Policeman

Тэхён щедро полил башенку из блинов сладким сиропом и кончиком языка провёл по губам в предвкушении. Как же давно он не ел еду, приготовленную папой. Когда просыпался в последний раз не от раздражающей мелодии будильника, приевшейся года так два назад, а от мягкого голоса и осторожного стука в дверь? К родителям теперь не часто получается приезжать, — всему виной учёба. Говорят, первый курс не самый страшный, но Тэхён так не думает. Переезжать от родителей в начале августа было тяжело, впервые расставаться с ними на такое долгое время — ужасно. Тэхён с детства был таким. Тихим, не особо разговорчивым ребёнком, часто оставался дома в свободные от кружков рисования дни, с друзьями практически не гулял, а на попытки родителей отправить его на улицу поиграть, обижался. В школе почти ничего не поменялось. С ребёнком Минов больше начал общаться, признаться — Юнги здорово пришлось постараться для этого. Помнится, родители тогда радовались особенно, потому что Тэхён, наконец, начал из дома выходить. Папа протёр сухие от мытья посуды руки вафельным полотенцем и отодвинул спинку стула, присаживаясь на место напротив сына. Мягкая улыбка тронула губы, когда Тэхён отправил вилку с завтраком в широко открытый рот, пережевал, смешно двигая полными блинов щеками, и причмокнул испачканными в сиропе губами. Он оценивающе промычал и закрыл глаза от того, как вкусно. — Замарашка, — по-доброму качнул головой папа и пододвинул сыну салфетницу. — Может, чаю? С Тэхёном они, казалось, не виделись целую вечность, а может, и две. Он сильно вырос с последней встречи, совсем взрослый теперь, одевается всегда стильно, волосы укладывает аккуратно. Отец для этого старается, как может. Иной раз берёт дополнительные на работе дни, чтобы сыну приятное сделать — денег выслать побольше. Тэхён всегда отнекивается и отца отдыхать больше просит, а тот обижается сразу и категорично отказывается продолжать разговор. — Папа, позавтракай тоже, я налью, — Тэхён собирался уже встать из-за стола, как на плечи его легли большие ладони. Отец чмокнул в щёку и громко рассмеялся, когда сын вздрогнул от неожиданности. — Сидите оба, — мужчина разлил чай по кружкам и поставил их перед сыном и мужем. — Жаль, работаю сегодня. Завтра выберемся вместе куда-нибудь. — Посиди с нами, позавтракай, — папа цокнул недовольно, когда отец показал пальцем на часы. — Совсем не отдыхаешь, — проронил в воздух. — Как дела на учёбе? Подружился с кем-нибудь? — внимание быстро перешло к сыну. Всё-таки, каждую минуту с ним хочется провести с пользой, поговорить обо всём, пока не уехал обратно. Тэхён значение папиного «подружился» знает очень хорошо. Подразумевает оно под собой, конечно, нечто большее, чем дружба, потому как, если Тэхён начинает рассказывать о Юнги или других своих друзьях омегах, папа всегда говорит, что не это имел в виду. Тэхёну в такие моменты ничего не остаётся, кроме как глаза закатить и вздохнуть устало. Разжёвывать одну и ту же историю, о которой папа и так осведомлён отлично, не хочется. Слишком неловко раз за разом повторять то, что сколько лет бы не прошло, Тэхён о своём единственном желанном человеке не забудет. Видимо, так и должно быть. Видимо, Хосок для Тэхёна и есть тот самый, даже если альфа так не считает. Как справляться с этим, никто не научил. Тэхён уже в детстве понял, что такое столкнуться лицом с печальной реальностью. Как сказать о том, что «подружиться» Ким ни с кем не хочет — непонятно. О том, что Хосок вернулся домой, он родителям ещё не говорил, а те, может, и знали — общались изредка с семьёй Мин по телефону. — Слышал, Хосок вернулся в Корею, вчера болтали с Виеном. Папа старательно делает вид, что на сына, то и дело, не бросает заинтересованный взгляд. Он перемешивает сахар в кружке и губы кусает нервно, надеется, что Тэхён ему что-нибудь расскажет. Они ведь, в конце концов, с Хосоком точно за эти дни виделись, сын часто к Юнги в гости ходит. — Да, знаю. Мы виделись. Тэхён перебирает пальцы под столом, глазами бегает по полу. Ему неловко настолько, насколько может быть. Одно дело с папой Хосока обсуждать по телефону, время от времени созваниваться и очень редко плакать прямо в трубку, потому что невыносимо. Говорить об этом человеке, когда папа рядом, ощущается совсем по-другому. Тэхён его расстраивать не хочет, сам понимает, что всю жизнь нельзя провести в страданиях, потом будет слишком обидно, а что хуже всего — поздно. — Виделись, — омега отводит глаза в сторону. Тему перевести или промолчать вовсе? Он знает хорошо, как никто другой, что Тэхён по альфе мучается ещё с детства. Никто ему не мил, кроме Хосока. Зацепил и всё, бывает же так. Сказать вроде нечего, а нужно. Порой кажется, что сыну в этом деле не помочь, слишком жестоко с ним судьба обходится. Давать надежду неизвестно на что слишком бессмысленно, Тэхён в неё не верит, а стоило бы. У Нагиля в груди каждый раз, когда речь о Хосоке заходит, что-то бьётся, вырваться хочет, сыну рассказать, что не закончилось всё в тот день. Чутьё над ним будто издевается, толкает неизвестно куда, вывести на путь правильный пытается, кто бы прислушался. — Пап, ну прекрати. — Извини. — Я же знаю, о чём ты думаешь. Ничего не прошло. Три слова — приговор. Тэхёну самому не в радость, но он, может, и смирился с тем, что альфа его не отпустит, навечно засядет где-то в сердце, никому другому места не даст. Перед собой не стыдно, себя не жалко, только папу. Папа с ним всегда рядом был, звонил, часами слушал поникший голос на другом конце трубки, приободрить пытался. Папа отцу, может, и рассказывал, хотя Тэхён просил этого не делать. Тому и без того нелегко приходится, пусть и дальше думает, что детская влюблённость прошла бесследно… Как же. — Ну поговори с ним, милый, — Нагиль подвинул стул ближе к сыну и лицо своё обхватил ладонями, уперевшись локтями в стол. — Ты ведь красивый, умный, взрослый уже. Уверен, ты ему не безразличен, — подбодрить сына не получается, попытки за десять лет уже иссякли. Был Тэхён помладше, было проще. Смотреть со стороны за тем, как он юность свою проводит, невыносимо. Был бы омега наглее, может, и добился бы своего, но Тэхён ведь совсем не такой. Он скорее тихо пострадает, чем альфе намёк даст. Нагиль Хосока в последний раз видел за день до отлёта, он тогда поинтересовался, почему Тэхён не дома, хотел повидаться, как-никак, дружили в детстве. Ещё тогда ему показалось, что старший сын Минов расстроен из-за этого немного больше, чем ожидалось. — Ты всегда так говорил, даже когда мы годами не виделись. — Тэхён, ты верь мне или нет, я это чувствую, — папа улыбнулся печально. Тэхён голову уложил на его плечо и нерадостно выдохнул, тонкие пальцы взъерошили его волосы, провели по спине. — Самому неспокойно каждый раз, как подумаю, но я будто что-то знаю. — Предчувствие? — Оно самое, — улыбнулся омега. Папу оно никогда не подводило. Сколько