Вечные дети

Гоша одевался спокойно, словно обычное это дело после отбоя нацепить на себя единственные брюки и рубашку, которые он возил в лагерь. Волк смотрел с интересом, молчать он не собирался и, дождавшись, когда Гоша пойдет обуваться, сказал: — Стесняюсь спросить… — Не стесняешься, — отозвался Гоша, улыбаясь. — На свидание, конечно. Даже у меня есть представления о том, как на них одеваться. — Что и галстук? — Не перебарщивай — это же свидание, а не встреча с родителями. Хотя… Гоша вдруг впервые подумал о том, что родитель Жени — это папа Волка, которого Гоша знает так долго… И в принципе, узнай он об отношениях Гоши со своим сыном, даже несовершеннолетним, он вряд ли бы рассердился. — Этих родителей уже не удивишь, — подытожил Гоша, очень надеясь, что он прав. Хотя вообще-то пока и говорить было не о чем. Волк бешено завращал глазами, а Гоша лишь рассмеялся. — Обойдешься без подробностей. Пока. Потом поймешь… если будет, что понимать. Гоша чуть затормозил и задумался, наконец, о такой очевидности, что собирается встречаться с братом Лешки. Может, сегодня и только плавать с ним, но по совести, Гоша ведь готовился и дальше пойти, если… Гоша сжал зубы, думать об этом было не столько страшно, сколько дико. Вот он, неизменный верный друг Лешки, станет парнем Жени? Это даже в мыслях звучало невероятно. И если реакцию дяди Мити Гоша был готов сбросить со счетов, то реакцию Волка — нет. Если бы Волк запретил, Гоша бы послушался? Гоша внимательно посмотрел на Волка и решился: — Я иду в неизвестность, и она может изменить все. Но я верю, что ты поймешь и будешь на моей стороне. Но рассказать смогу, только когда сам эту неизвестность немного пойму. — Ты драматизируешь? — Волк даже руку ко рту прижал. — Не все тебе рыцарствовать, пришло и мое время решаться на подвиг. Их разговор звучал комично, но Волк точно знал, что говорят они о важном. Внезапно важном для Гоши, который прыгал в омуты без раздумий. И теперь было также, но Гоша накануне этого прыжка вдруг задумался? — Буду, — отозвался Волк твердо. — Все же в порядке? — Да, — кивнул Гоша, улыбнулся и вышел за дверь. Зная Женьку, Гоша не особенно спешил: их с Женькой представления о «вовремя» различалось. Потому Гоша пришел заранее и, подтащив один из лежаков ближе к воде, сел на него и, наконец, закурил. Он специально сел спиной к лагерю, чтобы не портить себе сюрприза. Женька почти бежал от корпуса, одновременно надеясь, что никто его не видит, и желая скрыться с чужих глаз поскорее, если это не так. Можно было обернуться, узнать, как состайники таращатся ему вслед, прилипнув к окну. Но Женька не хотел. Он вообще ужасно не любил оглядываться. Тем более, что тревога эта была ничтожной по сравнению с ожиданием встречи с Гошей. Женька посмотрел в небо, усыпанное звездами, крапчатое, как глаза Гоши. А потом… нет, не увидел Гошу, но угадал его по очертаниям. Гоша смотрел на воду и не мог видеть. Женька задышал чаще, чувствуя головокружение. Такое сейчас не страшное, а классное. Земля качалась под ногами, кеды немного черпали песок, небо искрилось звездами, а вода дрожала, чуть колыхаясь, впереди. И только Гоша оставался таким… Нерушимым и неподвижным, пока весь мир сходил с ума. Женька дрейфовал, Гоша казался ему маяком. Ближе к берегу, песок опал, облизанный волнами, и идти стало легче. Женька, подумал: «Обернись!» — а через секунд: «Только не оборачивайся!» Еще ничего не происходило, а Женьку уже раздирало впечатлениями и ощущениями. Это могло бы пугать, но было так… классно, волшебно, так ярко и полно. Лучше, чем в любой другой побег. Женька подумал, что и тогда он… играл роль. Просто противоположную пожизневой. Из принца Датского он перевоплощался в принца Блядского. Но сейчас он был кем-то… другим, третьим, неизвестным, не до конца понятным и самому себе. Он перестал дышать и пошел тише, таясь, словно подкрадываясь. И, оказавшись у Гоши за спиной, протянул руки, накрывая Гошины глаза ладонями, склоняясь к его уху. И вот теперь дыша Гошей, Женя сказал свое тихое: — Привет… Гоша улыбнулся