Холод собачий

*** – Пока, Ан! – торопливо пряча лицо в тёплую ткань шарфа, Азусава весело помахала девушке рукой и толкнула тяжёлую стеклянную дверь. Колокольчики наверху весело зазвенели почти что рождественской мелодией. – Шинономе, Аояги, и вам! – До завтра, – лениво протянул Акито, сводя руки за головой и по-кошачьи потягиваясь. Тойя, чуть усмехнувшись, тоже вежливо кивнул. – До свидания, Азусава. – Не замёрзни по пути! – радостно выпалила Шираиши и, бросив тряпку, которой только что вытирала столешницу, сама поспешила к двери. Но на улицу не вышла – только плотно прижалась щекой к стеклу, внимательно, с широкой улыбкой наблюдая за удаляющейся Азусавой. Кен с лёгким сожалением взглянул на брошенную тряпку и покачал головой, но почти сразу, переведя взгляд на дочь, улыбнулся и сам. – Блин, надо было её проводить, – цокнув языком, Шираиши наконец отлипла от двери и развернулась, тряхнув волосами. На покрытом холодной испариной стекле осталось два отчетливых влажных следа от её лица и ладони, и теперь девушка недовольно потирала покрасневшую щёку. – Ей же долго идти, а там холод собачий! – Ан, – Кен многозначительно указал взглядом на тряпку, и Шираиши, чуть слышно вздохнув, поспешила обратно к столешнице. – И дверь тоже протри, пожалуйста. Я уверен, Азусава может дойти до дома и без тебя. – Сэр, есть, сэр! – бодро отчиталась Шираиши, одним движением смахивая со столешницы крошки, и, по-солдатски сдвинув брови, строго взглянула на последнюю чашку кофе на столе. Тойя поймал этот взгляд и торопливо подхватил блюдце и саму чашку в руки – довольно улыбнувшись, девушка тут же скользнула тряпкой по тому месту, где они только что стояли, оставив Аояги беспомощно держать свой напиток в руках. – Мы, пожалуй, тоже пойдём, – Акито поднялся со своего места и сунул руки в карманы куртки, выжидающе глядя на парня, всё ещё держащего перед собой обе руки с чашкой и блюдцем и растерянно оглядывающегося. – Тойя, ты скоро? – Да, э-э-э… – Тойя поднёс кофе к губам и коротко отхлебнул, чуть поморщившись: слишком крепко, слишком горячо и слишком много, чтобы вот так выпить всё залпом. – Слушайте, у Вас случайно не будет… – Держи, – Кен, не дожидаясь окончания, выставил перед Тойей пустой бумажный стаканчик и положил рядом крышку для него. Аояги взглянул на него с благодарностью. – Эй, эй, только давай аккуратнее, – Шираиши явно забеспокоилась, переводя взгляд то на тонкий и узкий бумажный стакан, то на фарфоровую чашку с толстыми стенками. Тойя чуть поджал губы, напряженно свёл брови и со всей возможной осторожностью поднес чашку к краю стаканчика. Главное – сделать всё резко и быстро, одним точным движением, как в игровом автомате: р-раз! Акито с любопытством заглянул ему через плечо. Р-раз! – Ох ты ж… – Тойя бросил на Шираиши быстрый виноватый взгляд. Большая часть кофе действительно оказалась в стакане, но одна предательская струйка всё-таки пробежала чёрной змеёй по фарфоровому боку и теперь удовлетворенно расплывалась по столу жёлто-коричневым пятнышком. – Извини. – Эх-х, – Шираиши, совсем как её отец, чуть-чуть покачала головой и снова цокнула языком. – Да ничего страшного, – её рука с тряпкой быстро метнулась к пятну, и через секунду столешница снова сияла чистотой. Кен тем временем забрал у Тойи из рук посуду, позволив тому наконец закрыть дымящийся стаканчик крышкой. – Готов? – Акито смерил Аояги, спешно застегивающего на себе куртку, выжидающим взглядом. Справившись с молнией и схватив кофе, Тойя кивнул. – Да, пошли. Шираиши, спасибо за практику. Кен, Вам за кофе. – Приходите ещё! – Шираиши расплылась в довольной ухмылке и помахала парням рукой. Кен сложил руки на груди и только благодушно кивнул. Колокольчики над дверью снова затрепетали и запели рождественским тоном – Акито распахнул дверь, выпуская Тойю со стаканом наружу, а затем, чуть зажмурившись от холода, и сам шагнул в ледяную ветреную темноту. *** – …Я завтра же принесу этот диск в WEEKEND GARAGE, чтобы ты тоже послушал. Особенно вот эту часть с переходом, и еще ту, праздничную, которая как бубенцы. Я уверен, они тебе больше всего понравятся, – Акито хотел было привычно взмахнуть рукой в