Он ещё не знал, что ждёт его там, куда он едет, но был уверен: это будет лучше, чем то, что он оставлял позади. Джоан Роулинг
Выражение лица Пендрика, когда он увидел в дверях общей палаты переминающуюся с ноги на ногу Розалин, было бесценным. Хотя, конечно, будь на её месте Кейл Хенитьюз, оно было бы ещё бесценнее — только выражало бы ещё отчаянную решимость иметь дело с неизбежным. — Кто это тебя так? — Пендрик с трудом взял себя в руки. Розалин смущённо потёрла шею, не зная, как всё объяснить — и что вообще сказать. Пендрик насторожился — и даже глянул ей за плечо в полупустой коридор: не несут там к нему кого, посмевшего поднять руку на «драгоценную подругу» и теперь заколдованного («Альберу Кроссман?..»), избитого («Чхве Хан!») или даже прóклятого («Кейл Хенитьюз?!») — если не всё вместе!.. На лице Пендрика проступила та самая отчаянная решимость. Розалин, представив, какие ужасы мог понапридумывать себе лекарь — с участием, конечно же, гриффиндорцев и одного конкретного слизеринца (хотя за полгода мог бы уже и привыкнуть!), — и вскинула руки: — Никто! Я сама! — Сама?.. — окончательно растерялся Пендрик. — Да! — Розалин присела на больничную койку и убрала волосы за ухо. — Посмóтрите? — так обаятельно, как будто речь шла о маленькой ссадине, а не о синяке во всю щёку, улыбнулась она. Пендрик провёл по лицу рукой. До конца учебного года оставалось всего ничего, но кого это волновало? Студенты на то и студенты, чтобы найти, чем себя занять. Даже пятикурсники, у которых сдача СОВ — Стандарта Обучения Волшебству — была в самом разгаре.𓅓 𓆘 𓅓
Утром — теория, вечером — практика, и так две бесконечно долгие недели. Ещё и лето, как назло, выдалось знойным — казалось, что даже знания плавились в голове: вроде бы только закрыл учебник, а уже ничего не мог вспомнить. Однако студенты, у которых за плечами было целых пять — не жмыр чихнул! — лет обучения, не сдавались. Пятикурсников можно было встретить в самых неожиданных местах: под деревьями (вековым во дворе Трансфигурации и грушевыми во Дворе часовой башни), рядом с горгульями (достаточно большими и уродливыми, чтобы под ними можно было спрятаться и от солнца, и от радостных младшекурсников — спасибо Фрезии! — потому что характер у горгулий был под стать внешнему виду, и выдержать такое соседство могли только тёртые жизнью и преподавателями старшекурсники), а ещё, конечно, на лестницах и подоконниках, возле Каменного круга, в библиотеке, в Большом зале и даже на кухне — пока там не было слизеринца-шестикурсника Бикрокса Молана. Только в подземельях и в легендарной Тайной комнате (видел бы её сейчас Салазар Слизерин, его бы точно удар хватил) было прохладно. Правда, от пола, как раньше, не тянуло пробирающим холодом (Кейл Хенитьюз поддерживал на нём утепляющее заклинание), но так было даже лучше. Поэтому, когда Розалин шагнула в люк, все — кроме Лака, который имел несчастье попасться на глаза профессору Темз, — уже сидели там. — Я что, сплю? — глазам своим не поверила принцесса. Даже про щёку забыла, хотя у самого люка зачесала на неё волосы: решила, что сначала скажет, потом покажет, а то мало ли… Альберу, который сидел скрестив ноги на ковре рядом с растянувшимся чёрным драконом, чуть повернул к ней голову. — Нет, — со смешком ответил он. — Не спишь, — и не удержался: — Или нам с тобой на пару снится какая-то фантасмагория — такое тоже может быть… — Не снится. — Раон приоткрыл глаз. — Я тоже не сплю. И человек не спит. И Чхве Хан. — Вот видишь, — усмехнулся Альберу. — Я был прав! Чхве Хан только коротко вздохнул — он даже глаз не оторвал от котла, в котором уже вовсю кипело зелье. Розалин, забывшись, покачала головой: Чхве Хан что, заплатил слизеринцу, чтобы тот позволил ему приблизиться к их единственному (и такой ценой добытому!) котлу? Однако спросить ничего не успела: Кейл Хенитьюз, который как раз сидел рядом с Чхве Ханом, вдруг поднял на неё глаза. …По лицу слизеринца сложно было что-то прочесть, но за какие-то полгода Розалин научилась чувствовать перемену его настроения — вот и сейчас взгляд Кейла неуловимо