Тэхён себя помнит, столько и сбывалось всё, о чём папа думал. Отец в это верил слабо, но тоже прислушивался. Даже сейчас вспоминается это с улыбкой. К папе прислушивались все: родственники, коллеги по работе, друзья. Порой ходили за советом, а после короткого разговора с Нагилем всегда спокойнее становилось. О чём бы он не говорил, так и случалось. — Он мне номер телефона дал. Мы с Юнги гулять ходили, было поздно, а Хосок меня забрал потом, отвёз домой. О клубе Тэхён, конечно, не упомянул. Папа, должно быть, в своё время тоже дома не сидел, но пусть лучше не беспокоится. — Да что ты? — голос его мгновенно приобрёл другой окрас, омега заговорщически посмотрел на сына. — Всё-таки, вы общаетесь? — Ну, в общем, — Тэхён замялся и смущённо глаза отвёл. Их с Хосоком общение и назвать таковым сложно, всё неясно слишком. — Не то, чтобы прямо… Общались мы нормально один раз только, листали его старую тетрадку с рисунками из детства, тогда разговорились. Он меня ещё до дома проводил в тот день и, — Тэхён вдруг голову поднял и, пусть сам себя в этот момент не видел, был уверен — глаза его блестят. Смущённая улыбка растеклась по лицу, и щёки порозовели. — И за руку меня взял, пока мы шли, представляешь? — папины вздохи он старался игнорировать, видел, что омега сейчас же с вопросами на сына накинется, всё до мельчайших подробностей рассказать заставит. — Это всё Юнги, честно. Мне Хосока просить о том, чтобы проводил, было бы неловко. А он потом сказал, чтобы я больше один домой не ходил поздно, его звал. Терпение Нагиля лопается по швам, он пищит, прикрывая рот рукой. Морщинки собираются в уголках глаз, ямочки играют на щеках. Тэхён знал наперёд, вопросы в него летят кучей. Папе интересно всё, вплоть до того, какие кроссовки сын надел в тот день. Он смущает только больше, приговаривает, что предчувствие его никогда не подводило, и на отговорки сына внимания не обращает. Тэхён всё твердит о том, что это простая вежливость со стороны альфы, кто бы его слушал. Папа снова за своё, болтает без умолку и подбивает сына не в сторонке сидеть и ждать, а действовать, помелькать у альфы перед глазами, в конце концов. Тэхён даже жалеет о том, что рассказал. Может, самую малость жалеет. Удивляет одно: таким воодушевлённым он папу давно не видел. Со стороны может показаться, что это он влюблён, а не сын. — Но это не значит ведь пока ничего, — Тэхён краем глаза задевает телефон, хмурится на строку уведомлений, даже хлопает глазами, чтобы проморгаться. Когда на экране светится имя, от которого сердце замирает, омега хватает мобильник и на папу смотрит с нескрываемым восторгом. — Он мне написал. — Что пишет? Пригласи его к нам. — Папа! — Тэхён косится на него осуждающе, а тот только разводит руки. — До этого ещё рано. — Всё детство друг к другу в гости ходили — и ничего, а теперь рано. — Спрашивает, как у меня дела, — Тэхён печатает короткое сообщение о том, что всё замечательно. Он, кусая губу, следит за тем, как мигает строчка «печатает» и ногой дёргает нервно. — Юнги рассказал ему, что я не дома, он предлагает встретиться, когда приеду.

***

Хосок блокирует телефон и прячет в карман. Он стучит пальцами по столу, глазами сверлит минутную стрелку настенных часов, переключается на чайник с закипающей водой, внимательно следит за тем, как пузырьки в нём лопаются, хмурит брови. Если отчаянно пытаться не думать об определённом человеке, мысли о нём покоя не дадут, затрещат, распирая голову изнутри. С Тэхёном так и получается. Кажется, что кожа трескается, словно скорлупа, Хосок вот-вот развалится. Сковывающее чувство внутри не позволяет позвонить, руки тяжелеют, сообщение с предложением о встрече так и остаётся без ответа, вода в чайнике кипит, точно мысли в голове. Мужчина смотрит на свою ладонь, подпирая щёку рукой. Фантомное тепло не покидает его с вечера, когда необъяснимое желание Тэхёна за руку взять оказалось сильнее здравого смысла. Омега тогда замялся совсем, губами еле шевелил, почти не разговаривал, а пальцы сжимал крепко, будто отпустить боялся. Юнги не врал, Тэхён хрупкий, ломать в нём неугасающую надежду будет жестоко. Хосок не видел его столько лет, признаться честно, и не вспоминал почти. Был в детстве мальчик, забавный и маленький совсем, иногда к Хосоку прилипал. В один из дней промямлил наивное признание, а через минуту убежал. Вот и всё. А теперь, стоило его увидеть, в груди защемило от осознания, что-то важное Хосок всё это время упускал, игнорировал. Тэхён красивый, в этом невозможно усомниться. Но сказать, что вспыхнувшее чувство несправедливости и утраченного времени в альфе зародилось только из-за того, что парень вырос и расцвёл, будет жесточайшей ошибкой. Хосок бы почувствовал, он за свои двадцать четыре научился симпатию различать от чувства, что глубже намного. Тэхён почти с ним не говорил в эти дни, за исключением тех коротких и скованных, но в душе откликающихся фраз, которыми они перебрасывались в комнате и на улице в тот вечер. Тэхён всё также застенчив, может, напуган, глаза его места не находят, когда Хосок рядом. Альфа помнит всё, конечно не забыл. Сейчас, мог бы он отмотать время лет на десять назад, не стал бы так грубо отвечать тому дрожащему от волнения мальчику. Папа его ещё тогда отругал, сказал, что с ребёнком можно было и помягче обойтись, приврать, что дождётся, пока малыш подрастёт. Но Хосок ведь тоже взрослым не был, и подумать не мог, что слова его так на Тэхёна повлияют. Альфа качает головой, яснее не становится. В день, когда он только вернулся домой, стоило увидеть Тэхёна, и всё перевернулось с ног на голову. Рухнуло что-то внутри, необъяснимое чувство к омеге потянуло. Хосок что-то упустил, не заметил. — Хосок, открой! — голос брата помогает прийти в себя. Альфа поднимается с места и перед собой видит бубнящего и снова недовольного чем-то Юнги. Он в одной пижамной футболке, с растрёпанными после сна волосами и зубной щёткой во рту, упирает руки в боки и указывает глазами на входную дверь. Пара секунд требуется мужчине, чтобы, наконец, понять, в чём дело. — Не знаю, кого принесло в такую рань, но в таком виде я дверь не открою. Если это снова реклама того крема, как у меня на полке, закажи парочку. Если нет — можешь их послать. Юнги показательно закатывает глаза и бежит в ванную избавляться от капающей на пол зубной пасты. Хосок понятия не имеет, о каком креме говорит брат, он в таких вещах дальше мыла и шампуня мало что знает, но к двери идёт. Со скучающим видом альфа толкает её от себя, но человек, которого видит он на пороге, вовсе на похож на того, кто будет что-то рекламировать. Высокий мужчина в форме явно здесь не для этих целей. Хосок медленно спускает взгляд, с нескрываемым подозрением осматривая его, вскидывает бровь и возвращает зрительный контакт. Альфа выглядит расслаблено, даже не сказать, что здесь он по делу. Если это Юнги снова что-то