Томление

Джаахи опаздывал на занятие, а Берту оставалось только нервно царапать бумагу в ожидании безумного старика, потому что не нервничать не получалось. Гармас рассказывал о похоронах какой-то двоюродной бабки, и Берт искренне не понимал, каким боком это вообще его касается. И Элис… Куда она пропала? Если она решила его игнорировать после случившегося… — Аллен, можем поменяться местами? От того, как быстро он к ней повернулся, в шее что-то хрустнуло. На ней был укороченный свитер, и Берт не мог не уставиться на ее обнаженный живот. Во рту пересохло. Какого… Берт взглянул на нее исподлобья, вскидывая брови и мысленно спрашивая, не решила ли она сжить его со свету, потому что… Он чувствовал себя гребаным извращенцем, когда пялился на ее пупок и мягкие тени подвздошных косточек. Гармас едва не запутался в собственных ногах, пока торопливо собирал свои пожитки и бесхитростно косился на него, Берта, смеющимися глазами. — Ты не против? — он не поверил ее невинному выражению лица. Мрачно кивнув, проследил за тем, как она изгибается, упираясь лопатками в спинку стула, глубоко вздыхает и оправляет подол свитера, будто бы от этого есть хоть какой-то толк. Ее живот выглядел мягким и нежным. Неприкрытым. Свитер должен греть, разве нет? Кто вообще придумал эту укороченную хрень? …Берт пошлет ему благодарность. — Ты сделал задание на сегодня? — поинтересовалась Элис. Ее движения были неторопливыми, плавными. Тетрадь. Ручка. Карандаш. Почему нельзя было вытащить все сразу? Берт наблюдал за ее тонкими пальцами, за движением запястий. Он еще никогда не дрочил на запястья, но блядь… Начать никогда не поздно. — Берт? — она вскинула брови, и губы ее искривились в улыбке. — Ты меня слышишь? — Угу, — промычал он, не сводя с нее взгляда. — Так ты сде… — Да, — он резко выдохнул. Поелозил на стуле, пытаясь сесть так, чтобы шов на штанах не впивался в член. Нервно взъерошил волосы, стиснул челюсти. — Я взгляну? Не была уверена в последнем параграфе, и… Берт почти швырнул в нее лист со своим эссе. Элис поджала губы, пытаясь сдержать смех, и он видел это, и от этой ее улыбки внутри все плавилось. Берт откинул голову назад, уставившись в потолок, перевел сорванное дыхание. Снова покосился на Элис. — Эта тряпка была у тебя в школе? — спросил тихо, почти стыдясь хрипоты в собственном голосе. — Ага, — Элис улыбнулась, с нарочитым любопытством скользя взглядом по его эссе. — Нравится? Он не стал отвечать. Она знала ответ на этот вопрос, поэтому ухмылялась так бесстыдно. С громким треском и чертыханиями в кабинет ввалился профессор Джаахи. Его старомодная мантия волочилась следом, собирая по полу мусор. — Безмерно рад всех вас видеть сегодня! — заговорил он, шарясь по собственным карманам. — Итак, сегодня у нас небольшой зачет, и я… — Ник пригласил меня на новогодний бал. Вдох встал в горле куском стекла. Берт уставился на темное пятно доски, проморгался, пытаясь безуспешно справиться с ослепляющей волной ярости, и таки сглотнул осевшую на языке горечь. Повернулся к Элис. — Ты сказала, чтобы он пошел нахуй? Элис вскинула брови, обращая к нему фальшиво непонимающий взгляд. — А должна была? — Элис… — Да? — уголок ее губ дернулся, когда она вновь уставилась на его эссе. Берт повел плечами, с трудом сдерживаясь от того, чтобы схватить ее лицо и заставить