изменился, из недовольного став таким, что у Розалин мурашки побежали по спине, и она, вспомнив о щеке, порывисто прикрыла её ладонью. — Никто меня не бил! — поспешно сказала она. Альберу Кроссман тут же повернулся к ней, Чхве Хан оторвался от зелья, а Раон распахнул глаза. — То есть бил… то есть это не то, о чём вы подумали! В воздухе повисло напряжение. Альберу больше не улыбался — только смотрел внимательно и обманчиво спокойно: ждал, пока подруга всё расскажет, чтобы так же спокойно встать и пойти делать то, что должен. А вот у Чхве Хана, скорого на расправу, уже потемнели глаза, — и Розалин даже показалось, что флакон, который он стиснул в руке, захрустел. — Это я… телескопом, — как можно мягче сказала принцесса. — Или тебя… телескопом? — уточнил, изогнув бровь, Альберу — тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Флакон всё-таки хрустнул, и Кейл, который сидел ближе всех к Чхве Хану, вздрогнул. Розалин вскинула руки: — Я просто перепутала знаки в магической формуле, — успокаивающе сказала она. — И телескоп не сложился, когда я сжала его в руке, а… — Розалин снова зачесала на лицо волосы так, чтобы синяк не бросался в глаза. — В общем, я уже ходила к Пендрику — он дал мне мазь и сказал, что к утру пройдёт. Альберу, выслушав её, расслабил скрещённые руки. Кейл только кивнул — и посмотрел в котёл: зелье, о котором все забыли, из серебристого стало грязновато-голубым. Что ж, могло быть и хуже... Вздохнув, он указал на него палочкой: — Эванеско! — и Чхве Хан перевёл взгляд с лица Розалин на руку Кейла. — Будь, пожалуйста, осторожнее, — сдержанно попросил он. Уговорить Розалин оставить свои магические эксперименты было едва ли не легче, чем сдать без подготовки СОВ по Нумерологии — Чхве Хан и не стал пытаться. Розалин в ответ виновато — и облегчённо, да! — улыбнулась. Присев рядом с ним на ковёр, она взяла Чхве Хана за руку, чтобы осмотреть ладонь: не порезался ли? — Да, — вздохнул Альберу. — У нас и без тебя есть человек, который треплет нам нервы, — он крайне выразительно посмотрел на слизеринца. — Я вообще молчал, — недовольно отозвался тот. — Вот и молчи дальше. — Могу даже уйти, — и бровью не повёл Кейл. — Попробуй, — хмыкнул Альберу. — Куда? — моргнул Чхве Хан. — Думаешь, не найдём? — с улыбкой спросила Розалин. — Я найду! — воскликнул чёрный дракон. Кейл закатил глаза. — Вот видишь, — рассмеялась Розалин, — какие замечательные у тебя друзья! — она не стала добавлять, что сама только убедилась в этом — уже в который раз. — Да, — кивнул Альберу. — Умеет же выбрать людей. Розалин прыснула — и даже Чхве Хан улыбнулся уголком губ. Кейл молча отставил котёл подальше. Испорченное зелье пропало, словно его и не было, — как не было и ингредиентов, которые слизеринец скрепя сердце принёс на алтарь магии, точнее, СОВ по Зельеварению. Ну ничего, друзья — не друзья, а он проследит, чтобы наследный принц вернул ему всё до последнего кната. С процентами — за моральный ущерб. В конце концов, это была его идея, а не Кейла.𓅓 𓆘 𓅓
Последний учебный день
В Большом зале стоял невообразимый гвалт. Студенты, одетые в парадные мантии своих факультетов, говорили о чём угодно: об экзаменах, которые остались позади (правда, результаты СОВ должны были прийти только через полтора месяца), о летних каникулах, о том, кто чем займётся на них, — только не о перераспределении. Маггл бы, конечно, сказал, что боялись сглазить, но нашёлся бы во всём Хогвартсе ученик, который в здравом уме и твёрдой памяти решился бы попрактиковать у всех на глазах тёмную магию? Разве что измученные двухнедельными экзаменами пятикурсники, на бедные головы которых свалилось ещё и перераспределение — даром, что они узнали о нём за полгода… И всё же ни одной чёрной мантии, которая всегда выделяла нераспределённых первокурсников из общей толпы, в Большом зале не было видно: никто из студентов ещё не расстался с атрибутикой своего факультета. Лак, который ещё не был пятикурсником, вцепился пальцами в стол — ему кусок в горло не лез, хотя эльфы-домовики сегодня превзошли самих себя и наготовили как на