манипулятор

      Ванесса не знала, что делать в данной ситуации. Не было четкой инструкции того, что говорить человеку, когда он обнаружил совсем не то, что нужно было. От мыслей тягучтх у нее начали пульсировать агрессивно виски и отдавать прямо в головной мозг. Она внимательно смотрит на обои старого телефона и думает над тем, что сказать. Для нее это кажется мучительно долгим процессом, но на деле офицер только поступила взгляд и сказала: — Откуда мне его знать? — Почему я с ним здесь? Ты должна знать, —почему-то на слове «должна» Ребекка сделала не самый добрый, миролюбивый акцент. Она смотрела на ту из-под ресниц опущенный и крайне долго не сводила с нее и взора своего.       Заслуживает знать правды. Неужели так непонятно, что Уайт не даст заднюю и будет копать до конца?       Девушка очень долго стояла с телефоном и ждала реакции блондинки хоть какой-то, почему-то она была крайне уверена в том, что именно эта персона должна знать его, потому что кто-то же должен быть в курсе этого. Реб, несомненно, человек, что не всегда руководствуется логикой, однако прекрасно понимает, что в этом замешан либо ОН, либо Ванесса, либо аниматроники. Других вариантов особо не было.       Шелли отводит взгляд и задумчиво произносит себе под нос незначительное: — Я не могу тебе помочь. Узнай это сама. Раз уж ты нашла, то найди все до конца. Не пойми неправильно, я пыталась тебя предупредить как могла, но-… — Прям как Майка, да?! —она сжимает металлическую поверхность телефона довольно сильно и когда экран потух, девушка резко его кидает в сторону дивана. Он летит довольно сильно, отчего рикошетом отлетает от мягкой спинки мебели и приземляется с тупым звуком прямо на пол. Это импульсивное действие было спонтанным, Ребекка не планировала этого делать, однако тело потребовало выпустить накалившийся пар здесь и сейчас.       Уайт поднимает свой телефон и молча направляется к выходу. Когда останавливается у двери, то демонстративно поворачивает голову в сторону опечаленной Ванессы и совершенно спокойным тоном заявляет: — Ты будешь вариться со мной в одном адском котлу, «сестра».       Она осторожно закрывает за собой дверь, что крайне обеспокоило ту. Обычное когда до такого доходило, у Ребекки была поганая привычка, почти до тошноты во рту, все драматизировать, бить посуду о кафель и хлопать дверцами.       Устремляется с участка довольно быстро, потому что видеть изумленный лица работников не так уж и хотелось бы. Здесь, несомненно, все знали кто она и если Несса спокойно смирилась с тем, что та по молодости попадала сюда, то Ребекке это место напоминало о на самом лучшем моменте в жизни. Ее знала здесь каждая собака, которых держалаи офицеры, и поэтому когда красноволосая слышала лай собак рядом, то у нее срабатывала реакция «бежать нет смысла». Попадала в участок из-за хулиганства обычно, но эти дела были мелкими, так о них вспоминали только тогда, когда видели эту голову багрового оттенка.       Бэкки выходит с участка и достает с пачки еще один стик табачный, которого кажется жизнь помотала посильнее, чем ее саму, потому что держалось изделие на одном честном слове. Как же хотелось спалить всю эту контору к чертям собачьим и просто смотреть на то, как пылает довольно ярко это место. Может быть, стало гораздо легче жить ей. Либо же это необузданная злость закипела в ней настолько, что начала выкопать за края рассудка, как горячая вода в кастрюле. — Пристрелиться проще, —закатывает недовольно свои ясные глаза девушка и выпускает тягостно дым одуманивающий из своего рта. У неё такое чувство, что её где-то, откровенно говоря, наёбывают. — Или кого-то, да? —она видит нависающую за ней огромную тень, но поворачиваться даже и не планировала, потому что один шлейф духов и голос все сам за себя выдал. Уайт закинула руки в карманы и спокойно сказала: — Тебе виднее, ты же коп. — Ванесса не говорила о том, что вы с ней…хорошо знакомы, —человек наклонился к девушке и едва его дыхание упиралось раскаленными ножами ей в шею, — Не значит ли это, что вы с ней могли быть в сговоре? — Ага, ведьминский сговор против тебя и твоей задницы, мистер Сандерсон. Что за глупости ты говоришь? Ты уже должен был проверить наверняка всё, что хоть как-то связывало меня с Фиби? Надеюсь, что ты нашёл, потому что я очень хочу посмотреть на твою разочарованную мордашку. — Для подозреваемой ты ведешь себя откровенно спокойно и это усиливает мои подозрения. Ты раскрываешь своё истинное нутро и я ничуть не сомневаюсь, что ты могла убить Фиби. Точне, это не сомнения. Ты убила её. — Ага, удачи, —потушив сигарету о мусорку, девушка совсем спокойно кинула бычок туда и вальяжно пошла как можно подальше от участка и этого человека, — Как найдешь что-то, дай знать. — Ты даже не опечалилась когда услышала об этом. Человек, который долго общался с другим должен хоть что-то испытывать. Горе? Злость? Сочувствие? — На моих глазах дохуя умирало, —откровенничает, — Нет сил испытывать это заново. Все этим стадии проходить или как их там люди называют. — Ребекка. Признайся: ты убила Фиби из-за того, что она не хотела мучаться от такой жизни, да? Она наверняка рассказывала тебе о том, что ей поставили диагноз, а потому попросила в порыве убить? У неё нет ни друзей, ни врагов. Думаешь, она бы доверила это кому-то? Ты вроде и чужая, но чужому порой проще выговориться. — Карлос, ты давно спал? Иди поспи, будь добр. А то меня начинает казаться, что ты таким способом хочешь побыть со мной подольше. Выбрал ты самый ужасный способ. Я же так действительно начну думать, что я убила ее, а это внушение. Нехорошо же, да? —голову к нему поворачивает и касается носом своим ему в разгоряченную щеку, — Будет плохо, если меня скрутят в психушку из-за копа. — Это ты меня своими играми в психушку сведешь и того, черт возьми, твоего напарника. Это. Сделала. Ты. Черт возьми, Ребекка Уайт, ты — убийца. — Нет, Карлос, ты убил в Фиби последние нервные клетки, добил её. Она едва ли на живую походила, —парировала уверенно, нацеливаясь на внушения сомнений, — Это твоя вина, что её нет. Не моя. Если бы ты в тот вечер нормально решил вопрос, а не полез ко мне, то она бы не сбежала. — Ты меня напоила, мелкая мерзавка, —он едва ли схватил её за шею, но его пальцы замерли у её кожи, явно останавливая себя, — А сейчас пытаешься перенаправить на меня стрелки? Не выйдет, малышка. Я не первый год работаю с такими как ты. — Я не первый год вижу напыщенного красавчика, который думает, что за ним все девушки хвостиком будут идти и что все проступки сойдут ему с рук, потому что, мол, ну кто же пойдёт против полицейского, когда он — и есть эталон закона? Умно, Сандерсон, да только ты промахнулся на мой счёт. Увы. Прими поражение достойно, не как коп, а как мужчина.       Это срывается с её губ без предупреждения, но каждое словечко произносится методично, осторожно, как будто практиковалась в этом много раз. — Давишь на больное, да? Хорошая попытка. Зато ты показала свою тёмную сторону, Ребекка. Что ты далеко не милая бариста, которая радужно примет в свою кофейню. — Тёмная сторона? —улыбается та, — О, нет-нет. Это моя нормальная реакция. А про тёмную сторону лучше не стоит. А то вдруг тебя ещё сильнее напугаю и ты меня к монстрам при пишешь или ещё что-то. — Ты и есть монстр. Маленький монстр. — О, как? Ну как скажешь. Это всё? Тогда я пойду. — Не хочешь может рассказать о своём периоде, где ты с иглы не могла слезть? Или как ты с церкви сбежала может быть? —он заявляет об этом так спокойно, словно в этом не было ничего такого страшного или ужасного, как будто это было то же самое, что выйти погулять с собакой. — Всё на меня нашёл? «Вообще-то, это мне может помочь»—подумала девушка когда вспомнила ненароком фотографию обоев на старом сенсорном смартфоне. — Более чем. Почему тётя тебя не взяла под опеку? — Не знаю? Плевать наверное было, как другим, так и родителям может быть, —пожала плечами, — Что ты от меня хочешь услышать? Я не хочу ворошить прошлое, и тебе этого не советую. Не лезь в мою жизнь, это не самая лучшая история. Окей? — Я хочу узнать причину. Ребекка, я хочу тебя понять. Пожалуйста. — Понять? Не нужно, спасибо, Карлос, —отмахнулась, — До встречи. Мне пора. Весь день температура у меня, мне надо домой.