натворил, так просто он не отделается. Мужчина клонит голову в бок и скучающе зевает. Он глазами будто ищет кого-то за спиной Хосока и хмыкает, оценивая его напряжённое состояние. — Вроде нигде не косячил, товарищ капитан, — Хосок складывает руки в карманы и, распрямившись, толкает язык за щёку. Этот мужчина ему не нравится. В такую рань встретиться с капитаном, судя по его форме, полиции, не сулит ничего хорошего. — Вчера угрозы, сегодня товарищество? Доходит не сразу. Мин хмурится больше, как только цепочка последовательно складывается в голове, он преграждает путь в дом и руки складывает на груди. Глаза Хосока огнём пылают, он в этом уверен. В переписке отвергнутому претенденту за руку и сердце брата явно дали понять, что от Юнги лучше держаться подальше. Прилично так, подальше. Хосока эта настырность нисколько не привлекает. Он видел достаточно в телефоне Юнги, слышал тоже не мало. — Думал, в форме придёшь, испугаюсь? К брату не лезь, предупреждаю. Хосок не шутит. После того, что увидел он в переписке, доверять Юнги другому альфе не хочется. Капитан он или президент — роли не играет. Чувство долга толкает мужчину за братом приглядывать, пусть он уже и не ребёнок, как раньше. Мужчина по другую сторону, кажется, на угрозы не реагирует. Нельзя сказать, что Хосока это не злит. По нахальной физиономии чешется кулак, но альфа себя сдерживает. Всё-таки, Юнги дома. Почему-то не предупредил о том, что зайдёт за ним этот тип. А стоило, Хосок бы тогда заранее вышел и без лишних глаз разобрался. — На работу не хочу опоздать, позови Юнги, — противная улыбка с лица не сползает. Намджун про себя отмечает, что братья похожи не только внешне, характер у обоих что надо. — Менты нам не кенты. — Очень остроумно. Оба поворачивают головы на звук. Юнги босыми ногами шлёпает по кафельному полу, потягивается по дороге и протирает глаза. Смятая и растянутая временем футболка почти не скрывает ничего, он не успел переодеться. Когда на пороге парень видит Намджуна, ком в горле не даёт произнести ни слова. Родители, как назло, не дома, а Хосок выглядит так, будто в любую секунду на альфу набросится. — Подвезу на пары, собирайся. — Юнги никуда не поедет. — Хосок! Парень быстро проходит вперёд и смотрит на брата обиженно. Он пытается оттянуть его за руку, в комнату увести и попросить не лезть, но Хосок не двигается с места. Юнги в последний раз предпринимает попытку от брата избавиться, а после хорошенько Намджуну вмазать за неожиданный визит, но мужчины его будто не замечают. Всё, чем они заняты — взаимная ненависть, отлично читаемая на обоих лицах. Юнги прекрасно знает Хосока, гораздо лучше, чем Намджуна. Если с родителями в этом случае гораздо проще, если видят они Намджуна идеальным человеком, взрослым и ответственным, Хосок ставит на нём крест. В его понимании, Намджун вообще лезть к Юнги не должен был, пока не прошёл анкетирование на тысячу вопросов без единой ошибки и разрешение не получил. Хосок был таким всегда, даже когда учился за границей и с братом виделся только по видеозвонку. Юнги, конечно, почти ничего ему о своих ухажерах не рассказывал, иначе началась бы одна и та же история. Намджуну повезло меньше всех. Хосок теперь не то, чтобы дома, он на расстоянии вытянутой руки. Юнги игнорирует повисшее молчание, тянется к Намджуну, подставляя щёку для поцелуя, и просит подождать пару минут. Хосок не сводит глаз. Он хотел познакомиться с человеком, от которого брат сам не свой, но всё как-то не ладится. Альфа моргает пару раз, с открытым возмущением на лице таращит глаза на мужчину и в последний момент понимает, что тормоза сносит окончательно. Намджун рукой приобнимает Юнги за талию и ладонь спускает ниже дозволенного. Кулак летит в лицо в эту же секунду. Скула, кажется, хрустит с треском. Намджун протирает её тыльной стороной ладони и следующий удар предотвращает, перехватывая летящую в него руку. Бить брата своего омеги, особенно у него на глазах, не хочется. Намджун себе не позволит, он слишком этим омегой дорожит, чтобы вот так облажаться. Юнги кричит, прекратить просит, и бьёт Хосока по спине, только удары его не ощущаются совсем. Альфы его не слушают. Хосок бьёт в живот, после чего оказывается прижатым грудью в стену. Дыхание спирает, а ненависть наполняет нутро, когда вырваться из рук Кима не получается. Намджун фиксирует руки альфы за спиной так, что не пошевелиться. Мужчина брыкается и сыпет угрозами. — В землю закопаю, урод! — Хосок вырывается не сразу. Он пользуется моментом, когда Намджун теряет хватку, отвлёкшись на Юнги, и валит капитана на пол, оказываясь сверху. В него летит первый удар, затем второй, Хосок теряет счёт. Намджун больше ждать не может, этого парня нужно успокоить, а иначе не получится. Приходится говорить с Хосоком на его языке. — Сбавь пыл, я к твоему брату настроен серьёзно. — Не терпится его попробовать, да? Это и есть твои серьёзные намерения? Кулак мой лучше попробуй, выродок. Хосок шмыгает разбитым носом, кровь втягивает и руку заносит для нового удара, целясь прямо в челюсть. Отрезвляет его внезапный всплеск холодной воды. Мужчины дёргаются от неожиданности, Намджун скидывает Хосока с себя и руками протирает мокрое лицо. Юнги стоит над ними с пустым графином в руках и глазами метает молнии. — Ненавижу вас! — кричит парень и швыряет графин на пол. Он бежит в комнату и запирается, перед этим хлопнув дверью. — Вы меня ни во что не ставите! — слышится приглушённо за стеной. Кипящий чайник, наконец, умолкает, звуком щелчка прерывая нависшую в доме тишину. Мужчины сидят спинами к стене и шумно дышат. Намджун краем уха слышит сдавленный смешок слева. Он бы сказал, что брат у Юнги ненормальный, да только сам улыбается тоже. Подумать только, драться из-за избалованного и капризного, но милого до жути пацана, а потом сидеть на скользком от воды полу промокшим до нитки. Ещё и на работу опаздывает. Намджуну кажется, будто ему не двадцать восемь, а восемнадцать. — Доволен? — капитан пальцами сгребает мокрые волосы назад. Рабочая форма насквозь пропитана водой, с улыбкой вспоминается, как на второй день знакомства в воде был Юнги. Наверное, это месть. — Брат ведь не маленький уже, отпустить придётся рано или поздно. Зря ты бесишься. — Сам разберусь. Хосок бьёт ладонью по луже рядом с собой и откидывается головой к стене, прикрывая глаза. — Я его столько лет не видел, понимаешь. Совсем ребёнок был, а теперь… Быстро так получилось, время пролетело. И ты ещё пишешь ему всякое, — Хосок поднимается с пола и отжимает низ футболки. — Не разрешаю так с ним, понял? — он косится на дверь в комнату Юнги и параллельно думает о том, как теперь брата оттуда вытащить. А на учёбу как? Отпустить с этим? — Намджун, — Ким протягивает ладонь для рукопожатия. Хосок всё ещё недоверчиво смотрит, но руку жмёт. — Буду с тобой честен, я с Юнги играть не думаю. — Попробуй только. Хосок, будем знакомы.