пир. Четверокурсник старался даже не смотреть на друзей — его ничуть не успокаивала ни солнечная улыбка Розалин, ни обаятельная — Альберу, ни спокойная — Чхве Хана. Как будто перераспределять должны были не их, а его самого. Лак, набравшись храбрости, поднял голову и посмотрел на слизеринский стол — Кейл Хенитьюз со скучающим видом накалывал вилкой салат. Лаку вдруг стало ещё больше не по себе: а вдруг он всё-таки окажется настоящим слизеринцем? Или нет, что ещё хуже, — не окажется?! Четверокурсник так распереживался, что даже не заметил, как в Большом зале внезапно стихли все разговоры. Директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс встал за кафедру — чтобы поприветствовать студентов и произнести короткую, но прочувственную речь о «выборе, который мы можем сделать сами — или который за нас может сделать судьба» и о том, что «в конечном итоге мы все окажемся там, где должны быть». — Хогвартс навсегда останется вашим домом, — напомнил всем Эрухабен, — на каком факультете вы бы не оказались… Прошу вас, профессор Темз! Кафедру тут же убрали, а на её место поставили простой жёсткий табурет. Профессор Темз, декан Гриффиндора и заместитель директора, встала. В Большой зал внесли Распределяющую шляпу, и все затаили дыхание. — Она же не будет петь? — со вздохом спросил Чхве Хан. — Про факультеты? — улыбнулась Розалин. — Ну… мы уже не первокурсники, которым ещё про них не говорили — или говорили, но с недостаточным благоговением. Принцесса оказалась права. Профессор Темз встала рядом с Распределяющей шляпой и обвела факультетские столы внимательным взглядом. — Прошу пятикурсников подойти ко мне, чтобы начать перераспределение, — отрывисто произнесла она. Лак обречённо оглянулся на друзей — так, как будто видел их в последний раз. Чхве Хан, поймав его взгляд, усмехнулся и, подняв руку, потрепал четверокурсника по голове. …Перераспределение перераспределением, а пятикурсники не стали жаться друг другу, даже в общую кучу не сбились, но всё равно почувствовали себя первокурсниками, которые только что вошли в двери Большого зала. Профессор Темз развернула свиток. Над факультетскими столами повисла напряжённая тишина. — Розалин!.. Принцесса уже привычным жестом поправила волосы (прикрывать, правда, уже как пару дней было нечего, но лекарь Пендрик и представить себе не мог, что самым трудным случаем в его практике станет обычный синяк на лице пятикурсницы) и, выпрямившись, поднялась к профессору Темз. Кейл, который стоял рядом с Биллосом Флинном, скрестил на груди руки. Розалин села на табурет, расправила мантию, — и, как ни в чём не бывало, улыбнулась всем. Профессор Темз опустила на её голову Распределяющую шляпу — и… секунды потянулись одна за другой. Кейл хмыкнул: перераспределение обещало быть долгим. Розалин и правда самое место среди когтевранцев — с её безудержной любовью к магии и гибким умом. Она не успокаивалась, пока не добивалась своего. Не щадила ни сил, ни времени — и не боялась идти против правил. Её вела твёрдая уверенность, что она справится со всем, с чем бы не столкнулась, и её место было… — Гриффиндор! Гриффиндорцы подорвались со своих мест, загомонив на все голоса. Лак, закрывший лицо руками, отнял их, не веря своим ушам, — и Розалин, улыбка которой даже не дрогнула, поспешила на своё место. Кейл со вздохом прикрыл глаза: поскорее бы всё закончилось… И всё же, несмотря на все его опасения, дальше дело пошло чуть быстрее. Биллос Флинн, которого вызвали вторым, остался в Слизерине — кто бы сомневался. Кейл давно раскусил его, и дело было даже не в декане Слизерина, который приходился ему дядей, а в самом Биллосе Флинне — человеке, который всегда желал большего и лучшего для себя. Амиру Убарр, волшебница, которая только выглядела такой осторожной и рассудительной, осталась в Гриффиндоре, а вот второй староста их факультета, Эрик Уилсман… — Пуффендуй! В Большом зале стало очень тихо. Кейл открыл глаза. Эрик, побледнев, бросил взгляд на своего (теперь уже бывшего) декана — и подрагивающими от волнения пальцами отстегнул значок старосты Гриффиндора. Кейл