и накрыл Женькины руки своими, не отводя их от лица, но вдруг чуть гладя. Гоша все еще не был уверен буквально ни в чем, но если не думать, а чувствовать: то ему нравились и эти руки, и Женькино дыхание на шее, и сама идея. — Привет, — сказал он тихо. — Когда можно будет посмотреть на мой сюрприз? — В любой момент, — Женька думал, что слова придется выдавливать через силу, но было не так. Они вылетели легко и зазвенели в воздухе. Рядом с Гошей Женька поразительно перестал сомневаться: оказалось так просто быть, касаться, слушать, говорить. Даже прежнее желание Женьки пришлось кстати. Он не отвел от Гоши ладоней, но беззастенчиво стек ими по его лицу к плечам и все же сказал: — Обернись, — просто и легко, решаясь не закрывать глаз. Потерять Гошу из виду казалось жутким. Гоша послушался, а потом выдохнул полуироничное-полувосхищенное: — Вау! Выше ожидаемого. Твой кумир судя по всему старик Игги? Мне нравится, — закончил Гоша с улыбкой, скользя взглядом по Женьке и отсекая, как мысли становятся все более… горячими, что ли? Гоша быстро моргнул, а потом встал с лежака. — Ну, что идем? — он коснулся верхней пуговицы своей рубашки и расстегнул ее. Женька сглотнул, наблюдая простой Гошин жест и делая из его слов выводы: Женьке ужасно нравилось нравиться Гоше. Особенно… таким. — Игги мне нравится, да. Но ты нравишься больше, — признался Женька, склоняя голову на бок, так что прядь закрыла теперь пол лица. — Ты… удивительный. Первый раз вижу человека, который одинаково хорош и уместен в майке и обрезанных по колено джинсах, в рубашке поверх футболки и полноценных джинсах и в рубашке с брюками. Самое странное… Что твой образ меняется, но ты… остаешься. Я… Давно наблюдаю, это правда так. Женька говорил о том, о чем молчал так долго, что теперь… глупо хотелось рассказать Гоше обо всем. Затаив дыхание, Женька смотрел, как Гоша раздевается, осознавая, что… Забыл о плавках. И не надел белья. Женька закусил щеку, чуть краснея, а потом разжал зубы, позволяя себе облизать губы. Это и правда была случайность, но в ней было что-то… Женька бы и нарочно такого не придумал. Оставалось надеяться, что Гоша простит ему забывчивость. Стоило, наверное, предупредить, но Женька не знал подходящих слов, а извиняться не собирался. Он стянул футболку и отстегнул пуговицу на шортах, их осталось еще четыре. Женька посмотрел на носки своих белых, перепачканных теперь в песке кедов. И его странно не раздражало, а перло, что они такие… Не идеальные. А еще Гошин взгляд. Гоша сложил вещи на лежаке и снова поднял взгляд на Женю, встречаясь с тем, что тот… Обнажен и возбужден. Фонарь на спасательной вышке светил на него, как прожектор. Гоша сглотнул. Его самым первым желанием вдруг стало подойти и коснутся, но он удержал себя. Женька провоцировал легко, но Гоша и правда не хотел соглашаться так просто. Потому что просто не было — Женька был для него не просто. — Жень… — Гоша вздохнул и прикрыл глаза. — Ужасно впечатляешь. Гоша все же шагнул ближе и осторожно провел рукой по плечу Жени, ростом они были почти равны, и Гоша, не находя слов, просто выдохнул горячим Жене в ухо. Женьку опалило Гошиным дыханием, как пожаром, он чуть повернулся: — Это… Реклама. И тебе… Можно трогать, если хочется, — Женя улыбнулся. — Ты тоже великолепен, и все еще похож сам на себя. Женька не хотел отходить от Гоши, он хотел бы… Поцеловать Гошу, а еще хотел, чтобы их скрыла, точнее накрыла вода. И, может быть, даже пойти с Гошей ко дну. — Пойдем в воду? Женя словно чувствовал себя не в праве на берегу… сделать ничего из того, что ему правда хотелось. И у него появилось странное чувство, что скрытые водой его желания смогут ожить, станут допустимыми. Женя и правда плохо понимал, не знал, как вести себя, когда все так, как сейчас. Сейчас он не был хорошим мальчиком, не был благовоспитанным недотрогой, но не был и противоположностью этому: оторванным и бездумно трахающимся. Оба эти состояния были знакомы, понятны, они защищали, закрывали от мира. Ни в одном из них Женька не сближался ни с кем. Сейчас он и