положение в Кур-де-Фонтейне сильно возвысилось после попытки покушения на юдекса, так что сейчас месье Нёвиллет обсуждает почти все дела с ними, как и те, которые касаются вас. Но мне кажется, что ваши друзья скучают, раз в каждом письме Жаме спрашивает, не встретились ли мы с вами. Я всего лишь подручный, не могу сказать, насколько точно считают ваши вздохи, но, если леди Фурина попросит передать в каком-нибудь письме свое скромное приветствие — уверен, Мермоний устроит национальный праздник в день, когда письмо дойдет в руки юдекса. Фурина ухмыльнулась его беспардонности, прикрытой оберткой из красивых слов, он умудрился поставить ее в неловкое положение, а заставлять людей чувствовать себя неловко ее прерогатива. Впервые за столько времени она могла спокойно говорить о чем-то родном для нее, не прикрываясь вычурной вежливостью. Она мельком вспомнила свой образ Архонта — взбалмошного, своенравного, со своим царем в голове, который видел мир только в классических тонах драмы, пытаясь превратить все свое естество в то представление, которое от нее всегда ожидали. Стоило ей снять всю эту маску и остаться голым человеком, как та часть характера, которая делала ее всесильной, исчезла. Годрад одним своим присутствием напомнил ей о позабытом стиле жизни, который Фурина потеряла на сцене Эпиклеза вместе с Фокалорс. — Я бы хотела удивить подругу неожиданной встречей. — сказала Фурина. Да и Навии помощник понадобится, желательно посильнее, чем ее подручные — обычные смертные столько не унесут, сколько сувениров она обычно скупает. Раз глава Спина-ди-Росула изъявила желание посетить Ли Юэ, возможно, она и Клоринду с собой уговорит поехать, было бы здорово. У Фурины был козырь в рукаве, Годард прав, стоит ей написать, что она хочет видеть друзей на Празднике фонарей, и все действительно найдут время на посещение гавани Контрактов, несмотря на переработки. Но де Фонтейн, невзирая на свой богатый словарный запас и многовековой опыт переговоров, не имела ни малейшего представления, что ей написать, а, что рассказать при личной встрече — тем более. «Извините, что днями напролет работаете, изучая отчеты о моих опасных приключениях и последствиях использования двух самых опасных видов заклинаний, магия которых не приживается в моем теле, мне очень жаль, что я заставляю вас сильно переживать за мое здоровье, я, кстати, все равно скоро сдохну, предположительно, самой мучительной смертью. А у вас как дела?» Но и избегать людей, которых она считала семьей, нельзя. — Демуазель Навия будет рада вам. — прервал ее размышления Годард. — Она очень тоскует, думаю, ваше присутствие ее успокоит. Первостепенной задачей Фурины был Моракс, который мог бы приоткрыть завесу тайны жизни в телах, подобным им. Она уже планировала, что сказала бы ему при встрече, о чем бы спросила, но все мысли теперь были заняты Навией. «Как давно мы не виделись? Почти четыре месяца?» В той жизни, когда Фурина была Архонтом, они могли прекрасно обходиться без общества друг друга, четыре месяца бы прошли для Фурины, как мгновение. — Я тоже очень соскучилась. — повторила мысли вслух де Фонтейн. Годард тепло улыбнулся, что резко контрастировало с его обыденной кислой миной на лице: — Жаме писал, что тоже хотел бы посетить Праздник морских фонарей, позволите сопроводить вас до Порт-Осмоса? Вместе посетим гавань. — Разве ты не наблюдаешься у Тигнари? — Разве вы не пригласили его на ужин в Порт-Осмос? — с лисьим оскалом спросил он. — Заодно осмотрит и скажет, что могу плыть в Ли Юэ. Фурина недоверчиво покосилась на ученого, тот замахал руками: — Я подслушал его разговор с генералом Махаматрой, ваше приглашение произвело неизгладимое впечатление на всех ваших новых друзей. Фурина фыркнула, не скрывая озорнической ухмылки — конечно, Ромул доставил приглашения на ужин во все концы страны Мудрости меньше, чем за семь часов. Сайно даже не успел узнать, что Фурина и Ромул покинули Аару, как Дух уже оповестил его, куда они направляются, и что собираются делать. Ищейка из него превосходный, будь они дома, Фурина бы попросила устроить его в Жандармерию, помогал бы расследовать дела и отлавливать преступников. Такой талант только пропадает рядом с ней. — И я точно знаю, что вице-адмирал тоже поедет в Ли Юэ, раз там буду я. Де Фонтейн удивленно осмотрела Годарда, в памяти все время всплывала приветливая и дружелюбная улыбка Жаме. Она попыталась представить Жаме и Годарда вместе, но не смогла. — Каким образом вы успели так сдружиться, что друг без друга на праздники не ходите? — Я бы не называл это дружбой, — Годард театрально закатил глаза, — Жаме не упускает ни одного шанса отчитать меня за малейшую оплошность. Но я уверен — он будет очень рад увидеть вас… Фурина сделала вид, что понимающе кивнула. Как бы тот не жаловался на якобы грозный характер Жаме, скрыть суть своего намерения Годард не смог. И не пытался. Наверное, даже в его глазах Фурина выглядела настолько беспомощной, раз он, будучи все еще серьезно больным, поедет с ней в другую страну. Жаме обязательно поймет, что Годард пойдет за Фуриной. Только за ней он пошел бы в таком плачевном состоянии. Как бы ни отнекивался ученый — резкие перемены в отношении к себе Фурина заметила еще в Фонтейне. Она видела подобное множество раз, когда нанимала кого-либо в свою охрану или в круг посвященных расследованием Первозданного моря. Преданность. Лучше бы он оставался мрачным грубияном, чем прошел через тот ад, который уготовила ему судьба. Годард уже знает, что Фурина хочет увидеться с дорогими ей людьми. И он сделает все, чтобы Жаме исполнил ее желание. Де Фонтейн неловко почесала затылок, сделала благодарное лицо и проговорила: — Тогда уж точно повеселимся.

***

— Да ты нечестно играешь! — Ложь и провокация. Фурина глубоко вздохнула, отсчитывая от десяти до нуля несколько раз, надеясь, что дыхательные упражнения и счет помогут ей не сорваться. Она прислонилась спиной о самое дальнее дерево от их временного лагеря, но все равно отчетливо слышала, как Ромул и Годрад проводят досуг за азартными играми. Лучше бы объединили свои навыки и пошли обыгрывать наемников, или кого-нибудь из проходящих мимо караванов, или вернулись в город и открыли свою школу шулерства — что угодно, но не пререкаться сутками напролет и не действовать на нервы де Фонтейн. Надо было предположить, что они не уживутся, и попросить сопровождение до Порт-Осмоса, может, при чужих людях они бы постеснялись так буянить. — Я точно знаю, что мухлюешь! — грозно прокаркал Годард, — Наверняка следил за моей колодой из той лужи. — Ты себя слышал? — не менее зловеще спросил Ромул, — Как мне разделиться на две части и следить за твоими картами? Это физически невозможно. Умей проигрывать. Технически, Ромул мог сконцентрировать силу в луже, которая находилась позади Годарда, призвать волну, и с помощью элементальной энергии, из которой и состоит тело Духа, посмотреть на карты ученого. — И я бы поспорил о том, кто мухлюет. — продолжил Ромул. — У самого карты в складках одежды, думаешь, я не слышу их шуршание? Годард вернул ему устрашающую мину: — Не тебе говорить о честной игре, дай время и я найду доказательства… — Гнусная ложь… — Может, продолжим путь? — перебила их Фурина, успевшая за все время их пререканий вернуться с чащи леса, в котором хотела спокойно отдохнуть. Не судьба. — До Порт-Осмоса час остался, там уже доиграете. Останавливались они много раз, в основном, из-за Годарда. Ему нужны были перерывы чаще, чем Фурине, так что дорога заняла в два раза больше времени, чем они планировали. На праздник они успевают, но не на весь, благо, застанут вечер с фейерверками и танцами, если отплывут этой ночью или на рассвете. А могут и не успеть вовсе, так что весь настрой Фурины увидеть Навию, Жаме и остальных уже сбился, остались только мысли о Мораксе и ее планах. — Можем отправиться по океану, я перевезу быстрее корабля. — лаконичным тоном, как между прочим, предложил Ромул. — Ни за что. — тут же ответил Годард. — Нам хватило переправы через Гандхарву. Фурина согласно кивнула: — Прости, Ромул, но даже мне тяжело справиться с потоками, которые ты создаешь, а про Годарда и вьючных яков я молчу. Дух наигранно отстраненно пожал плечами, мол, поступайте как знаете. Созданию, тело которого состоит не из настоящих костей, мышц, сухожилий и прочего, сложно понять все недостатки живого тела, которое имеет свои ограничения. Если Ромулу никогда не приходилось сдерживать себя в водах, то ему сложно аккуратно перевозить смертных. Именно смертных. Фурина, очутившись в образе тела Речного Духа, снова на короткое мгновение почувствовала, как сама Смерть обвила ее руками в своих сладких холодных объятиях. Количество раз, когда де Фонтейн чуть не лишилась жизни нельзя было сосчитать — ее хотели и пытались убить и будут это делать — но именно в Гандхарве она поняла, что такое на самом деле ужас. Даже Юний столько страха не внушал. Достаточно было прокатиться с ветерком, чтобы понять ничтожность своих жизней. Ромул ужасающе сильный и удивительный, но потоки, которые он создает для быстрого перемещения в воде — оружие массового поражения, такое надо запретить на законодательном уровне во всех регионах. И это не учитывая, что, если Ромул заиграется в водах и на мгновение потеряет контроль — начинается настоящий шторм посреди лесов. С их первой встречи Ромул восстановил силы, как он сказал, наполовину, так что им обоим предстояла большая работа. Фурине — в контроле своих сил, ему — в выздоровлении. — А ваши гости точно прибудут вечером? — спросил Годард, собирая вещи. — У нас последний день перед отплытием. — Это мы опаздываем, не они. — поправила Фурина, устремив взгляд на очередное гигантское дерево, возле которого был построен город. Вблизи оно оказалось намного больше, чем де Фонтейн себе представляла, словно огромный, массивный неровно срубленный пень, оставшийся от такого же громадного древа, на котором стоит Сумеру, и оно было аккуратно и ровно разделено, словно кто-то очень умелый и сильный одним взмахом оружия вертикально располовинил пень. — Все ждут только нас. — подтвердил Ромул. — У пристани есть ресторан, Сайно и Кавех уже играют в «Священный призыв Семерых». Давайте поторопимся. — А говорил, что не можешь следить с помощью Гидро вне этой оболочки! — зашипел Годард. — Не я виноват, что тебя так легко обыграть. — парировал Ромул. — Мелкий засранец… Фурина снова вздохнула, погладила по голове своего вьючного яка, проводя рукой по длинной спутанной шерсти, чуть приобнимая зверя: — Один ты тут молчишь, хороший мальчик. Вьючный як что-то фыркнул в ответ, подождал, пока Фурина сядет на него и средним темпом зашагал по широкой протоптанной тропе к основной дороге, ведущей в порт. Сам городок больше походил на хорошо отстроенную пристань, с прилегающим к ней базаром. Стоило им выйти прямиком к берегу, где и швартовались корабли, как вся красота Порт-Осмоса раскрылась их взору, затмевая первое впечатление. То тут, то там раздавались громкие басистые голоса разнорабочих, перетаскивающих тяжелые коробки и мешки с различными товарами то из кораблей, то обратно. В ушах хаотичными перестуками отдавались тысячи шагов сотен людей, бродящих по деревянным бортам судов. Торговые корабли Сумеру отличались от остальных своеобразной конструкцией, казалось, что любой маленький шторм сотрет судно с поверхности воды и похоронит на дне, но каким-то магическим образом эти корабли благополучно добирались и до Инадзумы, и до Натлана. Всюду сновали моряки, от которых длинным шлейфом несло солью океана и мускусом рома. Пряных запахов было непростительно много. Фурина с особой завистью смотрела на те коробки, от которых пахло аппетитно и резко, например тимьяном или кардамоном. Они охотно озирались по сторонам в поисках знакомых лиц, но в полдень порт оказался заполнен кораблями и рабочими, и им приходилось буквально прорываться сквозь толпу. Потеряться им не представилось возможности — едва они дошли до первого кафе на их пути, как гул толпы перебил пьяный восклик: — А я ему