***

      Рано утром следующего дня, примерно в пять утра, Ребекка выехала по координатам, высланные Рэгланом. Хотя «координаты» — это как посмотреть. Полторы тысячи километров по северной трассе по местным меркам — это почти рядом. Почти. Вот только Уайт ничерта не разбирается в картах и по географии у неё честная двойка. Ветер вырывался из-под колес старой машины, в салоне мурлыкал магнитофон, термос с кофе примостился между сидениями. Было тепло и хорошо. Дорога пустая, она в выходные всегда такая. Кажется. Наверное. — По поля-ям, по поля-ям синий трактор едет к нам, —запела та, чтоб хоть как-то разбавить обстановку.       Через пятьсот километров остановилась, чтобы залить канистру бензина и выпить горячего кофе. Напялив на себя олимпийку, та, ёжась, вылезла из машины недовольно. Ветер рванул приоткрытую дверь так, что чуть не вырвал ее у меня из рук.       По прогнозам на всем протяжении трассы погода была нормальная, а вот про ветер что-то не сообщили и вовсе. Холодные потоки воздуха моментально забрались под кофту, ноги начали подмерзать.Кутаясь в одежду, красноволосая открыла багажник, достала канистру и воронку. Операция была знакома до движения, поэтому закрывая глаза от ветра, девушка все делала на ощупь. В этом же не было ничего плохого, верно? Крышка бака, воронка, переворачиваю канистру. На таком ветру две минуты заправки кажутся вечностью. Наконец канистра опустела. Когда мучения завершились, Реб сиганула в салон. Кофе, печка и бутерброды. Она набрала номер Стива, а тот как обычно подолгу не отвечал. Неужели, опять на беззвучном режиме? Этого не хватало. И всё же, спустя нескольких попыток, девушка дозвонилась и сказала: — Я на заправке, скоро буду. Так зачем я тебе там понадобилась? — На месте разберемся.       Самый короткий разговор. Негусто. Через пару километров все пришло в норму. Было тепло, стрелка топливного датчика показывала половину бака. Как раз должно хватить. Если, конечно, что-нибудь опять не случится. И тут же, вслед за мыслью, машина задергалась, как паралитик, начала терять обороты и через сотню метров встала окончательно. — Ну ёбаная пиздосья, —отметила про себя.       Сказать, что это был полный конфуз — не сказать. Заглохнуть на трассе, с ветром и в начале выходных, так ещё связь через раз ловит — так себе атракцион. Лезть под капот смысла нет, потому как за пятнадцать минут машина остывает так, что потом стартер не в силах прокрутить масло. Утром всегда холодно, а с температурой её только сильнее лихорадит. — Может, ну его нахрен, а…—хмыкнула Реб. Девушка закурила, не открывая окон, пытаясь сохранить стремительно выветривающееся тепло. Очень странно всё так вышло. Вроде машина была исправна, Стив сказал, что проверял. Закутавшись по самые глаза, красноволосая вылезла наружу.       Долгожданный ветер сразу же полез во все неприкрытые щели машины. Ребекка не хвастается особо, но в машинах вроде как понимает неплохо, ни раз доводилось с парнями тусоваться, да и Рэглан как-то рассказывал. — Не, ну это полный сюр конечно, —бухтит себе она, — Связь через раз ловит. Может, попробовать написать Стиву? Или Ванессе? На крайняк Майку, но он вряд ли поедет.       Сколько уже тут сидела — неизвестно. Часы почему-то остановились. Девушка вздохнула и посмотрела куда-то вперед. Так хотелось в это время уснуть, просто по-человечески поспать. Спать. Она залезла в салон и попыталась написать сообщение Рэглану. Сообщение грузит. Когда оно доставится — неизвестно. — Хэй, подруга. Ты чего здесь стоишь? Здесь нельзя спать, —грубая ладонь, воняющая куревом и маслом, опустилась на лицо Реб. А её всё мутило. Жутко захотелось спать и голова болела знатно. Но пришлось раскрыть глаза, потому что человек не унимался. — Девушка! —гнусаво повторил тот. — Я слышу, —вздохнула, — Вам чём-то помочь? — Так это тебе помощь нужна, а не мне. С машиной что-то? Если надо, могу подкинуть до ближайшего пункта. Эх…вот вы понабираете себе, женщины, машин, а потом с вами возись. — Ты поаккуратнее с такими словами, дядь, —она стала бодрее от такого заявления, — Согласно статистике, мужчины чаще всего встревают в аварии. Да и ваше великодушие может обернуться вам же…плохо. А вдруг я какой-нибудь маньяк или что ещё хуже? — Это вряд ли. Маньяк или кто там не лажают так, да и не охотятся на этой трассе, где нигде нет. Ну так что, подкинуть тебя? «Технически, можно его грохнуть и забрать его тачку. Нет. Карлос тогда точно закусится и точно узнаёт об этом. Ванесса не прикроет уже. Придётся думать»—копошилась в мыслях девушка. — А глянуть машину можете? Вдруг у вас глаз более зрячий. Не хотелось бы машину оставлять. — Гляну. Если что, можем её поддеть и на трос. Довезу тебя до ближайшего пункта. Там как раз-… — Что-то случилось? —появляется ещё кто-то. И Ребекка уже рада, на самом деле, мысли о том, что сообщение доставилось Рэглану и он за ней поехал, но к какому-то удивлению и раздражению пришла Уайт, когда увидела полицейскую машину и подошедшего Сандерсона в униформе. — А, нет, товарищ офицер, сэр! —как-то подозрительно занервничал помощник, имени которого не знает девушка. Она демонстративно закатила глаза и сказала: — Какая приятная встреча, офицер. А вы прямо не отлипаете от меня. — Вы знакомы? —спрашивает мужчина. — Можете ехать, сэр, —Карлос дружелюбно кивнул, — Я ей помогу, к тому же, мы с ней хорошие знакомые. Верно, мисс Уайт? — Да не очень мы с вами-то и хорошие, —щурится та, — Я уж лучше пешочком пойду, от вас подальше. — Э…ладно? Х-хорошего утра вам, —человек поспешил удалиться, пока Реб не недовольно глянула на офицера. — Ты прикалываешься? Что ты здесь делаешь? — Как что? Ты же отправила мне смс, —мужчина показал ей экран своего телефона, на котором было её сообщение о том, что она застряла на определены координатах. Реб округлила глаза, а когда до неё дошло осознание, то та звонко ударилась лбом о крышу своей машины, простонав: — Просто невероятно. Написала копу вместо своего отца. Лучше и быть не может. — Разве ты не говорила, что ты не помнишь своих родителей? Что-то не сходится. — Карлос. Время пять ебучих утра, я еду к человеку, что мне заменил отца, но у меня сломалась машина. Как думаешь, с какой вероятностью я тебя действительно прибью сегодня и ты как раз успокоишься со своими подозрениями? Ты заикнулся помочь? Вот давай, помогай.       