сам себе был не понятен. И он хотел… сближаться, помимо того, чтобы трахаться. А еще очень явственно понимал, что Гоше, как ни странно, мало интересен просто легкий секс. Он смотрел на Женьку так, как еще никто никогда не смотрел, и это заставляло снова и снова искать в его зрачках переменчивое его выражение, а еще свое отражение. — Пойдем, — Гоша отступил и взял Женю за руку. Они пошли рядом, Гоша старался теперь смотреть на воду и думать о ней, но думалось о другом. И если бы Гоша попытался дать этому имя, осмыслить, то… Наверное, никуда бы они не дошли. Ответ на утренние вопросы проступал все ярче, но Гоша не спешил его принимать. Вода не казалась холодной, но Женя чуть притормозил, привыкая, и Гоша остановился тоже. Ему странно не хотелось даже вот так, на секунду, выпустить Женьку из внимания, оставляя чуть позади. Когда они поплыли, Гоша уточнил: — До буйка и обратно? Ему самому нравилось именно плавать, но с его отрядом это удавалось редко, от буйка следить за ними было проблематично. Женька кивнул. План был отличным, они сделали так, как договорились, а потом Женька предложил: — Снова к буйку? Гоша легко согласился. Плавал он восхитительно, так словно учился этому. Женька так не умел, но Гоша ждал его, позволяя плыть рядом. Женька притормозил на обратной дороге, а потом совсем остановился, почувствовав под ногами дно. — Ты занимался плаванием, — скорее утвердил Женя, не скрывая восхищения. — Знаешь, у меня странные представления о свиданиях. Обычно это такой ужасно скучный социальный ритуал. Принято развлекать даму и ухаживать, — Женька чуть поморщился, — но сейчас ведь не так. Женька не знал, как объяснить, поэтому он просто подплыл ближе, очень близко и положил руки Гоше на талию, не отпуская его от себя. — Так… можно? Женька в общем-то уже не сомневался, что… влюблен. Как не сомневался, что Гоша пока еще нет. — Что тебе обычно нравится? — спросил Женя вместо признаний. Хотя в нем медленно зрел еще один вопрос, но задавать его было стремно. Ни с кем другим Женька бы точно не рискнул, да и не интересовало его чье-то чужое мнение. Гоша улыбнулся и встречным жестом приобнял Женьку. — Возможно, дело в том, что ни один из нас не дама. Девушки часто ждут определенных вещей… но не все. И как я тебе говорил в этом и смысл: хоть немного узнать того, кто понравился… внешне. Нравится в смысле свиданий? Гулять, разговаривать, не знаю даже… Целоваться? Гоша замолчал. Сюда не долетал свет фонаря, и над ними были звезды и тонкий серп луны. Но Гоша все равно видел все, что хотел. Одним быстрым движением он обхватил Женьку за шею и притянул к себе, встречая его губы. Это было безумием, но это одно и могло в полной мере разрешить все сомнения. Гоша не целовался с парнями, не хотел парней и никогда не оценивал их внешности, но единственным способом не мучить Женю и понять про третье свидание было именно это. Гоша точно знал, что Женя нравится ему, именно как братишка Волка. Немного смешной в своей высокомерности, трогательный в своих обидах, умный и тонкий в своих рассуждениях. И это было бы отличным началом, что для дружбы, что для отношений, если бы Женя сам по себе уже не хотел большего. И Гоша должен был понять есть ли и для него шанс захотеть того же. Не просто потому, что он хочет секса, а Женя готов его дать. Самым удивительным оказалось то, что… Женька не ожидал. Он всегда знал, когда на свиданиях от него ждут поцелуя. Гоша ничего не ждал, он просто… целовал. Но ничего не требовал. Словно весь смысл и был в самом поцелуе, а не в том, что будет после. Его ладонь на затылке притягивала уверенно, но мягко, а губы оказались чарующе солеными. Женька просто приоткрыл рот — больше ничего и не оставалось. Ему казалось, что весь огромный, усыпанный Гошиным взглядом небосвод упал на него, оказался внутри — все звезды сошлись в одну, а потом схлопнулись и взорвались, рассыпая изнутри жгучие охуенные искры. И стоило бы подумать, о том, как Гоша привык, сосредоточиться на его ожиданиях, но Женька таял в поцелуе. Уверенном, но нежном, как и руки