Джисон, блять, стой!

      Еще одна минута тишины, и Джисон выпрыгнет в окно. Или забьется под стол, свернувшись калачиком. Он пока не решил, хочет приземленности или ощущения полета — в любом случае, итог один: Минхо крайне удивится и скажет ему хоть одно слово. А может, издаст возмущенный крик.              И это будет настоящей победой, потому что с самого утра Минхо очень старательно притворялся немым.              Джисон ради него был готов выучить язык жестов. Вот только Минхо даже не смотрел на Джисона. За последний час, кажется, не взглянул на него ни разу, а это серьезно осложняло возможность подобного вида диалога.              Джисон понимал, что Минхо просто нужно прийти в себя.              Но ресурсы времени весьма исчерпаемы. Минхо знал об этом как никто другой, но бесконечно долго молчал. Тихо пыхтел где-то рядом, собирая разбросанные по полу стаканчики — красные, как в американских сериалах. Поправлял подушки на диване, снимал с карниза прожженные кем-то шторы (Джисон так и не признался, что это он их подпалил, когда зажигал свечи на торте).              Джисон же изредка косился на Минхо, сметая взъерошенной метлой конфетти. Все без толку: разноцветные бумажки электризовались и липли к щетке, к штанам, к рукам, к волосам и… как же, мать вашу, раздражает.              Джисон отшвырнул метлу в сторону — хватит с него этой экзекуции. Черенок задел мешок с мусором, и уже поднятое с пола вновь закатилось по углам и щелям.              Вот сейчас Минхо следовало бы возмутиться, потому что какого хрена Джисон громит его дом и усугубляет последствия вечеринки, но он лишь бросил на Джисона короткий взгляд. Довольствуйся малым, бро.              Ну и ладно, ну и пусть.              Джисон попытался достать из-под кресла лопнувший шарик, но в итоге лишь затолкал его еще глубже, куда-то к стене. Наплевать. Там ему и место. Все равно дом принадлежит Минхо, вот пусть сам и выгребает весь этот срач. А Джисон просто для вида рядом постоит.              Смиренно вздохнув, Джисон опустился на колени и выудил-таки шарик со сморщенной надписью «Счастливого дня рождения!». Совестно как-то. Минхо же всегда Джисону помогает.              И никогда не молчит так долго.              Джисон выпрямился, скомкав шарик в руке, и уставился на спину Минхо, который безуспешно пытался снять гирлянду с маленькими цветастыми флажками. Вчера Джисон вешал ее, с трудом зацепив за край книжной полки. Он вместе с друзьями Минхо украшал его комнату, вложился больше всех из своего далеко не бездонного кошелька; чуть не потянул что-то в легких, пока надувал дурацкие шарики, и точно сорвал связки, когда орал «С днем рождения!»              И всего каких-то жалких двенадцать часов назад Джисону казалось, что произошло настоящее чудо.              Праздники давно не приносили ему столько счастья, они стали пресловутой формальностью, но, черт возьми, в этот день, принадлежащий Минхо, Джисон вновь почувствовал всю важность и всю искренность веселья в определенные даты. Он ощущал какую-то першащую искру, он был неимоверно счастлив и взбудоражен — так, как бывает только в детстве. В настолько раннем, что еще не обращаешь внимания на календари и не запоминаешь даты памятных дней, а потом взрослые совершенно неожиданно приносят подарки, покупают торт и радуются тому, что ты есть.              Но от вчерашнего дня осталось лишь сегодняшнее молчание.              У Минхо есть причины. Джисон их знает, и ему надо бы оправдаться прямо сейчас, хотя оправдываться-то и не за что — разрушение их дружбы произошло с обоюдного согласия. Вероятно, во всем виноваты чувства Джисона и их вчерашний поцелуй, которому Джисон отказывается давать более четкую характеристику во благо своему психическому здоровью.              В любом случае, хочется просто добраться до сути конфликта. А это вообще конфликт?              Джисон пытался начать разговор первым, честное слово. Но получалось лишь приоткрывать рот и растерянно смотреть на Минхо — вот как сейчас. Да, Джисон знает, что выглядит словно рыбка Дори, но что он может с собой поделать?              Минхо бросил попытки снять гирлянду. Зацепился взглядом за Джисона и тут же ответил на чей-то звонок, уставившись в пол.              Комната наполнилась угуканьем, многочисленными ясно-да-нет-скоро-понял.              — Кто звонил? — Джисон сжал кулаки, и воздушный шарик заскрипел в его вспотевших ладонях. Руки наверняка пропахли дешевым латексом.              — Прости, мне надо идти, — Минхо ответил как-то невпопад, но ответил же. Аллилуйя.              — Заговорил-таки, — Джисон бросил на Минхо едкий взгляд.              — Ты о чем это?              — Все утро меня игнорируешь.              — Не надумывай себе, — Минхо раздраженно потянулся к телефону, чтобы ответить кому-то на сообщение.              — Что-то срочное?              — Поиски.              — Где?              — Неважно, — Минхо махнул рукой и суетливо осмотрел комнату.              — Ты сейчас серьезно?              — Абсолютно. Пропал ребенок. Ты знаешь, что это значит. Так что не путайся под ногами.              Ауч. Джисон поежился. Хотелось что-нибудь ответить, едкое и злое. Хотелось звучать так же холодно, но в голову лезло лишь бессмысленное «прости», хотя Джисон понятия не имел, за что вообще должен извиняться. И не хотелось раздражать Минхо в очередной раз — бесконечные бестолковые извинения выводили его из себя.              Минхо подхватил что-то с пола, нахмурился и исчез в соседней комнате. Джисон, выждав пару секунд, последовал за ним. Пришлось караулить в коридоре, потому что Минхо с какого-то перепугу теперь запирается от Джисона. И он хочет слиться с диалога, на который Джисону почти хватило смелости. Так дело не пойдет.              Минхо вышел переодевшимся: он сменил вчерашнюю футболку на утепленную кофту. Нелепо-выцветшие шорты — на штаны из плотной джинсовой ткани. Обычные поисковики выбирают одежду попрактичней, но Минхо достаточно простого удобства.              — Я с тобой, — Джисон начал бегать взглядом по коридору, пытаясь отыскать свою толстовку.              — Тебе нельзя. Картографический кретинизм фатален и неизлечим, — Минхо попытался выйти в прихожую.              — Грубостью от меня не спасешься, ты же знаешь, — Джисон преградил ему дорогу.              — Не смей задерживать меня. Я нужен на точке.              — Пусть этим занимаются другие координаторы.              — Инфорг сказал, что из свободных остался только я. Остальные с лесом не работают.              — Почему ты всегда крайний? — Джисон, смирившись, пропустил спешащего Минхо.              — Тогда не делай меня крайним хотя бы ты, — Минхо неслушающимися руками шнуровал армейские ботинки.              — Я поеду с тобой.              — Еще чего, — Минхо почти рассмеялся, когда Джисон схватил его за плечо, останавливая у самого выхода.              А спустя пять минут зло прожигал взглядом Джисона, который забрался на переднее пассажирское. Минхо всегда знал, что сказать в споре, как извернуть фразу, солгать, съязвить, но Джисон каким-то образом побеждал, и это выводило из себя. Даже если Минхо понимал, что прав, из-за Джисона он не мог сделать так, как лучше.              Это глупо.              — Пристегни ремень, — Минхо немного расслабился, когда увидел, что бак полон. Тратить время на заправку не входило в его планы.              — Без тебя знаю, — Джисон ощетинился. Он нелепо попытался вставить ремень в замок, но руки не слушались от злости. Джисон резко дернул ремень на себя, и тот грубо впился в его ладони, не поддавшись.              — У тебя проблемы, а мы еще даже не начали, — Минхо усмехнулся, забирая пряжку ремня из рук Джисона и наконец-то закрепляя ее. Характерный щелчок.              Бурчание Джисона прервал звонок телефона, и Минхо, зажав педаль газа, тут же принял вызов на громкую.              