Сандерсон ничего не сказал. Есть вещи, о которых она больше не может говорить, вещи, которые разрушили ее жизнь. Она намеренно ходит на цыпочках вокруг вопроса, ожидая, когда в его сознании все сложится воедино. Офицер делает несколько быстрых шагов, чтобы добраться до нее и словить осуждающий взгляд на себе. Никто никогда так не смотрел на него и это казалось отвратительно. — Хочешь, чтобы я помог? —прищурился. — Уже не очень хочется, мне проще уже пойти пешком, знаешь ли, —саркастично ответила она ему, ничуть не смущаясь его задумчивого взгляда, — Стоило всё же попросить у того мужика тросс, я уже жалею, что написала по случайности тебе. — Интересно ты раскрываешься со своей другой стороны, —напрягается всем телом, когда та обхватывает его щеку, и её взгляд опускается к губам, как будто у нее есть идея о том, что хочет сделать. — А теперь послушай меня, не лезь не в своё дело и просто уезжай. Для твоего же блага держаться от меня подальше, а то мало ли я тебя прирежу, да? Так же думаешь? —последняя часть произносится шепотом. Делает все возможное, чтобы выплюнуть эти слова с таким количеством яда, на какое только способна. Ярость пронизывает каждую жилку тела, и она наконец понимает, что это неправильный шаг, когда раздаётся шлепок подобен удару грома. — Ты перегибаешь палку, Уайт, —давит на неё он, отчего она пытается избежать его взгляда, но, даже отвернувшись, все равно чувствует, как глаза смотрят прямо в душу. — Меня это должно напугать? Как самонадеянно, —предупреждения Карлоса вынуждают её сильно напрячься, да так, что крепче сжала свои маленькие кулаки. Смотрит на ту сверху вниз с подозрением, и девушка крайне сильно ненавидела то, как легко ему это даётся. — Хорошо. У меня есть тросс, садись ко мне в машину. Довезу тебя до города. — Другой разговор, спасибо за понимание.

***

      Майк хотел бы позабыть о последних днях мучительных, которые только были у него. Когда до его мозга доходит озарения, что всё это время воображаемыми друзьями с рисунков Эбби были пропавшие дети, то ему становится совсем дискомфортно. Эти роботы были ведь неживыми, в них не было того, чего находилось в человеке. Это машина. Она не может работать и вести себя как человек, верно? Когда младшая сестра просыпается на следующий день, то ему приходит идея спросить у неё про этих роботизированных друзей. К какому же пришёл удивлению, когда маленькая девочка осознанно говорила о том, что полностью понимает то, что эти созданиями — ничто иное как призраки, которые приводят аниматроников в движение. Он ожидал действительно что угодно, но только не такое спокойствие на лице родственницы. Ему хочется узнать как можно больше про рисунок, найденный у нее — тот, где мальчика увозят на машине. Шмидт прекрасно знает, о каком временном промежутке здесь говорится, и о том, что произошло тогда. Но найти это у неё было нечто поразительным.       Она не была знакома с Гарреттом, потому что мама и папа о нём говорили очень мало. В этот момент Майк хотел бы согласиться с Ребеккой, когда она говорила о том, что рисунки скрывают в себе куда больше, чем всё мы думаем. Девочка смотрела на старшего и заметила в его глазах какое-то колебание, на что Эб виновато опустила свои глаза на рисунок. Молодой человек уточняет у неё о том, не светловолосый ли мальчик рассказал ей о похищении брата, на что та одобрительно кивнула, но имя похитителя никто так и не упоминал.       Жёлтый кролик — только лишь это известно. К сожалению, Шмидту это ничего не даёт, и все следы, доводы просто улетучиваются, когда он пытается сложить пазл воедино. Как будто клубок ниток не распутывается, а наоборот, лихорадочно запутывается, чтобы парень не смог найти ответы на все свои вопросы. Ему нужно было в скором времени выезжать на новую смену, но пока у него была возможность, стоило бы потратить это время со спокойной душой за полдником, прежде чем он поедет на работу.       Эти аниматроники пугают его, и, возможно, не зря тогда сказала Уайт держаться подальше от них. Майк надеется, что Ванесса поможет той справиться с температурой.       А она бы и рада, честно говоря, помочь той непутевой, да только сама категорически противиться, шикает, ругается так скверно, что непонятно, откуда она эти слова вообще услышала. Шелли беспокоиться начала на том моменте, когда девушка предоставила ей фотографию забытого друга. Ребекка, понятное дело, не могла вспомнить кто это, но чувство дежавю никак не высечь, не выжечь. Она не могла всё прямо доложить ей, не могла так же рассказать и Майку о том, что Жёлтый кролик это нечто большее, чем просто рисунок, чем просто аниматроник. Розовые очки бьются ей стеклами вовнутрь. Это довольно больно, глаза неприятно слезятся. У неё перед глазами воспоминания, может, по этой причине приехали в пиццерию. Может, по этой причине и не может отвести взгляд от стены с рисунками, в центре которых всегда этот пакостный жёлтый кролик. Он кажется ей бельмом в глазу, а подступающая раздражительность просто выводила её на новый уровень неприязни. «Разберись с этими двумя»—помнит этот приказный тон, который прозвучал в тесном коридоре. Она несколько раз твердила ему о том, что это неправильно; о том, что они не заслужили такой участи. Взгляд Шелли метался по ее лицу, словно искала способ проникнуть ему в голову, достучаться. Глаза человека были прикованы к лежащей в крови красноволосой девушке, как будто он планировал, что же сделать с ней, —«Хотя знаешь, вот эту оставь. Она кажется занятной. Будет в качестве эксперимента» «Она же живой человек! Она — не твоя вещь!»—восклицает блондинка тогда, —«Ты…сделаешь из неё одной из «них»?» «Время покажет. А теперь выполняй свою работу»—лицо человека потемнело, а скулы его заурядно напряглись. Сжал невероятно сильно челюсти так, как будто пытался прокусить что-то очень твердое.       