говорю: «Хайтам, если я съеду, то добрая половина твоего дома обретет разум и съедет со мной. У тебя нет никакого эстетического вкуса и чувства стиля, бьюсь об заклад, если бы не моя мастерская рука — ты бы слышал, как твои стены ноют от тоски…». — Кавех. — с легкой улыбкой констатировал Ромул, аккуратно взяв Фурину за руку, чтобы провести за собой сквозь плотный поток людей. Фурина резко дернулась к Годарду, хотела потащить его за собой, но тот развернулся к ним спиной и зашагал в сторону доков: — Я поищу нам транспорт на сегодняшний вечер, развлекайтесь. Раньше самым нелюдимым в их компании был Ромул, но теперь это место почетно занимает Годард. То, с каким рвением ученый избегает светских вечеров, бесед и дружеских посиделок, заслуживает какой-нибудь лекции в сумерской Академии. С одной стороны — его не вытащить в толпу, а вот с другой — он умудрился подружиться с Ромулом за день, даже Фурине на это потребовалось время. А еще Жаме выказывает особое расположение к Годарду. «Колдун, не иначе.» — решила она, возвращая внимание на рассказы Кавеха. — А он даже не удосужился ответить! Я эту реплику придумывал и репетировал, ждал, когда снова прогонит из дома, а он мимо ушей пропустил! — Попроси в следующий раз снять наушники? — скучающим тоном предложил Тигнари. — Сразу начинай разговор на языке жестов… — интригующе начал Сайно, словно собирался выдать свою лучшую шутку. — Нет уж! — прервал его Кавех, кажется, последовал облегченный вздох Тигнари. — Если бы хоть на секунду он отрывал во время разговора взгляд от книги, то, возможно… — Ты даже на языке жестов будешь говорить с жутким акцентом, лучше откажись от идеи. — к их столику подошел Хайтам, неся в руках широкий поднос с напитками, — Да и пустая страница даст мне больше интеллектуальной нагрузки, чем разговор с тобой, лучше откажись от идеи разговаривать. Кавех наигранно возмутился, хотел возразить, но его плечи мелко затрясло в плохо скрываемом приступе смеха: — Ты мне больше нравился, когда делал вид, что игнорировал… Ох, вы уже приехали? Ромул вывел их к столикам аккурат к моменту, когда Хайтам закончил расставлять чаши с вином. Сам ресторанчик оказался битком забит посетителями, и им пришлось занять столики на улице. Стоило Фурине приблизиться к друзьям, как чья-то крепкая горячая рука обхватила ее талию и прижала к себе со спины. — Моя милая Фу-Фу опоздала на свою же вечеринку, я уже думала начать волноваться. Тембр Дэхьи пробрал до костей, и Фурине на секунду стало неловко и жарко. — Не бойся, — в тон проговорила она, — я бы не упустила шанс дать вам насладиться моей компанией перед отплытием. Ухо тут же обдало жарким дыханием от которого по спине прошелся табун мурашек. Дэхью позабавил ее ответ, и хватка на животе ослабла: — Вот оно как… Звучит как великолепный тост! — Мое отплытие? — с усмешкой спросила Фурина. — Твоя компания. — Дэхья выхватила чашу из рук Кавеха, бросив грозное: «Тебе уже достаточно.», встретив сопротивление, шикнула что-то про недовольную Фарузан, отчего извечно расслабленное и веселое лицо Кавеха тут же посерьезнело. Де Фонтейн огляделась, в надежде найти Фарузан, но в воцарившемся на пристани хаосе было сложно разыскать кого-угодно. — Хоть кто-то смог оттащить нашего лисенка от его грибов и убедить выпить с нами. Тигнари явно ее слова насмешили, но он не подал виду, лишь расслабленно откинулся на спинку деревянной скамьи и будничным тоном сказал: — Я здесь не для выпивки. — Годард. — тут же вскинулась Фурина, — Он был с нами, но… — Слышал. — Тигнари дернул кончиком уха, — Перед отправкой еще раз осмотрю его и отдам лекарства. Фурина благодарно кивнула, кинула мимолетный взгляд на Ромула — того слишком очевидно обрадовал тот факт, что ничто не препятствует Годарду отправиться с ними. Раз лучший лекарь-лис из Авидьи не волнуется за их путешествие, то и им не стоит. — Нужно еще больше еды и вина, раз нас тут десять собралось, — Кавех встал, чуть пошатываясь, — и столы сдвинуть… «Десять?» — Фурина посчитала присутствующих — семь, но это не считая Годарда и Фарузан. — А кто десятый? — спросила она. Ромул чуть дернулся, резко развернулся, инстинктивно прикрывая собой де Фонтейн. Кавех, несмотря на то, что сильно захмелел, сам выпрямился и встал в твердую стойку, едва не опрокинув стол, отчего все вино разлилось из чаш. Рука Дэхьи на животе Фурины не дрогнула, но сама женщина напряглась всем телом, стоило Ромулу дернуться. Сайно и Тигнари спокойно сидели на своих местах, их обзору явно представлялось большее, раз они расположились напротив всего действа, но и их лица на секунду помрачнели. Один Хайтам остался в стороне, чуть пренебрежительно скривив нос, увидев кого-то за спиной де Фонтейн. — В местах большого скопления людей сложно следить сразу за всеми. — остро заметил Странник, искривленно ухмыляясь Ромулу — Нужно быть более осмотрительнее. Кавех облегченно фыркнул, махнул рукой, мол, напугали. Воцарившееся секунду назад напряжение сию же секунду спало, стоило новому гостю себя объявить. — Не все парят в воздухе, используя Анемо, и не все используют эту способность, чтобы незаметно пробраться за спину. — ядовитым тоном ответил Ромул. Ромулу не нравился Странник и это чувство было взаимно, по какой-то причине Дух отказывался рассказывать об их встрече у Амриты, и о том, почему Странник просто бросил Фурину в пустыне. Что бы между ними не происходило — вражда их была больше партнерской, едва ли они в действительности решились бы на схватку, но напряжение между ними доставляло неудобство. «Ромул бы победил.» — вдруг подумала Фурина. Ей хотелось так думать. Несмотря на всю неприязнь друг к другу, сдерживать себя от обмена колкостями они не могли. А, учитывая обновившийся лексикон Ромула, спасибо Годарду, их ждала целая уничижительная тирада в сторону незваного гостя, а по гримасе Духа было видно, что тот вот-вот выпалит что-то компрометирующее. Краска тут же прилила к щекам, Фурина аккуратно положила ладонь на плечо Ромула и беспокойно затараторила, пока ей не пришлось краснеть еще сильнее: — Странник проделал такой путь, чтобы присоединиться к нам, с нашей стороны было грубо не прислать приглашение и ему, давайте на время забудем обиды и сядем за один стол… Ромул скорчился от сделанного отвращения, да такого правдоподобного, что Фурина бы на месте Странника точно оскорбилась, а того, казалось, такая реакция только обрадовала. Буйные дети. — Если будете плохо себя вести, — встряла Дэхья, — заставлю пройти курсы ботаники у Тигнари. — Эй. — недовольно отозвался лис. Этого было более, чем достаточно, чтобы и Ромул, и Странник смиренно приняли ее условия и сели на скамью, не издав ни звука. Пока Кавех и Аль-Хайтам сдвигали столы, а Дэхья помогала убирать беспорядок на столе, Фурина пробралась сквозь толпу у входа в центр заведения, в надежде отыскать официанта или хоть какое-то подобие бара. Ей везло ровно до того момента, пока большая компания из двадцати человек, вероятно, рабочий персонал какого-то из отбывающих суден, не встали из-за своих столов в одно и то же время и не направились всей оравой к выходу, вынося за собой и Фурину. Ее возмущенные: «Дайте пройти» тонули в гомоне моряков, те, будучи на три головы выше самой де Фонтейн, едва ли видели ее под ногами. Кто-то схватил ее за запястье и резко дернул в сторону, вырывая из плотного и безжалостного людского потока. Фурина ударилась носом обо что-то мягкое, стоило ей открыть глаза, и понять, что влетела она в грудь обнимающей ее Фарузан, как она тут же вскочила и мягко отстранилась. — Эти лоботрясы даже за собой убрать не удосужились, так еще и тебя чуть не затоптали. Фурина тихо рассмеялась: — Нестрашно. Главное — больше не так шумно. И не так тесно. — Это ненадолго. — фыркнула Фарузан. — Подожди, когда Аль-Хайтаму наскучит, и он сядет играть в «призыв Семерых», от болтовни Кавеха и генерала не избавишься. Они юркнули в новый поток заходящих посетителей, чуть потолкались локтями, заплутали, но смогли пробраться к барной стойке без больших потерь. — Сможешь заказать еще закусок? Все за мой счет, но я совершенно не разбираюсь во вкусах ребят. Знаешь, что они любят пить, кроме вина? — спросила Фурина. Фарузан на секунду опешила, а тонкие брови чуть нахмурились, де Фонтейн тут же поняла, что ляпнула фривольную глупость. — То есть, что твои друзья… — растерянным голосом продолжила она. Назвать генерала Махаматру Сайно, бывшего временного великого мудреца Хайтама, лучшего архитектора Сумеру Кавеха, Пламенную Гриву Дэхью — о подвигах которой Фурина слышала на протяжении всего путешествия, и главного лекаря Гандхарвы Тигнари, ребятами, было глупостью — у них не были такие близкие отношения, чтобы так свободно обо всех говорить. И обращаться к уважаемому профессору с просьбой заказать еду, было крайней степенью неуважения. — Фу-Фу… — настороженно, почти шепотом произнесла Фарузан, не сводя взгляда с лица Фурины. — У тебя клыки? Де Фонтейн дернулась всем телом, испуганно озираясь в поисках любой зеркальной поверхности. Заметив ее панику, Фарузан осторожно коснулась ее локтя: — Все хорошо, я их заметила, только когда ты улыбнулась, не бойся. Фурина с облегчением вздохнула, смыкая губы как можно плотнее. «Фарузан бы сказала, если бы мои зрачки сузились, значит, все не так плохо…» — она мимолетно посмотрела на ладони, удостоверившись, что когти не вылезли наружу. — Проклятие распространяется сильнее. — утвердительным тоном сказала Фарузан. Казалось, развязность в речи Фурины ее вовсе не разозлили, наоборот, теперь девушка выглядела озадаченной и немного расстроенной. — Есть заклятия, которые сдерживают его. — тихо ответила Фурина. — Ромул сейчас все исправит. — Это больно? Фурина слабо улыбнулась, попыталась ответить так, чтобы не сверкать на весь ресторанчик Драконьими клыками: — Нет, теперь нет. Непривычно, но придется смириться с такой жизнью. Да и избавляться от новой силы уже не хочется. Де Фонтейн положила ладонь на сжимающую ее локоть кисть Фарузан и успокаивающе погладила тонкую руку. — Мы перерыли весь Запад в поисках ответов, но не нашли даже следов от руин храма Бога Раздора. — покачала головой Фарузан. — Несколько месяцев раскопок ничего не дали, словно храма и в помине не было. Фурина понимающе улыбнулась ее растерянности, когда имеешь дело с Юнием, неудивительно встретить на своем пути противоречия. — Если Бог Раздора не хочет, чтобы кто-то не посещал его обитель — так оно и будет. Вы, скорее всего, просто ходите кругами и ищете там, где уже искали. Фарузан беспокойно осмотрела ее, словно судьба Фурины была ей не безразлична, отчего у де Фонтейн сразу от сердца отлегло. — Все, что нам удалось узнать об этом Боге, так это то, что связь с ним опасна для жизни. В лучшем случае. В худшем — вымирают целые народы. — Я не позволю ни Богам, ни Драконам как-либо угрожать моим людям. — твердо ответила Фурина. — Я сделаю все, что смогу, чтобы Фонтейн выстоял. Фарузан тихо продолжила: — Мама Кавеха живет в Кур-де-Фонтейне. Не у всех из нас есть живые родители, и мы все очень волнуемся за него. Он сам не свой с того момента, когда нам дали задание сопровождать тебя, Фу-Фу, все, с чем мы столкнулись в том храме, наводит на неутешительные мысли. Никому из нас не хотелось бы, чтобы погибла ты или твой народ. Фурина вдруг подумала, что Кавех действительно похож на одну женщину, с которой ей доводилось иметь дело, будучи консультантом в труппе. Тогда они с Дюльфи искали инвесторов во всех богатых семьях, потому что леди Фурина была слишком гордой, чтобы сразу просить помощи у юдекса, который бы точно не отказал. Фурина вдруг осознала слова Фарузан, от которых электрический ток пробежал по всему телу. — Фокалорс смогла всех спасти, невзирая на уровень угрозы и возможные последствия. — уверенно ответила де Фонтейн. — И я смогу. — Но какой ценой? Фурина грустно посмотрела на Фарузан, понимая, что парировать ей нечем. Гул толпы, который так и не собирался затухать, казалось, лишь усилился, унося ее слова за собой в небытие. Может, хорошо, что Фарузан ее не услышала.