приподнял бровь: трудолюбие, старательность и ответственность… Эрику и правда больше всего подходил Пуффендуй. Декан Гриффиндора едва заметно улыбнулась. Эрик встал — и чуть было не пошёл к столу Гриффиндора, но вовремя опомнился и нерешительно повернулся к пуффендуйцам. Профессор Литана, которая сидела за преподавательским столом, первая подняла руки и захлопала — и стол Пуффендуя, опомнившись, встретил Эрика таким ликованием, как будто всегда ждал только его одного. Гилберт Четтер, которого вызвали следом, прощально махнул друзьям рукой — и пошёл к столу Когтеврана. Мэри, ловец Гриффиндора, спокойно села на табурет, спокойно дождалась, пока шляпа перераспределит её обратно в Гриффиндор, и, встав, так же спокойно пошла на своё место, — и только Кейл, с которым Мэри встретилась взглядом, заметил, как блестели её глаза. — Альберу Кроссман! И снова — тишина. Первый (и теперь уже единственный) староста Гриффиндора поднялся к Распределяющей шляпе — и, казалось, что с каждым его шагом воздух в Большом зале дрожал всё ощутимее. Вся семья Альберу Кроссмана училась (и учится) в Когтевране. Об этом вспоминали не раз и не два — вспомнили и сейчас. Порядок, ответственность, точный расчёт, внимательность к деталям… Всё это — качества когтевранцев, и наследный принц, конечно, подходил по всем пунктам. Кейл вдруг вспомнил их с Альберу разговор в запретной секции — интересно, что же всё-таки решил наследный принц? Научиться играть по чужим правилам — или… — Гриффиндор! …или переписать их. Кейл не сдержал ухмылки. Альберу Кроссман, как и принцесса Розалин, теперь пойдут своим путём — уже сознательно и с полной уверенностью, что иначе и быть не может. Для них обоих Гриффиндор — не просто факультет, который стал им домом и который сделал их теми, кто они есть, — он теперь ещё и средство достижения цели, первый шаг к тому будущему, которое они хотели построить. — Пасетон!.. …Пасетон тоже был чем-то похож и на Альберу, и на Розалин: он тоже выбирал свой путь сам — и выбрал Когтевран. — Чхве Хан! Загонщик Гриффиндора, как всегда, выглядел спокойным и собранным — кто бы мог подумать, каким безбашенным он был на самом деле. Для Чхве Хана на первом месте всегда были его самые близкие люди, и он — в решениях, которые принимал, в поступках, которые совершал, в самоотверженности, которую проявлял — был… настоящим пуффедуйцем. И именно поэтому… — Гриффиндор! …Чхве Хан пойдёт за Розалин и Альберу в Гриффиндор — и будет тем, кто в одиночку перевернёт ради них весь мир, тем, кто никогда не станет настоящим пуффендуйцем... — Кейл Хенитьюз! Кейл так задумался, что не сразу осознал, что вызвали именно его, — опомнился, только когда оставшиеся студенты молча расступились перед ним. Профессор Темз посмотрела прямо на него — с заметной только ему теплотой во взгляде, — и слизеринец вдруг вспомнил своё первое распределение. Тогда он просто хотел, чтобы все оставили его в покое: семья, как таковая, перестала для него существовать вовсе, как он перестал существовать для семьи, — так ему тогда казалось, и никто не спешил его в этом переубеждать. Кейл усмехнулся — кто бы мог подумать, что за какие-то полгода его мир перевернётся с ног на голову. Он сел на табурет — и профессор Темз опустила ему на голову Распределяющую шляпу. «Человек, не бойся, я с тобой!» — пробормотал, вцепившись в плечо своего слабого человека, Раон Миру. Кейл хотел было усмехнуться, как вдруг заметил, что в Большом зале снова стало очень тихо. Распределяющая шляпа молчала. Минуту. Две. Кейл нахмурился. Он же не перестал быть тем, кем был! Просто у него появилась семья — те, за кого он был в ответе. Его благополучие, хотел он того или нет, теперь зависело не только от него самого. Пока с детьми (и людьми, которыми он считал своими) всё в порядке, он мог спать спокойно. Кейл готов был стать любым: решительным, щедрым, расчётливым или даже жестоким, — если так будет нужно. Он сделает всё, чтобы его жизнь стала легче и спокойнее — и чтобы жизни всех, кому он дорог и кто дорог ему, тоже стали легче и спокойнее. Он продумает всё до