***

Склонить омегу к перемирию оказывается настоящей проблемой. Около пяти раз Намджун смотрит на циферблат наручных часов и быстро печатает Чонгуку скомканное сообщение, просит за рабочим телефоном следить, парней не распускать. Юнги медленно толкает дверь от себя, выглядывает через узкую щёлку одним только глазом и высовывает язык, обратно прячась в комнате. — Мелкий, не борзей, — Хосок снова липнет к двери. — На пары опоздаешь, выходи. Мы уже помирились, вроде как. Я даже разрешил ему тебя подвезти. — Надо же, какая честь, — бубнит омега. Ещё одна минута уговоров тешит его самолюбие, и когда мужчины совсем сдаются, Юнги, наконец, открывает дверь. Он уже успел собраться, стоит со скрещенными на груди руками и смотрит на обоих снизу вверх с немым осуждением. Через строгое лицо парня пробирается едва заметная улыбка. Он прячет разрывающийся от уведомлений телефон глубже в рюкзак и подходит ближе к Намджуну. Конечно, за всё время, проведённое в комнате, он полушёпотом записывал голосовые сообщения Тэхёну, а тот, видимо, только сейчас прослушал. Юнги готов поспорить, Тэхён не успокоится, пока не убедится, что с Хосоком всё хорошо. С Намджуном Юнги не разговаривал всё время, пока машина медленно перемещалась по забитой пробками дороге. Мужчина, по обычаю своему, не скрываясь, посмеивался над притворно-обиженным настроением омеги и изредка косился на его закутанное в куртку лицо. Парень всеми силами пытался улыбку до ушей унять и затолкать поглубже, чтобы только себя не сдать. Губы его смешно от этого надулись, глаза уткнулись в телефон, а на любую попытку капитана завязать диалог, Юнги цокал и отворачивался. Стянул с ног кеды и притянул к груди колени, укладывая на них голову. Отвернулся к окну. То, что Намджун вот так появится на пороге их дома, еще и после перепалки с Хосоком, Юнги и представить не мог. Приятно, отчасти. Да что там, до жути приятно. Ради него никто ещё лицо под тяжелую руку брата не подставлял. Удивительно то, что мужчины вроде поладили даже, или заключили временное перемирие, Юнги не уточнял. Голова была забита более занятными делами. Добрую половину пути пришлось расписывать Тэхену объяснительные о том, что Хосок его в порядке и отделался одним только синяком, и тот быстро заживёт. Из машины Юнги хотел выскочить быстро, только Намджун не позволил. Взял мягко за руку и посмотрел в глаза требовательно. По телу табун пробежался, омега поёжился от колющего холодка по коже, желание по сиденью размазаться с трудом сдержал, глаза увёл. Был бы Тэхён здесь — парень метнулся бы в дизайнерский корпус, на уши присел. А пока придётся самому с потоком мыслей в голове справляться. — И поцеловать не разрешишь? — Намджун провел ладонью по чужому бедру, глаз не сводя с дрожащих зрачков на бледном лице. Омега подвинулся ближе и пальцем пару раз указал на щёку, обиженный образ ведь держал, большего не позволит. Он неловко поджал губы оттого, что альфу этот жест рассмешил. Намджун всегда такой, Юнги заметил. Он коснулся мягкой щеки губами почти невесомо, провёл широкой ладонью по осветлённым волосам, взглядом мягким скользнул по лицу, задержавшись на приоткрытых губах. Юнги в нём чувства вызывает самые тёплые, оно и верится с трудом, такого раньше не было. С омегами мужчина нежностями не разбрасывался, через принципы свои не переступал, чтобы прихоти их выполнять по первому зову, а с Юнги вдруг иначе всё. На работу опоздал, форма промокла насквозь — парни из участка точно смеяться станут, губа разбита, а под глазом раскрасневшееся от удара месиво. Разве это не прямое доказательство? Видел бы папа сейчас альфу, рассмеялся бы. Надо будет его навестить, давно не созванивались. Намджун отчего-то вспомнил о Чонгуке. Тот бы его не понял, он с подобным не сталкивался никогда. Чонгук больше работой занят, свободное время его отведено двум делам: спорту и развлечениям на одну ночь. Любви там нет места. Намджун тоже до недавних пор думал, что душа и сердце его век работе служить будут, а теперь там медленно, день за днём всё больше места отбирая, заселяется один маленький, крошечный совсем, парень. — Сегодня за тобой не заеду, дел много на работе. — А я могу прийти? — Юнги спрыгнул на пол и шмыгнул носом, уставился тёмными глазами из-под сведённых к переносице бровей. Выглядел он так, будто отказа в свою сторону не примет. — Хорошо себя будешь вести? Надеюсь, как в прошлый раз всё не закончится? Намджун, растянув уголки губ, наблюдает за тем, как медленно омега щетинится, возмущению в его глазах предела нет. Оба хорошо помнят, как он перепугался в тот раз. Намджун сам здорово напрягся, парней своих отчитал за дело, а вернувшись в кабинет, долго парня из рук не выпускал. Юнги будто по-другому не может. Не испугался ведь в незнакомую дверь зайти в новом месте, из принципа. То, что омега сам по себе принципиальный, заметить было не сложно ещё со дня первой встречи. — Это не я себя плохо вёл, а парни твои! — Юнги сложил руки на груди и отвернулся, закинув сумку на плечо. — Всё равно приду, не хочу домой рано возвращаться. — Я с ребятами поговорю, чтобы тебя не задирали. Юнги уходит, не оборачиваясь. Стоит машине отъехать, парень ускоряет шаг и кусает нижнюю губу, чтобы совсем дурачком на глазах у прохожих не выглядеть. Студенты уже косятся на его размазанную по лицу улыбку. Внимание капитана льстит, и признаться себе в этом уже нисколько не стыдно. Намджун — именно тот типаж, который бы ему подошёл. Возможно, он Юнги даже нравится. Самую малость… В аудитории неизменно шумно, студенты сидят прямо на партах, болтая ногами, обсуждают выходные. Юнги краем уха слышит что-то о скором тесте по философии, новом парне одного из своих одногруппников, недавнем скандале с преподавателем корейского, ни одна из подслушанных новостей не интересует его, пока голова забита только Намджуном. Омега проходит к задним рядам и опускает сумку на свободный стол у окна, обнимает её руками и голову кладёт сверху, на бок. Последние минуты перед тем, как медленный шаг преподавателя разгонит студентов по своим местам, а строгий взгляд заставит всех, наконец, замолчать и уткнуться в лекционные тетради, можно полежать с