***

Как бы ни было грустно им у барной стойки, вернуться с пустыми руками они не могли. Фурина на правах пятисотлетней аристократки выкупила весь неприлично дорогой алкоголь, который только был в складах ресторана. Фарузан отнекивалась, говорила, не стоит, но вкус де Фонтейн не подвел — чем дороже вино или ром в заведении подобного типа — тем сноснее его пить. С изыском того пойла, которое ей подавали на банкетах Мермония, конечно, не сравнится. Узнав о гостях с набитым кошельком, владелец заведения сам помог донести все бутылки до столика, обещал отдать им закрытую от обычных посетителей зону, более приватную и менее шумную, но был вежливо послан заниматься своими делами. Если десять человек уже разложили себя, вещи, еду, напитки и поле для игры в «Священный призыв Семерых», будучи уже тепленькими — они найдут в себе силы и желание перебраться в другое место только по зову приключений. До подобного Фурина хотела бы довести, но вечером отбывал их корабль. Играть в карты она умела, познать хитрость и тонкость игры в призыв Семерых ей удалось сразу, но Сайно почти каждый раз одерживал победу, а, если это делал не Сайно, то Аль-Хайтам. Ромул впитывал различные стратегии игры, как губка, чуть ли не с открытым ртом слушая наставления генерала, вдруг решившего начать его обучать картежному ремеслу. Дэхья и Кавех нашли истину в вине, по другому их благоговейное состояние, в котором они любовались остальными, нельзя было объяснить. Аль-Хайтам, потеряв интерес к игре, принялся судачить на каких-то непонятных лингвистических терминах с Фарузан, а Фурина, после двух попыток вникнуть в их научные разговоры, совсем потеряла суть их речей и пересела поближе к Ромулу. Дух даже не смотрел в сторону алкоголя, пускай, все знали, что юношеская внешность обманчива. Он все часы неотрывно следил за игрой, искря особо воодушевленными и заинтересованными взглядами, когда кто-то из игроков побеждал почти при нулевых шансах. В такие моменты его противоречивое лицо становилось ровным и мягким. Детским. Таким, каким бы хотела видеть его Фурина. Годард подтянулся к ним не сразу, отмазался срочными делами, но несло от него лекарственными препаратами, а, учитывая еще более осунувшееся выражение лица и чуть хриплый голос — он все эти часы где-то отдыхал, не решаясь просить помощи и исцеления у Фурины, чтобы не портить веселье. Де Фонтейн все его глупые страхи отмела одним укоризненным взглядом. Даже такой медленный путь, лишенный опасностей, стал для тела Годарда большим стрессом, и он не мог больше это скрывать. Тигнари, вопреки зарождающимся сомнениям, сказал, что тот может сесть на корабль, но в Ли Юэ ему придется неделю пролежать в больнице. Один Странник сидел со скучающим выражением лица, словно ждал, когда этот день подойдет к концу. Фурина старалась не вспоминать Фонтейн, пыталась не сравнивать этот вечер с теми, которые она проводила дома или во Дворце, но забытые картинки, как назло, проносились перед глазами, заставляя вспоминать то, чего она была лишена. Она вышла подышать свежим воздухом к почти пустому причалу. Если сравнить утренний порт с вечерним, то после захода Солнца в Порт-Осмосе находиться намного приятнее. В доках стоял один корабль, тот, на который они с Ромулом и Годардом скоро сядут. Приятный морской бриз отрезвил и без того читую голову — как оказалось, напиться Фурина теперь не могла. Не с телом, которое регенерирует с нечеловеческой скоростью. — Вы бы быстрее добрались через горы. Тишину на пристани нарушил звонкий, почти безразличный голос. Странник бесшумно приблизился, встав наравне с де Фонтейн, уперев угрюмый взгляд на линию горизонта. — Годард слишком слаб для такого путешествия, и я еще не восстановилась. — лаконично ответила Фурина. Тот замолк, словно потерял интерес к разговору в ту секунду, когда Фурина начала отвечать. Де Фонтейн было крайне неловко так стоять в тишине с малознакомым человеком, резко уйти было бы неприлично, поэтому она начала активно думать, как бы развить дружеский диалог с человеком, который до того никакого дружелюбия не проявлял. — Надоела шумная компания? — Кто-то должен был сюда тащиться. — отмахнулся Странник. — У Нахиды и без тебя дел полно. Фурина хмыкнула: — Ты славный помощник. Буер просила что-то передать, раз ты здесь? Он кивнул, сначала помедлил, потом достал из кармана маленькую синюю коробку и протянул ее де Фонтейн. — Цветок скорби? — Это брошь с бутоном. — пояснил Странник. — Нахида влила туда много сил, должен сработать. Фурина достала украшение, повертела его в разные стороны, рассматривая украшение. «Должен сработать?» — непонимающе уставилась на брошь она. Золотой, тонкий и острый стебель больно уколол ее ладонь, Фурина думала, что бутон тоже сделан из металла, но, коснувшись красных лепестков, поняла, что те настоящие. «Живые листья?» — Это… прекрасная работа, — она озадаченно посмотрела на Странника, — но как это поможет избавиться от Бога Раздора или кары Небесной? По мере того, как долго молчал Странник с непроницаемым выражением лица, все больше и больше приходило понимание. — Это для меня. — На случай, если нужно будет запечатать сознание в бутоне. Как с Эгерией. Раз Буер считает, что Фурина погибнет, то сомневаться нет нужды. Как и надеяться на лучшее. Фурина спешно положила брошь в футляр и убрала его в карман походных брюк. Странник тактично выждал, когда де Фонтейн успокоит сбившееся дыхание, прежде, чем продолжить: — Цветок создан, чтобы держать в себе души Богов и Драконов, достаточно просто умереть рядом с брошью, чтобы сознание в него переместилось. Легче от его слов не стало. — Спасибо. — вымученно улыбнулась Фурина. — Есть шанс спастись. Странник ни разу не поверил ей и всем своим видом это показывал. Он раздраженно фыркнул, вернул взгляд к морю, скрестив руки на груди. Фурина расценила это, как отказ дальше вести с ней диалог. Она развернулась, чтобы уйти, но он вдруг заговорил: — Ты можешь использовать цветок, как пожелаешь сама, но у меня есть просьба. — Что угодно. — Помни, что это — жест ее доброй воли. Если бы моя Богиня не была такой милосердной, она бы не стала так стараться. Фурина крупно вздрогнула, непонимающе уставившись на Странника. — О чем ты? Тот ехидно ухмыльнулся, словно его слова были очередной загадкой, которую ей требовалось разгадать. — Ты меня ненавидишь? — ляпнула она первую глупость, которая пришла в голову. — Нет. — честно ответил он. — Мне не безразлична твоя судьба. — Вот как. Он не удивился ее недоверчивости. Лишь глухо усмехнулся и продолжил: — Не поверишь, но мы немного похожи. — Не вижу сходств. Нас с тобой связывает дружба с Нахидой. — неуверенно ответила она. — Но, если тебя тоже создал Архонт, чтобы ты служил своей стране, а потом тебя вышвырнули из твоего же дома, то, возможно, и похожи. — Если немного переиначить вторую часть фразы, то — да. На этот раз он тоже не врал. Фурина испытующе смотрела на Странника, не веря мыслям, которые зарождались в ее голове. — Вельзевул. — ахнула она. Странник ухмыльнулся шире, отчего Фурине стало не по себе. Она знала немного об Инадзуме, из личных встреч м Архонтами, коих было несколько и со всеми в разное время, с Райден Эи Фурина была знакома очень плохо, предпочитала подобных личностей не встречать в своей стране, а идти в их регионы — тем более. Долг притворства обязывал ее хоть как-то контактировать с другими Архонтами, но такие пытки она не выносила, проще было в гильотину голову засунуть, чем что-то обсудить с Богами, даже какую-нибудь бытовую глупость в стиле: «А помнишь, как…» — конечно, не помнит, отстаньте от Фурины. Но о куклах Эи она знала, впрочем, как и многие, хотя о Страннике — мужчине, да еще и с Анемо Глазом — слышала впервые. — Но ты… В памяти всплывали давно забытые образы, словно из другой жизни. Она его видела. — Мы никогда не встречались, но откуда… — Когда Слуга заняла место Предвестника, полагаю, — неторопливо начал он, — У вас под носом творился… Дом Очага у вас под носом творился, деятельность Снежной все больше и больше доставляла проблем, нужно было досконально изучить всех Фатуи, которые могли бы угрожать вашим секретам. У Арлекино бы точно вышло забрать Сердце Бога, не силой, так шантажом или запугиванием, вы это знали, поэтому и заинтересовались ей и всеми, кто мог бы быть равен по силе Слуге. — Но Фатуи… Каким образом Фатуи, тем более — Предвестник, оказался в приближенных у Буер? Кто напал на Сумеру? Кто-то ведь это сделал? Дотторе был не один, но Фурина только сейчас начала осознавать, что все время знала, что Нахиде и Люмин угрожал кто-то еще в той битве. — Как ты…? Странник ждал, когда она догадается. Она не помнила его. Судя по всему, остальные тоже не помнили. Ведь она слышала, как Аль-Хайтам, Сайно, Тигнари и Дэхья спасли Сумеру. Если Странник был их врагом, стали бы они так спокойно пить, сидя с ним за одним столом? Из всех отчетов о Фатуи она не могла вспомнить ни одного, в котором говорилось бы о Страннике, но она точно знала, что когда-то держала досье на него и видела его лицо. Как будто она уже тогда знала, откуда он родом. «А ведь, когда он нес меня в пустыне, я назвала его Вельзевулом… Я ведь что-то вспомнила? Но… что?» — Ты стер себя из памяти Тейвата. Нахида сказала, что видела, как кто-то это сделал. Назвала это видом самоистязания. Она говорила о Страннике. Какие бы мотивы не крылись за его поступком — у него явно была веская причина сделать это. — Это так. — кивнул он. — Но я говорил о другой схожести, пусть, и связанной с Ирминсулем. — Я не стирала себя из памяти Тейвата. — замотала головой она. — И не собираюсь… это же хуже смерти… Догадка пришла быстрее, чем она успела понять, что озвучила ее: — Юний. Странник соизволил развернуться к ней всем телом, подошел ближе, ровняясь перед ней, позволяя осмотреть себя с ног до головы. Что-то в этом жесте было интимным, словно Фурина была первой, кому он позволил рассмотреть свое лицо, словно его извечное состояние агрессии никак не должно было быть направлено на нее, будто их действительно связывало что-то личное, тайное. — Он тебя надоумил, да? — Почти. — спокойно ответил тот. — Я сам попросил. — Но это же пытка! — вскинулась Фурина. — Как так можно? Понимаю, тебя победили в той битве, но… — Никто не знал, к каким последствиям подобное приведет, я был первым. Я хотел исправить свои ошибки. — перебил ее Странник, отвернувшись к морю снова, будто держать контакт глазами и не проявлять отчужденность дольше трех минут — апогей его выдержки. — Бог Раздора нашел меня, когда я… — он опустил глаза, чуть хмурясь, словно не хотел уточнять детали их встречи, — неважно. Твой Юний нашел меня, сказал, что мог бы помочь мне. Я послал его, но тот ответил, что знает способ, как я мог бы изменить прошлое. — Но разве ты не сделал так, чтобы тебя просто все забыли? — непонимающе уставилась на него Фурина. Странник кивнул: — Бог Раздора знал, чем все закончится, но решил утаить от меня всю правду. Ему, по всей видимости, было либо скучно, либо он преследовал какие-то свои цели. Возможно, хотел ослабить Фатуи, лишив организацию Предвестника. Де Фонтейн глубоко вздохнула, пытаясь унять беспокойство. — Он — Бог Обмана и Предательства, и прозвали его так за дело. — Я понимаю, к чему ты ведешь. — отрезала Фурина. — Слышала про его прошлое, и знаю, что не должна ему доверять, иначе могу погибнуть сама и погубить свой народ. Странник, вопреки свойственной ему грубости, на ее тон лишь спокойно ответил: — Ты уже ему веришь, отчего его предательство ударит по тебе и твоему дому в три раза сильнее. Не Фурине нужно было в эту самую секунду утверждать, что Странник не знает, о ком говорит. Его предостережение было ничем иным, как банальная забота, пусть и завернутая в некрасивую обертку правды. Фурина и без этого понимала, что каждый раз, когда думала о Юние, не как о потенциальном враге, то сама рыла себе могилу, но ничего поделать с собой не могла. Ей было страшно. Все вокруг отчаянно пытались ее спасти от неведомой силы, которая никому не была подвластна. Окруженная соратниками, она все еще понимала, что удача могла покинуть ее в любой момент. «Меня может разорвать о Драконьей силы и Энергии.» Если магия Ромула не до конца сдерживает ее всплески, то однажды точно наступит день, когда они потеряют контроль над ее силами. Фонтейн все еще стоит на хрупком договоре Юния с Селестией. Пока Фурина в изгнании — ее дом будет в порядке, но, если Боги решат свершить правосудие? А, если ее жизни для спасения фонтейнцев будет недостаточно? — Садитесь на корабль сейчас. — прервал ее рефлексию Странник. — Под боком у Моракса ты будешь в безопасности. — Что? — Фурина еле осознала сказанное им, все еще витая в мыслях. — Ли Юэ находится между Мондштадтом и Сумеру. — лаконично пояснил он. — Нахида и Барбатос явятся, в случае угрозы со стороны Богов Селестии или Бога Раздора, они на твоей стороне. Моракс защитит тебя, Юний с ним не особо контактирует — они знакомы друг с другом дольше, чем с остальными ныне живущими. Насчет других регионов еще неизвестно, может, они тоже встанут на сторону Фонтейна, но альянс глав четырех регионов — уже весомый повод созвать всех Архонтов на переговоры. Снежная и Натлан, скорее всего, выступят за поддержку Фонтейна. За Инадзуму не ручаюсь отвечать. Он терпеливо выждал раздосадованную де Фонтейн, которая то и дело нащупывала в кармане маленькую коробочку с брошью, прежде чем вывести ее обратно к людям. Фурина кротко последовала за ним, не имея сил протестовать. Желания возвращаться к друзьям с кислой миной не было, но им нужно было попрощаться. Странник скрылся из виду в ту самую секунду, когда в поле зрения объявился Ромул. Учитывая их разговор, неудивительно, что Речной Дух ничего не буркнул удаляющемуся восвояси Страннику, а проводил Фурину до ресторанчика, где веселье потихоньку затухало без главного инициатора встречи. Едва ли все сумерские герои запомнили их прощание. Кавех и Дэхья умудрились уговорить Фарузан пригубить немного вина, и той оказалось достаточно половины кружки, чтобы сильно захмелеть. Тигнари попрощался первым, спешил в Гандхарву, умудрился утащить с собой Сайно, который вошел в кураж и без передышки шутил о суровых моряках и редких свадьбах на кораблях. Впрочем, ранним уходом Тигнари только спас ситуацию — команда, с которой Фурине, Ромулу и Годарду посчастливилось идти в море, оказалась самой загадочной во всем Тейвате, но загадочной от слова «гадость», непременно. Хмурые, угрюмые, грубые и неразговорчивые, впрочем, другого корабля поблизости не было, мириться пришлось с тем, что было. Вьючных яков им не разрешили перевезти, поэтому Ромулу пришлось тащить вещи на себе, а их мохнатых друзей отпустить на волю. Аль-Хайтам скромно попрощался, выразил глубочайшую признательность за спасение в пустыне, не дал Кавеху задавить Фурину в дружеских объятиях, схватив его за шкирку, а вот Дэхью пропустил, позволив ей прижать де Фонтейн к себе чуть ли не со всей силы и нашептать на ухо кучу вещей, от которых Фурина точно бы не уснула. Стоило Дэхье разомкнуть объятия, как желание податься с ней в наемники резко возросло, потому что от таких предложений не отказываются. Но время неумолимо шло вперед, час отплытия настал, и Фурина, запершись в своей каюте, достала брошь, рассматривая украшение в свете тускло горящей свечи. Этот цветок скорби должен был стать для нее успокоением — ее сознание будет жить, это ли не наилучший исход из всех возможных? Но вся радость, почему-то, покинула ее, стоило ей закрепить брошь на эластичном темно-синем топе в области сердца. «Нужно будет купить рубашку и жабот.» — подумала она, достав из походной сумки пиджак, натягивая его поверх топа, закрывая им брошь. Теперь ей придется беречь и скрывать единственную свою надежду на спасение.

