***
За обедом, состоящим из борща, котлет с пюре и компота, дети наперебой хвастаются успехами на контрольной по истории древнего мира. «И кто это, интересно, устроил им ликбез?.. Угадайте с трёх попыток… — с неожиданным умилением думаю я, наблюдая за тем, как всё большая площадь скатерти замарывается при этом оранжево-красными разводами. — И ведь форменные дети еще… И кто же это додумался им в пятом классе геометрию поставить?.. У меня, помню, она в седьмом начиналась… Консерваторы, блин… От слова «консервы», не иначе…» — А община имени меня прекрасного ещё существует?.. — интересуется капитан-няня, подозрительно смиренно слушавший эти восторги и вытирающий сейчас губы салфеткой, показывая, что готов к десерту. — Была. Лет семьдесят назад ушла в подполье и оборвала все контакты,— ответствую я, разливая чай. — Решили, с какого-то перепугу, что я — это ты. — И?.. — Ну, а я им подыграла малость… Довольно долго потом снабжали меня вкусняшками и фруктами. И я была им бесконечно благодарна… Пока не услышала, почти случайно, один разговор, в котором они сетовали на слишком слабые приворотные, которые уже столько лет всё никак меня, то есть тебя, не возьмут… Выражение лица напротив неописуемо прекрасно. — И перестала принимать дары? — после некоторого молчания спрашивает, наконец, он. — …Нет. Зачем же?.. — улыбаюсь я. С того момента принимать с милейшей улыбкой и словами благодарности отравленные приворотными средствами сладости мне было приятнее вдвойне. — Молодца!.. Согласный кивок. — А потом они и сами как-то отвалились, — продолжаю я. — И жаль. Было бы хоть на кого детей сбагрить при случае… И тут я резко вспоминаю ещё кое-о-чём, что давно хотела спросить. Но решительно не знаю, с чего начать. — Собираешься их поискать?.. — неуверенно начинаю, мешая сахар в чашке ложечкой. Капитан молча прищуривается и смотрит на меня, не считая нужным на это отвечать и явно ожидая продолжения. — Ну, то есть, я подумала... М-м-м... Что... — совсем тушуюсь я. Собственное не пойми откуда взявшееся стеснение раздражает. В конце концов, разозлившись на себя, решительно выпаливаю: «В общем, не возьмёшься ли куда-нибудь пристроить туеву хучу средств личной женской гигиены?..» Мои слова производят сильное впечатление. Настолько сильное, что ответа не следует, несмотря на то, что он здесь более, чем уместен. — Можешь им и подарить... Или, если хочешь, себе забирай, — зачем-то продолжаю я. — Мне их выдают бесплатно, уже несколько десятков лет. Приходится брать, отказ бы вызвал лишние вопросы... А мне они не нужны, места много занимают. В кладовке уже класть некуда. И выбросить жалко... Меня прерывает громкий, но удивительно приятный и искренний смех. Переливчатый и серебристый, он звучит, как настоящая музыка для ушей. И, спустя несколько секунд, я неожиданно для самой себя тоже начинаю взахлёб хохотать. И над ситуацией, и над собой, и над собственным предложением, и просто так, потому, что у меня необъяснимым образом поднимается настроение. — Благодарю, конечно, но мне эти средства тоже без надобности, — отсмеявшись, говорит капитан. — По крайней мере, по прямому назначению. Но да, в качестве дара последовательницам сгодится вполне. А что, они всё ещё используются? Разве регулы у девушек не пропали вместе с угасшей фертильностью?.. — Нет, как ни странно. Что-то пошло не так. Вы уж там разберитесь... На досуге. — Ладно. Пойдём, покажешь свои сокровища. «Да... Ещё никогда божий дар не было так легко спутать с яичницей... Тьфу, то есть, с прокладками», — раздумываю я, показывая дорогу в кладовку.***
Несколько увлёкшись расписыванием достоинств и недостатков инновационных и традиционных, что попадали мне последнее время чаще, средств, я не сразу замечаю на себе внимательный, изучающий взгляд. И направлен он прямиком туда, куда не нужно. — Откуда это?.. — он резко хватает меня за руку и поворачивает к себе так, чтобы разглядеть получше. Смотрит он, конечно же, не на руку, а намного, намного ниже. Почти вровень с полом, если точнее. — Шрам, — зачем-то поясняет, но это излишне. Я прекрасно всё понимаю и без этих уточнений. — А что, думаешь, исследователи в своих чёртовых лабораториях меня только сливками да бубликами потчевали?.. — с полоборота завожусь я, вырывая руку из захвата, но не двигаясь с места. — Остальные сошли… Этот — не сходит. Уже скоро два века будет, как с ним хожу. Думаю, уже и не сойдёт. — Свести?.. — тихо произносит он. Это слово падает в наступившую тишину, как маленький камешек в глубокий колодец. И я благодарна за это, за отсутствие многословия... И жалости. Вопрос-предложение. Одно слово. — Нет, — подумав, отвечаю я. — Этот шрам — свидетельство. Он появился у меня... В результате не самых приятных событий в моей жизни. Но. Он — доказательство моей собственной реальности. Того, что я существовала и существую. Пусть и разными способами. Капитан долго молчит, а потом, не произнося ни слова, просто кивает. Это — не знак согласия, знак понимания. От осознания этого у меня перехватывает где-то в горле, а голос делается хриплым. — Но я ценю. Спасибо за предложение. ...Запасы средств гигиены, мёртвым грузом хранившиеся у меня, с тихим шорохом исчезают, освобождая кладовку. Я, довольная до крайности, представляю себе лица тех, кого ими одарят. «Да-а-а, хотела бы я на это посмотреть... А, может?..»