закрытыми глазами. Юнги бы поспал, на последних рядах его вряд ли увидят, но отец точно с ума сошёл, предъявил вчера, что отныне конспекты сына будет просматривать. За ужином Хван внезапно отложил приборы в тарелку и, словив непонимающий взгляд мужа, прокашлялся. Без лишних слов, он спокойным тоном попросил Юнги принести тетради, чтобы убедиться в том, что сын на парах не отсиживает штаны, а хотя бы записывает материал. Виен тогда рассердился и попросил не заниматься этим, когда вся семья вместе проводит время. До этого Хосок рассказывал о Японии, родители смеялись над забавными историями о том, как в первое время нелегко было с пониманием языка, Юнги со сверкающими глазами слушал брата, изредка встревая в рассказ, чтобы подробнее расспросить о чём-то. После того, как отцу понадобилось разрушить всеобщее приподнятое настроение, Юнги откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Он умоляюще посмотрел в сторону папы, Виен только пожал плечами. Он попытался отговорить мужа, тетради можно проверить и после, но Хван коротко поцеловал омегу в щёку и сказал, чтобы не встревал. Юнги раздражённо выдохнул и спрыгнул со стула, громко протопав к комнате. Вернулся он с наполненным тетрадями рюкзаком и вывалил содержимое на стул. В тетрадях, как и ожидалось, отец полноценных лекций не нашёл, только обрывки на пол страницы ленивым почерком, и то, если повезёт. Зато анатомически неточных рисунков полового органа было полно, почти на каждом листке. На помятой странице Хван различил рисунок с мужчиной, отчётливо напоминающим Намджуна и повернул голову к мужу. Виен прятал улыбку в кулак. Хосок из интереса тоже заглянул в тетрадь и нахмурился. Ничего о переписке брата с неизвестным альфой он, естественно, не рассказал. Отец тогда не ругался, просто сообщил, что теперь будет следить за этим. Юнги едва удалось сдержать желание язвительно высказаться и хлопнуть дверью в комнату. Когда преподаватель зашёл в кабинет, голову пришлось поднять. Они встретились глазами, и пожилой мужчина даже протёр очки, чтобы убедиться в том, что Мин Юнги на его лекции — не галлюцинация. Он хмыкнул и покачал головой, а после привычно заскрипел мелом по доске. Буквы сложились в ничего доброго не предвещающее «тест», Юнги подпёр скулу кулаком и переписал слово с доски в тетрадь. В лицо что-то прилетело. Парень, брезгливо скорчившись, кончиками пальцев убрал с щеки смоченный слюной маленький бумажный шарик. Он повернул голову влево и столкнулся взглядом с раздражающим больше остальных альфой. Тот уже приготовил второй шарик и засунул его в ручку, поднёс к губам, чтобы дунуть и запустить в омегу новый комок. Юнги растерянно огляделся по сторонам, и ничего лучше лежащего рядом учебника не нашёл. Толстая книга полетела прямо в лицо обидчику, на шум обернулись одногруппники, и громкий хохот разнёсся по рядам. Преподаватель стукнул ладонью по столу, и Юнги попросил пересесть на первый ряд. Одногруппники редко когда вспоминают о нём, задирать боятся, общаться не хотят. Юнги это не нужно, друг у него уже есть, пусть один, но настоящий. Остальные парни, с которыми он иногда зависает, учатся не здесь. Причиной тому, что всеобщее внимание резко вернулось к Мину, стало то, что он вновь начал появляться на парах. Может и то, что подвозит его часто капитан полиции… — Юнги, садитесь вперёд, — мужчина указывает на место перед собой, и омега нехотя плетётся, откровенно демонстрируя раздражение на лице. — Ваше присутствие на занятиях мне льстит, но срывать их не нужно. Тест Юнги валит. Он в этом почти уверен, потому как ответы на все вопросы проставил наугад. Настроение скатывается под ноги, остальные пары проходят обычно, под конец дня очень хочется увидеться с Намджуном. Денег нет даже на такси до участка, а срывать мужчину с работы не хочется, он говорил, что будет занят. За пять минут до конца занятий Юнги роется в сумке, чтобы откопать ручное зеркало, только рука находит пластиковую карту, которую Юнги с собой точно не брал, нет смысла. Счета по-прежнему заблокированы отцом. Он подносит её к глазам и сводит брови к переносице. «Мин Юнги» — имя владельца напечатано на карте, но такой у парня точно не было. Может, отец сделал новую, но зачем? Можно было просто разблокировать те, что были у омеги уже. Хосок? Хотел сделать сюрприз в тайне от отца? На обратной стороне бумажный стикер, с цифрами. Это, должно быть, сумма. Зачем так усложнять? Юнги разбираться сейчас не хочет, он прячет карту обратно в сумку и, счастливо потирая ладонями, начинает высчитывать минуты до звонка. Опустошив банку энергетика прямо в салоне такси, он отвернулся к окну. В торговом центре Юнги найдёт, чем себя занять и как использовать подарок по назначению. Решив, что сюрприз наверняка от брата, Юнги начал мысленно составлять список покупок. До вечера омега набрал тяжёлые пакеты, доверху переполненные одеждой. Самый маленький фирменный пакет от бренда белья он припрятал на дно большого, дома придётся убрать поглубже в шкаф. Последних денег хватало только на такси, Юнги обновил гардероб на год вперёд. То, что всю сумму он спустил за день, беспокоило омегу в последнюю очередь. В конце концов, никаких ограничений по использованию карты не было. С Намджуном Юнги созвонился между делом, убедился в том, что мужчина в участке. Голос его был уставшим, хорошо скрываемое раздражение проскользнуло через телефон и неприятно засвербело под сердцем. Капитан подметил сменившийся тон на другом конце трубки, извинился коротко, назвал ласково. Юнги не злился, Намджун недавно с вызова. Омега пообещал приехать скоро, и отключился. Замер на месте. Руки поспешили телефон убрать в сумку, почти задрожали. Забыл, совсем забыл ведь. Юнги перед стеклянной витриной встал решительно, напрягся весь. За толстым стеклом наушники, те самые, розовые и с ушками. Юнги так давно их хотел, а в последний момент забыл, как на зло. Денег уже почти не осталось, точно не хватит. Звонить Хосоку и просить скинуть ещё будет пределом наглости, сумма на карте изначально была немалой. У отца не попросит, он и не даст. Папа тоже не поможет, иначе потом разругается с отцом обязательно. Юнги вытягивает