***

Мерные покачивания произвели неизгладимое впечатление на уставшее сознание Фурины настолько, что проспала она восемнадцать часов без перерыва. Вся заспанная и голодная она выбралась из своей каюты и шатающейся походкой грузно шла к каюте Ромула и Годарда. Завалившись к ним, она бесцеремонно расположилась на койке Ромула, сдвинув того к краю. — Ты пришла сюда досыпать? Фурина кивнула, она хотела предложить позавтракать, прогуляться по палубе, взбодриться как-нибудь, но тут же снова отключилась до ночи. Окончательно она проснулась примерно на двадцать третьем часу с момента их отплытия. Подняв голову к окну, она надеялась увидеть огни гавани Ли Юэ, но спокойное бескрайнее море разрушило ее надежды. Еще примерно двадцать часов и они прибудут, считай, половину пути уже проспала. Фурина с силой потерла лицо руками, размяла затекшие суставы, поправила пиджак, проверила, надежно ли закреплена брошь, и бросила мимолетный взгляд на Ромула и Годарда, облепивших друг друга во сне. В каюту Фурины ни один из них либо не додумался уйти, либо Ромул не хотел отправлять Годарда в кровать Фурины, либо сам не горел желанием ее оставлять. Де Фонтейн бесшумно выбралась наружу, стоило ей закрыть дверь каюты, как послышался шорох на одной койке, затем на второй. «Ждал, пока уйду, чтобы лечь на свою кровать.» Оттеснила ребенка, молодец, Фурина. Марафет наводить не было желания, да и кухня должна быть закрыта до утра. Из развлечений у нее была палуба, с которой открывался захватывающий неизменный вид темных вод, предела которым не было. Упершись локтями о перила, она глупо смотрела на маленькие волны, беглым взглядом замечая то тут, то там различных рыб. В голове звенела блаженная пустота — ни страха, ни тревоги, ни глупых надежд. Возле нее периодически проходили моряки, тактично игнорируя ее присутствие, она тоже не хотела привлекать внимание, лишь каменной статуей неподвижно стояла, глядя в одну точку. Она не заметила, когда на палубе стало подозрительно тихо. Казалось, что пару минут назад она еще слышала нескольких моряков, но их голоса затихли. Ни дыхания, ни сердцебиения. Фурина напряглась, но осталась стоять неподвижно — если бы ей что-то угрожало, Ромул бы уже был здесь. — Когда я выпускал Речного Духа из тюрьмы Селестии, то не думал, что вы будете дружбу водить. — Что-то не пошло по твоему плану? — саркастично усмехнулась Фурина. — Такое бывает? — Раз в год и палка стреляет. — весело ответил Юний, с разбегу вписываясь бортик аккурат возле де Фонтейн. — Он стал намного сильнее, кто бы мог подумать, что хорошее питание и наличие леди Фурины под боком делают Гидро-тварей могущественнее. Надо бы тоже попробовать, вдруг, Пиро-твари тоже становятся сильнее, когда ты рядом. «В каком смысле Ромул стал сильнее?» — испугалась Фурина. — Не смотри так на меня. — наигранно обиженно фыркнул Юний. — Он заметил меня, едва я приблизился, пришлось выпрашивать разрешение на разговор с любимой внучкой. — Не называй меня… — Это же правда. — Юний заискивающе задергал бровью. — Ты называешь себя дитем Фокалорс, а я называю Фокалорс своим дитем, следовательно… Продолжать он не стал, лишь с довольным выражением лица ждал, когда у Фурины закончится терпение. Или ждал, когда она назовет его дедом. — Ты обещал мне ответы. — вдруг заговорила Фурина. — Разве твоя живая шкура не ответ на все вопросы? — философски спросил он. Фурина с минуту обдумывала его слова, пыталась вычленить хоть какой-то скрытый мотив во фразе Юния, но по веселому лицу Дракона поняла, что тот просто выпалил какую-то ересь, чтобы мозг де Фонтейн занялся работой и не доставал его. — Зачем ты пришел? — Проведать тебя. — сказал Юний. — Мы расставались при весьма печальных обстоятельствах, я не мог к тебе заглянуть никак, ну, знаешь, пресловутые дела в пресловутой Селестии — ох уж этот мир Богов — я все еще простой работяга, у которого дел по горло… У лучшего работника тысячелетия, Юния, явно были причины появиться в тот момент, когда Фурине дали брошь с цветком. Неужели он в курсе? Конечно, он знает… — О чем таком недобром думаешь? — скучающе бросил он. — Такой взгляд у тебя, только, когда собираешься сделать какую-нибудь пакость. — Разучился читать мысли? Юний покачал головой: — Не вижу смысла читать мысли членов семьи. Ты все-таки моя любимая внучка, как я могу лезть в твое личное пространство? — Раньше тебе не мешало… — Я сейчас не на работе, а на семейной встрече. — перебил ее он, словно сказанное им действительно имело для него какое-то значение. Фурина замолчала за неимением достойного ответа. Если Юнию действительно станет одиноко, он, скорее всего, пойдет к Эгерии… А тут вдруг заявился к ней. Но он простоял рядом с Фуриной достаточно долго и даже ни разу не попытался проникнуть в ее сознание. Укол стыда последовал незамедлительно. — У меня есть еще пара храмов по всему Тейвату. — нарушил неловкую тишину он. — В окрестностях Фонтейна тоже есть один, не приведи Фокалорс, ты задумала разрушить и его. — Я уже извинилась, хватит обижаться. — Ни за что. — протянул он. — Я уже не знаю, чего от тебя ждать, вдруг, красное начнешь носить, я же не выдержу! Я стар, как этот мир, я — самый главный модник Тейвата, хочешь и это у меня забрать?! Его притворство позабавило Фурину, если ей было непросто принять их взаимоотношения, то Юнию было откровенно плевать, какой исход будет у их общения. Он то ли делал вид, то ли в действительности наслаждался ее компанией. — Не подкидывай мне идеи. — хрипло ответила она. Бог раздора гортанно рассмеялся, ему точно понравилось смущение, которое испытывала де Фонтейн в его присутствии. — Могу подарить такой же комплект одежды, но синий. — гордо предложил он. — Я сам шил платья для Эгерии и Фокалорс, даже этот удобный костюмчик — моя работа. Странная, просторная, однотонная кофта красного цвета, которая скрывала практически все изгибы его тела, помимо плеч, вызывала в Фурине чувство нарушенного эстетического покоя. Она не понимала, чем хвалился Юний, но ее радовало, что платья Фокалорс были не такими… безвкусными. — Вот опять этот взгляд. — пробурчал Юний. — У тебя нет чувства стиля, родная. — Как скажешь. — рассмеялась она. — Лучше не трать свои силы на пошив такого… очевидно удобного и практичного костюма для меня, он мне так понравился, что я… — Вот лжешь же. Плечи де Фонтейн расслабились, а весь боевой настрой сбился, стоило Юнию начать строить из себя какого-то шута. Фурина развернулась, расслабленно откинулась назад, упершись в перила поясницей, смотря на моряков, застывших посреди движущегося корабля. Когда ей надоело, она задрала голову, считая звезды, медленно плывущих куда-то за пределы ее зоны видимости. Ее напрягало лишь чувство покоя, которое вдруг возникло в присутствии Юния. Если, он не полез в ее сознание, то успокоилась Фурина сама, что тоже не особо радовало. «Заводить дружбу с Богом Раздора, Обмана и Предательства — лучшая твоя идея, Фурина.» Юния никак не тревожила ее нервозность, он спокойно воспринял ее противоречивые реакции. — Ты не найдешь ответы в руинах древних храмов. — вдруг заговорил он. — Твои друзья рыщут по всему Тейвату, но ты — второй случай смешения двух противоборствующих магий в смертном теле, Моракс будет достойным собеседником, но он появился на свет и Богом, и Драконом, его судьба отлична от твоей. — Утешил. — фыркнула она, уже почему-то зная, что так оно и будет. — Если не к Гео Архонту, то к кому идти? Юний сначала помедлил. Фурина насторожилась, ведь никогда не видела его замешательства, даже не думала, что тот на это способен. — Ко мне. — наконец, ответил он. — Но ты не был смертным человеком. — Меня наделили Богоподобным телом, с присущими ему силами, несовместимыми для моей Драконьей туши, а потом связали разум с Энергией, чтобы жизнь пузырином не казалась. — спокойно продолжил Юний, но Фурине подумалось, что ему действительно трудно говорить. «Наши судьбы… примерно схожи…» — Кто сотворил с тобой такое? Юний надолго замолк. Он явно пришел раскрыть несколько своих тайн, о которых хотела бы знать Фурина, вероятно, он все эти месяцы собирался с силами или решал, стоит ли рассказывать такое ей. — Единственный, кому я бы позволил с собой сделать это. Тот, кто знал, что я — первый рожденный естественным путем Дракон, на котором можно было ставить опыты. Тот, кто умудрился убить миллионы, создав своими руками этот мир и пару сотен жизней. — он отвернулся от Фурины, явно не хотел, чтобы она видела его лицо. — Фанет. Де Фонтейн потупила взгляд в пол, пытаясь понять, как ей реагировать на его слова. Она знала, что Первый Сошедший узурпировал власть Драконов, создал Богов, но для нее, человека, недобожества, Фанет был чем-то сродни Создателя, о котором нельзя было плохо даже думать. Она поняла, что эта история ей не понравится. Что-то промелькнуло перед глазами, и Фурина почувствовала, как подбородка коснулось что-то тонкое и деревянное. — А сейчас будет урок истории! — весело сказал Юний, убрав от ее лица указку, направив ее острие в сторону взявшейся из ниоткуда школьной доски. — Какого… Юний махнул рукой, и большая черная доска расширилась в десять раз, полностью заслонив собой обзор на корабль и его команду. Один за другим на темном фоне появлялись странные, непонятные, хаотичные изображения, больше похожие на движущийся дым, состоящий из семи ярких цветов, которые разделялись между собой в определенных местах, при этом никак не смешивались на границах. «Карта Тейвата.» — догадалась Фурина. — «Если брать во внимание цвет элементальной энергии и регион, которой он присущ.» — Сначала был Хаос. — дикторским тоном начал Юний. — Не было ни Порядка, ни прав, ни моральных запретов, которые устоялись у нас в нашем мире. Было Ничто, состоящее из элементов. В этом ограниченном пространстве из крошечных осколков элементальной энергии начали появляться вишапы. Они образовывались сами, познавали магию в своих дистриктах, становились сильными, могучими, большими и так далее. Картинка начала преобразовываться — появлялись различные монстроподобные существа с чешуйчатой кожей, рогами, крыльями и когтями. — Среди всех этих вишапов нашлись семеро особо сильных и умелых — они познали свой элемент лучше остальных, стали нарекать себя Драконами, возвышая себя среди других сородичей. Они были вечными созданиями элементальной энергии, их власть в своих домах была безгранична, Драконы по своей натуре эгоистичные животные, которым иногда хочется чужого, поэтому им нужен был правитель, который стоял бы над всеми ними и контролировал их нрав. Такой нашелся. На доске поверх карты Тейвата нарисовался незнакомого вида Дракон. — Нибелунг. — пояснил Юний. — Он стал Владыкой Драконьего рода, правил честно, под его матерой рукой ни один из регионов не решался нападать на другой, а всем очень хотелось, ну, знаешь, помериться силой, заявить о себе. Особенно, моему отцу — твари враждебнее я еще никогда нигде не встречал… Фурина впитывала его слова, смотря на меняющиеся изображения, как на увлекательный фильм. — Драконы могли создавать жизнь самостоятельно. Сейчас такая магия под строгим запретом, парочка цивилизаций от этого вымерла, но мы до этого дойдем. Вишапам не обязательно было спариваться, чтобы продолжить род, многие даже не знали о таком феномене, как секс, так что все Владыки Элементов творили свои семьи из своих стихий. — До твоего отца… — прошептала Фурина. — До моего отца. — повторил Юний. На доске появился грозный, возвышающийся над всеми вишапами, красный силуэт, похожий чем-то на горного барана — лицом и рогами, на чешуйчатого волка с крыльями — всем остальным. Все тело этого существа было усыпано острыми шипами, от чего образ Дракона вводил