Человек на том конце — скорее всего, инфорг — посвящал Минхо в детали дела, перечислял документы, которые выслал ему, и людей, которые должны были возглавить поисковые группы.              Джисон не впервые заставал Минхо за делом. Черт возьми, они были знакомы столько, сколько Джисон себя помнит. Не было фееричного начала дружбы, да и вообще, общаться они начали только потому, что их объединял общий друг. А потом этот самый друг исчез из их жизни, потому что оказался достоин учебы в Сеуле (в отличие от пассивного в плане социальных успехов Минхо и от Джисона, который никогда звезд с неба не хватал).              По всем логичным закономерностям Минхо и Джисона должно было отщепить друг от друга, но что-то, видимо, пошло не так, и их общение продолжилось на уровне хороших знакомых, позже — друзей, и почти сразу — «я помню, что ты пьешь кофе в пропорции две трети молока и ровно полторы ложки сахара».              Новый уровень как-то странно совпал с тем временем, когда у Минхо пропал одногруппник: просто вышел прогуляться по лесу, совсем недалеко от кемпинга, и не вернулся. Тогда на уши подняли всех неравнодушных — их оказалось не так много, но они примкнули к добровольческому поисково-спасательному отряду. Минхо плохо знал пропавшего парня. Наверное, так даже лучше. Джисон до сих пор помнит тот взгляд измученного поисками Минхо, когда кто-то из знакомых позвонил и сказал заветное «нашли». Тело обнаружили на километр ниже по течению. Его вынесло на небольшую мель посреди реки.              Джисон в поисках не участвовал — он вообще не такого склада человек. Но он помнит небольшой мемориал, который неделю простоял около университетских дверей. Помнит, что Минхо винил себя, хотя, черт возьми, что он мог сделать? Они говорили об этом. Долго, много, не единожды.              И для себя Минхо пришел к выводу, что должен остаться в отряде. Потому что каждый человек важен — и тот, кого ищут, и тот, кто ищет. Потому что не всегда находят. Потому что от этого «не всегда» становится дурно и совестно.              Минхо в отряде уже три года. Пока учился, ходил в составе поисковых групп, а потом работа на удаленке и гибкий график — появилась возможность стать координатором.              Джисон ответственности всегда боялся, и потому не совсем понимал, как Минхо духу хватило взвалить на себя такую ношу. Потому что именно Минхо изучает карту местности и распределяет по ней поисково-спасательные группы, определяя зону их работы. Минхо регулирует их передвижение — считай, отвечает за результат проведения поисков.              От качества его работы зависят жизни.              И Джисон видел, как медленно Минхо обрастал твердой корой хладнокровности. После своего первого неудачного поиска Минхо плакал. Теперь он как-то прямолинейно-холодно передает инфоргу «Найден. Мертв.» И в его словах не чувствуется тяжести.              Людей это пугает.              Идиотам не понять, что Минхо не изменился, а просто прячет все в себе, закапывает глубже и консервирует. А потом приходит к Джисону, выпивает немного и плачет. Но не чаще, чем считает это для Джисона напряжным.              Джисон боится, потому что Минхо держит в себе чувства до критического уровня. Это как закинуть бутылку с газировкой в заморозку, чтобы немного охладить, а потом забыть про нее. В панике достаешь спустя две недели, месяц, полгода — лишь приоткрываешь крышку — бум! И все липнет, шипит — горький осадок чувств.              С сегодняшним диалогом так же: Минхо будет терпеть до последнего. И Джисон тоже не начнет его первым, потому что, да, мать вашу, ебучая ответственность.              — Приехали, — Минхо припарковался на обочине. Где-то вдалеке звучали чужие голоса, шум мотора. Треск костра. — Погоди пока.              Джисон кивнул. Страшно. Он ни разу не присоединялся к Минхо, а сегодня… Да хрен его знает, на что он рассчитывал. Может, просто не хотел оставаться один.              Минхо достал свой рабочий рюкзак — Джисон знает, что внутри него есть какая-то необходимая мелочь. Запасные компасы, спутниковые навигаторы — аж две штуки, бумажные карты окрестных лесов. Фонари, батарейки, грелки, мешки для согревания, мешки для защиты от жара — такие же, как у пожарных. Крепления, карабины, веревки. Короче, маленький строй-магазин.              — Это тебе, — Минхо швырнул в Джисона что-то мягкое и колючее.              — Носки?              — Шерстяные. Поверь, эта хрень согревает лучше любых спортивных гольфов, — Минхо откинулся на спинку. Пара секунд передышки и безмыслия. — Не передумал? Джисон, ты…              — Не передумал.              Джисон вылез из машины, сожалея о том, что слова действительно прозвучали неприятно-зло.              Минхо молча проводил его до пункта, который только начал организовываться. Кажется, до приезда Минхо ответственным был Чан, но стоило только Минхо появиться, как бразды правления перешли к сегодняшнему координатору.              Минхо рассказывал, что Чан тоже раньше был координатором по лесным поискам — первые два года проработал вообще без потерь. А потом случился самый длинный поиск в его жизни. Старушка забрела в такой бурелом, что к ней еле пробрались. Нашли живой, а доставить к медикам не успели. И тогда Чан решил, что лучше будет оперативным поисковиком или начнет обучать новичков. Короче, чтобы не сидеть в стороне, а непосредственно контактировать с ситуацией. Чтобы иметь возможность поменять все своими руками.              — Ну ты и вырядился, — Чан беззлобно прыснул и вручил Джисону пакет со своей запасной одеждой. С той, что лучше подходит для леса.              Пока Джисон пытался разобраться со смехотворными подтяжками на штанах и заправлял края штанин в ботинки — не так просто, честное слово — к штабу подтянулся народ.              Минхо с Чаном проводили инструктажи, раздавали оборудование на подпись, отправляли первые команды в путь.              — Итак, касательно техники безопасности всем все ясно? — Чан дождался бодрого «да» от небольшой группы новичков.              Джисон неловко переступал с ноги на ногу, пытаясь выискать взглядом Минхо у стойки регистрации. Тот вновь не обращал на него внимания, то отдавая указания по рации, то сверяясь со схемами на экранах трех ноутбуков. Джисону вспомнились сцены из шпионских фильмов. Только от них дух захватывало, а от здешнего волнения все как-то приземляется.              — Джисон, тебя техника безопасности тоже касается.              — Да, я все понял.              — Отлично. Теперь еще раз напомню про цель. Мальчик. Десять лет. Зовут Юнхо — по этому имени выкрики производить и будете. Рост — метр тридцать. Одет в красный плащ с капюшоном и красные резиновые сапоги. Темно-синяя шапка с помпоном. С собой был желтый рюкзак. Внутри — вода, учебники и ингалятор. Будьте внимательны. У Юнхо — астма. Сейчас вы не сможете оказать полноценную первую помощь, но в отряде с каждым из вас будет опытный поисковик с необходимыми навыками. От группы не отбиваемся. У нас дефицит раций и спутниковых навигаторов, поэтому выдадим один на отряд. Связь ловить перестанет метрах в двухстах отсюда, так что на карты и Naver не надейтесь.              — У меня уже не ловит! — раздался чей-то выкрик рядом с Джисоном.              — Про то и говорю. А теперь я зачитаю составы отрядов, после чего вы найдете своих и получите оборудование. Просрете что-нибудь — Минхо вас съест и не подавится. А я лишь пожелаю ему приятного аппетита. Все, слушаем!              Джисон слабо улыбнулся. Значит, Минхо остается Минхо даже во время поисков. Взгляд снова скользнул к нему — и на Джисона посмотрели в ответ. На мгновение показалось, что Минхо даже улыбнулся, но потом сразу же отвернулся и вновь начал требовать от кого-то отчета по рации.              — …глава группы — Со Чанбин. Лис Восемь: Ян Чонин и Хан Джисон, глава группы — Ким Сынмин. Лис Девять…              — Не стой на месте, — голос Сынмина тут же резко полоснул около уха. Его рука вытянула Джисона из толпы.              А дальше все как в тумане. Проверка инвентаря и предметов первой необходимости. Получение карты обследуемой территории. Регистрация и фиксирование времени начала пути. Последний взгляд от Минхо. Минута на выход из лагеря, пять минут до начальной точки.              Старт.              Чонин шел впереди. Он на поисках в шестой раз. Пришел в отряд, чтобы помочь с поисками маленькой девочки. Ситуация похожая — возвращалась из школы в свою деревню, но так и не дошла до дома. Резонансные случаи — чаще всего дети — всегда привлекают больше добровольцев. А некоторые — такие, как Чонин — остаются с отрядом.              Чонин хотел бы почаще выбираться, но учеба и все такое. У Джисона тоже учеба, предпоследний курс, и он искренне не понимает, как вообще могут оставаться силы на что-то столь масштабное. В будние дни он не всегда есть успевает — Минхо, словно чувствуя, иногда без предупреждений приходит к нему, чтобы приготовить что-нибудь, и оставляет холодильник забитым на неделю. А на выходных Джисон или судорожно доделывает какие-то задания, или недвижно валяется на кровати (Минхо и пачка попкорна прилагаются, но не в обязательном порядке).              — Я во время поисков такой мандраж ощущаю. И энергия бьет ключом, — пояснил Чонин. — Вообще усталости не чувствую. Для меня это своего рода отдых.              — Кричи, — приказал Сынмин. Каждые двести метров (Сынмин засекает) необходимо кричать минимум трижды.              — Юнхо! — Чонин крикнул, обращая свой голос куда-то вправо. Первый крик человек может не разобрать, не понять вообще, что зовут его и зовут ли вообще. Показалось? Да и версию с тем, что «потеряшка» вполне себе может заснуть, никто не отменял. Надо разбудить. — Юнхо! — второй крик подтверждает то, что человека ищут. Нет, не мираж. Не слуховая галлюцинация. Необходимо выдерживать паузы, чтобы точно услышать, кричат ли что-нибудь в ответ. — Юнхо! — если Чонина услышали, то сейчас отзовутся. И последний раз: — Юнхо!              Нет. Мимо. Снова отмерять двести метров.              — Человеческий крик можно услышать на расстоянии одного километра, — пояснял Сынмин. — Но это в идеальных условиях. На деле же расстояние сокращается до пятисот метров. Все из-за местности — гористая, лесная — мы выбили комбо. На дальность распространения даже погода влияет. Чистое небо, солнечный день — плохо. Безветренность, туманность — хорошо. Но в тумане, опять-таки, нихрена не увидишь.              — Был случай, — начал Чонин, всматриваясь по сторонам, — когда нам в какой-то захолустной деревеньке решила помочь местная полиция. Минхо тогда чуть не придушил офицеров.              — Эти идиоты врубили сирену, — Сынмин продолжил за Чонина и подтолкнул Джисона в спину, чтобы тот не тормозил. — Сирена слышится на расстоянии пяти километров. Вроде бы неплохо, да? Вот только она так воет, что заглушает все остальные звуки. Потерявшаяся бабуля слышала сирену и кричала что-то в ответ, но сил идти на звук у нее не осталось, а ее крики поисковики не могли расслышать из-за сирены.              — А, это Минхо рассказывал, — Джисон начинал припоминать. Минхо не любит говорить о поисках, когда выпадает из них, но если уж начинает, Джисон не решается его остановить. Рассказы Минхо бывают путанными, все сливаются в один. Но Джисон помнит. Для Минхо все это крайне важно, и потому для Джисона преступлением будет хоть что-нибудь забыть.              — Кричи, — вновь приказал Сынмин, обращаясь уже к Джисону.              — Юнхо! — он прокричал четырежды, про себя высчитывая между окликами секунды.              — Прием, раз-два, прием, — Сынмин зажал рацию.              — База слушает, прием, — зашуршала рация голосом Минхо.              — Лис Восемь докладывает: третий километр пройден. Чисто. Прием.              — Принято.              — Идем дальше, — Сынмин вновь подтолкнул Джисона, надавливая рукой на рюкзак. — Почти смеркается.              Джисон вглядывался в ряды одинаковых сосен. Невысокие ели, пара желтеющих лиственниц. Еловый лес с мягкой золотисто-янтарной корочкой, покоящейся на моховых перинах. Извитые лозы струились вдоль каменных уступов и валунов, узкое ущелье тянулось мрачным туманным ручьем вдоль их пути. Сынмин направлял луч фонарного света, рассматривая дно расщелины.              С каждым шагом лес смыкался все плотнее. Ели уменьшали в размерах. Становили приземистыми и шире распушали свои короткие колючие по́лы. Кружились по влажному мху. Сосны вытягивались, задевали скрипящими макушками край потекшего неба. Их кроны казались мрачно-зелеными облаками — клубились, затеняли, плыли вдоль неба. Они кренились от ветра, загораживая последние солнечные лучи. Буро-красные, багряно-охровые стволы истекали смолой и дурманяще пахли лесной влагой.              Небо мрачнело. Густыми акварельными разводами стекало промеж сосновых стволов и капало на макушки елей. Оседало каплями росы на влажных каменных сколах.              — Лис Восемь, прием, — запершила рация.              — Лис Восемь слушает, прием.              — Лис Семь производил только что оклик. Предположительно в шести сотнях метров от вас. На первый крик услышали ответ. На остальные — нет. Мальчик мог запутаться и побежать в вашу сторону. Работайте на отклик, прием.              — Доложу обстановку, — Сынмин дождался, пока рация затихнет. — Чонин, кричи.              — Юнхо! — десять секунд. — Юнхо! — пять, четыре…              — Там кто-то есть, — Джисон дернул Сынмина за руку и уставился в глубину чащи.              — Юнхо! — вновь закричал Чонин.              — На вряд ли. Просто дикий зверь. Заяц, наверное. Мы его спугнули.              — Юнхо!              — Ты уверен? — Джисон продолжал буравить темноту, которая обвилась вдоль стволов черным мазутом. К ней липли опадающие иглы лиственниц, тянулись еловые ветви. Пауки оплетали пряди мрака, окутывали витиеватыми тенетами.              — Более чем, — Сынмин поднес рацию к лицу. — Лис Восемь на связи, прием.              — База слушает.              — Отклика нет, прием.              — Принято. Продолжайте по плану.              Джисон сделал шаг вперед, стоило только Чонину двинуться дальше. К вечеру похолодало. Джисон выдыхал небольшой беловатый пар — температура упала до нуля. Он не чувствовал холода, хотя у него даже дома мерзли ноги. Чертовы шерстяные носки.              Джисон хмыкнул. Еще час пути. Сынмин отчитался о координатах и пройденных километрах. Устроил привал.              — Если надо отлить, идите сейчас. Я вас в дороге ждать не буду.              — Так точно, — усмехнулся Джисон, скидывая рюкзак. Плечи ныли, несмотря на то, что самое тяжелое нес Сынмин.              — Эй-эй, не ходи за мной! — Чонин возмущенно остановил Джисона.              — Окей, — он растерянно выставил руки перед собой и осмотрелся.              — Будь аккуратней, тут повсюду ущелья и валуны!              — Да я заметил! — Джисон крикнул Сынмину в последний раз и углубился в чащу.              — Не ходи далеко!              Джисон тяжело выдохнул, пытаясь набраться моральных сил. Если бы его распределили в отряд к кому-нибудь, кто не друг-знакомый Минхо, то никакого сюсюканья не было бы. А тут возятся с ним так, будто еще пара метров и кому-нибудь придется отыскать в своем рюкзаке пустышку, чтобы вручить ее плачущему Джисону. Соси и не ной.              А Джисон и так вроде бы не ноет.              Минхо умеет абстрагироваться от реальности, когда уходит на поиски. Джисон тоже так хочет, но каждый норовит напомнить ему, что он дитя малое и вообще, Джисонни, только не заблудись в трех соснах и двух лысых кустах.              — Что б вас… — Джисон почти поскользнулся на влажном мху и решил, что дальше идти точно не стоит. Обернулся, чтобы увидеть маячащую рядом спину Сынмина. Все свои, чего стесняться.              — Отошел бы подальше, ради бога, Джисон, — Сынмин звучал возмущенно, но явно смеялся. Над Джисоном. Ага.              — Ты бы тоже прогулялся до своего любимого Нахуй, — огрызнулся Джисон, поправляя штаны. Вот и чего привязался?              Он выпрямился и наклонил голову в бок, чтобы размять шею. И тут в темноте что-то блеснуло. Джисон навел фонарик — исчезло. Но это явно было что-то красное. Такое же, как плащ Юнхо.              Так вот о чем говорил Минхо? Вот что ощущаешь, когда находишь пропавшего человека живым?              Джисон сделал шаг от Сынмина, сделал шаг к Юнхо. И еще один. И еще.              Сейчас обрывка красного плаща уже не рассмотреть, но это точно был он — Джисон прокручивал один единственный момент, ставя воспоминание на повтор. Юнхо, наверное, испугался. Еще бы, три каких-то непонятных дяди в темном лесу. Да Джисон сам поплыл бы от ужаса. Побежал бы.              Надо догнать Юнхо. Если пропустит хотя бы секунду, может уже не найти его.              — Джисон? — Сынмин обернулся, выискивая его фигуру в темноте.              — Эй, ты чего? — Чонин удивленно уставился на Сынмина.              — Ты ведь тоже не видишь Джисона?              — Эм, нет, — Чонин начал озираться по сторонам.              — Этот придурок только что был здесь. Я слышал, как он у меня за спиной шебуршится, — Сынмин рассеянно водил лучом света по чаще. Лишь стволы. Тупые унылые однообразные ели. Никакого тупого многогранного Джисона.              — Пиздец. И что нам делать? Джисон!              — Джисон! — закричал Сынмин. Черт, точно, секунды.              — Джисон! Эй!              — Лис Восемь, прием, — отозвался рацией Минхо. Голос его повеселел.              — Лис Восемь на связи.              — Цель найдена. Седьмые Лисы хорошо сработали. Обстоятельства расскажу подробнее, когда все будут на базе. Возвращайтесь назад.              — Лис Восемь докладывает, — Сынмин сглотнул, ища спасения в глазах Чонина. Тот лишь медленно моргал. Выглядел сильно побледневшим в свете фонаря.              — База слушает, прием.              — Мы потеряли одного из наших. Каков план действий?              — Лис Восемь, повторите.              — Джисон пропал, прием.              Рация заглохла. Сынмин переглянулся с Чонином. Дело плохо. Минхо в Джисоне души не чает. Все поисковики с этим пацаном знакомы были еще до того, как увидели его лично, — Минхо трещит про Джисона почти все свободное время. Пускай его и мало, но вполне достаточно, чтобы понять: тем, кто потерял Джисона в лесу, возвращаться на базу опасно. По крайней мере, пока там поджидает Минхо.              — Лис Восемь, прием. Как слышно?              — Терпимо.              — Сообщите координаты и время пропажи.              Сынмин глубоко вздохнул, пропуская сквозь себя голос Минхо. Его тон изменился. Минхо, наверное, надеялся, что этого не случится, но Сынмин заметил. Сложно не заметить. И страшно представить, что сейчас происходит на базе.              — Что нам делать? — спросил Чонин, присаживая на влажный валун рядом с Сынмином.              — Ждать.       ____________________              Джисон тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. Последний раз он увидел красную тень, скользившую по черно-зеленому мху, всего мгновение назад, а теперь ее вновь не было видно. И дышится тяжело. Джисон бежал так быстро, Джисон не разбирал дороги, и теперь глотку и легкие рвало на части.              Джисон осмотрелся по сторонам. Зрительно установил для себя место, со стороны которого он пришел. Надо будет всего лишь развернуться на сто восемьдесят и пойти по прямой, а потом… Черт, все петляло.              Он очертил сосновые стволы, осветив их фонарем. Подошел ближе к одному из кустов и снял с него зацепившийся за сучок красный пакет.              — Блять, — медленно протянул Джисон и рассмеялся.              Значит, никакого Юнхо не было. Вот идиот. Кретин.              Это все темнота, Джисон не виноват. Так, надо собраться с мыслями в единое целое, логичное и крепкое, надо вернуться обратно.              А обратно — это куда? Туда или сюда?              Джисон потянулся к компасу. Итак, сейчас он стоит спиной к востоку, лицом на запад. Это значит, что Джисон тупой еблан, который понятия не имеет, пришел он с хуестока или с пиздапода. А вдруг вообще надо идти на хуюг? Там, по всем законам и по его никчемному мнению, должно быть теплее, а то здесь — конкретнее и не скажешь — довольно холодно.              Так, надо напрячь память и вспомнить ориентиры. Точно! Совсем недавно он проходил мимо елки со сломанной верхушкой, а до этого запнулся о трухлявый поваленный ствол. Это немного, но уже что-то.              Рыская фонариком в темноте, Джисон отправился выискивать низенькую, побитую жизнью ель. Отлично. Он, озираясь и пугаясь каждого шороха, дошел до нее. Где-то вдалеке блеснуло что-то абсолютно черное и подозрительно ветвисто-цилиндрическое, да еще и лежащее на земле.              Догадки подтвердились — поваленный ствол. Ура, все кончено. Джисон точно выберется отсюда. Итак, а до ствола был лес. Все. На этом отличительные черты этой ебучей чащобы заканчивались.              Стоит просто идти прямо. Джисон, собственно, так и сделал, а потом непонятно каким образом оказался возле красного пакета, одиноко болтающегося на сучке.              Вдох. Выдох. Минута истерики. Вдох.              Зашибись. Джисон определенно заблудился. Несмотря на то, что Минхо надавал ему кучу советов, предупредил о неизлечимости картографического кретинизма и долбоебизма человеческого. У Джисона целый букет подобных хронических заболеваний. Плюсом — панички. Кстати, что-то они задерживаются.              Ан-нет. Вот одна на подходе.              Джисон осел, оперевшись спиной на смолистый ствол. Пакет раздражающе шелестел над ухом. Вдох — выдох. Вдох — выдох.              Джисон дышал, впиваясь ладонями во влажный мох. Земля, кажется, дышала вместе с Джисоном. Небо окончательно покрылось черной наледью ночи. Ни единой звезды. Только косой полумесяц над макушкой громоздкой ели.              Опять ель. Везде эти гребаные елки. Джисон скоро сойдет с ума.              Так. Кажется, отпустило. План действий? Позвонить Минхо и признаться ему, что да, придурок, ты был прав. Прости. Можешь забрать меня отсюда? Ну пожалуйста.              Джисон достал из кармана телефон. Пять процентов и полное отсутствие связи.              Желание Джисона находиться в подобной ситуации уменьшалось в геометрической прогрессии.              А если забраться повыше?              Беда в том, что елки слишком колючие и низкие — пока заберешься, лишь обклеешься смолой да руки обдерешь. А сосны же не имеют обыкновения отращивать ветки ниже, чем пара метров над землей.              Ну вот зачем он снял рюкзак? Там была веревка. Там вообще много чего было.              Глубоко в чаще что-то хрустнуло ветками и пронеслось на грани видимости.              Кажется, Чонин говорил что-то про волков. Кажется, елка не такая уж плохая перспектива.              Джисон рванул к ближайшей ели. Он зацепился за колючие лапы, прижимаясь всем телом к неприятному и сухому, будто старческая кожа, стволу. Забрался на первую ветку. Вознамерившийся подняться повыше, Джисон уперся головой в иголки.              Черное живое нечто послышалось где-то совсем близко. Из-за плотного сплетения ветвей Джисон видел примерно ничего. Страх заставил его подобрать ноги поближе. Ветка опасно прогнулась, Джисон обвил руками ствол. Наплевав на колкость, взобрался еще выше, прободав головой игольчатое полотно ветвей. Теперь его макушка и лицо до кончика носа высунулись над елью. Захотелось чихнуть.              