Борясь со слезами, которые всё время сдерживала в себе Шелли, она четко услышала, как хлопнула дверь, и шаги этого человека застучали по кафелю. Она снова была одна. Одна среди одного трупа и человека без сознания. Ей не на кого было рассчитывать, кроме как на себя. Девушка садится на корточки, наклоняется к телу незнакомки и сочувствующе говорит ей: «Мне правда очень жаль, я не хотела всего этого»       Тогда Ванесса почувствовала, как желчь обожгла горло, и с трудом сглотнула, пытаясь удержать в себе мысли, что Ребекка стала такой из-за НЕГО. Она виновата в том, что не может дать отпор ему, а потому так пострадала. Вылезая из этих печальных воспоминаний, девушка снова принялась пялиться на стены, стараясь ни о чем не думать. Но не выходит. В голове лишь кровавые, размазанные пальцами стены и бездыханное тело того парня, имя которое она позже узнала — Томас Джефферсон. Жизнь у него была довольно скучной, и, судя по всему, до появления этой красноволосой девушки. Неизвестно было, были они в отношениях или нет, но спрашивать об этом мёртвое или безсознательное тело было довольно глупой затеей. Том был довольно приличным, как гласила информация о нём, человеком. Закончил школу на «отлично», но после смерти отца он исследовался у психотерапевта долгое время, пока ему не диагностировали такое заболевание как посттравматическое стрессовое расстройство. Видимо, на этой же почве стал чаще всего прогуливать колледж, а вскоре его и вовсе отчислили, но окружение говорило о нём довольно хорошо. Как же легко, на самом деле, сломать человека по щелчку пальцев. Несса сама в этом убеждалась, когда вспоминала Ребекку. «Я — Ванесса»—протягивает тогда она руку, когда девушка пришла в сознание и некоторое время не понимала, что происходит в целом, —«Тебе повезло, что ты обошлась только потерей сознания» «Почему у тебя такие жалостливые глаза?»—слова слишком жестоки для того, чтобы произноситься с улыбкой, однако эта девушка почти профессионально реаза без ножа. «Я испугалась за тебя» «Мы едва знакомы»—мрачнеет лицо Ребекки, —«Впрочем, это твоё дело…так где мы находимся?» «В заброшенной пиццерии. Ты забралась сюда как-то, а когда хозяин пришёл, то увидел тебя без сознания»       Кто же знал, что из-за того, что девушка оказалась не в том месте и не в то время, после чего стала одним из сумашедших механизмом этого человека. Ванесса никогда не поддерживала мысли Ребекки, она действительно порой безрассудно, но куда страшнее становится в груди, когда она начинает применять довольно сложные стратегии. Обычно, она ими не пользуется и действует по опреденному шаблону, но стоит жертве пойти не по сценарию, как у неё что-то сдвигается в головном мозге. Она социально опасна. Шок застает ее врасплох до такой степени, что Шелли прикусывает собственный язык. Страх и чувство вины перед той пронзают офицершу. Это было что-то сравнимо с огромным количеством кинжалов, что воткнулись разом в грудь.       Блондинка слышит громкий голос Эбби и замечает её макушку, которая вежливо приветствует. Девчонка сразу же подбегает с оживлённым аниматроникам, радужно встречая их. Призраки детей, как твердила сестра Майка, говорили о том, что Ванесса довольно хорошая и милая. Когда в зал зашёл сам брат, то она столкнулась с выражением лица Шмидта, которое не сулило ни о чем хорошем. Когда он подошёл к сцене, то спросил её, почему она не рассказала о том, что в роботах заточены души призраков. Это было сложно объяснить, как и первое время Уайт, когда она «работала» здесь. Ему не нравилось, когда офицершу задумчиво так смотрела на аниматроников и не отвечала. — Вы с Ребеккой знали об этом, —твердит повторное молодой человек. — У нас с Ребеккой разные цели, Майк, —говорит вдруг девушка негромко, — У неё совсем другая цель. Но кажется, она не говорила о них тебе лишь потому что сама их не долюбливает. И они…—прищурилась, когда Фокси глянул на неё своим ярко-желтым глазом, — Её взаимно недолюбливают. Она очень…очень… — «Очень» что? —не успел Майк толком узнать о чем шла именно речь, как к ним подоспела Эбби со своими рисунками и гениальным предложением сделать шалаш, чтобы хорошо провести время со всеми. Однако лицо парня сменилось с удивления на подозрение, потому что он считает, что аниматроники опасны. Поэтому со всевозможной вежливостью и заботой отговаривает Эбби от этой затеи, а когда спрашивает мнения Шелли, то та подыгрывает и советует сделать каркас из обеденных столов. Девочка была крайне счастлива сделать это, что аж радостно захлопала в ладони, но тут же спросила: — А Бэкки будет с нами? Она бы точно придумала как всё это сделать креативно. — Прости, Эбби, но Бэк-… — Кто-то упомянул меня? А во-о-от и я! —как же Ванесса проклинала привычку этой девушки, что она вечно как только собиралась рассказать Майку о настоящей ей, то всегда появлялась. Всегда. Она действительно чувствует будто, и это уже даже не смешно. Шелли переглядывается со Шмидтом и та обеспокоенно поджимает губы, а затем вновь оборачивается, когда видит знакомую красную голову, которая садится на корточки, чтобы обнять младшую сестру напарника и рассказать о том, что по ней скучала. — А я только вспомнила о тебе! Ты пришла вовремя! —засияла от переизбытка радости малышка, обнимая ту за шею так нежно, как никого ещё не обнимала. — Всё верно, ведь я, —она поднимает свой взгляд на тех двоих, и взгляд у неё настолько становится напряженный, что он кажется почти диким. Жемчужные зубы от улыбки (да это походило больше на оскал!) сверкают в свете софитов, когда она лыбится, как хищник, разглядывающий свою добычу, —…всегда прихожу в о в р е м я.       Шмидт видит этот взгляд. Видит, как Ванесса начинает суетиться и слегка тревожиться от появления Уайт. Что-то не так. Ужас охватывает ее еще сильнее, когда та поднимается на ноги и вытаскивает с сумки упаковку шаров и говорит о том, что хотела устроить небольшую вечеринку. Майк слышит, как Шелли говорит шёпотом: — Бэк очень опасна, Майк. Но по какой-то причине вы ей с Эбби очень дороги. Она любит детей, но её…она очень сильно к ней привязалась. Будь аккуратнее. — Что ты имеешь-…? — Что-то вы всё кислые какие-то, совсем не соскучились по мне? —она подходит вальяжной походкой к тем двоим и широко улыбается, пока не ловит на себе пристальный взгляд напарника, что задерживается на ней на мгновение, — Всё хорошо, Майк? — Всё…в порядке, —он поджимает губы, — Вижу, тебе уже лучше. — Определенно! —девушка крутануласт вокруг себя и сделала театрально перед ними поклон, заливаясь лёгким смешком, — Мне стало лучше благодаря нашей любимой Ване-ессе-е.! —и глянула на ту, — Я благодарна тебе. — По-о-пожалуйста?..