в первородный ужас, от осознания того, что убить подобную тварь в нынешних реалиях было бы почти невозможно. Де Фонтейн проморгалась, пытаясь сбросить вдруг накативший на нее страх. Следом за Владыкой Пиро, как она поняла, появился более приближенный к ее скромному человеческому восприятию вишап. Юний нарисовал мелом между Драконами плюс и возле вишапа поставил знак равенства. — Пока Первый Владыка Пиро не понял, зачем ему нужен отросток между ног. — уже мрачно продолжил Юний. — Он создавал себе вишапов для утех после масштабных боев, те создания, которые выживали во время полового акта с ним, умирали в течение некоторого времени после. Но была одна, которая выжила и умудрилась понести ребенка. Возле символа появился маленький красный вишап, который своим ростом, по сравнению с остальными вишапами, и телосложением походил на не самую привлекательную помесь своих родителей, похожим на горного барашка. — Мальчик, то есть я, родился больным, но мое рождение произвело фурор — жизнь можно создавать и таким образом! Драконы начали спариваться, как кролики, и численность вишапов резко возросла. В отличие от других Драконов, я был в разы меньше, уродливее и слабее. Сразу стал мишенью для других вишапов. Отец не особо проявлял ласку и заботу, он короновал меня из-за моего первенства и его крови во мне, назвал следующим Владыкой Пиро, пообещал вырастить из «уродца» достойную замену. Он представлял меня другим Драконам, те, посмеиваясь за его спиной, шутили надо мной. Все, кроме первого Гидро Дракона. Он однажды попросил моего отца дать мне кличку, для Драконов имя означало многое — оно славило носителя и его род, или позорило всех сразу. Но отец отказался как-либо нарекать меня, пока я не стану достойным, чтобы получить имя. Изображение снова изменилось. Теперь маленького Юния окружали вишапы с направленными в его сторону когтями и хвостами. — В стране Пиро нельзя было получить власть наследством. Мой отец перебил всех элементальных Пиро существ, которые существовали до него, чтобы стать главнейшим. Меня должна была ждать участь победителя или мертвеца. И остальным вишапам проще было убить меня еще ничего не понимающим ребенком, чем заставлять страдать дальше. Юний опустил часть с попытками его убить сородичами, чему Фурина была благодарна. — В конце-концов, отец изгнал меня из дома из-за того, что я был настолько слаб, что порой даже добывать себе пищу не был в состоянии. Сразу облегчить мою участь, как мне показалось, он брезговал. А я, лишенный семьи, которая меня не любила, будучи подростком, брел по этому хаосу, дожидаясь естественной смерти. Не думай, что я жалуюсь. — вдруг добавил он. — Я хочу, чтобы ты поняла причину, по которой я предал свой народ. Фурина оторвалась от бортика и приблизилась к доске, рассматривая меняющиеся изображения. Посреди тьмы вдруг появилось золотое свечение, оно озарило собой пространство, и из этого ослепляющего потока света вышел человек. «Первый Сошедший» — догадалась она. — Он явился вместе с падающей звездой. Я даже не знал, что за пределами семи регионов что-то есть, но это чудовище со странными лапами было явно не из нашего мира. Мне не повезло стать первым, кого он встретил. Я думал, он сразу убьет меня, но он лишь посмотрел на меня и попросил: «Проведи меня к Владыке.». Я его не понял. Я испугался. Первый Пиро Дракон, который испытывал страх. Я навлек позор на свою семью одной эмоцией, но Фанет понял и принял мой ужас со спокойным лицом, лишь прочитав мои мысли, он смог сразу изучить наш язык и тут же принялся меня успокаивать. Он вылечил мои раны и накормил. Потратил свое бесценное время на то, чтобы подружиться с таким отродьем, как я, и убедить меня помочь ему. На доске появились два силуэта, сидящих в синей дымке, Фурина не слышала изображения, но ей отчетливо показалось, что они что-то бурно обсуждали, то кивая друг-другу, то качая головами. «Юний прятался в Гидро области?» — Единственный, кто согласился дать мне убежище в тайне от моего отца — Владыка Гидро. Увидев Фанета, он прогнал его и сказал мне не путаться с иноземцами. Но я уже успел наслушаться историй о других планетах, даже получил имя какого-то императора из одного из миров, в которых побывал Фанет. Он дал мне имя. Я воспринял этот жест по-своему. Мне уже было все равно на слова какого-то там Гидро Дракона, который относился ко мне всегда благосклонно, Первый Сошедший уже пообещал, что вернет меня к отцу, убедит его принять меня обратно, как только я соберу всех Владык Элементов и Нибелунга в одном месте. Изображение расплылось и снова собралось, но теперь вместо двух силуэтов появилось девять — семь Драконов, их Владыка, Юний и Фанет. — Я соврал всем, что хочу честного поединка, чтобы все смотрели, как я стану новым Пиро Драконом. Обычай обязывал глав регионов присутствовать на подобных мероприятиях, так что собрать всех не составило труда. — Нет… — прошептала Фурина. Юний тепло улыбнулся ей: — Леди де Фонтейн слишком впечатлительна, но ей стоит дослушать. Отец сказал, что не станет избивать калеку, пообещал даровать мне быструю смерть, но наш бой так и не начался. Фанет закрыл меня собой, с легкостью отразив атаку отца, показав всем, что он такое, и зачем он пришел. Впрочем, битвы можно было избежать, и Фанет этим воспользовался, сказал, что собирается обосноваться в этом мире и устроить в нем свой Порядок. Те, кто будут против — умрут, те, кто пойдут наперекор его воли — умрут, даже мысль об обмане Первого Сошедшего будет караться смертью. Поставил ультиматум — день на размышления, либо Драконы сдают этот мир ему без боя, и все учатся жить в согласии, либо все вишапы вымрут. Я понял, что привел врага в свой дом в тот момент, когда Фанет, забыв про меня, ушел из места, где собрались Владыки. Гидро Дракон лишь спросил у меня, почему я послушал узурпатора, просил же не следовать за ним, хотел предостеречь, но другие Драконы, узнав, кто их предал, ополчились. Картинка изменилась, и Фурина отвернулась к морю, стараясь забыть нарисованное. Отрубленные конечности, распоротое когтями брюхо. Выдавленные глаза. Сломанные, торчащие из грудины ребра. «Только не говори, что твой родной отец это сделал с тобой…» — Фанет нашел меня и исцелил. Попросил прощения за неосторожность забыть ребенка на поле боя. Сказал, раз я теперь точно изгнан из рода Драконов, то мне найдется место среди Богов, которых он создаст вместе с новым миром. Пообещал сохранить моему отцу жизнь, если я соглашусь стать его помощником, пообещал самый высокий из постов, каких только собирался ввести в моем регионе. Сказал, что новая моя сила будет могущественнее, чем у других Драконов, ведь я был рожден, я создан из плоти и крови, я — не такой, как остальные. Красиво стелил, любой бы повелся. Ему просто нужен был доброволец для опытов. Фурина напряглась всем телом, чувствуя, куда ведет Юний. Она тысячи раз слышала подобные истории. Содрогаясь от грядущей волны ужаса, она спросила: — Что было дальше? — То же, что и со всеми подростками, которые наслушались от стремных взрослых дядь о том, какие они необычные и особенные. — скривив улыбку, ответил он. — Тише, моим телом никто не пользовался. — не успела Фурина выдохнуть, как Юний продолжил, — насильно. Впрочем, как я уже говорил, Фанет сдержал обещание — тех, кто согласился склонить голову, он пощадил, моего бунтующего отца заковал в цепи, а протестующих перебил на месте. На доске начали прорисовываться горы и реки, сменялись Солнце и Луна, в углу появился циферблат. — Сначала Фанет сделал базовые аспекты для любого мира — смена дня и ночи, наличие твердой земли под ногами и воздуха, вода приобрела жидкий вид — красоту навел. Потом принялся за меня. Ну, ты видишь, этого красавца буквально слепили из того, что было тогда под рукой. Фурина вдруг почувствовала что-то твердое под коленями, сев на удобный стул, она громко продышалась, переваривая услышанное. — Было больно? — робко спросила она. — Самая мучительная боль из всех, с которыми мне довелось встречаться. — ответил он. — Как только я начал привыкать к телу Бога, Фанет начал создавать нам подобных, один за другим, отовсюду выходили Божества, красивые, властные, голые… Впрочем, меня подобное не интересовало, меня мучила совесть, ведь папаша мой в тюрьме, теперь ненавидел свое отродье сильнее, чем обычно, так что у меня часто закрадывались мыслишки вернуть Драконам Тейват. — И как ты их воплотил? — Легко! — щелкнул пальцами он, словно за секунду отмел только что произнесенные слова о трагическом детстве, — Воспользовался тем, что Фанет дал мне связь с Энергией, закрыл ему доступ в свои мысли и отправился к Нибелунгу с лучшей идеей того века! «Запретное знание…» — догадалась она. Что-то черное, эфемерное, но при этом дымчатое и вполне осязаемое, мрачно переливалось из одного края доски в другой. — Я подсказал Нибелунгу, как можно победить Богов с помощью магии, не принадлежащей этому миру. Тот сказал, мол, ты — предатель, тебе нет прощения, но, когда убьем всех узурпаторов, оставим тебе жизнь. Изображение снова изменилось на карту Тейвата, охваченного огнем. — Началась кровопролитная бойня, в которой дохли абсолютно все, кто умудрялся попадать в гущу событий. Фанет создавал Богов за секунду, а Драконы восстанавливать силы не успевали, как им приходилось снова отбиваться. Запретное знание не помогло Нибелунгу вернуть былое величие вишапов. Он пал, а магия извне осталась в этом мире, разрушая его изнутри. Дальше на доске остались только Юний и Фанет, жмущие друг-другу руки. — Фанет явно был психически болен, я предал его, перебил первую десятку его творений, а он рассмеялся и пообещал наделать еще Богов, лишь бы я вернулся к нему. Я, в свою очередь, пообещал не нападать до тех пор, пока не придумаю, как его убить. А тот хитро улыбнулся и сказал, что я гожусь на роль Бога Обмана и Предательства лучше, чем на Пиро Бога. Я ответил ему, что поубиваю любого, кто явится на земли моего отца. Фанет тогда сказал: «Это больше не земли Пиро Драконов. Ныне это место будут звать Натлан.». Он отвел меня к моему отцу в темницу, тот тоже был любителем плеваться ядом, он харкнул огнем под ноги Фанету со словами: «Мой сын убил мой народ, он убьет и твой, жди, когда ублюдку будет мало красивого личика и иной магии.» Фигура Фанета на доске вдруг занесла руку над Владыкой Пиро. — Фанет тогда ответил: «Было бы славно, перерезать всех вишапов на его, Юния, глазах, столько моих великолепных созданий умерло от ваших рук, да и твой милый сын в конце-концов решил бороться за Драконов… Он не сможет умереть, я не позволю. Но стоит наказать его, согласен? Чтобы не было больше желания предавать меня, ради тебя. «. Отец снова сплюнул, пригрозил ему, словно его слова что-то могли изменить. Я всю жизнь был уверен, что отец меня ненавидел. Но Фанет перед его казнью проклял всех Владык Элементов на перерождение. Чтобы я из раза в раз видел, как души моих бывших сородичей перерождаются без права на упокой. Но он лишил меня возможности переродиться, наверное, думал, что накажет меня этим… Но самым ужасным было условие: «Переродиться воплощением того, кого любил в прошлой жизни.». Вот это уже было моим личным наказанием. Нарисованный Фанет отрубил рогатую голову Дракона, фигура Юния упала на колени, обнимая тело. Через несколько секунд из останков Пиро Владыки выползло то самое подобие рогатого и когтистого козленка, каким был Юний в детстве. Фурина смахнула выступившие на ресницах слезы. — Фанет оставил мне право занять свое место в Селестии, но Боги, преданные мной, изгнали меня, а Драконы, принявшие мое предложение перемирия с Богами за новое предательство, тоже прогнали из своих убежищ. Мое имя