Джисон поежился. По небольшой полянке, прямо около дерева, на котором висел пресловутый пакет, пронесся заяц.              Теперь самое время смеяться.              Телефон пиликнул, издав характерный сигнал. Джисон вытащил его из кармана и — да неужели! — сеть найдена.              — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — он тараторил, набирая номер Минхо.              — О, Джисон, слава богу, — он принял звонок так быстро, как никогда на памяти Джисона.              — Ты что, плакал?              — Шел бы ты нахуй, Хан Джисон.              — Судя по моим координатам, я примерно здесь и нахожусь, — Джисон осмотрелся. Ему кажется, или это проблеск неба между стволами?              — Тогда оставайся там. Мы скоро тебя найдем.              — Минхо, здесь рядом есть река?              — Да, — рассеяно проговорил Минхо. — Джисон, пожалуйста, выруби все приложения, яркость экрана и так далее. Сколько у тебя процентов?              — Уже два, — Джисон мельком взглянул на экран. Затем вновь на лес.              Там точно есть место, где деревья не растут, — стволов и крон не видно. А если рядом река, это значит только одно — Джисон может дойти до берега. У реки его быстрее отыщут. Да и населенные пункты всегда около водоемов строятся. Значит, если идти вдоль русла, Джисон рано или поздно набредет на людей.              — Потерпи немного, — выдохнул Минхо. — Мы скоро будем, Джисон. Внимательно слушай и… Ты что, идешь куда-то?              — Слезаю с елки.              — Хорошо. Оставайся под ней. Джисон, мать твою, послушай меня хоть раз.              — Я выйду к реке. Ищите меня там.              — Джисон, это плохая идея. Остановись сейчас же. Ты что, не понимаешь? Я же слышу, как ты идешь.              — Не угадал, — Джисон тяжело дышал.              — Ты бежишь? Джисон, нет! Джисон, блять, стой на месте!              Это, кажется, последнее, что услышал Джисон, прежде чем достигнуть широкого сгустка мглы между стволов и полететь куда-то вниз.              Больно. Блять. Все катится. Шея. Сука. Лопатка. Блять. Живот. Больно. Голова. Больно. Нет. Мама. Куда. Больно. Вниз. Страшно. Везде. Опять. Спина. Бедро. Минхо. Страшно. Грудь. Больно. Голова. Кругом. Минхо.              Никакой темноты перед глазами. Как хлопок, как ядерный взрыв — четкая ослепляющая боль. Свет в конце, неясный, сферический — и грубое, неотесанное ничто. Холодное, как люминесцентная лампа. И пустое, как бессознательность.              ////____________ ////              — С днем рожденья тебя, — Джисон пел чисто, даже несмотря на то, что все вокруг кружилось в вальсе, потерявшем ритм. Не стоило пить так много, но Джисон в принципе редко выпивает, поэтому сегодня — сегодня можно. — С днем рождения, хён, с днем рожденья тебя, — он поймал в объятия Минхо, стоявшего в проеме под поздравительной гирляндой.              Вообще-то, они все вместе — то есть Джисон, Чан, Сынмин, Феликс и еще до кучи всяких друзей-знакомых-перезнакомых — уже пели поздравительную песню для Минхо. Но это было несколько часов назад, и Сынмин нагло украл самые звонкие позиции, а Джисону хотелось, чтобы Минхо запомнил именно его голос. Тогда приятное поздравление будет ассоциироваться с Джисоном, за что Минхо прибавит ему еще больше очков на подсознательном уровне.              — Подлизываешься? — Минхо рассмеялся и обнял Джисона покрепче.              Теперь, когда последнего гостя — приставучего Хенджина — удалось выпроводить, можно и объятия себе позволить. Минхо не высказывал Джисону претензий за излишнюю тактильность (хотя, по мнению Минхо, излишка в ней не было). Он и сам повинен в половине их прикосновений. И Минхо искренне надеялся, что Джисон не замечал того, как Минхо пытается увильнуть от них — только при остальных друзьях, но никак не наедине или в сторонней компании.              Этому есть весьма логичное и резонное объяснение: Минхо боится, что его раскроют. Вернее, года пол назад Чан уже устраивал с ним разговоры по душам, просвятив Минхо, насколько глубоко тот влип. Минхо отнекивался и, чтобы не вызывать подозрений, попытался сократить видимый контакт с Джисоном до минимума — Чан счел это еще более подозрительным, но промолчал. Продолжить тактику подобного боя с самим собой Минхо заставил Чанбин — черт возьми, он ведь даже не был знаком с Джисоном лично, а все равно подшучивал над Минхо и его «влюбленностью».              Охуенно и неприятно. Особенно с учетом того, что все это правда.              Иногда Минхо кажется, что его чувства более чем взаимны, а потом Джисон вечно ляпает какую-нибудь хрень — ау, Минхо, спустись с небес на землю. Джисон просто хороший. И просто открылся — это не повод цеплять на него ярлыки и собственные чувства.              Если говорить начистоту, у них с Джисоном никогда не было откровенных разговоров по душам про отношения и про чувства друг к другу. Они вообще мало говорят про чувства. Вот вроде бы живешь себе и кажется, будто все и так знаешь. И ничего, комфортно.              Потому что Джисону не надо объяснять, почему ты грустишь, веселишься, злишься — да ему вообще слова не нужны, ну честно. А Минхо ненавидит, когда задают вопросы по типу «ты чего такой хмурый?» Чтобы ты, блять, спросил, а Минхо в очередной раз осознал, почему Хан Джисон — лучшее, что случалось с ним в жизни.              К чему обозначать рамки и границы, когда все и без того ясно?              А потом Минхо поймал себя на мысли, что Джисон ни разу не назвал его своим другом. Типа, а вдруг Джисон вообще не считает, что они дружат? Представляя Минхо кому-нибудь новому, Джисон просто говорил: «Это — мой Минхо-хен. Не думаю, что ему приятно с вами познакомиться. Это — придурки. Придурки, поздоровайтесь с моим Минхо-хеном.»              Именно поэтому Минхо считал, что неким образом обезопасен от неловкого и внезапного признания в любви. Эта безопасность распространялась в обе стороны.              — Эй, — Джисон отстранился, выпутывая себя из объятий. Жаль. Минхо млел и очень много, очень запутано и напрасно думал. — Я должен тебе кое-что сказать, ты только не злись, ладно? — и уставился на Минхо с видом собаки, которая притащила хозяину пожеванные тапочки. — Знаешь, наверное, нам лучше сесть.              Джисон подошел к дивану и сгреб разноцветное конфетти на пол. Пара блестящих бумажек налипла на его штаны и волосы. Взяв с дивана воздушный шарик с уже тошнотворным «Счастливого дня рождения!», Джисон крепко прижал его к груди — он всегда прижимал поближе что-нибудь мягкое, когда нервничал. Шарик лопнул — Джисон вздрогнул и поскользнулся на конфетти, упав задницей на диван.              — Эм, ну это, садись, — он похлопал рукой по дивану рядом с собой, делая вид, что все так и было задумано. Сдувшийся шарик он запнул под ближайшее кресло, стараясь игнорировать злой взгляд Минхо. Ну и кто это потом убирать будет? Хан Джисон? Не смешите.              — Ты мне сейчас завещание зачитывать будешь? — садясь на диван, Минхо улыбнулся — черт, наверное, слишком мягко. Слишком слащаво и любовно.              Ну и пошло все нахуй. Минхо будет пялиться на Джисона столько, сколько захочет. И улыбаться ему будет так, как по наитию получается. Джисон — дурак, проверено опытом. Можно сколько душе угодно обхаживать его и так, и сяк, а Джисон лишь своими лупами моргнет пару раз, а потом издаст что-то вроде «ты такой хороший, хен».              И сейчас пялит.              Минхо склонил голову на бок, тихонько рассмеялся. Потянулся рукой к Джисону и выпутал конфетти из его волос.              — Спасибо, — Джисон потряс головой. Волосы встали в разные стороны, пушась и делая Джисона похожим на мутантный одуванчик. — И чего это ты у меня такой хороший, хен? — хихикнул. Вот паразит.              — Так что ты там сказать хотел?              — Я думал, что подарю тебе подарок, когда все уйдут, — Джисон рассматривал потолок, делая вид, что нет ничего интереснее, чем винный развод на побелке. Стоп, что? А это когда случилось? Опять Джисон виноват? Минхо нахмурился. — Эй-эй, ты же обещал не злиться!              — Я тебе ничего не обещал.              — Так вот. Я забыл твой подарок дома. Но он есть, честно-честно. Я могу фотки показать!              — Да забей. Я бы и не вспомнил, если бы ты не сказал.              — То есть тебе наплевать на мои подарки?              — Обязательно слова выворачивать наизнанку? — Минхо легонько потянул его за ухо.              — Лучшая защита — это нападение, — пожал плечами Джисон. Снова нашел винное пятно на потолке. Да, наверное, все-таки работа Джисона.              — Ну тогда держись, — Минхо хохотнул и накинулся на Джисона, щекоча его шею. Тот начал смеяться и извиваться, опуская подбородок как можно ниже и сворачиваясь в калачик.              — Стой, стой, я сейчас откинусь, — слова звеняще рассыпались сквозь смех. Джисон, опасаясь, что сильно заденет Минхо, резким четким пинком спихнул его с дивана и тут же попытался поймать, но не успел, и Минхо плюхнулся на пол.              — Ах ты сукин сын, — Минхо схватил Джисона за грудки и стянул вниз.              К волосам Джисона вновь прилипло конфетти. Тяжело дыша и вытравливая из себя остатки смеха, Джисон начал выпрямляться, садясь на колени. Его глаза немного слезились, конфетти поблескивало в свете торшера — Джисон смотрел на Минхо, подавляя порывы рассмеяться — без причины и просто так.              Наверное, потому что Минхо для Джисона уже кто-то ужасно взрослый, работающий на настоящей работе и ездящий зайцем вместе с Джисоном не потому, что он бедный студент, а потому, что он бедный рабочий и платить надо собственноручно заработанными бумажками. Короче, Минхо весь такой из себя повзрослевший, а все равно дурака валяет — в смысле, валяет Джисона по полу.              И смеется.              Джисон потянулся к журнальному столику, чтобы взять с него стаканчик с недопитым чем-то (наверняка опять Феликс оставил). Сделал глоток — виноградное соджу — поставил обратно.              — У тебя опять, — Минхо вновь коснулся макушки Джисона, аккуратно вынимая конфетти.              — У тебя тоже, — Джисон придвинулся ближе и начал убирать бумажки, перебирая пряди Минхо. Он не растягивает процесс, честно. У Минхо волосы пусть не такие густые, но зато мягче и, как принято говорить в рекламах, шелковистее, что ли.              Джисон внезапно понял, что вообще конфетти не убирает. Просто пялится на Минхо и накручивает его пряди на пальцы. У Минхо красивые глаза, особенно когда он их прикрывает или смотрит вниз — будто кто-то макнул кисть в тушь и единым мазком начертал изящный четкий изгиб. А потом, любуясь, забылся на мгновение — тушь капнула с кончика кисти, оставив маленькую черную родинку на носу.              И сейчас красивые акриловые глаза почему-то смотрят на Джисона непонимающим взглядом — чуть исподлобья, гневно, но немного наивно и с какой-то надеждой. Быть может, потому, что ладони Джисона лежат на щеках Минхо.              Потому, что Джисон смотрит на Минхо не так, как Минхо на Джисона.              — Прости, — Джисон ощутил, как сухие губы сомкнулись и запечатались этими словами. Он больше ничего не мог сказать. Он не понимал, зачем вообще сказал хоть что-то и уж тем более это.              — За подарок?              — Ну ты и придурок, Минхо, — Джисон убрал руки от его лица, запрокинул голову и коротко рассмеялся. Ну пиздец. Он заплакал. Заебись просто. Толку скрывать, Минхо все равно заметил.              — Эй, Джисон, — Минхо начал осторожно подступаться к нему, придвигаясь ближе. Схватил за предплечья, и Джисон вырвался из его рук. — Да что б тебя!              Минхо впился ладонями в его плечи и потянул на себя, прижимая Джисона к груди. Тот согнулся, сжался. Замер. Сидел, не шелохнувшись. Считал удары сердца Минхо. Так быстро — четырежды в один такт. Но Минхо спокойный. Минхо правильный и уверенный, а Джисон ходит по краю и виснет на волоске, который изгибается и завязывается петлей вокруг его шеи.              А сердце Минхо все быстрее и четче бьется.              Джисон всхлипнул и прижался крепче, впечатал себя в грудь Минхо. Так тепло. Так несправедливо. Так мягко. Минхо пахнет куркумой, апельсином, медовой акварелью и, кажется, вообще всем приятным, что имеет теплые тона.              Руки Минхо подбирают Джисона с пола, притягивают и тянут крепче — и Джисону кажется, что он чувствует себя в такой безопасности, которой никогда не существовало. И нет ничего, кроме объятий. Нет ничего, кроме Минхо. Кроме того, что Джисон может разрушить.              И ему жаль — ему так чертовски жаль. Так стыдно за свои чувства, так стыдно за мысли, за слова, за действия — за все то, что он свершил и не совершал. За то, что сказал и не озвучил.              — Прости, — всхлипнул Джисон. — Прости, прости, прости меня.              Минхо промолчал — должно быть, нахмурился. Джисон не видел. Прикрыв глаза, вжимался лицом в его футболку и шмыгал носом. А потом ощутил, как Минхо коснулся губами его макушки — поцеловал, уткнулся носом в волосы — не такие мягкие, как у Минхо, но густые и пахнущие ментоловым шампунем. У Джисона от него глаза щиплет, а он все равно им пользуется. И Минхо хочется думать, это потому, что Джисон заметил, как ему нравится этот запах.              Минхо страшно и непонятно. Он поцеловал Джисона. В макушку, легко и по-детски. Но между ними так не принято — это интимнее, чем фальшивый флирт и касания бедра. Интимнее, потому что никто не шутил и шутить не собирается.              Минхо хочется поцеловать Джисона еще раз и хочется отпрянуть, отпустив его, потому что Джисон застыл. Он больше не просил прощения черт знает за что, больше не плакал — такой большой. Как хорошо, что ему хватает смелости на слезы. Минхо никогда не хватало. В нем вообще отваги ровно столько, сколько нужно для жизни трусливого человека.              Джисон отстранился, чтобы заглянуть Минхо в глаза. Словно проверил, не почудилось ли ему. Точно ли Минхо перед ним. А потом пробормотал последнее тяжелое, клубящееся «прости» и подался вперед, целуя Минхо — хотел в губы, получилось в уголок рта.              И замер. Застекленел. Если Минхо коснется не там, если проявит не ту настойчивость и неправильную грубость, если Минхо промолчит, если продолжит бездействовать, Джисон расколется и рассыплется. Треск в ушах нарастал. Страшно. Тысячи мгновений — одна секунда — единый миг.              Минхо чувствовал, как все внутри начало гудеть, звенеть, громыхать. Он потянулся к Джисону, и тот на мгновение окунулся в ядовитый ужас. Минхо навалился на него, черкнул подушечками пальцев по голове, запутываясь в прядях. Сполз ладонями ниже к шее, крепко и трепетно сжав. Нетерпеливо подался вперед. Боясь упустить, не понять, поцеловал Джисона и, ощутив его руки на своей спине, взобрался ему на колени.              Джисон прикрыл глаза, и Минхо скользнул кончиком языка промеж его напряженных губ. Джисон расслабился, обмяк. Он нежно гладил спину Минхо, иногда чуть надавливая пальцами, когда Минхо вновь касался языком его губ.              Джисон искал, вникал, вливался — словно тек по рукам Минхо. Приоткрыл рот, размыкая зубы, и Минхо толкнулся языком внутрь, коснувшись неба, — ощутил, как Джисон скользнул вдоль его языка кончиком своего.              Пиздец. Все будет хорошо. Блять.              Минхо разорвал поцелуй — слюна плавящейся струной тянулась от приоткрытых губ Минхо до кончика чужого языка: Джисон чуть высунул его. Смотрел прямо в глаза, весь разрозненный, раскрасневшийся и напуганный — такой же, как Минхо.              — Блять, — собственный голос казался Минхо тем, что не должно было звучать. Фонограмма, странный репит, и не отмотать уже назад. Не исправить.              