—та, собравшись, попыталась выдавить из себя что-то стоящее, пока это не донеслось так жалко и убого. Она не поняла сама, с чего ради ей стало так тревожно присутствие Уайт. — Эбби сказала, что вы решили устроить шалаш? Чудесно! —хлопнула в ладони, точно маленький ребёнок, которому вот-вот должны подарить желаемую игрушку, — Если вы не против, то я хотела бы присоединиться к вам и к нашим многоуважаемым аниматроникам, —глянула через плечо Шмидта на присутствующих роботов.       Все всё же собираются вместе, чтобы построить долгожданный шалаш, ради которого и собрались. Почти. Аниматроники активно помогали переставлять столы и даже в какой-то момент Бонни помогает дотащить Ребекке стулья, что не могло её поставить в ступор. Эбби с интересом спросила у той, всё ли с ней хорошо, но та только помотала головой и сказала о том, что очень рада проводить время здесь с ними. Но на самом деле проблема крылась в совсем ином, в том, что этот кролик занимал второе место по раздражительности и опасности для Бэк после Фокси. И видеть то, как этот аниматроник тактично взял у неё стул — немыслимо. И всё же она натягивает на лицо улыбку и хлопает его по-дружески, поблагодарив за помощь. Ответа конечно никто и не ждал, но робот только кивнул головой и продолжил помогать остальным. Веселье так и витало в воздухе и Эбби этой атмосферой насыщалась сполна, пока не получается сооружение нужной высоты. Эбби предложила ради интереса сделать крышу, на что Ванесса решила пойти в кладовую за материалами. — Майк, не поможешь мне? —совершенно беспристрастно проговорила Шелли. — Да…конечно, —он мельком глянул на неё, а потом перевёл на Ребекку, — Мы ненадолго. Проследишь за… Эбби? — За мной не надо следить! Я что, малявка тебе какая-то? —надула губы девочка. — Несомненно, я только рада буду, —Уайт убирает эту натянутую улыбку поганую с лица и на место её жалует более искренняя, когда глаза Эбби и Бэк встречаются вновь, — Забудь, Эбс, он не хотел тебя обижать, он ведь о тебе очень-очень заботится! А забота это ведь хорошо? — Думаю, да, —ребёнок неловко отвела свои сияющие глазенки, но её милая улыбка, из-за которой появлялись ямочки на щеках, вынуждали Ребекку начать тискать, слабо растягивая щёчные мышцы, — О-ой, Бэ-экки, пусти-и, мне щекотно!       Перед тем как уйти, Майк всё же напоминает сестре своей о том, о чем они говорили дома. Та беззаботно кивнула и сказала о том, что попытается узнать. И это было довольно заманчивый диалог, он крайне сильно заинтересовал личность Уайт. Когда те двое достаточно далеко ушли, она наклонилась к Эбби и спросила: — Если не секрет, то о чем ты должна будешь спросить? — Ну…—девочка не знала, что сказать, врать Уайт так не хотелось, но и она не была особо уверена в том, что Майк бы одобрил то, что расскажет Ребекке об этом, — Ты же знаешь, что мои друзья необычные? — Ты про аниматроников? —кивает головой в сторону наклонившейся Чики в сторону, — Да, они довольно необычные. — Нет, я имею ввиду…ну…в них ведь призраки, —девочка почувствовала неловкость, когда говорила такое с Уайт. Ей почему-то казалось, что эта девушка не из тех людей, которая верит в нечто мистическое или за гранью понимания. Но та только расхохоталась и развела руки в стороны, говоря откровенно: — Кто тебе об этом сказал? Ванесса? Или они сами? — Я сама догадалась, —Эбби посмотрела на приближающихся аниматроников и вдруг произнесла шёпотом: — Мальчик со светлыми волосами сказал, что ты очень плохая. Почему они тебя не любят, Ребекка? — Прям так и сказал? —прищурилась девушка и самодовольно усмехнулась. Она предположила, о каком светловолосом мальчике велась речь, но среди этих аниматроников его не было. Что и не удивительно. Он не любител выходить на «сцену» и показываться, — Ну, я видимо очень много шумлю и вечно их гоняю по пиццерии чтобы на место встали. От того и не любят наверное. Что они ещё тебе про меня сказали? — Ну, не знаю. Стоит ли говорить?.. Э-э…один из мальчиков сказал, что ты очень сильно похожа на собаку. — Даже догадываюсь кто их них сказал. Расслабься, это из-за того, что я чокеры носила с шипами, вот один из них говорит так, —рыжуля без капли грусти или какого-либо намёка на печаль, повернулась к лису-пирату и добродушно ему улыбнулась. Они оба знали, что за этой улыбкой кроется довольно «неприятный разговор с электрошокером». Но об этом афишировать не стоило, ведь зачем портить хороший вечер разногласиями.       Она не хочет вспоминать неприятные первые дни, когда ей приходилось прислушиваться к любым звукам. Её как будто насильно приковали к этому месту, чтобы перестала бояться. Так себе терапия, конечно — только сейчас понимает. Но Стив хотел же лучшего ей, чтобы Ребекка понимала, что нечего бояться аниматроников. Как же! Рэглан просто не представлял, когда её первые дни походили больше на игру «не умри от страха либо схвати инсульт»: ноги двигались сами по себе, и Уайт пускается в жалкий бег как можно дальше от недовольного Бонни, которому она, кажется, сломала гитару. Вечерний воздух приятно хлестал в девичье лицо, когда красноволосая бежала изо всех сил. Серце неистово колотилось в грудной клетке, которая чудится шипко тесной, воздух стал невероятно тяжелым в легких. Она помнит, как тонкий луч от фонаря небрежно скользнул по стенам и заприметил разводы. Они казались испачканы тёмно-красным оттенком. Реб знала наверняка: это уж точно не соус никакой, ни лопнувшие томаты или что там можно ещё придумать в оправдание крови. Слезы кажутся холодными, когда они текут по лицу. Накрывает ладонями уши, спиной касается кирпичной стены на улице и старается не слышать шаги одного из аниматроников. Хотя, звук кажется застрял в её голове, и кажется, что его талое дыхание касается ее затылка. «Агрессивный кролик, я вырву…вырву тебе сука лапы!»—рычит себе под нос, проговаривая эти слова как некую мантру. Девушка ловит взгляд скрученной проволоки у ограждения и ей приходит довольно отвратительная идея. Такая, после которой страх у неё отдалился на задний план, а вперёд выступила эмоция — злоба. Она ненавидит аниматроников. Она ненавидит кролика. Причём неизвестно, о каком из кроликов Ребекка говорит.       