проклинали, а я решил, что не достоин ни звания, ни имени правителя. Я потратил много сил, чтобы лишить всех живущих в Тейвате воспоминания о моем первом имени. «Ты сам себя изгнал из того мира…» — подумала Фурина. На доске снова появилось синее свечение, в котором Юний, свернувшись в три погибели, беспокойно спал. — Я подался в воды Владыки Гидро, тот снова впустил меня. Несмотря ни на что, принял мое решение о перемирии сносно, как передышку перед полномасштабной бойней, пообещал вмешаться в войну — прежде он сохранял нейтралитет — стоять со мной до самого конца и перебить всех Богов. А мне уже ничего не было нужно. Я спал десятилетиями на дне, мечтая просто сдохнуть. Я даже пропустил создание людей и животных, Фурина, если бы я участвовал в создании смертных — мир бы был просто прекрасным! Он вдруг стер все изображения и оставил доску чистой. — На моменте создания людей и заканчивается моя история! — гордо отчеканил он. — В каком это смысле? — В таком, милая, что я встретил одну бестию в водах Владыки Гидро, которая выстрелила в меня из лука. Три сотни раз. Влюбился в нее по уши и начал плести заговоры, тайны, разжигал войны и так далее, что в ваших сказках там написано? Это у нас будет уже второй урок истории. Как назовем? А-а, стоп, — протянул он, — первую часть про себя я назову: «Дракон и Бог», а вторую назовем так: «Династия де Фонтейн и братья из Рима». Фурина нервно заерзала на стуле, предвкушая. Юний взмахнул руками, и на доске снова появилось изображения Бога Раздора, но в этот раз он бродил среди густой чащи леса. — Я вышел поглазеть на людей, каюсь, понравились мне эти примитивные твари. Следил за ними, изучал их быт, забирался в сознания особо смышленых и давал идеи по облегчению непосильной выживальческой ноши. Я так веселился, ты бы видела, впервые за все мое существование я почувствовал удовольствие от своих способностей — сознания людей ограничены, слабы, но такие захватывающие, сама суть смертной жизни меня поразила. Фанет создал людей. Те стремительно населяли этот мир, а мне казалось, что Тейват с самого начала должен был им принадлежать. Рядом с Юнием появился уже знакомый женский силуэт. — Эгерия. — узнала Фурина. Юний кивнул: — Она нашла меня, когда я возвращался в свое убежище, подстрелила меня со словами: «Убью тебя — сделаю одолжение и Богам, и Драконам.», не смогла добить несколькими сотнями стрел и попыталась убить голыми руками. Клянусь, прочитав ее мысли, я не увидел ничего, кроме радости. Ее распалила охота на меня настолько, что безуспешные попытки покончить со мной приводили ее изощренный ум к новым идеям, и во вторую нашу встречу мне пришлось проторчать в жерле вулкана несколько недель, чтобы она хотя бы немного порадовалась короткой победе. Фурина тихо хихикнула в кулак, чуть смущаясь его откровению. — За короткий срок мы… подружились. Ну, ей нравилось меня мутузить, а мне нравилось ее удовольствие, так что мы быстро сплотились. Эгерия была простой нимфой, в ту пору Богов было в сотни раз больше, чем сейчас, любой идиот мог вознестись, но Эгерии все не везло. Мы удалились в воды вместе, я тренировал ее тело и дух, обучал безопасным для ее тела заклинаниям, внушал ей чувство терпения — у нее его было в избытке. Живые изображения менялись один за другим, Фурина, не замечая ничего вокруг, вслушивалась в каждое Драконье слово, жадно впитывая новую информацию. — Все было прекрасно до тех пор, пока Владыка Гидро не поднял бунт, начав истреблять всех водных существ и Богов. Началась новая война, и я чуть было не потерял Эгерию, так что… — Ты убил его. — поняла Фурина. — Первого Владыку Гидро, чтобы Эгерия заняла престол. — Не совсем. — пояснил Юний. — Я убил его, потому что он собирался навредить моей женщине. Он был добр ко мне, даже не ожидал, что я ударю его в спину. Я не горжусь этим поступком. Но у меня не было выбора. Либо он, либо Эгерия. На доске появилось изображение светящегося перламутром вишапа, который выплыл из останков предыдущего Владыки Гидро. — Сциллой его прозвал я. — указал на маленького вишапа Юний. — И я забрал у него силы Дракона Гидро, пока тот был слаб, и отдал Эгерии — та тут же вознеслась, так что мое беспокойство за ее жизнь немного улеглось. На время. Вновь нарисовался Фанет. Он поочередно отбирал у переродившихся Владык элементальные силы и раздавал их Божествам. — Моя новая идея по угнетению расы Драконов явно пришлась по вкусу Фанету, тот снова объявился в моей жизни, и у нас на время воцарился мир и покой. Он даже дал Великому Предателю имя какого-то супер-предателя из какого-то из миров, о деянии которого говорили даже спустя тысячи лет. Под стать такому, как я, не находишь? На доске, которая за секунду снова стала чистой, вдруг появилась Селестия. Фурина почувствовала, как волосы на загривке встают дыбом. Далее последовало то, чего она ожидала — Небесные Шипы, падающие на города и людей. — Боги укрепились в мире. Благодаря мне. У Драконов больше не было шансов вернуть свое былое величие. Я думал, что Фанет не станет трогать людей — те были слабы и смертны, но я ошибался. Нам с Эгерией пришлось из раза в раз наблюдать за тем, как непослушных людей истребляли вместе с их семьями и народами за любое нарушение правил Порядка. Мы ненавидели Порядок, мы презирали все, что было связано с Богами. Чем больше было в Тейвате Богов — тем больше погибало людей. И мне пришла в голову гениальная идея! Фурина неуверенно предположила: — Война Архонтов? Юний захлопал в ладоши: — Какая умничка! Вся в дедулю! Да, я рассуждал так: раз в мире семь элементов, то должны остаться семь Богов, которые могли бы управлять своими территориями так, как надо Небесному Порядку, чтобы не перебить весь род людской. Так что я зарезал Фанета и показал смертным, слабейшим из Богов и подобных им существам, что даже сильнейшего можно убить. Почему бы достойнейшим от мира сего не взять силой свой престол? Все слишком легко согласились на битву, но я не ожидал, что погибнет столько народу. Хотя, если бы сейчас Богов было так много, как раньше — мир бы был уничтожен. Вопреки ожиданиям, на доске не появлялись регионы, охваченные огнем войны, а спокойное море. Фурина увидела бушующие волны и скрытую под плащом личность, торжественно возвышающуюся среди водных просторов. — Историю Алого Короля и Дендро Архонта ты знаешь, но тебя ведь интересует прошлое своей семьи, — сказал Юний, — так что я поведаю тебе эту тайну… Пожалуй, этот секрет будет поважнее всех остальных. Де Фонтейн хотела спросить его о значимости тайны прошлого своего дома, но Юний, предвосхищая ее вопросы, тут же затараторил: — Когда разгоралось пламя войны Архонтов, один самонадеянный Божок Войны, имя его кануло в лету, пусть оно там и останется, как-то спросил у меня, сможет ли он занять место Владыки, ведь, как он считал, ему на троне самое место, а я ему отказал, потому что у него на лице было написано: «Я умру самой жуткой смертью!». Неприятный был тип, впрочем, поступки его были хуже. Еще до Рукхадеваты Ирминсуль охраняла пророк по имени Сибилла, талантов у нее было не так много, но Богом она была превосходным — добрая и любящая, делала все, чтобы спасти абсолютно всех, впрочем, ее это и погубило. Тот Бог Войны выманил ее из ее пристанища и силой заставил рассказать о его будущем. Но, как я говорил, у такого мудака все на лице было написано. Я не трогал его из-за благосклонности Эгерии к его персоне — их создали почти вместе, она считала его братом, оба были Гидро существами, у которых был разный путь к вознесению. Сибилла так и сказала: «Один твой сын приведет Фонтейн к величию, какого не было никогда ни в одном регионе, а второй погубит свой же народ и затопит Фонтейн, после того, как убьет тебя.» На доске была изображена женщина с золотистыми светящимися волосами, одетая в тонкое, почти прозрачное платье, искусно вышитое из позолоченных листьев. Всем своим видом она походила почему-то на Юния, но была облачена в золотое. — Сибилле дал способности я, — продолжил Бог Раздора. — Мне нужен был Бог, который смог бы спасти Ирминсуль от таких безумцев, как тот Бог Войны. Картинка прекрасной золотой Богини исказилась, окрасилась в пугающие багряные цвета крови. — Он сильно ранил Сибиллу, от чего она ослабла настолько сильно, что бежала в тогда еще необузданные Богами воды Фонтейна. Бог Войны мог бы воспользоваться силой древа, но был достаточно туп, чтобы упустить эту возможность занять место Владыки. В конце-концов, он принял решение — если оба сына будут правителями, то можно заполучить свой трон с их помощью, а, когда тот из детей, который его убьет, начнет бунтовать — убить его сразу же силами второго дитя. Его явно не смутило ничего из того, что предрекла Сибилла. На доске появились два младенца: первый — в руках матери, второй — в колыбели, над которой грозно возвышалась Гидра. «Это же…» — Фурина чуть не вскочила со стула, узнав в существе Архонта Вихрей. — «Нёвиллет рассказывал мне о нем! Моракс с ним боролся! И битва в Ли Юэ… Неужели мир так тесен?» — Богам сложно плодиться — семя Богов почти никогда не приживалось в женщинах, а чрева Богинь не выносили ни человеческих, ни божественных детей. Но этот ублюдок умудрился заиметь двух мальчиков. Первый — от простой смертной женщины, которая жила в крохотном поселении, расположенном ближе всех к региону вод, в Риме, в честь которого и назвала своего сына. — Ремус. — неверящим тоном прошептала Фурина. — Именно. — улыбнулся Юний. — Малыш Рем рос в любви и ласке — сын Бога, подающий надежды, умудрился вознестись едва ему исполнилось двадцать. Бог Войны считал Рема тем из сыновей, который приведет свой народ к успеху, поэтому решил, что, если от второго сына будут проблемы, то можно больше не плодиться. Но он был безмерно глуп, как я уже сказал, незадолго до вознесения Ремуса, Бог Войны взял силой Бешт, жену Осиала, вижу, ты его узнала, а та выносила второго его сына. Того, который и должен был убить своего отца. Изображение Ремуса изменилось — тот стал взрослым, сильным и могущественным Богом, построившим Ремурию. А вот второй мальчик тоже изменился, но иначе, преображенный в змееподобную Гидру с белыми глазами, он уничтожал корабли и портовые города. — Второму ребенку не давали имени — не был достоин. Как банально. — цокнул Юний. — Осиал ненавидел его всей душой, подавил хрупкую волю в самом детстве, сломал в ребенке все, что можно было сломать, заставил обращаться в форму Гидры и убивать всех, кто вставал на пути Архонта Вихрей. А убить его мечтали многие. Сумеру, Ли Юэ, Мондштадт, Инадзума, Натлан, Ремурия… даже далекая Снежная страдала от нападок мальчика, который становился сильнее и сильнее с каждой секундой своей жизни. К десяти годам он уже сократил популяцию Божеств втрое, став самой страшной угрозой для Селестии. Они посчитали его опаснее меня, а я буду в разы сильнее него… На следующем изображении Осиал с помощью Бешт и Бога Войны убил мальчика, уничтожив его тело потоком Гидро энергии. — До двенадцатилетия ребенка оставались дни, по нему было видно, что еще немного и сама судьба дарует ему еще больше сил, посредством вознесения, так что от мальчика избавились немедленно. Мать и отчим все время его пытали и принуждали истреблять всех, включая невинных людей. Они пошли на мировую с его отцом, на то время единственным выжившим Богом Войны, лишь бы избавиться от дитя, а родной папаша боялся сына и хотел его смерти. Ребенок даже не сопротивлялся. Вот только они упустили один момент — подобных тварей, которым было суждено прожить дольше древним пророчеством, убить почти невозможно — они будут возвращаться в том или ином смысле. Вот и мальчик, убитый в устье реки, возле отмели