руку и сжимает пальцы за несколько сантиметров от стекла. Парень мычит капризно, ругает себя за то, что не вспомнил вовремя. Одним глазком посмотреть хочется, только и всего. В магазине почти пусто, один консультант, и тот занят — с дежурной улыбкой втирает что-то про новую модель телефона семейной паре. Музыка на фоне разбавляет обстановку, Юнги осторожно, будто боясь чего-то, проходит меж рядов с наушниками и, точно такие, как на витрине, находит на стенде. Одни остались. Омега губу кусает нервно, по сторонам оглядывается. Проскользнувшая в голове идея позвонить Намджуну быстро уходит прочь, просить о таком Юнги не станет. Слишком уж неловко. Рука сама тянется к коробке. Вокруг никого… Юнги кажется, он поступает неправильно. И мысли такой допускать не должен. А сам прикидывает, поместится ли упаковка в один из пакетов. Глаза нервно бегают по сторонам, Юнги перед наушниками слишком слаб. Он так давно их хотел, а из-за ссоры с родителями не мог потратиться. Консультант по-прежнему занят семейной парой, никому дела до нервно сжимающего пальцами коробку парня нет. Непрозрачный пакет как раз полон наполовину, места в нём достаточно. Язык обводит губы, противный холодок бежит от шеи к пояснице. Юнги осторожно складывает наушники в пакет, придавливает их ладонью глубже, пока коробка не упирается в гору скупленной одежды. Парочка уже, кажется, определилась с выбором. Они стоят у кассы и продолжают непринуждённую беседу с молодым омегой консультантом. Он пробивает товар, проверяет что-то в рабочем компьютере, светит брекетами и часто краснеет, перепроверяя всё сотню раз. Должно быть, работает первый день. Юнги думает, что лучше шанса уже не будет. Он ускоряет шаг и оборачивается напоследок в проходе. Он пытается удобнее переложить пакеты в руках, но неаккуратное движение в самый решающий момент становится начальной точкой провала. Коробка с новенькими наушниками падает на пол с грохотом, мгновенно собирая на себе взгляды присутствующих. Парень за кассой ошарашенно моргает глазами и пытается что-то сказать, заикаясь. — Эй, п-постой! — с трудом удаётся прокричать. — Парень, ты не заплатил! — он делает короткий шаг вперёд, выходит из-за кассы. Покупатели шумно возмущаются, пока консультант подносит прикреплённый к рубашке наушник ближе к губам и зовёт охрану. Времени думать не остаётся. Юнги без разбора хватает коробку с пола и, прижав к груди, срывается с места. Возмущённый возглас остаётся где-то сзади, Юнги крепко сжимает пакеты и сумку второй рукой, она вот-вот оторвётся от плечевого сустава из-за тяжести и стремительной беготни. Омега теряется в толпе, путается в давке, пару раз врезается в чьи-то спины. Сзади слышится тяжёлый бег, охрана подоспела как на зло. Его ловит за руку случайный прохожий, но Мин с силой дёргает ею и бежит дальше. Сердце бешено колотится в груди, адреналин распирает изнутри, вспоминать, в какой стороне выход, не остаётся времени и сил. Голова забита только одним — оторваться. Юнги почти упирается лицом в стену, громко ругается и поворачивает на право, надеясь только на удачу. Охрана оказывается быстрее, мужчин в форме гораздо больше, чем Мин думал. Ни выхода, ни лифта, Юнги снова упирается в стену, только теперь свернуть с пути не успевает. Он оборачивается и осознаёт, что оказался в тупике. Трое мужчин с рациями быстро подбегают к омеге и хватают его за руки. Благо, людей в этой части торгового центра нет, никто не глазеет и не создаёт толпу. Пальцы разжимаются, роняя все сумки на пол. Злосчастные наушники отлетают в сторону. Один из мужчин кивает второму, а после быстро подбирает всё с пола, крепко держит в руках. Не отдаст? Юнги, сдерживая дрожащие губы, широко раскрытыми глазами смотрит на мужчин, заистерить готов в любую минуту, а они только посмеиваются и пытаются отдышаться. — Заставил ты нас побегать, пацан, — самый старший из них, тот, что с густыми усами, тянет Юнги за руку, кивает вперёд. Омега замотал головой и ногами в пол упёрся. Запротестовал. Вторую руку его крепко держал мужчина явно моложе первого. Юнги повис на них и опустился задним местом на пол, нахмурился весь. — Я никуда не пойду, — буркнул он слишком уж неуверенно. Мужчины в голос рассмеялись, даже третий, что стоял чуть дальше с пакетами. — Отпустите, пожалуйста, я верну… Никто его не слушал. — Сейчас полиция подъедет, им и рассказывай, что и куда вернёшь. Давай, парень, на выход. Глаза намокли непрошено. Юнги не хотел, правда не хотел. В тот момент щёлкнуло что-то в голове, переклинило, не подумал. Полиции ему точно не нужно. Если родители узнают, всё треснет по швам. Одной посещаемости на учёбе будет мало, отец Юнги просто запрёт в комнате до конца дней и всё. А если Намджун узнает? Такого позора Юнги не переживёт. Неизвестно, что хуже. Омега задёргал руками, когда его подняли и поставили на ноги. Он забрыкался и даже плюнул в одного из мужчин, метко попав в карман на груди. — Ничего, в обезьяннике успокоится, — кивнул старший, и Юнги буквально поволокли по полу. Ноги путались друг с другом, парень скользил ими по гладкой плитке, захныкал. Когда вышли они в более людное место, пришлось успокоиться и спокойно последовать за мужчинами. Привлекать к себе лишнего внимания не хотелось. Полиция приехала совсем скоро. Вещи Юнги сложили в багажник, а самого омегу затолкали в машину, неслабо постарались над этим. Омега вырывался, как мог, кусался и толкался ногами. Пришлось сцепить запястья наручниками, так управлять парнем стало легче. Увезли его в участок, но не тот, где работал Намджун. Парни в форме на Юнги практически не реагировали, улыбались устало на летящие в свой адрес угрозы, видимо, успели вымотаться за день и без Юнги. Худощавый омега угрозы им не представлял никакой. Во временный изолятор его отвели с трудом. Как только замок на железных прутьях щёлкнул, Мин вцепился в них пальцами и зарыдал. Если угрозами добиться своего не получилось, нужно давить на жалость. Полицейские откровенно потешались, всерьёз за этой картиной наблюдать со стороны было тяжело. Только один из молодых офицеров стоял у в самом углу, ладонью уперевшись в дубовый стол. Вопящий паренёк отчаянно напоминал