Эбби на фоне мерцающих огней выглядит как маленький ангел. Софиты тусклые, и только сияние их освещает скромное поле для танцев, девочку и аниматроников. Паника утихает, но так же быстро возвращается, когда Уайт вспоминает, отчего у этих роботов нехороший интерес к этой малявке. Девочка радуется, выполняет хаотичные, совсем нелепые движения, но ничуть не стыдится этого. Ей кажется нравится это, нравится ощущать такое. В глубине души Бэк боится, что, однажды увидит эту «звёздочку» в одном из распахнутых аниматроников. Но кое-что худшее еще впереди, и это голос Ванессы, выкрикивающая ее имя, прежде чем та поднимает глаза к офицерше и видит лёгкую раздраженность на ее лице. — Чего тебе? —интересуется Уайт и легко перепрыгивает через ящик и оказывается перед ней. — Всё нормально? —интересуется так спонтанно, что у той в голове случается сбой. — Конечно, —закидывает руки за спину и вприпрыжку оказалась возле Эбби. Она протягивает ей свои маленькие ручонки, приглашая на столь глупый танец. Бэкки слегка потупливает взор свой на сестре Майка, но, чуть погодя, принимает это приглашение и хочет поддержать ее.       Красота танца заключалась в его нежности, некой выстроенной эмоциональной глубине и способности передать особенную связь между этими двумя. Ритмичные движения и плавные переходы между ними делают все это изящным и привлекательным для аниматроников казалось бы. Взаимодействие Ребекки и Эбби передает особую энергетику, которую ни с кем девочка ещё ни с кем не простраивала. Такой дуэт отличался и позволял окунуться в мир спонтанности, ярких эмоций и взаимопонимания между ними.       Девочка на радостях забирается на сцену, чтобы поиграть на гитаре Бонни, что так и манила своим видом, пока Ванесса и Ребекка в унисон не выкрикнули имя девочки. Уайт довольно быстро, что поражает временами, с места, но успевает только увидеть, как Эбби касается струн и её ударяет разряд тока, заставив упасть спиной на пол. Ребекка в два счета забралась на сцену и упала на колени перед ней, накрывая руками своими холодными щеки маленького человека.       Красноволосой больно видеть ослабевшую Эбс, но она первые минуты угрюмо молчит, стискивая зубы. Ванесса с Майком оттаскивают подальше от сцены, пытаются привести в чувства пострадавшую, пока Реб откровенно сверлила своим взглядом Бонни. Грёбанный кролик со своей проклятой гитарой. — Сука, —мерзкое слово, произнесенное посреди зала, посеяло мгновенную тишину. Шумный звук прикосновения крупной ноги к деревянному полу сцены раздался тут же. Ребекка сморщила, до проявления мимических складок, нос и, не сдерживая свою импульсивность, гневно подметила в адрес аниматроника: — Не приближайся к ней, мерзкий кролик. Ты мог блять её убить, понимает это тупая твоя голова?!       В воздухе между девушкой и кроликом витало чувство взаимной неприязни. Бонни замер в метре от нее, посмевшую прийти сюда и начать говорить неприятные вещи. — Хер ли ты пялишься на меня? Это твоя вина, чёртов аниматроник! —выкрикивает довольно властно она, когда замечает за ним, как его голова склонилась к ней и с недовольным прищуром взглянул на неё. Знает же, что этот робот вполне в состоянии прикоснуться к шее внезапно, хватая за глотку. Мог, но не станет. Много людей. — Ребекка, хватит. Прекращай истерить, —заговаривает Шелли, — С Эбби всё хорошо. У неё просто слабость. — По-твоему это нормально? Я проверяла исправность гитары и струны меняла, с ними всё было нормально, —с осуждающим вздохом та обернулась. От нее все ещё веяло раздражением и усталостью, — Я знаю к чему может привести электрический…ток. Сама знаешь, что я часто с этим сталкивалась. Это не шутки. — Я понимаю, Ребекка. Остынь, аниматроник не причём здесь, —успокаивающе произнесла блондинка. — Ну конечно, —скрестила руки на груди и осуждающе оглядела всех аниматроников до единого, никого не пропуская, — Тогда как ты это объяснишь? Простое замыкание? — Ребекка, успокойся, —выставил ладони вперед Шмидт, повторяя слова Ванессы в сторону суетливой персоны, — Не хватало того, чтобы здесь драка была или чего хуже. — О, не беспокойся, —прищурилась хитро Уайт, — До драки не дойдёт. Нисколько. Габариты не те.       Да плевать ей на габариты. Дерзость и идиотизма хватает к неё сполна, чтобы наконец дать хоть какой-то отпор этим тварям. Знает же, на что способны. — Что…случилось? —дрожащими, бледными губами пролепетала девочка, приходя в себя. Ребекка и Ванесса, не сговариваясь, садятся обе на корточке и пытаются утешить встревоженного слегка ребёнка. Эбби округляет глаза, не от удивления, а от того, что выражение и жестикуляция двух девушек идентичная. Она на секунду задумывается над тем, но изо рта вылетает у неё то, что две взрослые девушки ведут себя как двойняшки некие.       Уайт лишь наигранно весело усмехается, подмигивая девочке. Она без стеснения разглядывает блондинку, что так старательно всматривается в её фальшивое лицо. Не похожи они. Нисколько. — Нет, Эбби, мы просто давно с ней знакомы, —поглаживая по спине младшую Шмидт, твердила Шелли. Бэкки подавляет надменный смешок, увидев грозный взгляд офицерши. Это всё действует на нее, как красная тряпка на быка. — Ага, познакомились, когда я её коллег избила, —лишь хрипло смеется, поправляя вишнёвые волосы. Иногда неугомонная ловила себя на мысли, что светловолосую бестию нужно сдать тоже в психушку. Больная тоже на голову, — Шучу.       В каждой шутке есть доля правды, и, зная то, на что Ребекка действительно способна… Не хочется Шелли об этом думать ни на одну минуту. Не хочется думать о том охраннике по имени Боб, что кажется работал до прибытия Майка. Холодный блеск в глазах красноволосой сужается, пока она изучала человеческую реакцию на пролитую на руку кислоту. Не ослабляя хватки, девушка сделала шаг ближе.       Боль пронзает нервы Боба, когда ее зубы впиваются в его кожу, заставляя заорать на всё заведение. Его свободная рука быстро хватает ее за волосы и с силой дергает голову назад, чтобы снова обнажить уязвимое горло. «Человек слаб когда испуган» —рычание доносится пока та, сплевывая кровь смешанную со слюной, говорила это и откинула его к стене. Она дала ему возможность сбежать. По крайней мере, пока что. Охранник подрывается с места и убегает прочь. Мчится как можно дальше, лишь не видеть снова эту довольную рожу.       