порыве экспрессии, но вовремя опомнился и глубже сунул ладони в карманы куртки. Одна из неприятных особенностей зимы – каждый раз, когда за чем угодно достаешь руки наружу, мороз тут же больно кусает за пальцы, вынуждая морщиться и торопиться поскорее спрятать их обратно. Акито покосился на руки Тойи – тот до сих пор сжимал в них стакан с кофе, внимательно слушая рассказ Шинономе и периодически отхлёбывая, и оттого, естественно, сунуть их в карманы никак не мог. – Слушай, тебе хоть не холодно так ходить? Дубак же страшный. – А? Нет, всё в порядке, – Тойя поймал взгляд Акито, направленный на его пальцы, успокаивающе улыбнулся тому и показательно прижал стакан к груди. – Кофе же горячий. Всё равно что грелка. Откровенно говоря, это всё же было не совсем правдой. Пальцы, прижатые к горячему бортику, может быть, и впрямь не мёрзли, но вот тыльные стороны ладоней прихватывало еще как – но Тойя терпел, дожидаясь, когда напиток в стакане наконец закончится. В уме всё-таки отметил – завтра лучше взять с собой на тренировку перчатки. – Ну ладно, – Акито недоверчиво покосился на стакан, будто сомневаясь в том, достаточно ли в нём тепла, чтобы побороть такую противную погоду, но, похоже, всё же поверил, и чуть замедлил шаг. Они подошли к той самой развилке, возле которой их пути разделялись: вправо был дом Аояги, а влево – Шинономе. – Ну что, тогда до завтра? – Погоди, – неожиданно Тойя как-то замялся и опустил взгляд, задумчиво рассматривая носки ботинок Акито и будто раздумывая о чём-то. Шинономе удивлённо вскинул бровь. – М-м-м… Ты не против, если я провожу тебя до дома? Я бы еще прогулялся. – Прогулялся? – в сдержанных и невыразительных жестах Тойи, как и в его неуверенных словах, сквозило что-то, что Акито не мог ясно описать, но что точно говорило: дело отнюдь не в прогулке и даже не в недопитом кофе. Будто что-то было не так. Акито чуть нахмурился, прокручивая в голове всевозможные варианты. – Ну пошли, – Тойя благодарно кивнул Акито и поспешил вслед за ним в левую сторону развилки. Путь до дома Шинономе был ему уже хорошо знаком – и, если всё будет хорошо, возможно, удастся выиграть себе хотя бы лишние двадцать минут времени. Пускай и становилось всё холоднее: неприязненно поморщившись, Аояги снова отхлебнул стремительно остывающий кофе и, воспользовавшись тем, что Акито задумчиво загляделся на дорогу перед собой, тепло дыхнул на руку. – Так тот диск, про который ты рассказывал… – У тебя снова с отцом что-то? – перебил его Акито, наконец оторвав взгляд от дороги и напряжённо изучая лицо Тойи. Аояги запнулся на полуслове, неловко кашлянул, выплюнув облачко плотного пара, и, виновато улыбнувшись, прикрыл глаза. Ну конечно, скрывать что-то от Акито изначально было плохой идеей. Если всем остальным людям требовалось немало умения и времени, чтобы разгадать даже самые простые выражения эмоций на лице Тойи, то Акито каким-то образом умудрялся чувствовать мельчайшие изменения в его поведении и мимике, даже самые незначительные, не всегда понятные даже самому Тойе. И сейчас он, конечно же, как всегда сразу почувствовал неладное. – Вроде того, – Тойя вздохнул, переводя взгляд на крышечку стакана. – Я пока… не хочу домой. Извини, что сразу не… – Не надо извиняться, – оборвал его Акито, сердито покачивая головой: его брови сурово метнулись к переносице, а и без того побледневшие от холода губы сердито поджались. Это выражение лица Тойя хорошо знал – оно появлялось у Акито каждый раз, когда кто-то из неопытных новичков или чересчур зазнавшихся старых музыкантов начинал опрометчиво насмехаться над их общей идеей превзойти RAD WEEKEND. И не менее часто – когда Тойя упоминал отца. – Я думал, он уже смирился и перестал колупать тебе мозги. Или он снова… – Да, так и есть. Просто сейчас, эм… К нам приехали мои братья. – Братья? – Акито снова замедлил шаг и удивленно склонил голову. – Те самые, знаменитые? – Ну да, они, – Тойя чуть усмехнулся глупому вопросу Акито (тот сделал вид, что не заметил этой усмешки) и опустил взгляд на землю. От него сквозило лёгкой печалью. – Они поддерживают отца. Даже если он сам не будет ничего говорить, один из них обязательно