Гоши. Женька отвечал и… Не получалось даже прилагать усилия, чтобы понравиться. Он просто был и был… тем странным собой, который не спешил и не рвался, но его язык уже нашел Гошин. Женька давал себе чувствовать вкус, пробовать Гошу на вкус и давал ему попробовать себя. «Просто не будем сейчас углубляться Нам некуда плыть — мы у самого сердца Хочу целоваться — давай целоваться Мне некуда деться» Гоша отпустил нехотя, заставляя себя вернуться немного в реальность, за время поцелуя они уже оказались вплотную друг к другу, и чувствовать Женино возбуждение было одновременно чарующее и тревожно. Гоша не убрал руки, и теперь гладил пальцами шею Жени. Гоша не знал, как относится к тому, что ему понравилось. Это создавало проблем столько же сколько решений. Но если не думать, то… остановится стало почти невозможно — Женя все еще был раздет, возбужден, а теперь еще и желанен. Гоша все же притянул Женю к себе второй рукой, скользя от талии к бедру и заднице, снова находя его губы. Женя отвечал ярко, то поддаваясь, то отбирая инициативу, смелея, гладя в ответ. И это было так… нежно на самом деле. Гоша снова отстранился первый, склонил голову, запечатляя легкий поцелуй на Жениной шее, следом слизывая с нее соленный вкус моря. — Ты замерзнешь, — сказал Гоша твердо, хотя это было просто пустой отговоркой. — Идем. Он больше не брал Женю за руку, но обнимал его, увлекая к берегу. Женька не смог бы возразить, даже если бы хотел, и совершенно не мог ни на чем настаивать: он восхитительно растекался, а место, где Гоша коснулся задницы, саднило, горело, отдавало в член ужасно сладким желанием. Оно, конечно, требовало разрешения. Но… Как ни странно, не это было главным. Суть вдруг оказалась не в возможном оргазме с охрененным Гошей, а в самом Гоше, в каждом его слове, каждом жесте, каждом взгляде — во всем времени с ним. — Свидание с тобой — это нечто, — выразил Женька, — знаешь… со мной такое впервые, — почти прошептал он, — Скажи, я… Раньше, я казался тебе очень мерзким? — Никогда, — отозвался Гоша, чуть поворачивая голову. — Ты казался мне грустным, напуганным даже. Но в тебе нет ничего мерзкого, не выдумывай. Гоша и сам не был гением сборов на купание — полотенце он не взял, потому теперь накинул на Женьку свою рубашку, чуть прижимая ее к его телу, чтобы впитала воду. А после следуя странному порыву, потянул ее с плеч вниз, вытирая так уже задницу. Гоша замер на ней ладонями и потянул Женю на себя, снова целуя, вползая в его рот языком. Этот ответ был еще лучше слов. Чувств оказалось так много, что ноги подкашивались, но Женька не собирался падать, зато уверенно потянул Гошу за собой на песок. Все же… было что-то ужасно романтичное, в том чтобы, лежа на пляже вдвоем, таращиться в звездное небо. Или не только в небо. Или друг на друга. Но точно стоило прилечь. Они целовались иступлено, а Женька чувствовал себя таким наполненным, словно это и само по себе было почти таким же, как секс. Даже… Большим. Она заставляло чувствовать каждое прикосновение и ловить дыхание. Впервые контакт настолько захватывал, и стоило отдельного труда не сказать «я люблю тебя», хотя Женьку раньше и от одних таких мыслей бы блевануло. Но с Гошей все было не так, как всегда. Женька льнул к нему, множа объятие, и обнимал сам, гладил по спине, изучая ее на ощупь, а, вдохнув поглубже, между поцелуями выдал: — А ты… Казался мне ужасным. Заносчивым и… Таким до одури великолепным. Этакий впечатляющий герой, всегда впереди всех и на коне. Бе-зу-преч-ный — ужасно бесило. Ты приходил к Волку, а так… Трудно было игнорировать и не ненавидеть. Это чувство росло, а потом я понял, что ни о ком не думаю, так часто как о тебе. А ты не замечаешь, — Женька усмехнулся. — Я даже не жалею о том, что предложил тебе минет в туалете. Ведь сработало же, ты и правда меня заметил. Теперь… теперь все будет честно: ты же станешь думать обо мне? И тоже… Ждать встречи? Женька вдруг задохнулся словами, такая откровенность оказалась пугающей. Гоша бережно погладил Женьку по щеке, спускаясь к шее, переходя на затылок. Песок