смотреть ему в глаза. Он представил, как разноглазый касается ее талии, пока ведет в танце, как она смеется, обвивает его руками. Берт поморщился. — Что ты ответила? — спросил он тихо, то ли хрипя, то ли сдерживая рычание. — А что бы ты хотел, чтобы я ответила? — она повернулась к нему, склоняя голову на бок и глядя почти с любопытством. И все же между бровей ее пролегала нервная складка. — Просто ответь, — он хотел придушить ее. — Нет, — сказала Элис. — Блядь, тебе трудно? — Я сказала ему «нет», — и на губах ее появилась улыбка. Берт замер, уставившись ей в глаза. Прищурился. — Почему? — Потому что я не хочу идти с ним на бал, — Элис пожала плечами. Это хорошо. Берт выдохнул. Окинул взглядом ее заалевшие щеки. В голове пронесся рой безумных мыслей. Пригласить ее на бал. Поцеловать. Попросить, чтобы повторила это снова. Блядь, она откажет ему. Точно откажет. Просто из вредности. И он никогда в жизни не был на балах. И не будет. Он не опустится до танцев на глазах у ебаных преподавателей. Но Элис… Она откажет ему? Нужно просто спросить. Никто еще не умирал от этого. Вряд ли отказ будет больнее плети. Берт повел челюстью. — Ты… Она перебила его: — Я, кстати, пропущу сегодняшнюю тренировку. Его зубы громко клацнули друг о друга. Воздух со свистом вытек из носа. — С чего бы? — спросил Берт. — Так надо, — она издевалась над ним. Берт поджал губы. Или издевалась, или… Не избегала же она его. Сама ведь подсела и заговорила. — Когда… — Мистер Тернер! — Джаахи возник рядом с его столом и прищурился из-под очков. — Все личные разговоры оставляйте за дверью моего кабинета. — Ага, — Берт кивнул. Вскинул бровь, ответив профессору таким же пристальным взглядом. — Позвольте ваше эссе, — рука Джаахи повисла перед ним, и Берт передал ему мятый лист. Глаза профессора забегалии по буквам, губы чуть округлились: — О, чудесная тема! Предлагаю обсудить ее. Берт горел изнутри. А Джаахи начинал разговор.

***

Он бил грушу уже час, и его глаза то и дело обращались к дверям. Никого. Никого, блядь. Что у нее за дела? С кем? Почему это важнее тренировки? Что вообще сегодня было? Удары беспорядочно сыпались на прохладную поверхность груши. Это был разноглазный, не так ли? Или кто-то, о ком он не знал? Нет, это бред. Она ведь ответила на поцелуй. Если только… Нет. Берт гневно сорвал с рук бинты. Она сводила его с ума. Он сам себя с ума сводил. Скинув футболку, Берт рухнул на пол, и холод дерева ожег спину. По влажной коже пробежались мурашки. Берт сомкнул веки. Если это разноглазый, он убьет его… Даже если не он, все равно убьет. Берт зажмурился. — Окей, это уже просто странно, — послышался голос Гармаса. — Съеби, — ответил Берт без промедления. — Ты ведь в курсе, что это общий зал? — Гармас фыркнул, и Берт услышал приближающиеся шаркающие шаги. Приоткрыл один глаз, глянул на соседа по комнате и, увидев его широкую ухмылку, снова зажмурился. — Вы с Элис поругались? — Гармас остановился совсем рядом, и его тень упала на лицо Берта. — С чего бы? Берт приоткрыл глаза, устремив хмурый взгляд на Гармаса. — С того, что ее здесь нет, — ответил тот. — Развлекается, — ответил Берт. Гармас молчал с десяток секунд, прежде чем добить Берта смешливым: — С кем? Это был его первый спарринг с Гармасом, и он еще никогда не получал такого удовольствия от удушения человека.