кое-кого. Альфа боязливо поглядывал в его сторону, картинку наяву сравнивал с практически стёртым в памяти лицом. Если она не подводит, стоит немедленно звонить боссу. И лучше над омегой не смеяться, как делают это сейчас остальные. Хёнсо нервно стучит пальцами по столешнице, стряхивает пепел с догорающей сигареты и шмыгает носом, прикусив нижнюю губу. В тот день он был слишком увлечён работой, чтобы засматриваться на мелькающего перед глазами омегу, со скуки гуляющего по участку. Ребята с него глаз не сводили, Хёнсо не рисковал. Шутить с боссом — себе дороже, мало ли что. Чонгук тогда вроде бы с омегой сцепился, после чего последний умотал за дверь. Затем выбежал перепуганный весь и только тогда, возмущённый излишним шумом, альфа поднял глаза, успел мельком заприметить лицо парня, который тотчас скрылся за дверью кабинета Намджуна. — Доиграетесь, — в последний раз предупредил. Ребята его слушать не хотели, гораздо интереснее было им пустыми угрозами пугать ничего не смыслящего парня за решёткой. — Говорю вам, не нужно его трогать. — А кто ж трогает, — возразил невысокий мужчина, что стоял у самой решётки, опираясь на железки плечом. — Всего-то предупреждаем. Сейчас вот пару суток отсидит и поймёт, что воровать плохо. — Мне нельзя пару суток! — Юнги оживился снова, стёр мокрые дорожки с щёк и пихнул ногой решётку. — Вас совсем манерам не учили? Кто будет омегу в одну камеру с этим закрывать? — вытянутая рука указывает в сторону лежащего на скамье поодаль мужчину. — От него воняет, а ещё он пьян. Если со мной что-нибудь случится, я Намджуну всё расскажу. Сорвавшееся не вовремя имя с губ дрожью проходится по телу. В участке резко становится слишком тихо, только храпящий мужчина переворачивается на другой бок и недовольно бурчит о том, что от омеги слишком много шума. — Ты врать прекращай, — скучающе зевает альфа, не отлипая от решётки. — Капитан бы на такого, как ты, не посмотрел. Воришка. Юнги выдыхает громко и сердито топает в сторону скамьи. Он отворачивается спиной к полицейским, ноги прижимает к себе, подбородок кладёт на едва дрожащие колени и продолжает слёзы горячие ронять, только теперь беззвучно. Хуже уже быть не может, пусть делают с ним, что хотят. — С меня хватит, я звоню боссу. Этот парень не врёт, а я проблем с начальством не хочу. Хёнсо хлопает напоследок ладонью по столу, плюёт под ноги и решительно шагает на выход. Мужчины осуждающе смотрят в спину, никто не верит в то, что этот омега действительно может быть связан с капитаном полиции. Когда в кабинет к Намджуну без стука ворвался Чонгук, плохо скрываемая улыбка на его лице ничуть капитана не удивила. Над промокшей формой и разукрашенным лицом уже успели подшутить все, пусть и не в лицо, а за спиной. Чонгук на правах лучшего друга за боссом увязался в кабинет с самого утра и, раскинувшись на кожаном диване, закинул ногу на ногу, присвистнул. Рассказывай, мол. Ещё утром, отхватив свежих новостей, он Намджуна назвал сумасшедшим. Беззлобно, скорее с дружеской насмешкой. Чонгуку таких жертв не понять. Может, рано пока так говорить, но дела любовные его нисколько не заботят. Чонгук с неподдельным интересом выслушал всё, о чём позволили ему знать, а после из кабинета удалился — босс ему работу нашёл, чтобы скорее выпроводить. А теперь снова в пространство альфы бесцеремонно вторгаются. Чонгук становится перед столом, скрестив руки на груди, ждёт, пока Намджун внимание обратит. — Не насмеялся? Одежда уже высохла почти, поздновато ты зашёл. Намджун глаз не отрывает от компьютера, мелькающие картинки с места свежего преступления занимают приличное место на рабочем столе, список подозреваемых, отправленный следователем Квоном вчерашним вечером, висит в уголке монитора. Чонгук, признаться, начинает действовать на нервы, потому как с места не двигается, так ещё и носком ботинка стучит по полу раздражающе. — Юнги твой… Всего два слова, а капитан напрягся, голову от экрана оторвал. Чонгуку смешно до жути, Намджун ведь побежит за пацаном своим, как только узнает. Брови у Кима, густые и без того, нахмурились к переносице, губы напряглись. Работа отошла на второй план, стоило только имя омеги произнести. Даже выскочившее в самом центре экрана сообщение от следователя не привлекло к себе должного внимания. — Что с Юнги? — голос капитана не меняется. Мужчина глазами сверлит друга и встаёт с места. Становится ясно одно: ничего хорошего он сейчас не услышит. — Ребята в участок отвели, сидит во временном. Украсть что-то пытался, не получилось. Хорошо, Хёнсо позвонил, едва вспомнил знакомое лицо. Намджун хлопнул ладонью по лицу и вздохнул устало. Сколько же проблем с этим омегой, на пальцах не сосчитать. Он молча мотнул головой в сторону своего рабочего места и, оставив Чонгука за главного который раз, зашагал в сторону выхода. Сигарета садится меж зубов, плотный дым идёт по салону. Намджун крепко сжимает пальцами руль, с силой давит по кнопке сигнала, ругается в адрес впереди стоящей машины. Пепел сыпется прямо на брюки. Альфа не удивлён нисколько. С этим парнем чего только не ждать, ко всему нужно быть готовым. Время идёт, мужчина резко сворачивает в нужную сторону, тушит подгорающий бычок. Позвонить в участок хочется невыносимо, пригрозить всем, чтобы омегу его не трогали. Намджун себя в руках держит. Лишнего шума наводить до приезда не нужно. На входе капитану коротко кланяются, пропускают внутрь. Участок небольшой совсем, Намджун здесь бывает редко. Скрипящая дверь пропускает его вперёд, офицеры громко здороваются и искоса смотрят на босса. Неужели, омега не соврал? — Что у вас тут случилось? — капитан встал напротив железной решётки, руки скрестил на груди. Прислонившись боком к сырой стене и отвернувшись спиной ото всех, сидел Юнги. Тело его вздрогнуло, стоило только знакомому голосу разрядить тишину. Омега виду не подал, не повернулся. — Ясно. — Босс, ничего серьёзного. Парень украсть пытался, задержали. — Выйти всем. Пусть в голосе не было и доли того раздражения, с которым Намджун обычно разговаривает со своими людьми, спорить никто не стал. С боссом вообще лучше не пререкаться. Мужчины плечами пожали и вышли, прихватив