что-нибудь скажет. Не хочу это слушать, – Тойя не то от холода, не то от какой-то странной обиды втянул голову в плечи и поднёс свой стакан ближе к лицу. Акито с сожалением покачал головой. – Ублюдки, – буркнул он себе под нос практически неслышно, но, немедленно поймав строгий и осуждающий взгляд Тойи, демонстративно закатил глаза и, совсем забыв про мороз, всплеснул руками. – А что, неправда?! Что старик твой ханжа, что они оба! Как вообще можно называть себя музыкантом, но так предвзято относиться к музыке, которую… – Акито! Переведя полный праведного возмущения взгляд на Тойю, Акито вдруг увидел, сколько обиды и огорчения плещется в серых глазах, и моментально стушевался, прикусил язык. Пальцы Тойи, крепко сжимающие стакан, слегка побелели, а лицо покраснело – не то от мороза, не то от гнева. – Я не хочу об этом говорить. Я пытался поступить, как с отцом, дал им билеты, но они просто рассмеялись, – голос Тойи чуть заметно дрогнул, и Акито ужасно захотелось ещё раз выругаться, но уже вслух, а потом как-нибудь, когда Тойи не будет дома, прийти в резиденцию Аояги и хорошенько дать кому-нибудь из его братьев в нос. А если получится, то обоим. – Так что пока я просто жду, когда они уедут. Стараюсь реже бывать дома, – Тойя снова уставился на свой стакан и негромко вздохнул. Вспоминать всё это было чертовски неприятно, как и так сильно злить Акито, но, по крайней мере, теперь Шинономе мог не беспокоиться. Выдохнув, Тойя проводил глазами быстро растворяющееся облако пара, и устало улыбнулся Акито. – Всё равно это всего на несколько дней. Не волнуйся. – Гх, – Акито резко остановился, с остервенением пнул какой-то попавшийся на пути камешек и тоже яростно выдохнул: с паром, вырывающимся из его рта, и сердито сдвинутыми бровями он вдруг напомнил Тойе огнедышащего дракона. Подумав об этом, Аояги неожиданно для себя громко хохотнул. – Да меня просто страшно бесит, что..! Ты чего? – услышав смешок, Акито, уже готовый собственноручно растерзать всю родню Тойи, слегка растерялся и повернулся к нему. Тот негромко смеялся, прикрывая рот покрасневшей ладонью; и от этой картины у Акито, уже порядком замерзшего даже несмотря на кипящую от гнева кровь, в груди что-то потеплело. – Да ничего. У тебя просто пар изо рта идёт, и… – Тойя отнял руку от лица и нежно улыбнулся Акито, не в силах остановить смешки. Шинономе почувствовал на лице жар, не похожий на привычное покалывание мороза. – Так и что?! Минус же. У тебя тоже вон идёт. – Ты просто ещё так злишься, знаешь, как будто он из ушей сейчас пойдёт, или… Или как у дракона огонь… – Тойя представил себе Акито с валящим из ушей паром и плюющегося в ярости огнём и чуть согнулся, уперев свободную руку в колено и чуть сотрясаясь от смеха. Он и сам не знал, что именно вызвало у него такой взрыв, когда грудь буквально только что сдавливало от обиды и боли. Может быть, то, как сильно Акито волновался за него, что готов был разорвать даже его собственных братьев. Или тот факт, что от холода уже сводило лицо, а смех позволял немного его снова почувствовать. – Да что с тобой? – не сдержавшись, Акито и сам улыбнулся описанной Тойей картине и, состроив мину искреннего переживания на лице, шагнул ближе к нему. Одного этого смеха, такого нечастого и красивого, хватало, чтобы в мгновение ока угомонить бушующую внутри бурю ярости и заменить её покалывающим приятным ощущением теплоты и нежности. – Ты не лишнего сегодня выпил, Аояги? Дай-ка попробовать, что там у тебя, – цепко ухватив Тойю за рукав, Акито подтянул бледную руку со стаканом ближе к своему лицу и демонстративно принюхался. – М-м-м… Пахнет кофе. – Он без молока, – всё ещё откашливая смешки, Тойя выпрямился, мягко встречая хитрый лисий взгляд Шинономе. – Тебе не понравится. – Сейчас и узнаем, – храбро подтянув чужую руку еще ближе к себе, Акито залпом допил остатки кофе из стакана и едва не поперхнулся. На языке тут же свилась вязкая горечь; мало того, кофе уже был практически ледяным. – Кх-... Бе, – с отвращением кашлянув и брезгливо сморщившись, Акито свободной рукой ловко выдернул опустевший стакан из пальцев Тойи и, примерившись, запустил его в ближайшую мусорку за