Яогуан, вернулся к ним озверевшим Речным Духом. Фурина была рада, что ей было на чем сидеть, потому что образ большого и опасного Гидро Духа изменился, представ перед ней в уже полюбившемся привычном виде. — Когда я узнал о мальчике, то обратился к Эгерии, та, в свою очередь, просила у Ремуса за ребенка. Но у Рема у самого было полно проблем — его идеи о мире, в котором все ремурийцы будут бессмертными и счастливыми, как по прописанному сценарию жизни, словно по протоптанной Дешретом дороге, привели его к использованию вод Первозданного Моря, что не осталось без внимания Порядка. Рем нашел Сибиллу, от которой осталось лишь слабое тело, похожее на пчелу, узнал о своем пророчестве, в котором говорилось о падении Ремурии. Они с Сибиллой нашли способ спасти свой народ с помощью симфонии — такой же запретной магии. Эгерию волновало состояние Рема, потому что его идеи и способы их воплощения понемногу сводили его с ума, она предлагала помощь, но тот отказывался. Впрочем, узнав о существовании брата, его немного отпустило, он убил своего отца, способствовавшего смерти брата, выторговал пойманного адептами Духа у Моракса за помощь в заточении Осиала, привел мальчика в свой родной город, сказав, что отныне тот будет защищать всех мирных жителей. Рем спрятал силы брата, научив того принимать позабытый им человеческий облик, чтобы Боги Селестии, жаждущие возмездия, не поймали мальчика. Даже дал ему имя, имеющее тот же смысл и происхождение, как у него, но отличное по звучанию… — Ромул. — ответила Фурина, смаргивая выступившие слезы. — Он назвал его Ромулом. Юний тактично выждал паузу, дав Фурине успокоиться, прежде, чем продолжить: — Ремус к тому моменту уже был в плену у своей идеи привести народ к процветанию. Сибилла пожертвовала собой, чтобы дать силы Фобосу — той симфонии, о которой я упоминал, в которую помещали души, и которая стремилась исполнять желания. По идее, должна была осуществлять желаемое. Многие мечтали о мире и долголетии, о том, чтобы пророчество не сбывалось, но были и те, кто жаждал войны, а такие желания были гуще, они появлялись в воспаленных злостью сознаниях, от чего подобные мании затмевали собой все остальные. Фобос обрел свое сознание и поработил Рема и многих его приближенных. Думаю, Рем это понял, он умудрился договориться со Сциллой о фальшивой войне, чтобы обмануть Фобос, Порядок и пророчество. «Фокалорс не первая пыталась всех обмануть…» — Я думала Ремус и Сцилла враждовали на самом деле. — встряла де Фонтейн. — Разве Гидро Дракон не был в ссоре с узурпатором? — О-о, — гортанно рассмеялся Юний, — завалить эти двое друг-друга хотели! Но не на войне! — он интригующе задергал бровью. — Избавь меня от подробностей. Юний смешно скривил лицо, в стиле: «какие мы нежные, а у меня столько деталей их взаимоотношений», но все же опустил все тонкости этой ветви истории: — Ромул был лишь искалеченным ребенком, он жил идеей защищать всех ремурийцев и единственного родственника, который вытащил его из той жизни, в которой он был инструментом для массовых убийств. Он нападал на Сциллу и его вишапов с целью поубивать вторженцев, а объяснить ребенку, что бить надо не в полную силу было сложно — Ромулу такие ухищрения были чужды, он во всем искал угрозу Ремурии. Впрочем, он был единственным, чью волю было очень легко подавить, легче, чем волю смертных, и Ремус боялся, что Фобос воспользуется этой слабостью Ромула. Тогда Рем объединился со Сциллой, чтобы вдвоем одолеть Ромула и отправить его в тюрьму Селестии, объявив его тем самым пасынком Осиала, который убил сотню Богов, и пару тысяч смертных. На доске нарисовался Ромул, заточенный в мрачную сырую темницу. — Казнить духа его уровня было почти невозможно — да и многие Боги хотели бы отомстить за смерть своих братьев более… изощренными способами. Ромул искренне считал, что Ремус его предал, но, поверь мне, все те пытки Селестии, через которые он прошел, были лишь детским лепетом, по сравнению с тем, через что бы ему пришлось пройти, завладей Фобос его волей. Если у Осиала были мозги и совесть, чтобы оставлять пленных или живых, то Фобос бы уничтожил все живое за пределами Ремурии. На доске снова появился Ремус. Юний нарисовал его вблизи, отчего у Фурины на секунду помутилось сознание — этот Рем был почти копией Нёвиллета! — Шли годы, фальшивая война Сциллы и Рема дошла до своего пика — настал день пророчества. Мы с Эгерией к тому моменту построили небольшое пристанище для всех, кто хотел бы укрыться от пророчества Ремурии, но его жители стоически решили подохнуть все вместе со своим Богом. Вмешиваться нам нельзя было, у нас у самих было несколько тысяч океанид, о которых нужно было заботиться, но Эгерию не особо волновал факт наличия целой армии детей, которых она умудрилась выплакать — клянусь, я не давал повода для слез, но эти океаниды откуда-то брались. Она прибыла в Ремурию в разгар битвы, к нашему удивлению, на огонек заглянул и Ромул, который умудрился сбежать из Селестии, услышав о свершении пророчества. Образы менялись друг за другом, Фурина рассматривала картинки битвы, примерно понимая, что происходило: — Кто-то прознал об обмане Ремуса? Фобос, да? Он с помощью того человека убил Сциллу… — Боэций. — пояснил Ремус, указывая на человека в каменной маске. — Думаю, Фобос лишь усилил желания Боэция отомстить Ремусу за отказ от следования первоначальным идеям о величии, посчитав отречение от идеалов предательством всей Ремурии. Но это уже история былых времен, нам уже поздно судить мертвых. Самое главное… Бойня на доске стихла. Посреди морских просторов, где когда-то располагалась Ремурия, на водной глади стоял Юний. Он смотрел на Эгерию, державшую в руках тело Ремуса. — Рем бы выжил. — глухо продолжил Юний. — Но Ромул воспринял падение Ремурии болезненно, он клялся защищать эти земли и их обитателей, но его предал родной брат и Гидро Дракон. Он обвинил их в смерти целой нации, ведь, не воспользуйся Рем водами Первозданного Моря — не было бы пророчества, а, если бы Сцилла не напал — у людей было бы больше времени подготовиться к падению Ремурии, может быть, кто-то бы и выжил. Ромул убил Ремуса и отправился за Сциллой, но тот уже был мертв. Фурина долго обдумывала услышанное. Многое было для нее в новинку — ее познания о Ремурии были почти ничтожными, но из того, что она знала, почти половина оказалась неправдой. «Ромул все еще недоверчив к Нёвиллету, наверное, из-за предательства Сциллы…» — Но пророчество о сыне, который убьет отца и свою страну было задолго до появления на свет братьев из Рима. — тут же выпалила Фурина, осознав, что пророчество о сыновьях Бога Войны существовало еще до пророчества о Ремурии. — Неужели Ромул не знал о нем? Юний покачал головой. — Ромула до тюрьмы волновали лишь битвы или примитивные приказы — его рассудок был поврежден, даже, если он и слышал о пророчестве, то не стал бы вникать и все равно бы убил брата. Ромул облегчил судьбу Ремуса. — сказал Юний. — Думаю, в глубине души он сам понимает, что никто ничего бы не смог изменить, просто по сей день не может принять справиться с потерей. Он вернулся в затонувшую Ремурию, нашел переродившегося Сциллу и спрятал малыша Нёвиллета в водах, которые еще не были подвластны Эгерии. После он уже самостоятельно сдался Небожителям, а те создали для него более… крепкую тюрьму. Следующая картинка изумила Фурину настолько, что она опрокинула стул, резко встав, и быстро подошла к доске: — Это то о чем я думаю? — Я больше не читаю твои мысли, забыла? Она и раньше догадывалась, но не смела спрашивать у Духа. Юний нарисовал двух братьев в полный рост — Ремуса и Ромула. Оба с белыми, как снег, волосами, отливающими темно-синим отдельными прядями, высокими скулами, прямыми носами, острыми подбородками и раскосыми глазами. — Ремус был красив, да? До Фурины только дошел смысл его слов. «Драконы перерождаются подобием того, кого любили в прошлой жизни…» — Поэтому они похожи… — восхищенно прошептала Фурина, коснувшись кончиками пальцев изображения Рема. — Нёвиллет похож на Ремуса из-за Сциллы. — Более того, — начал Юний, нарисовав рядом с Ремом Эгерию. — когда Рем умер, Эгерия пролила по нему слезу. Возле Гидро Архонта появился новый образ. То была маленькая океанида, но Фурина и без подробностей Юния поняла, о ком он говорит. — Фокалорс умудрилась родиться похожей на него. Сначала мы считали ее обычной океанидой, коих было тысячи, но у этой был… специфический характер… Фурина невольно подумала, что их стремления с Нёвиллетом быть похожими друг на друга внешне вдруг обрели смысл. Она почему-то подумала о том, что у Фокалорс тоже мог быть такой же человек, на которого бы она хотела походить. — Расскажи про нее. — взмолилась Фурина. — Она ведь… она… — Она была взбалмошной, непослушной, непокорной и невоспитанной фурией, которая сметала все на своем пути. — гомерически расхохотался Бог Раздора. — Я не мог с ней совладать, а она, как назло, любила меня бесить. На доске появился Юний, облаченный в красную накидку с капюшоном, он поднял руку над маленькой океанидой, дав ей человеческий облик. Маленькая Фокалорс, за неимением представления о механике человеческой ходьбы, посмотрев на пробегающего мимо зайца, встала на четвереньки и начала прыгать. Юний взял ее на руки и понес в сторону дворца Эгерии. — Эгерия получила Сердце Бога сразу после смерти Ремуса, я запретил ей носить его в своем теле — сами по себе останки Сошедших опасная штука, а эта еще и память стирала — но она с гордостью носила его в себе, начала благоустраивать свои новые владения в свою угоду. Фокалорс она замечала ровно столько же, сколько и остальных своих детей — пара минут в неделю, и то, при лучшем раскладе. Океаниды жили в основном самостоятельно, дети росли и воспитывались общим потоком сознания, но Фокалорс была другой. Она требовала внимания, которого не могла получить. Она отличалась от общей массы океанид жаждой быть любимой, но быстро стала нелюбимой среди сородичей, потому что хвостиком следовала повсюду за Эгерией. Я не шучу. — образы на доске менялись с каждым произнесенным словом. — Мы на охоту — Фокалорс за нами. Мы в Сумеру к Рукхадеватте — она с нами. Мы встряли в неприятности — помимо самих себя еще и Фокалорс надо было защищать! Я быстро понял, что это несносное дитя, которое напоминало Эгерии любимого племянника, быстро умрет без опеки, так что… С каждым меняющимся друг за другом изображением Фокалорс становилась старше и, казалось, сильнее. — Я начал обучать ее. — продолжил Юний. — Эгерия не могла физически кого-то выделять из своих созданий или проявлять ласку — она была охотницей по натуре, не матерью, но, смотря на то, как я тренирую Фокалорс, учу эту бестию грамоте, искусству, живописи, тонкостям владения клеймором и танцам, Эгерия сама невольно начала тянуться к своим детям. — Юний недовольно фыркнул. — У меня ушли тысячелетия, чтобы растопить сердце Эгерии, а у Фокалорс вышло за десяток лет! На доске появились знакомые изображения, которые Фурина уже успела позабыть. Она видела их в исторических книгах о Фонтейне. Она знает каждое начертание картинок наизусть. Она до сих пор видит их, когда закрывает глаза перед сном. — Пророчество. — скрипя зубами, шикнула она. — Эгерия ранее была непреклонна к желаниям океанид стать людьми, но, после появления Фокалорс, после обретения трепетных чувств к своим созданиям, Эгерия все же сдалась. Втайне от меня и Порядка, она воспользовалась силой Первозданного Моря и пустила воды в тела океанид, сделав их людьми. Сказать, что я не был в шоке — ничего не сказать. Я предупреждал, я просил, я грозился запечатать море, но нет. Она навлекла на себя и своих детей беду, а мне пришлось