Верхом на Юки ехать оказывается совсем не так весело, как представлялось мне вначале. Без седла вообще лучше ни на ком никогда не ездить… Но на спине огромного волкопса с роскошной и длинной, а оттого и очень скользкой, шерстью — тем более.
«Укачивает, соскальзываешь… да ещё и мир, резко ставший большим и расплывчатым, всё никак не хочет укладываться в голове размером с вишню!.. А если бы не возможность держаться за спутника, восседающего впереди, то наверняка бы уже давно свалилась. И убилась насмерть, потому что очень уж быстро. И высоко…» — я осторожно отцепляю одну руку и убираю шерсть от лица, так и норовящую забраться в нос.
И всё же это здорово: вот так ехать. Я почти не жалею, что согласилась… Почти. А мысль о том, что едем мы не куда-нибудь, а на встречу-сюрприз к духовным преемникам тех, кто некогда уже имел удовольствие видеть во плоти свой идеал, приятно бодрит. Особенно интересно, есть ли среди них потомки тех, кто был зачат при тех пикантных обстоятельствах…
…Юки — весьма своеобразный, даже экстравагантный способ передвижения. Сейчас он бежит по дороге, подсказываемой ему телепатически капитаном, чувствующим источник повышенного интереса к своей персоне так же хорошо, как и сам Юки — запахи. А уж в этом ему, Юки, нет равных. Проверено неоднократно. Я же в увеличившемся в размерах городе ориентируюсь с трудом и понимаю только, что везёт нас пёс не в сторону центра, и не на окраину, а вполне себе в обычный спальный район, неподалёку от моего.
«Всё страннее и страннее…»
Проникнуть внутрь труда не составляет. Появление огромного почти-волка вызывает у обитателей и посетителей этого жилища, застанных врасплох прямо в процессе коллективного ритуального танца с бубном, вполне натуральный трепет. Остроты ощущениям добавляет и открывшаяся сама собой дверь, и звуковое сопровождение (Юки вломился в дом, громка рыча. И, как я подозреваю, не сам до этого додумался, а его об этом вежливо попросили. Да…), и, конечно же, наличие миниатюрных всадников.
— Это она!.. — вопит кто-то один. И совершенно невежливо тычет в меня пальцем.
Кто-то другой роняет себе на ногу что-то сверхценное и оттого очень тяжёлое. Слышится сдавленная брань хриплым шёпотом. Кто-то третий, по старой, намертво вросшей привычке, тянется было перекреститься, но, вовремя опомнившись, останавливается. Кто-то четвёртый, неуверенно прищурившись и, кажется, узнав в лицо, тихо спрашивает:
— Можно?.. Можно с вами сфотографироваться?..
После этих слов все отмирают и начинают говорить одновременно. И образовывается такой гам, что в нём нельзя не только разобрать ни слова, но даже и собственные мысли услышать проблематично.
— ТИХО!..
***
... Возращаемся мы домой заполночь. Раньше не выходит, несмотря на все потуги. Всё же успеть нужно было многое: и произвести неизгладимое впечатление, и покарать за несанкционированное использование самодельных приворотных, и пожалеть после, чтобы никто не ушёл обиженным... То есть, чтобы мало никому не показалось. И не осталось чувства неудовлетворённости.
Конечно, за грехи прошлой или даже позапрошлой жизни отвечать невесело. Но, как я понимаю, все отделались довольно легко и по итогам остались довольны. А это, наверное, главное?..
Войдя в дом, я понимаю, что что-то определённо не так, но не сразу догоняю, что. Свет не горит, шума нет.
«Так... И где же дети?..»
—…Пожалуй, останусь здесь. До их совершеннолетия, — шепчет мне капитан, кивая на детей, обнаруженных нами мирно и безмятежно спящими, но не в постелях, как положено, а вповалку на диване, и накрывает их материализовавшимся тут же одеялом-гобеленом (пять-на-пять, вышитым сюжетно и вручную… Подарком последователей и последовательниц, умоливших принять оный…).
—…А потом я что-нибудь придумаю. Как сделать так, чтобы тебе больше никогда детей не доверили. Так что, наслаждайся их обществом. Пока можешь.
— Хорошо, но только чтобы без условий под звёздочкой мелким шрифтом, сопутствующих проблем и поганых последствий, — уточняю я, чувствуя, что непременно наслажусь… А потом меня догонят и я ещё раз наслажусь, по полной программе.
«Почему у меня такое чувство, что где-то сейчас должно бы разбиться зеркало?.. Ах, да. Семь лет везения. Конечно же».
***
(Бонус)
—...Так чем же мне заплатить за твоё гостеприимство?.. — этот вопрос прерывает мои размышления о том, что же будет сделать проще: попытаться исправить очередное бытовое недоразумение или убедить себя в том, что это норма, и просто забить. И я склоняюсь ко второму варианту, когда это неожиданное вмешательство любезно предоставляет третий: отложить принятие решения на некоторое время. Я с радостью хватаюсь за него, как за спасение.
— Молоком, — не раздумывая, отвечаю я.
— Молоком?..
— Да. Молоком. Именно им. Напои им меня. Давно мечтала об эротической лактации. Мужской грудью, естественно.
Нисколько времени не прошло.
—...Будешь запивать им рыбу?..
— Нет... В этот раз обойдёмся без рыбы.