его спиной. – Ну и дрянь же! Он же весь уже остыл. – Я предупреждал, – вежливо напомнил ему Тойя. Акито перехватил его запястье второй рукой и, проведя подушечками ниже рукава, по ладони, мягко сжал его пальцы. – Ты предупреждал, что горько, а он еще и холодный. Господи, да у тебя еще и руки холодные, – недовольно покачав головой, Акито накрыл ладонь Тойи сверху второй рукой, пытаясь согреть и уже не обращая внимания на укусы мороза. Аояги тут же почувствовал, как пальцы начало приятно покалывать – Акито всегда, даже в такой мороз, умудрялся оставаться горячим, словно печка. На ум снова пришла ассоциация с драконом, но на этот раз она вызвала не взрыв хохота, а только мягкую улыбку. – Это не у меня, это ты горячий. – Да конечно, – пробурчал Акито себе под нос и, сделав последний бесцеремонный шаг вперёд, выпустил ладонь Тойи, только чтобы аккуратно обвить руками его всего, крепче прижать к себе. Тойя опустил голову на его плечо и прикрыл глаза: прижимаясь к горячей щеке Акито, он чувствовал себя, как пригревшийся кот у батареи. Только эта батарея ещё и ужасно его любила. – Если кто-то из твоих братьев ещё раз сделает что-то подобное – я ему нос разобью, – ухо обожгло паром от шёпота Акито. Тойя улыбнулся и чуть покачал головой – он просто неисправим. – Не надо. – Я просто предупредил. Нельзя смеяться над нашей музыкой. И над тобой. – Они не станут. Я с ними разберусь, – к щеке Тойи прильнули чужие горячие губы и замерли, будто что-то обдумывая. Аояги не стал дожидаться, пока проверка закончится – поднял подбородок с чужого плеча, чуть повернул голову и ласково прижался к этим губам, с каждым вздохом всё больше согреваясь, запустив замерзшие пальцы в ярко-рыжие волосы. На лице микроскопическими капельками оседал конденсат от чужого дыхания, а глаза, когда кому-то из них нужно было выдохнуть, иногда застилало паром – но смотреть всё равно было необязательно. Грудь совсем отпустило, и думать о семье или братьях хотелось в последнюю очередь. Мороз тоже совсем отошёл на второй план – похоже, внутри Акито, независимо от того, злился он или становился нежным и ласковым, как сейчас, всегда горел такой огонь, который ничем нельзя было потушить, который мог как сжигать всё вокруг себя в ярости, так и греть тех, кто мог его обуздать. А Акито, несмотря на то, что весь Тойя был чертовски холодный – от кончиков пальцев до ледяных щёк, за исключением, может быть, только губ, – ни на секунду не становилось холоднее от его прикосновений даже на таком морозе. Наоборот, он был даже рад, когда тонкие пальцы Аояги так привычно зарылись в его волосы, а он сам увлёк его в осторожный поцелуй – как ни удивительно, от каждой точки их соприкосновения по телу волнами разливалось ни с чем не сравнимое мягкое тепло, а сердце сжималось от переполняющих его чувств. Но, хотя, судя по горячему дыханию Тойи, тот ещё не успел промерзнуть до нутра, так долго стоять и целоваться на морозе всё равно вряд ли было хорошей идеей. – Да ты вообще весь ледяной, просто как статуя, – недовольно шепнул Акито в чужие губы, чуть отстранившись, и быстро окинул Тойю взглядом. Тот выглядел немного лучше, чем раньше: хотя лицо по-прежнему было покрасневшим, в серых глазах уже не осталось ни капли той обиды, что была в них ещё недавно – только теплота и что-то, напоминающее Акито любовь. – Давай живо ускоряйся, и пошли ко мне. Я всё равно не дам тебе шляться по улицам до ночи, – подцепив пальцами ладонь Тойи, Акито уверенно потащил его за собой дальше, в сторону дома Шинономе. – Поужинаешь у нас. – Ты уверен, что это будет удобно? – Тойя смущенно хмыкнул. – Ты же не предупреждал… – Удобно, – отрезал Акито. – Можешь даже на ночь остаться… – он коротко глянул на Тойю, – …если хочешь, конечно. Топай быстрее давай. У нас сегодня на ужин стейки Солсбери. Тойя, коротко усмехнувшись, поспешил нагнать его торопливый шаг. Не возвращаться сегодня домой вовсе – пожалуй, звучало крайне заманчиво. – Спасибо, Акито, я… Если честно, я бы очень хотел. – Значит, решено, – Акито снова обернулся на ходу и тепло-тепло улыбнулся Тойе. – Придём – позвонишь отцу. А сейчас сунь уже, ради бога, руку в карман – дубак же.