Боб лихорадочно пытается открутить шурупы вентиляционной решётки пока нечто тяжёлое не стало яро шагать рядом с офисом. Это вряд-ли человек, хотя уже начинает сомневаться буквально во всём. В себе. В других. Ползая по каналу, мужчина добрался коем образом до закулисья, прямо перед которым на сцене стала играть незнакомая ему музыка. У него складывается нехорошее предчувствие, что ударяется ему о рёбра с невероятной силой. Через какое-то время, охранник, убедившись, что всё хорошо, ринулся по служебным коридорам до запасного выхода. Ему действительно хотелось верить в то, что он успеет, успеет выбраться из этого кошмара наконец. Повышал тревогу красный мигающий свет, который сработал судя по всему либо случайно, либо той девушкой, смех которой он слышал с другого конца коридора. Убежит. Точно убежит. Уволится и уедет отсюда к чертям собачьим.       Внезапно охранник вдруг начал чувствовать, что на его затылок кто-то откровенно пялится. Нельзя поворачиваеться. Нельзя! Категорически опасно! И всё равно человеческая натура по себе любопытная, а потому он метнул голову через плечо и обнаружил там Фокси. Вот уж кого он не хотел увидеть сейчас, так это гребанного лиса. Его это лицо, искажённое чем-то поистине ужасным. Но на раздумий времени не осталось нисколько, потому что последнее, что смог увидеть и услышать — это звук шарниров, вопли металлический и свой.       Боб хотел надеяться на то, что умер. Умер и на этом закончена его никчёмная история. Но к какому же приходит разочарованию, когда просыпается в техническом кресле мастерской, что был предназначен для ремонтирования аниматроников. «Проснулся?»—мужчина вздрагивает от голоса ласкового рядом. Боб замирает в немом ужасе, когда видит перед собой миловидное личико Уайт. Но стоило только подумать о ней, как девичья улыбка стала становиться неправильной: эта улыбка была будто бы истинным отражением жажды смерти. Его смерти. Охранник инстинктивно съежился и попытался хоть как-то увернуться от ужасной разинутой пасти, что затмевала собой все остальное комнате, но не вышло. Прикован. И ноги, и руки были сжаты ремнями. «Давай-ка на память сфотографируемся? Всё же мы к-о-л-л-е-г-и»—последнее слово Ребекка выделила так, будто испробывывала на вкус, с оценивающим взглядом. Девушка оттягивает голову мужчины назад и делает вместе с ним отвратительное селфи, на котором она широко улыбалась и гримаса выражала ничто иное как удовольствие. Происходит шумный щелчок, что сопровождал собой сделанное фото. Бэкки медленно поворачивается к охраннику и добавляет: «Что-то ты на фото вышел ужасно. Мне же нужно отчёт сделать любимому папочке и любимой сестре. Нужно переделать. У меня есть идея!»       Когда Боб почувствовал, как пальцы девушки скользнули по его щетинистой коже, через нервную систему прошелся будто электрический разряд, что предупреждал об опасности. И не зря. Она хлопком нажимаем на кнопку и внезапно включаются механизмы, что медленно подносили к лицу охранника маску Фредди. Больше всего пугало до хрипа в голосе то, что эта маска оказалась с полно вращающимися маленькими циркулярными пилами. «Гори в Аду, сука!»—с радостью произносит прощальные слова Ребекка на видеосообщение и когда назимает на сенсора красный кружок, в котором располагался квадрат, она завершила запись и тут же м довольной моськой отправила Шелли. Для поднятия настроения.       Когда Ванесса уходит с Майком и сестрой его на улицу, Уайт желает остаться наедине с этими призраками прошлого. Она откровннно смотрела на всех аниматроников, которые молча смотрели на неё. Иногда поистине радуется тому, что они не умеют разговаривать. А если бы и умели, то точно им рты зашила. — Нельзя же так, —прервала тишину красноволосая, — Не с НЕЙ. Она слишком важна для меня и я не допущу, чтобы вы с ней что-нибудь сделали, —в тонкую линию сжались ее губы.       Она знает, что офицерша, скорее всего, посоветует Майку уехать домой. И, может быть, это правильное решение. Девушка выпрямилась, зная, что пустота между ней и аниматрониками станет невыносимой. Не хотелось и думать даже, что этим «детям» хотелось. Только лишь кровь и пополнение Эбби в свои ряды? Забавно. От всей этой авантюры у неё одежда пропотела и пахла Уайт не так уж и приятно. А это значило, что нужно помыться. Аниматроники резко попятились и начали отходить назад, смотря за Ребекку. Та, выставив руки на бёдрах, вздернула нос и сказала проказно: — То-то же, бойтесь. — Лучик мой, кажется ты кое-что забыла, —когда тень появилась впереди, она затылком ощутила, как нечто нависали над ней, будто бы накрывая собой, своим телом и силой. Девушка не смела оборачиваться, потому что поддалась бы слабости, но напряжение в мышцах всё же оказалось заметным, потому что ОН сказал: — Ты очень-очень сильно оттягиваешь наши с тобой планы. Ты не приехала ко мне, не отвечала на сообщения. Ты меня огорчаешь…как же так? Неужели, я плохо тебя воспитывал, слишком много позволял? — Нет! Я всё объясню! Этот чертов полицейский-…—оборачиваясь, она застаёт перед собой только блик от очков, а спертое дыхание от мужчины заставило её ощутить по позвоночнику спускающиеся мурашки, — Они хотят затащить его сестру в ту сраную куклу! Мы ведь…на такое не договаривались, —выдохнула, глядя как «хищник» сверлит её своим взором. Ее осиплый голос, казалось, вырвал его из транса, отчего он вздернул уголок губ и растянуто сказал: — Кажется, тебе стоит напомнить, что я не люблю непрофессиональность в людях. О, или я застал то, что ты привязалась к игрушкам? — Никак…нет…—и отводит свой взгляд подальше. — Не очень убедительно, Ребекка, —сухо отвечает он. Его пальцы скользнкли по контуру ее челюсти, внимательно изучая черты. Но в один момент щёлкает пальцами, после чего один из аниматроников схватил со спины девушку и от своей силы едва ли ей рёбра не переломал, — Отведи её в камеру. — ОТЕЦ, НЕТ! ПОЖАЛУЙСТА, Я НЕ ХОЧУ! Я НЕ ХОЧУ ТУДА! ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА. Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ К ИГРУШКАМ. ПРОШУ, Я СОВЕРШИЛА ОШИБКУ. ПРОСТИ. ПРОСТИ МЕНЯ! Я НЕ ХОЧУ-У ТУДА! ПАПОЧКА, УМОЛЯЮ ТЕБЯ!       