мелочей, найдёт выход там, где его нет, сделает всё, что только можно — и нельзя тоже, а потому… — Когтевран! Тишина в зале, казалось, была готова зазвенеть. Декан Слизерина, профессор Флинн, задумчиво подпёр подбородок рукой, а декан Пуффендуя, профессор Литана, со вздохом прикрыла глаза ладонью: она всегда знала, что Кейл Хенитьюз — очень, очень серьёзный мальчик. А вот у декана Когтеврана, профессора Кодьянга, вытянулось лицо: он вдруг подумал, что теперь все выходки сли… Кейла Хенитьюза будут под его ответственностью. А выпустится он только через два года… Стол Когтеврана, впрочем, не разделял чувств своего декана. — Чему вы радуетесь?! — выдохнул Кейл, когда профессор Темз с нечитаемым выражением сняла с него Распределяющую шляпу. На гриффиндорцев бывший слизеринец даже не оглянулся: ему не нужно было видеть их потрясённые лица, чтобы представить их. Когтевран. Почему… Когтевран?𓅇 𓅇 𓅇
Кейл Хенитьюз, игнорируя Биллоса Флинна, который стоял рядом с самым печальным видом, обвёл взглядом погружённую в зелёный полумрак спальню. Он чувствовал себя как-то странно, понимая, что сейчас поднимется из спальни в гостиную, в последний раз назовёт там пароль — и уйдёт, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Хотя впереди ещё было целых два года обучения. Праздничный ужин давно подошёл к концу, и о перераспределении Кейла Хенитьюза — как будто у слизеринцев были проблемы с памятью! — теперь напоминала только нашивка на его мантии с перечёркнутым наискось гербом: сверху — крыло ворона на бронзово-синем фоне, снизу — змеиный хвост, только фон уже был серебристо-зелёный. Кейл встретился взглядом с Биллосом Флинном. — Мистер Кейл, я всегда думал, — выдавил из себя он, — что вы — настоящий слизеринец. Кейл пожал плечами: — Я до сих пор так думаю. Биллос посмотрел на него с сомнением, но Кейлу уже было всё равно. Он молча подхватил ручку чемодана и, в последний раз оглянувшись на заправленную постель, вышел из спальни.𓅓 𓅇 𓅓
— Человек, стой! — взволнованный голос чёрного дракона раздался прямо над ухом Кейла, и он вздрогнул от неожиданности. — Какого нарла, тебя же так заметят! — Кейл всё-таки остановился, чуть-чуть не дойдя до винтовой лестницы, которая должна была вывести его из подземелий на первый этаж. Раон, который уже успел улечься на плечах Кейла, нетерпеливо дёрнул хвостом — будь на его месте Кейл, он бы так же отмахнулся от чёрного дракона рукой. — Умная Розалин, наследный принц и Чхве Хан просили тебе кое-что передать! — радостно воскликнул он. — И что же?.. — Кейлу стало ещё больше не по себе. — Что ты можешь начинать искать в своих подземельях пятый угол! — с таким довольным видом ответил малыш, словно речь и правда шла просто об игре в прятки. У Кейла таких сомнений даже не возникло, и он поёжился. — Что такое, человек? — удивился Раон. — Ты замёрз? — Замёрз?.. — раздался знакомый голос. Альберу, показавшись в лестничном проёме, широко улыбнулся. — Тогда мы как никогда кстати! За наследным принцем, перепрыгивая через ступеньки, сбежала Розалин, а уже за ней спустились Чхве Хан со смущённым Лаком. — Вы всегда некстати, — кисло ответил ему Кейл. — А сейчас — особенно! — возмутился Раон. — Мы не успели спрятаться! Розалин, через силу нахмурившись, наставила на бывшего слизеринца палец — спасибо, что не волшебную палочку. — Кейл Хенитьюз, — звенящим голосом произнесла она. — Твоё последнее слово! Кейл, выпустив ручку чемодана, попятился. — А может, желание? — хмуро спросил он. — Знаем мы твои желания! — хохотнул Альберу. — Всё, последнее слово сказано? — спросил он у Розалин. — Да! — торжественно кивнула принцесса. Кейл упёрся спиной в стену — и зажмурился. Чёрный дракон, который окончательно перестал понимать, что происходит, успел только округлить глаза. Розалин со смехом уткнулась Кейлу в плечо, Альберу обхватил и её, и новоиспечённого когтевранца, а Чхве Хан просто сгрёб всех сразу — вместе с подвернувшимся под руку Лаком.𓂀 𓂀 𓂀
Гриффиндор умрёт за тебя, Пуффендуй умрёт вместе с тобой, Слизерин убьёт за тебя, а Когтевран… Когтевран придумает, как всем выжить.