пачку крепких сигарет со стола. Перекур, значит. Мужчина, развалившийся на другой стороне лавки, что задержан был за распитие в неположенном месте, крепко спал лицом к стене. — Подойди ко мне. Голос врезался в кожу. Юнги погладил колени руками, пытаясь разогнать скопившиеся по телу мурашки. Он замотал головой отрицательно и продолжал себя мысленно ругать за то, что имя капитана сболтнул, не подумав. Намджуну доложили сразу, приехал он быстро. Лучше уж пару суток отсидеть, чем в глаза сейчас смотреть альфе. — Покажи хоть, что украл, — Намджун повернул голову в сторону стола, когда рука омеги указала туда. Он взял в руки коробку и покачал головой. Наушники, надо же. Розовые, с ушками. Какая прелесть. — Я же сегодня тебе денег дал, почему не расплатился картой? — Я всё потратил, — Юнги стыдливо опустил глаза. Он не сразу понял, в чём дело, но в следующую секунду развернулся резко к альфе лицом, губы сомкнул в полоску и подошёл к решётке вплотную. — Так это ты был? Твоя карта? Намджун, о таком предупреждать нужно, я думал, это подарок от брата. — Ну, не ругайся, — альфа положил руку поверх кулачка омеги, сжимающего вертикальную железку, разделяющую пространство между ними. — Я ведь пообещал, что мы сделаем что-нибудь. Будешь, значит, пользоваться теперь этой картой. Потратил — пополним. — Не буду, — Юнги захлопал глазами. — Мы не встречаемся даже, как я должен такие подарки принимать? Омега цокнул языком и нахмурился. Опять Намджун улыбается, неужели Юнги настолько глупо выглядит, что всем непременно нужно над ним посмеяться? Осознание медленно накрывает парня с головой, сколько же он потратил сегодня… Теперь стыдно не только за краденое, ещё и за купленное. Намджун не обязан его обеспечивать. — Тебе конкретика нужна? Тогда, давай встречаться. Будешь моим омегой, — Намджун берёт его и за вторую руку, следит за тем, как быстро эмоции на смущённом лице сменяют друг друга. Юнги невозможный. С ним ругаться просто не получается, как его вообще можно ругать? Намджун оторвался от работы, проехал приличное расстояние из-за того, что этот омега на воровстве попался. А теперь мужчина чувствует себя так, будто это он извиниться должен. Не уследил, позволил другим альфам запереть его тут. Юнги пусть и скрывает, видно, что перепугался. Он всем видом показать пытается, какой непробиваемый и упрямый, а на деле… А на деле стоит сейчас перед капитаном, глаза от слёз протирает и губы дует. — Не буду с тобой встречаться, — он цепляет руки в замочек за спиной, глазами обводит свои кеды, поднять боится. — Ещё не хватало в обезьяннике о таком спрашивать. Ты вообще не романтичный. Намджун еле держится, чтобы за ключами в карман руку не пустить. Разблокировать замок бы и омегу на руки взять, унести в машину. — Выпусти меня, — почти полушёпотом. Намджун не двигается. С минуту смотрит на омегу, у которого уже терпение подходит к концу. Юнги требовательно смотрит в ответ, кусает губы. — Поиздеваться пришёл? Выпусти, скорее. Мне тут не нравится, давай уже поедем к тебе. Не домой. Домой Юнги точно не хочет. — Поцелуешь меня, тогда выпущу. Юнги скрыть возмущение не смог, сжал с силой решётку, уставился сердито сверху вниз. Намджун уверен, не было бы преграды между ними, омега бы когти выпустил в эту же секунду и лицо капитану расцарапал, не иначе. В зрачках его отчётливо читалось предупреждение об опасности, и лучше уж к нему прислушаться. Противился Юнги не долго. Согласно кивнул, руки сложил в замок на груди и терпеливо ждал, пока альфа копался ключом в замке. Как только дверь перед омегой открылась, он, не раздумывая, подошёл в плотную к капитану и вместо обещанного поцелуя влепил ладонью по левой щеке. За то, что условия вздумал ставить. Отошёл затем сразу, с опаской косясь на Намджуна, но немедленно был перехвачен за талию и закинут на плечо. Капитан легонько шлёпнул его по мягкому месту и прямо так, с недовольно скорчившимся парнем на плече, вышел к машине. Юнги ничего не говорил, ждал, пока усадят его на переднее сиденье и пристегнут ремнём. Прямо, как в день первой встречи… В целости и сохранности доехали с ними огромные пакеты с новыми вещами, Намджун без вопросов занёс их к себе. Со стороны выглядело это так, будто Юнги переезжает. — Ты не уедешь? — Юнги, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял некоторое время у входа. Щека капитана горела красным, омега поморщился неприятно. Сумки оказались в комнате, в которой Юнги уже ночевал. Помнится, здорово он перепугался в день, когда проснулся в чужом доме. — Кушать будешь? В доме у Намджуна просторно так, даже пусто. Юнги хвостиком идёт за ним на кухню, засматривается по сторонам и стукается о спину мужчины, когда тот неожиданно останавливается. — Ты готовить не умеешь, — подмечает парень, пока чужие руки лёгким движением поднимают его в воздух, сажают на стол. Ноги свисают вниз, не доставая до пола. Юнги упирается ладонями в столешницу по краям от себя и пристально смотрит в глаза мужчине. — Твоя правда. Воспользуемся доставкой. Сиди здесь. Он вернулся совсем скоро, пряча что-то за спиной. Юнги вытянул шею, попытавшись хоть краем глаза увидеть, что от него прячут. Ждать долго не пришлось. Намджун устроился меж разведённых для удобства ног омеги и надел ему на голову наушники. Те самые. Причёска немного помялась под весом ободка, Юнги непонимающе захлопал ресницами. Он не заслужил ведь. Столько проблем доставил, а тут… — Вот так, — Намджун поправил наушники и приподнял уголки губ. Юнги совсем растерялся, замялся весь, глаза увёл снова куда-то в сторону. Руки его нервно затеребили край кофты, а губы задёргались, только не нашли, что сказать. Мужчина убрал за ухо белоснежную прядь волос, раскрывая обзор на смущённое лицо. — Теперь совсем настоящий котёнок, — Юнги к прозвищу своему ещё не привык. — Ну чего ты? — Они не мои, я украл, — Юнги стянул наушники на шею и широкими глазами посмотрел в лицо капитану с таким раскаяньем, что наблюдать за этой картиной стало невозможно. Руки сами потянулись к лицу парня, легли на мягкие щёки и провели по ним пальцами. — Я купил, теперь они твои. — Дурак. Юнги устало выдохнул и лицом уткнулся мужчине в шею.