был теперь повсюду, в том числе в волосах, но это почти не волновало. — Стану, но дело не в минете и даже не в поцелуях. Я и раньше о тебе думал, но я ведь… не нравился тебе. И Волк не нравился. Но теперь надо понимать, что в нем тебя бесит лишь его показное безразличие. Его в тебе — тоже бесит это, если что. Женька задышал возмущенно, и Гоша, вдруг поняв, как ему теперь легко остановить эти обиды, снова притянул его к себе. — Я понял, никакого Волка на свиданиях, — усмехнулся Гоша, снова целуя. Ему и самому было в чем-то странно оставаться на этой грани, но с Женей ему не хотелось… спешить? Не хотелось быть настойчивее, не хотелось расставаться — это внезапно легко оказалось больше секса и поиска удовлетворения. Не расплетаясь ногами, они засекли между поцелуями и звезды, и то как… нет не занялся рассвет, но ночь начала уползать. Их разговор казался странно рваным, но каждое слово в нем было значимым и важным. Время текло вокруг, а воздух становился прохладнее. Они словно ничего не успевали, время бежало, как тот песок, ускользало и заканчивалось, брезжил рассвет. Каждая секунда оказалась бесценной. Все это казалось Женьке полетом. Вместе с Гошей он парил между небом и землей, они зависали, покачиваясь, и даже воздух замирал, чтобы не мешать. Женька знал, что Гоша тоже будет ждать, и все больше убеждался в этом. Он чувствовал себя ужасно счастливым, пока только не пришло время расставаться. Гоша, наконец, заставил себя сказать: — Пора. Мы должны хоть немного поспать до завтрака. Он снова был прав, и снова бессмысленно было спорить, и Женька только украл еще один поцелуй, а потом ополоснулся в море. Гоша опять вытер его сам своей парадной рубашкой. Он одеваться не стал: рубашка его была никуда не годна, а портить следом брюки тоже не стоило. Но, когда Женька, застегнул свои шорты, Гоша наклонился к его уху и, нарочито скользнув под них, объявил: — И, пожалуйста, пусть завтра и впредь под этими шортами будет белье. Женька улыбнулся безумно ярко. — Я учту, — ответил он, смеясь. — Хотя я не собираюсь ходить в таком на людях, — озвучил Женька, чувствуя внутри странное сомнение. — А ты… оставишь мне рубашку? Для парадной она больше не годиться, а мне нужна. Я дам тебе в замен любую другую, если захочешь. Теперь Женька был удивительно одетым, пусть и в дыры, но… А Гоша почти обнаженным: его плавки, по истине, были секси. И Женька позволял себе трогать, пока еще они оставались так далеко от мира и ото всех. — Она в ужасном состоянии, — Гоша поймал Женькины руки и уже не отпустил, не давая распалять себя, но оставляя себе Женькины ладони. — Я планировал ее отстирать, но ты… просишь трофей? Гоша улыбался, не собираясь возражать. — Ладно, потом куплю в городе новую. Твои будут мне маловаты, а еще они такие пижонские — мне не пойдет. Они уходили с пляжа, держась за руки, и Гоша почти не думал о том, что это не самое удачное появление. Гораздо приятнее было думать о Женьке. Гоша довел его до угла корпуса и замер напротив. — Третье свидание за мной, — сказал он, улыбаясь. — Но кроме того: увидимся за завтраком. — Да, — выдохнул Женька, а потом поймал Гошу, обвивая за шею, и забирая себе еще один поцелуй. Не очередной, а особенный, как и все. Этот был быстрым, одними губами, но будоражащим до одури. Женька отпустил Гошу, заходясь восторгом и прижимая к груди его рубашку. А потом он вошел в корпус, не оглядываясь и вот теперь понял, что… в туалете нет его одежды. Женька даже проверил, но Олег был человек слова. Стоило бы напугаться, но Женька был переполнен чем-то волшебным, кипучим: оно бурлило и пенилось, оно восходило, и море стало Жене по колено. Ему больше не было страшно. Он подозревал, что спят не все, но это ничего не меняло. И в драной футболке, почти полностью открывающей его грудь, в драных шортах, со слипшейся от воды и песка бахромой и без белья… Женька феерично возвращался в стайную, не собираясь ни выставлять это на показ, ни таиться. Теперь ему было не важно, что они подумают — он просто был счастлив. И рассчитывал на душ в спальне.