***

— Доброе утро! Берт подавился куском хлеба. Элис взглянула на него почти жалостливо. Как ни в чем не бывало села рядом, вжав ногу в его бедро, и заговорила с Гармасом. Берт почти силой влил в себя полстакана кофе, сверля взглядом стол. На Элис была огромная футболка, и воротник чуть съехал в сторону, оголяя ключицу. Ему не стоило смотреть туда, если он собирался в ближайшее время встать из-за стола и пройти через переполненную людьми столовую. Берт тяжело вздохнул. Страдальчески возвел к потолку глаза. Гармас что-то щебетал, чередуя слова с громким чавканьем, и Элис отвечала ему, пока Берт пытался наладить связь с реальностью. Она издевалась над ним. — Верно, Берт? — ее рука опустилась на его бедро, ногти мягко скользнули по напряженной мышце к колену. Член затвердел почти молниеносно — даже в глазах на секунду потемнело. Одного взгляда на Элис было достаточно, чтобы понять: она знала, что делала. Уголки ее губ были приподняты, а глаза весело поблескивали. — Я думал, ты решила игнорировать меня, — бросил Берт неровным голосом. Ее рука оставалась на его ноге. Пальцы нежно скользили по внутренней стороне бедра чуть выше колена. — Я не игнорировала тебя, — Элис улыбнулась почти искренне. Он почти поверил ей. — Я была занята. — Ага, — Берт кивнул, стараясь дышать медленно и размеренно. Думать о мертвых скунсах. О чем угодно, кроме руки Элис. — Так ты идешь? — Гармас вклинился в разговор. — В субботу. В город. — У меня тренировка, — отозвался Берт. — Я же сказала, — Элис фыркнула. Ее палец скользнул чуть выше той линии, что она очерчивала на его штанах. Берт скрипнул зубами, глядя ей в глаза. Предупреждая. Умоляя. — Что? — спросила она невинно. Влажный розовый язык скользнул по губам, смачивая их. Берт рвано выдохнул. Понизил голос: — Я сломаю этот чертов палец, если ты снова сделаешь это. — Это? — и она скользнула еще выше. Берту пришлось собрать все свои силы в кулак, чтобы не ткнуться ей в ладонь членом, потому что это было бы унизительно. Блядь, они сидели в переполненном зале. Он по-прежнему пытался дожевать свой сэндвич. Гармас пялился на них. — Ты нарываешься… Улыбка Элис сделалась веселой. Палец исчез. — Просто показываю то, что у тебя могло быть все это время, — пробормотала она еле слышно. — Но ты предпочел послать меня. Берт прикусил язык, глядя на нее со смесью стыда и злости. Ее месть была жестокой. — Элис… — Привет, Ник! До этой секунды Берту никогда еще не хотелось кончить, расплакаться и убить кого-то одновременно. *** Он услышал об этом от третьекурсников. И ему хотелось проблеваться. Он почти бежал по коридору. В глазах рябило, сердце в груди грохотало тяжелыми, слабыми толчками. Какой-то идиот оставил на солнце зелье едкого пламени. На окне. Посреди города. Взрыв снес три этажа здания и кафе. Кафе, в которое ушли Элис и Гармас. Берт ощущал себя так, будто его ударили чем-то тяжелым — мысли оседали в голове тяжелыми горькими хлопьями, а мышцы ныли от фантомной боли. Блядь, если с ней что-то случилось… Если… — Берт? Берт сипло выдохнул. Элис уставилась на него большими глазами, на щеке виднелось темное пятно от копоти, небрежно растертое вдоль виска. Живая. Она живая. Его затошнило еще сильнее. Он был груб, Берт знал это. Его рука дрожала, когда он хватал ее запястья и вталкивал в пустой кабинет. Ноги подкашивались, сердце суматошилось под языком. — Блядь, как ты это делаешь? — прошипел он, толкая Элис к ближайшей парте. — Какого хера, а? Ты можешь просто держаться от всего этого дерьма подальше? Он схватил ее за талию, усадил на край стола, рывком заставил поднять подбородок. Лицо ее было бледным. Над бровью виднелся еле заметный порез. Ебаный пиздец. Берт стиснул челюсти. — Все в порядке, мы вовремя ушли оттуда, — голос Элис был непривычно тихим. От ее одежды пахло гарью и пылью. — Все не в порядке, — Берт выдохнул, хватая ее лицо руками и заставляя посмотреть ему в глаза. — Ты блядь даже не представляешь… Если ты сдохнешь, я воскрешу тебя и грохну сам, ты понимаешь? Элис тихо фыркнула, закатив глаза. — Некромантия противозако… Поцелуй был злым, болезненным. Берт зажмурился, вжимаясь в ее губы. На них ощущался горький привкус пыли. Элис сдавленно всхлипнула. Ее руки коснулись его плеч, царапнули шею, ключицы. Берт