думать, что делать. Самым оптимальным способом было убийство Бога Небесного Порядка. Я подумывал перебить всех Небожителей, но в одиночку даже я бы не вынес всю эту рутину с Тейватом. — Ты устроил Катаклизм?! — испуганно воскликнула де Фонтейн. — Не я. — твердо ответил Юний. — Но человек, которого я выбрал своим учеником и, по неосторожности, подсказал, как создавать жизнь, ну, знаешь, все совершают ошибки… — Я слышала о Рэйндоттир, ее алхимия породила мелюзин. Не удивлена теперь, что ты как-то причастен к созданию Ковена… — Ведьмы до сегодняшнего дня были моим лучшим вложением после Рукхадеватты. — гордо ответил Бог Раздора. Фурина не стала спрашивать о сегодняшнем дне, надеясь, что Дракон не намекает на нее саму. — Катаклизм изменил многое в этом мире — как минимум, все мы поняли, что Богов могут убивать не только Речные Духи, сами Боги и Драконы, но и твари, вышедшие прямиком из Бездны, которая — вот это да — образовалась по вине Небожителей. И угрозу представляют не смертные, которые мирно живут, не почитая Божеств, а сами бессмертные. Фурина спрятала взгляд в пол, понимая, о чем дальше скажет Юний. — Я срочно отправился в Селестию, благо, обстоятельства позволили воспользоваться слабиной Бога Небесного Порядка, утратившую много сил на уничтожение Каэнри’аха и устранение повсеместного хаоса, усыпить стерву и занять ее место посредством внушения. Юний одним взмахом руки убрал доску, не желая дальше изображать те воспоминания, которые доставляли ему мучений больше, чем собственное детство. — Я не знал, что Эгерия оставила Сердце Бога и силы Дракона Фокалорс и отправилась в Фарахкерт. Когда дела с Небесным островом были улажены, а Боги более-менее разобрались с монстрами, я собирался спуститься к семье, но вдруг раздались колокола, молчавшие веками, а остров залил слепящий золотистый свет. Вся Селестия тряслась, несколько башен обрушились, никто не понимал, что происходит, пока на остров не ступил новый Бог. Юний надолго замолчал. — Фокалорс вознеслась сразу после смерти Эгерии. — продолжила Фурина. — Но у вас не было времени думать о произошедшем и оплакивать свою потерю — вам пришлось думать, как поступить с пророчеством. — Именно. — подхватил Юний. — Фокалорс правила от силы пару лет, уровень воды все повышался, не на много, но было понятно — пара столетий и все жители растворятся в водах, как и было предначертано. Поэтому она придумала план: я буду на Небесах вплоть до свершения пророчества, она попытается убедить нового Гидро Дракона встать на ее сторону, на всякий случай, создаст свою физическую копию, казнит ее прилюдно, чтобы изменить пророчество и обмануть Небеса, а я прощу ей этот грех, на правах Небесного Порядка. Он вдруг коснулся макушки Фурины и нежно потрепал: — Только спустя время я понял, что она тоже меня обманула. Она создала свое детище, полюбила и не собиралась его отдавать никому, Богам в том числе. Фокалорс надеялась на тебя, и ты оправдала все ожидания — переманила Нёвиллета на свою сторону, он согласился спасти Фонтейн больше из-за тебя, чем из-за жертвы Фокалорс; Ты сохранила тайну Фокалорс и спасла всех фонтейнцев; Даже после того, как тебя судили, ты продолжаешь защищать свой народ, искренне считая его наследием Фокалорс; Даже сейчас, когда тебе пришлось пройти через все трудности в пустыне, она, будь жива, сказала бы, что ты — лучшее создание в этом мире, и была бы права. Вы обе — две личности, которые поочередно делили одно тело, но, почему-то, даже мне хочется сказать, что ты — дочь своей матери. Фурина отвернулась, не желая показывать Юнию свое пылающее лицо. — Спасибо. — прошептала она. Юний снисходительно улыбнулся, прижал де Фонтейн к себе, слабо обнимая за плечи. — Двух уроков много, милая. Да и один непослушный Речной Дух уже все нервы себе измотал, он ждет тебя с ночи. Фурина оглянулась, понимая, что умудрилась пропустить за просмотром смену ночи на утро. Легкий прохладный бриз ударил по мокрому от пролитых слез лицу, возвращая ее мысли в реальность. — Останься ненадолго, я все еще хочу о многом спросить. — Знаю. — ласково ответил Юний. — Но мне уже пора, как и тебе. Фурина уже успела привыкнуть к этому осадку досады, которыми были пропитаны их встречи. Если раньше она желала избавиться от его компании, то сейчас она не хотела, чтобы он уходил. Она проводила взглядом его удаляющуюся фигуру, кинула быстрый взгляд на каменный берег, окутанный мягким золотистым светом восходящего солнца, и отправилась в свою каюту. Ромул зашел к ней почти сразу, робко постучал, объявив свое присутствие, и неуверенно заглянул в помещение. — Заходи. — мягко позвала она, похлопав ладонью по месту рядом с собой. Тот медленно сел возле нее на кровать, чуть сгорбился и насупился. — Ты знаешь, да? Фурина кивнула. Ромул потупил взгляд в пол, сцепил руки в замок на коленях и сидел так мучительно долго, словно позабыл общий язык. — Ты не хотел, чтобы я знала. — начала Фурина. — Но Юний рассказал мне всю свою историю, думаю, он рассказал и твою, чтобы я… А зачем ей вся эта информация? Безусловно, для общего развития, но и для того, чтобы Фурина выделила для себя самое важное и смогла найти выход из своей ситуации. Возможно, она придумала это, возможно, Юний просто хотел исповедаться, посчитав ее достойной его истории. «Нет.» — тут же задумалась Фурина. — «Юний никогда не делает ничего зря. Он хотел что-то сказать, в его рассказе было много лишних фраз…» — Он хочет тебя в ученики. Я такое уже наблюдал. — ответил Ромул. — Я видел, как он однажды передал какое-то знание Рему, тот ненадолго стал… добрее? Но это было перед тем, как… Как Ромул убил брата. Предположение об ученичестве звучало вполне логично. Она слышала о стольких его учениках, неудивительно, что он создает их по сей день. — И почему это звучит, как еще один приговор? — усмехнулась она. — Никто ему не позволит. — серьезно ответил Ромул. Фурина кинула на него изучающий взгляд — он был так расстроен, что не мог справиться с мимикой лица. Казалось, еще немного, и он расплачется. Возможно, пока Юний рассказывал Фурине о его жизни, тот тоже вспоминал прошлое. Свое. Прошлое, которое невозможно забыть. Де Фонтейн протянула к нему руки, обхватив его голову, повернув к себе, и поцеловала его в лоб. — Твое прошлое не должно влиять на тебя сейчас. — сказала Фурина. — Ты прошел через весь тот ужас, мне жаль, что тебе пришлось все это испытывать. Ромул опустил виноватый взгляд, стараясь не держать контакт глазами долго. — Но я больше никому не позволю над тобой издеваться. — строго продолжила она. — Я обещаю, что никто больше не причинит тебе боль, пока я жива. Останься со мной, хочешь, возьми мою фамилию, если твоя тебя тяготит. Ты волен делать все, что пожелаешь, я не хочу ни к чему принуждать тебя, но, если ты будешь со мной, я постараюсь сделать все, чтобы отголоски прошлого перестали тебя преследовать. Ромул прильнул к ней, вцепившись в ее одежды так, будто синий пиджак Фурины спасал его от падения в Бездну. — Я должен стать сильнее. Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы, я буду стараться, правда… — Я тоже буду стараться. — прошептала в его макушку Фурина. «Я постараюсь дать нам будущее, в котором не будет боли и лишений.» Их идиллию прервал грубый басистый голос незнакомого моряка, раздавшийся в коридоре: — Встаем! Всем встать! Приплыли! Фурина непонимающе уставилась на Ромула, тот, хмурясь, смотрел куда-то сквозь де Фонтейн. — Это… гавань Ли Юэ? Она разрослась… Очень красиво. Фурина вскочила с кровати и уставилась в крохотное круглое окошко. — Мы уже в столице?! Нас Юний перетащил?! Корабль стремительно приближался к докам, за которыми виднелись жилые постройки. Всюду висели фонари, как символ праздника, голоса торговцев, завлекающих туристов посмотреть их ассортимент доходили даже до слуха де Фонтейн. В нос тут же ударили запахи традиционных блюд из уток и гусей. — Вижу мелюзин. — сказал Ромул, глядя куда-то перед собой. Видимо, рассматривал окрестности с помощью Гидро. — Твоя подруга, Клоринда, с ней та девушка с зонтиком… Сердце тут же забилось с бешеной скоростью. Фурина чуть было не бросилась наверх, чтобы просто перепрыгнуть через борт и поскорее встретиться с друзьями.

***

Утренняя столица Контрактов радовала своей оживленностью. В доках не было такого столпотворения, как в Порт-Осмосе, отчего дышалось легче. Фурине почему-то подумалось, уезжай она из Ли Юэ в Порт-Осмос, чтобы встретиться с приятелями, она бы все равно ворчала и на гавань. Ромул честно сказал, что пока не готов тратить свое время и нервы на привыкание к Нёвиллету, поэтому увел Годарда куда-то, откуда несло лекарственными травами, и обещал о нем позаботиться, а Фурине оставил толпу и весь день в компании тех, по кому она безмерно скучала. Пройдя по рыночной улице вниз, она сразу заприметила знакомую светлую макушку, и, едва сдерживая ехидные смешки, направила к лавкам с украшениями. — Эти сапфиры идеально украсят шею леди Фурины. — со знанием дела рассуждала Навия. — Но они никак не подойдут к тем серьгам с жемчугом, которые мы купили только что. Нам нужны еще украшения. — Думаю, леди Фурина больше обрадуется сладостям. — задумчиво предложил Ризли. — Нет, я уверена, что нам надо вернуться и купить меч из натланской стали. — возразила Клоринда. — И доспехи. Фурина шумно выдохнула, пытаясь не разреветься на месте. Она подкралась к друзьям, спрятавшись за их спинами в ожидании, когда ее заметят. — Мечи и доспехи слишком тяжелые для кочевого образа жизни. — покачала головой Навия. — Да и месье Нёвиллет подарил леди Фурине оружие еще три века назад, а она за все эти годы так и не променяла его меч на другой, хотя ей присылали и катаны из Инадзумы, и сабли из Сумеру, и многие другие не менее дорогие мечи… При всем уважении, меч, который ей дал юдекс, она будет носить всю свою жизнь и похоронят ее с ним в руках, и никак иначе. Фурина хотела сказать что-то в стиле: «Ваша любимая леди Фурина обрадуется радостным взглядам больше, чем любым другим подаркам.», но в глубине души надеялась, что друзья возьмут идею Ризли со сладостями во внимание. Она шла за ними двадцать минут, слушая увлеченные беседы о том, что она любит, а что — нет. Дело оказалось настолько увлекательным, что она не стала объявлять о своем присутствии, но ей показалось, что Ризли ее заметил. Он как-то напряженно шел, старался не глазеть по сторонам и отвлекал своих спутниц в те моменты, когда присутствие Фурины чуть не раскрывалось. Спустя время она убедилась, что герцог знает о ней. Ризли купил запеченное в меду яблоко на палочке и случайно протянул лакомство за спину, отдав его Фурине. Его явно забавляла их маленькая игра, так что она уже не скрываясь, громко откусывала яблоко, и уже томилась в ожидании, когда ее случайно заметят. — А где яблоко? Ты уже съел? — вдруг спросила Клоринда. — Хотела попробовать? — заискивающе спросил Ризли, улыбаясь во все зубы. — Ты какой-то странный. — недоверчиво сказала Навия. — Все ходишь, смеешься… Ризли гомерически расхохотался. Фурина едва сдерживала смех, уже предвкушая реакцию девушек, как ее волос кто-то почти невесомо коснулся. — Ничего-ничего, — начал Ризли, а вместе с ним и заговорил тот, кто стоял позади де Фонтейн: «Ты так аппетитно ела, леди Фурина, хочешь еще?», и протянул ей второе яблоко. — Просто леди Фурина немного опешила. Де Фонтейн резко развернулась на каблуках, все еще не веря своим ушам. Где-то близко, но почему-то вдали, раздались возгласы подруг, но Фурина отчетливо слышала только свое взбунтовавшееся сердце, надеясь, что оно не остановится в неподходящий момент. — Ты разыграл меня, — с придыханием произнесла она, — молодец, Нёвиллет. Юдекс ей улыбнулся.