Джисон приоткрыл рот, облизал губы — наверное, пытался что-то сказать.              Минхо коснулся губами кончика его языка. Делать получалось быстрее, чем думать.              Руки Джисона прижали Минхо ближе, и Минхо прошелся языком по языку Джисона. Скользнул обратно в его рот. Джисон пытался вытолкнуть Минхо, пытался вернуть его обратно, тянулся, пропускал к зубам, к небу, к уздечке языка. Обхватывал губами язык Минхо, чуть прикусывал зубами — ебаный пиздец.              Минхо и не так целовали, но безумием было осознание того, что это — Джисон, Джисонни, в конце-то концов. И Минхо ритмично скользит по его бедрам, членом упирается в его член, грудной клеткой прижимается к его груди — и дышит как он, и чувствует едино.              Слышит чужой тихий стон, слышит свой собственный голос — не узнает ни себя, ни Джисона. Не ощущает, не боится, только двигается, тянется. Такт — размеренно, четко, жестко, близко — такт — грубо, вместе, движение, едино.              Руки — под футболкой Джисона, губы — на его шее, ноги — вокруг талии. Все в узел, все в сплетение, в витиеватость, в вереницы — они развяжут их завтра, они разберутся с этим. Потом. Обязательно. Не сейчас.              — Пиздец, — Джисон вобрал воздух в легкие, Минхо ощутил это собственной грудью.              Рука — в штанах Джисона, в его лучших джинсах, которые сидят идеально, потому что Минхо сам их выбирал и сам уговаривал Джисона примерить. Черт, он обычно не жалеет об этом, когда видит задницу Джисона, идеально обтянутую плотной джинсой — и жалеет сейчас по той же причине.              Минхо окончательно слезает с бедер Джисона, стягивает с него штаны — хочется нервно рассмеяться, потому что задница у Джисона теперь голая и в конфетти.              Минхо снова целует, снова касается его члена — господи, он будет дрочить на этот день всю оставшуюся жизнь. Джисон стонет, громко дышит — в ритме с движениями Минхо. И Минхо не ощущает мыслей, никакой логики, никаких пробелов, пауз, точек.              Джисон запрокидывает голову назад — опять смаргивает слезы, не такие соленые и, Минхо кажется, едва ли стекающие к вискам. Они копятся на ресницах. Джисон не прикрывает рот — Минхо вновь опрокидывается на него всем весом, тянет, целует нижнюю губу — рвано вздыхает. Коротко лижет. Продолжает.              Ведет носом по шее, от нижней челюсти по ней стекает капля пота. Минхо целует адамово яблоко, скользит вниз, утыкается лбом в плечо Джисона.              Дышит вместе с ним, дышит в такт своим движениям.              От Джисона исходит жар, окутывает тяжелым, плотным балдахином — струится по Минхо, наслаивается, тяжелеет. Минхо ощущает его везде. Стягивает, скользит, путает — тепло. Так тепло. Джисон кончает, и Минхо вслушивается, притягивает его еще ближе, будто ловит и удерживает. Отстраняется. Одной рукой тянется к своему члену, второй — к лицу Джисона. Тот все еще смотрит в потолок, все еще неестественно изгибает свою блядскую шею. Руками опирается позади себя в пол.              И Минхо касается пальцем его губ, давит — Джисон мелко целует, совсем бесхитростно и устало. Надевает свои поцелуи-наперстки на пальцы Минхо.              А потом выпрямляется и смотрит, пристально и рассеяно, с колким желанием, с тупой, упертой нежностью. Минхо это чувствует — кажется, половину додумывает, но он не уверен. Посмотреть на Джисона в ответ не хватает смелости. Он не заглядывает ему в глаза, не окидывает взглядом с ног до головы — смотрит на грудь, вздымающуюся под футболкой. Перед глазами — блажь, неосознанность. Минхо старается не издавать звуков, даже когда кончает. Тишина не получается.              Страшно — хочется сделать вид, что ничего не было. Так хорошо, так до невозможности, до неосуществимости похоже на близящееся счастье — хочется никогда не забывать. Да и не верится, что забыть получится.              Минхо тянется к Джисону за поцелуем, а тот лишь хлоп-хлоп глазами — и ничего в ответ. Не придвигается ближе. Смиренно замирает.              И Минхо не целует. Минхо не говорит ни слова, потому что боится, что сорвется. Что скажет что-то не то, ударится в истерику и вывалит слишком много. Может быть, даже неправду. Может быть, много всего обидного для Джисона или самоуничижительного.              Минхо это не нужно, не сейчас. Ему бы просто с мыслями собраться. А еще желательно в душ.              Он оставляет Джисона в гостиной и прячется в ванной комнате. Глупый Минхо все испортил. Глупому Джисону это все не сдалось вообще. Теперь он точно начнет отдаляться, а Минхо без Джисона никак. Минхо без него плохо, холодно, бесполезно.              Это все надо произнести вслух. Во всем надо удостовериться. Вырыть могилу поглубже и самому погрести себя под зыбучими песками правды.              Поэтому Минхо обещает себе, что они с Джисоном поговорят. Непременно все обсудят, но завтра.              Честно.       ////____________////              — Минхо, — Чан глупо ходил за другом, нарезая круги вдоль широкого навеса, под которым прятались от дождя уставшие спасатели. — Ты паникуешь, это ни к чему хорошему не приведет. Вернее, не приведет вообще ни к чему.              — Да ты задрал уже, — Минхо огрызнулся, сбрасывая с плеча руку Чана. — Он не мог уйти далеко. Я возьму этого сукиного сына Сынмина, возьму ублюдка Чонина и пойду с ними. Мы, блять, вернем его сегодня же.              — Да, вернем. Но ты останешься здесь. Нам нужен координатор.              — Я уже сообщил инфоргу, что ты меня подменишь.              — Нет. Я не могу. Я пойду с остальными в лес, а ты, — Чан ткнул ему пальцем в грудь. — Ты останешься здесь, — он перекрыл ему выход из палатки. — Нельзя идти в лес на эмоциях.              — На эмоциях? — Минхо усмехнулся, зачесывая волосы назад. Безумно огляделся по сторонам и уперся взглядом в Чана. — А как мне еще себя вести, когда это я позволил Джисону пойти в лес? Когда это из-за меня он полез в чащу? Как мне, сука, не быть на эмоциях, когда где-то там — хрен его разберешь, где — мой Джисон. Ты понимаешь? — Минхо сделал шаг вперед. Чан отпрянул. — Идет ебаный дождь. Или снег. Тут не разберешь, потому что холодно пиздецки. И Джисон без рюкзака. Джисон ночью один. Он не курит — у него нет спичек. Он даже костер не разведет. И мне кажется, нет, я блять уверен, — Минхо сделал рваный вздох, — что что-то произошло. Что это не телефон сел или типа того. Звонок оборвался не сразу, а Джисона я уже не слышал. Я боюсь, Чан, — Минхо стал тише. — Мне никогда так страшно не было, а ты хочешь, чтобы я сидел и протирал задницу на месте? Ты бы остался здесь, когда кто-то, кого ты любишь, оказался бы там?              — Да, Минхо. Да, я остался бы.              — Ты лжец и лицемер.              — А ты — идиот. Ты полезнее здесь. Но только если успокоишься и придешь в себя.              — Лицемер, — повторил Минхо. Попытался пройти мимо. Чан перехватил его.              Минхо с яростью, с непониманием и презрением замахнулся, чтобы нанести удар. Целился в нос — Чан перехватил его руку и отбросил от себя. Минхо отступил, зло уставился на него.              — Ладно, хорошо, — Чан спокойно смотрел на Минхо, делая вид, что ничего ему не сталось. — Я не хочу, чтобы с Джисоном что-то произошло. Поэтому я буду стараться на пределе своих возможностей. Я останусь и буду координировать ситуацию. А ты пойдешь в лес. Разумеется, с ненадежным разумом и ослепленный эмоциями, но пойдешь. И если с Джисоном все-таки случится что-нибудь плохое, вспомни наш разговор.              — Твои манипуляции на меня не подействуют, — Минхо вышел из-под навеса и, схватив необходимое оборудование, направился к Сынмину и Чонину, которые захлебывались от волнения и ожидали, что гнев Минхо окончательно их потопит.              — Пиздец, — Чанбин, наблюдавший за ссорой со стороны, наконец-то осмелился подать признаки жизни.              — Он самый, — кивнул Чан, вздыхая. Он плюхнулся на кресло координатора, настраивая мониторы под себя. — Чанбин, собери своих лисиц. Ужасный день, но придется сделать последний рывок, чтобы он не стал еще хуже.              — Так точно, кэп, — Чанбин, тяжело вздохнув, поплелся к стойке регистрации.              Не хотелось думать о том, что сейчас чувствовал Минхо. Он, не вдаваясь в детали, рассказал Чанбину, что произошло между ним и Джисоном. И Чанбину очень хотелось бы сказать Минхо, что их дружба останется крепкой и нерушимой, но врать не хотелось. После такого друзьями не остаются. Есть лишь два варианта развития событий. И Минхо было бы проще, поговори он сегодня утром с Джисоном. Да и Джисону, наверное, тоже — оба хороши. Минхо теперь винить себя будет. В любом случае.              А Чан — он ведь не знает ничего, как лучше хотел. Но даже если бы и знал, не стоило говорить — не те слова, которые он произнес. Самое место было бы прикрикнуть на обоих, сказать что-то типа «базар фильтруй». Но тогда и Чан, и Минхо размозжили бы Чанбина дружной силой.              Чанбин расписался за оборудование, краем уха подслушав Чана:              — Лис Восемь, прием. Как слышно?              — Отвратительно, — Минхо звучал холоднее, грубее, чем обычно. — Докладываю: Лис Восемь вышел на маршрут. Работаем на отклик, — и рация шепнула тишиной.       ____________________              Холодно. Больно.              Джисон приподнял голову.              Ох, еб вашу мать, эта вывернутая локтем внутрь фигня — это что, его рука?              Зубы сводило от холода и боли. Хотелось стонать, кричать, но стоило только Джисону начать, и боль усиливалась. Грудная клетка трещала по швам, каждый удар сердца отдавался всполохом боли. И ныло. Все ныло.              Джисон ощущал свою руку как никогда.              Ему едва удалось раскрыть глаза чуть шире, но толку от этого не было. Вокруг лишь темнота. Угольное небо отсвечивало бледной луной. Ветви деревьев трещали от сильного ветра, но где-то далеко. Будто бы над Джисоном. Мир схлопнулся, словно Джисон оказался в колодце, и свет превратился в тонкую серебряную нить.              Повсюду лишь скалистые стены. Пара небольших островков обманчиво мягкого мха. Пить. Хочется пить.              Это была не река. Даже не опушка или поляна — это каменное ущелье. Обрыв.              Джисона не найдут.              Под спиной — каменная твердь. Кажется, ему рассекло спину. Не шевелиться. Не двигаться. Дышать.              А ведь Минхо просил оставаться на месте. Почему Джисон его не послушал? Почему Джисон вообще не прислушивается к Минхо?              Капли ледяного дождя упали Джисону на лоб. Затем посыпались градом. Больно. Джисону показалось, что дождь превратился в снег.              Он прикрыл глаза. Ничего делать не хочется. Вставать не хочется. Идти — тоже.              Джисон обидел Минхо, но Минхо обязательно придет за ним. Правда же?              Джисон без Минхо никуда. Он вечно ему неприятности доставляет, а Минхо стоически терпит. Джисон такой идиот. Он взваливал на Минхо свои чувства. Разве он не душил его ими? Разве не причинял дискомфорт? Джисону всегда было страшно, что Минхо узнает. Наплевать, если остальные поймут, но если Минхо...       Это разрушит все.              Джисон боялся до шипения перекиси на кончиках пальцев: он нервничал и начинал обкусывать кожу вокруг ногтей, сдирать заусенцы, поддевать кутикулу, а потом заливал чем-нибудь обеззараживающим. Джисону до ужаса не хотелось сталкиваться с мыслью о влюбленности в Минхо.              Не потому, что он плохой человек — как раз-таки наоборот. И не хотелось хорошему человеку делать плохо.              Джисон был так счастлив, пока бессонными ночами расписывал специальной краской кроссовки для Минхо — он рисовал его любимых персонажей, делал отсылки на песни, книги и аниме.              Джисон был счастлив даже тогда, когда забыл подарок дома и понял, что не успеет за ним сходить. Когда случайно поджег шторы, когда Минхо не хватило дыхания, чтобы задуть все свечи, когда Минхо слушал горланящего Сынмина, когда слезы предательски катились по щекам — Джисон был абсолютно беспрекословно счастлив все то время, пока считал, что его чувства невзаимны.              И не описать, не передать и не перечислить всего того, что он испытал, когда понял, что это не так. Когда пришло осознание, когда молниеносно нагрянула смелость, потому что наивно-трогательный поцелуй Минхо громом отозвался у него внутри. Все прояснил.              Джисон считал, что у них все будет хорошо, когда Минхо целовал его. Не сомневался в этом, когда Минхо решился на большее. И был абсолютно уверен, когда Минхо испугался и ушел.              Джисон не винит его. Да, было обидно. Но, черт возьми, Минхо ведь тоже не железный.              И у них все сложилось бы, им просто надо было дать друг другу время. Просто надо было поговорить.              Теперь это, наверное, невозможно. Потому что Джисон один. Потому что он не ощущает времени, себя и вообще, кажется, ничего, кроме боли. И кроме разочарования в себе.              Джисон приоткрыл глаза. Наверное, он ненадолго задремал. Боль вернулась с новой силой. Такая тягомотная. Где-то наверху блеснул свет фонарика — точно он. Не такой холодный, как лунный свет, но более четкий.              Джисону показалось, что он услышал голоса. Это Минхо. Минхо ищет его. Зовет.              Джисон разлепил губы — они ссохлись. Так сухо во рту. А на губах, кажется, кровь. Значит, просто ранка лопнула. Значит, все еще будет.              — Минхо, — Джисон кричал, но почему-то выходило так тихо, что он не слышал сам себя. — Минхо, — чуть громче. Все равно не то. Даже не шепот. Голоса. Он точно их слышал. И сейчас тоже слышит. Совсем рядом. — Я здесь. Я здесь! Минхо! — какой-то хрип. Никакого крика. Так глухо. Так тихо.              Джисон заплакал. И зажмурился, ощутив фонарный свет, скользнувший по лицу. А потом — его голос. Ну вот, он не обознался. Минхо пришел за ним.              — Не отключайся, Джисон! — Минхо просил. И Джисон впервые очень хотел послушаться его, но не мог.       ____________________              Дышать не больно, но тяжело.              Джисон открыл глаза. Над ним — не черное небо. И даже не эти ебучие елки. Джисон клянется: ближайшее Рождество елки будут праздновать отдельно от него, оставаясь где-то там, в своем мрачном скалистом лесу.              Джисон попытался пошевелиться, но вышло с трудом. Итак, это определенно больница. А Джисона наверняка собираются мумифицировать, иначе зачем на него намотали столько бинтов. И один большой тяжеленный гипс на правом предплечье.              В руке Джисона — чужая ладонь. Сухая, но мягкая и теплая. Джисон сжал ее, и Минхо, дремавший рядом на стуле, тут же подорвался с места.              — Я тебя прибью, — он взвыл. — Я тебя закопаю, Хан Джисон! Куда ты там побежал? Кого ты там искал, а? — Минхо встал рядом с изголовьем Джисона. От него по-прежнему пахло хвойным лесом, а еще антисептиком и чем-то сладким.              Минхо бурчал и злился — Джисон пока что плохо улавливал его слова. Хотелось пожалеть Минхо и наконец-то обнять, но у Джисона правда не было сил. Придурок.              Он все еще переплетал пальцы с Минхо. Наверное, это зеленый свет (хотя Джисон, честно говоря, вообще больше не хочет слышать слово «зеленый» и все остальные прилагательные, которые могут описывать лес).              Надо бы уточнить.              Джисон, нелепо сгибая плечо, поднес руку Минхо ближе к губам и легонько коснулся поцелуем тыльной стороны ладони. Минхо замер. Джисон может поклясться, что даже немного покраснел.              — Ты мне лучше вот что скажи, хен, — Джисон блеснул хитринками, плясавшими на дне зрачков. — Поцелуешь меня, а?