втиснулся в ее лоб своим, тяжело задышал. На секунду отпрянул, чтобы удостовериться, что она и впрямь перед ним. Живая. Растрепанная. С пьяными глазами и искусанными губами. Берт тихо застонал, касась губами ее шеи, ее бешено бьющегося пульса, острого выступа плеча. — Только попробуй… — пробормотал еле слышно, сдвигая в сторону ворот старого свитера, касаясь языком лямки бюстгальтера, красноватой линии под ней. Элис пахла пожаром, вишней и медом. Берту хотелось сожрать ее, поглотить полностью. — Ты сущий пиздец… — Берт, — ее рука уперлась в его грудь, и Берту понадобились три рваных вдоха, чтобы отпрянуть от нее, прийти в себя и понять, что его лицо уткнулось в ее грудь, усеянную стремительно исчезающими розоватыми пятнами. Элис глядела на него ошеломленно, со смехом и чем-то серьезным в глазах. — Все в порядке, — повторила она. — Я цела. Берт кивнул. Отступил от нее на шаг, растрепал волосы. Ему хотелось разрыдаться. Ебаный стыд. Она же живая. — Ты не можешь целовать меня каждый раз, когда у тебя заканчиваются аргументы, — сказала Элис, оправляя всклокоченные рыжие пряди. Отерла красноватые губы, повела плечами. — И отталкивать каждый раз, когда трусишь. Слова ударили точно в цель. Берт шумно выдохнул, делая короткий шаг назад, позволяя себе глотнуть холодного воздуха. Что-то внутри неприятно тянуло, потому Элис все еще смотрела на него и ему нужно было ответить хоть что-нибудь на ее слова. Что-то вроде: «Да, я струсил, потому что в моей голове творится полный пиздец». Или что-то типа: «Нет, я не струсил, просто я чуть не выблевал свои кишки, наблюдая за тем, как ты улыбаешься своему бесцветному приятелю, и это напугало меня». Или: «Мне было страшно, потому что ты смотрела на меня так, как никто никогда не смотрел, и я знал, что не оправдаю этого». Что бы он сейчас ни сказал, все бы звучало глупо, потому что он перерос тот возраст, когда можно было бы выдавить из себя стих о любви и быть в нем абсолютно уверенным, и еще не совсем дозрел до того, когда тебе совсем наплевать на то, что за чушь ты сейчас пытаешься вылить на девушку, у ног которой готов свернуться калачиком. Берту искренне хотелось исчезнуть, расствориться, оказаться где угодно, но только не здесь, но вместе с тем нигде он не хотел быть больше, чем рядом с Элис. — Возможно, если ты начнешь рассуждать о том, что происходит у тебя в голове, вслух, молчание не будет столь неловким, — пробормотала Элис. — Неловко будет в любом случае, — Берт скривился. Он не мог даже взглянуть ей в лицо — о чем речь? В любом случае, у нее были красивые ключицы, и кто он такой, чтобы отрывать от них взгляд… — Берт… Элис сократила то расстояние, которое он с таким усердием наращивал между ними, и схватила его за руки. У нее были холодные пальцы, которые держали крепко и совсем не нежно. Берт тяжело сглотнул накопившуюся во рту горечь и поднял взгляд. В глазах Элис горело предупреждение. — Я понимаю, что у тебя что-то вроде эмоционального запора, Берт, но… — воодушевляющее начало. — Ты не можешь просто целовать меня, будто… Будто все в порядке. — Но ты ответила. — Заткнись, Берт, — Элис раздраженно вздохнула. — Ты не можешь целовать меня, устраивать сцены и глядеть волком на каждого, кто оказывается рядом со мной. Ты не мой парень. Правда не должна была ранить, но ранила. Берт скривился, пытаясь не… Он был уверен, что сейчас она уйдет, оставит его насовсем, и тогда он точно заплачет, что, наверное, будет самым постыдным и вместе с тем самым искренним эпизодом в его жизни. Элис замолчала, и Берту хотелось обидеться на ее слова, потому что… Потому что. Обидеться не получалось. Она была права. Он не был ее парнем и, наверное, не имел права поносить разноглазого (что, скорее, дело принципа) и целовать ее каждый раз, когда его разум отключался и он не мог больше сопротивляться желанию присвоить ее себе. Он не имел на это права, но… Какого хера тогда она отвечала на его поцелуи? Дразнила? Касалась так, что в душе приходилось стоять вдвое дольше только ради того, чтобы не ловить косые взгляды однокурсников. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — Берт страдальчески выдохнул. — Блядь, я… Это все ново для меня. Типа… Блядь… Возмущение на лице Элис было неподдельным. — Я не хочу, чтобы ты говорил то, что я сказала тебе сказать! — фыркнула она. — Я хочу, чтобы ты сказал, что чувствуешь! — Да я блядь не знаю, что я чувствую! — Берт сжал кулаки, всеми силами удерживая себя на месте. Побег как никогда прежде казался хорошим выходом. — Ну тогда в чем проблема? — голос Элис дрогнул, и Берт почувствовал, как что-то внутри него дернулось от этого звука. Глаза Элис покраснели, и она тихо произнесла: — Живи своей жизнью, а я буду жить своей. И никаких поцелуев. И… И тренировок. Тугой узел внутри сжался так сильно, что боль стала по-настоящему ощутимой. В глазах запекло, в ушах зашумело, и Берт сипло выдохнул: — Но я хочу этого… Тренировки. Поцелуи. Тебя. — Тогда скажи — я не знаю — что я тебе нравлюсь в конце концов! — Элис почти кричала. Берт замер, уставившись на нее. — Конечно, ты мне нравишься! Блядь, это очевидно! — Кому очевидно? — Элис возмущенно взмахнула руками. — Ты целуешь меня! Подкалываешь! Оскорбляешь моих друзей! Игнорируешь на протяжении месяца! И я… Как я должна понять, что в самом деле тебе нравлюсь? Может, это просто… Я не знаю… Влечение? И типа… Это пройдет, и я… Берт выдохнул, чувствуя, как силы покидают его. — Блядь, стой… — он сделал шаг к ней, заставляя себя посмотреть Элис в глаза. — Просто… Я не могу. Я уже забыл, как мы вообще начали этот разговор, и это полный пиздец… Я хочу, чтобы ты меня услышала, ладно? Элис кивнула, поджав губы в настолько трогательном выражении, что у Берта свело желудок. — Ты мне нравишься. И очевидно я испытываю к тебе влечение. И… Блядь… Я испугался. Месяц назад. Я почувствовал что-то, и я испугался. Да, я трус. Я понимаю это, но… Блядь, я готов убить этого ушлепка, когда он оказывается рядом с тобой, и я знаю, что это не только потому что у меня на тебя стоит, хотя, возможно, и поэтому тоже. Нет, дай мне договорить… Я… Я не знаю. Я что-то чувствую, и меня тошнит от этого, потому что было бы гораздо проще, если бы я хотел просто переспать с тобой, но это… Это не то. Я хочу быть с тобой. Я… Блядь, ты сидела рядом в этом проклятом свитере, и я не мог думать ни о чем, кроме того, что ты рядом, и я… Я не знаю, любовь ли это, но… Я знаю, что это не пройдет. Берт замолчал. Элис глядела на него огромными глазами, полными ужаса и восторга, и этот взгляд превращал его внутренности в кашу. — Значит, я тебе нравлюсь?.. — она улыбнулась. Берт как никогда прежде захотел придушить ее. — Я только что признался тебе в том, что люблю тебя… — рыкнул он. — И в том, что тебя тошнит от этого, — Элис фыркнула. — Значит, я прощен? — Не помню, чтобы ты вообще извинялся. В самом деле. Берт скривился. Последний раз он извинялся перед матерью после того, как разбил окно в сарае. — Извини, — пробормотал Берт. — Хорошо, — Элис кивнула. И вышла из кабинета, оставив его одного. Без ответа.

***

Берт не спал всю ночь. Ворочался, кутался в одеяло и уже через пару минут выкидывал его, колдовал иллюзии, проклинал Ларвуд за то, что после отбоя нельзя было колотить в зале грушу, и снова и снова прокручивал в голове случившийся разговор и бесславный побег Элис, оставившей его ни с чем. Что это значило? Выудила из него признание и просто ушла. Ушла. Что ему теперь думать? Она простила его? Поняла ли она его? Были ли они теперь… Чем-то? Или она просто… Он перевернулся на другой бок, уставившись в стену, и шумно выдохнул. — Знаешь, у меня есть снотворное, — донеслось с кровати Гармаса. — Вот и выпей, — бросил в ответ Берт. — Послушай, я все понимаю, у тебя выдался сложный период, — Гармас шумно зевнул. — Но я был бы премного благодарен, если бы ты поспособствовал его скорейшему завершению. — Гармас, спи, — Берту хотелось повесить соседа на его собственных простынях. — Я пытаюсь, — Гармас приподнялся и возмущенно уставился на него. — Но ты уже целый час крутишься. Мне нужен здоровый сон. У нас завтра зачет по целительским чарам. И если я его не сдам из-за того, что ты никак не можешь перестать рефлексировать неудавшуюся личную жизнь… Поверь, я очень хорош в зельях. Берт презрительно фыркнул. — В любом случае, Элис не окажется здесь чудесным образом, если ты продолжишь крутить вокруг себя несчастное одеяло, — добавил Гармас, снова падая на кровать. Берт возмущенно уставился на его темнеющий силуэт. — Ты, блядь… — Спокойной ночи!