Она громко кричала, вопила навзрыд, думая о том, что может хоть снаружи услышит ее Ванесса или Майк. Хотя б кто-нибудь. Но с каждым отдаляющимся местом, девушка понимала одну очень печальную правду, которая туманилась перед глазами. Становилось тяжело дышать, а сжатая грудная клетка едва ли целиком могла при вдохе расшириться. Бэкки потеряла сознание. Веки сомкнулись. Фредди поднял ее и вынес тело из комнаты. Он точно знал, куда собирается ее отнести. Иначе и быть не могло.       Она ненавидела это место, ненавидела всей душой, потому что нет ничего сцепленных на конечностях ремней и небольшая «камера», которая наполняется ароматом, что выносит ей мозги. Почему-то именно этот запах мерещился ей всю дорогу, пока ее нёс медведь. На самом деле здесь, в этом мрачном коридоре стояла ужасная вонь — запах испражнений и мочи. У неё абсолютно не осталось сил сопротивляться. Температура наверняка ещё присутствовала. Помнит мельком, что вокруг лежали мертвые или еле живые люди. Или ей казалось? В какой-то момент очнулась и поняла, что лежала в той самой камере. Не было сил, но не хотела сдаваться. Бэк что-то промычала, сглатывая слезы, отчего человек за толстым стеклом попятился назад.       Уайт слышала его голос, но не понимала ни единого слова. Его слова смешивались в одно непонятное слово. Злоба и беспомощность вынудили услышать, что он привел систему в действие. В первые секунды девушка отчаянно боролась с ужасами перед глазами, содрогалась в конвульсиях, но через несколько минут, когда точная дозировка закончилась, ее тело тут же обмякло. Для верности Ребекка находилась в камере ещё полчаса, пока вентилятор выгонял из нее галлюциногенный газ. Чтобы привести ее хоть в какие-то чувства, человек применял нашатырный спирт. А когда та подскакивала, хваталась за его горло и лишь тогда он стал понимать — она такими темпами станет уже не просто животным. Этот человекбыл жесток и проницателен, но всё же, где-то там, она верила в то, что его сердце разрывалось от горя и чувства вины из-за того вреда, что он причинил. Ее пальцы сжимались на его шее, но тут же одернула руку и с невероятном ужасающим выражением лица впечаталась в стену и накрыла себя руками, осыпывая бесконечными извинениями.       Мужчина медленно подошёл к ней и присел на корточки. Она старалась не смотреть ему в глаза, это было опасной ловушкой. Голова не работала, не могла даже понять толком, во что снова ввязалась, а когда заметила краем глаза его эту улыбку, то ощутила, как под ней стала образовываться прозрачно-желтая лужа. — Тебя нужно переодеть. Ты же знаешь, что для важного события нужно быть красивой. Ты же хочешь быть красивой, Ребекка?       Уайт не ответила, но кивнула головой. Он целенаправленно двинулся по коридору, предупредиа о том, что за одеждой пойдёт. Морщась от мерзкого зловония, Ребекка на четвереньки отползла от лужи испражненной ею же мочи. Ей было страшно. В носу стоял коктейль из «парфюмов»: рвота, моча, медикаменты, экскременты и кровь. Дурнее всего был смрад безумия, миазмы разрушенного разума. Ноздри у нее полыхали, из горла вырывался рык. Желание рвать и метать, убивать перед глазами неприятных тварей возвышалось. Она не хотела их видеть. И где-то рассудок вопил на последнем издыхании, что это всё галлюцинации, что всё это — неправда.       В какой-то момент девушка лбом утыкается о кафельную стену и ощущает от неё ледяную стужа казалось. Она расслабленно выдыхала, ощущая как холод поступал к голове и становилось легче. Злость не пропала, но теперь у неё просто нет выбора. Ощущение того, что за ней со всех сторон приглядывают теперь стало неотъемлемой привычкой после посещение этой камеры.       Ненавидит это место.

***

      Шмидт не замечает совсем ничего вокруг. Ему кажется, что он сходит с ума понемногу от всех этих событий, и возможно это далеко не простые мысли. Горит в том пламени от зажигалки подаренной Ребеккой вместе со всеми своими размышлениями. Но теперь они ему кажутся пустым местом по сравнению с тем, что он чувствует сейчас. Разговор с Ванессой ему оставил небольшую почву для размышлений. Слишком уж она странная. Если уж сравнивать с Уайт, то иногда Шелли вела себя куда напряженнее, чем рыжая. В его расширенных зрачках отражается огонь. Руки методично крутили колёсико, чиркая зажигалкой. В одном Несса была права — он не может подвергать риску свою младшую сестру. Ему сейчас непросто. Дрожащие пальцы цепко цепляются за кружку, легкие отказываются принимать воздух, а внутренности скручивает. Глаза наполняются влагой, ресницы подрагивают, соленые прозрачные слезы скатываются по щеке, скапливаясь на подбородке. Он не хочет отдавать сестру, но так не может больше продолжаться.       Майк берёт в руки телефон и, точно чувствуя, видит на экране входящий вызов от Бэк. Вчера она вела себя агрессивно по отношению к аниматроникам, готова была даже ударить. Его немного удивило то, с какой злобой таращилась на кролика. Разговаривала с ним, как…как с настоящим. Точнее. Это сложно объяснить. Она с ними разговаривала так, будто бы и раньше общалась. Хотя если сложить пазл, то теперь у него складывается ощущение, что она стопроцентно теперь связана с пиццерией. — Да? —первый прерывает тишину. — Приве-ет Майк, как…как Э-Эбби-и? —растянуто протянула, точно тягучую резину, слова по ту сторону трубки Бэкки. — Нормально. Ей уже лучше, думаю, —неуверенно отвечает ей. Шмидт чувствует себя самым одиноким и наполненным яростью от непонимания человеком. — Злишься…ты злишься на что-то. — Чего? Нет, с чего ты-то… Ребекка, ты что, пьяна? Ты странно разговариваешь, —сморщился как-то непроизвольно. — Ха-ха, чего? Нет, я кажется краски надышалась. Красила в доме стену, а она так воняет. Голова болит, ха-а…—голос то слабеет, то вообще пропадает. Казалось, что она была в каком-то подвале, потому её голос эхом бился о стены так усердно, — Прости…прости за вчерашнее. Мне так жаль. О, мне так жаль! Будь аккуратен, пожалуйста? Я буду рядом…—выдерживает паузу, по ту сторону слышно тяжёлое дыхание, — Мне нужно идти. До встре-…       И связь пропадает.       Стараясь не вникать во всю эту чудаковатость, он делает не самый приятный звонок по телефону, а после решается разбудить Эбби, ожидая её на кухне для важного разговора. На самом деле Майк не знает, что говорить ей, как говорить. Потому что это было поистине сложным решением. Как бы ни хотел разлучаться с ней, разум прекрасно понимает, что не вытягивает. Груз отвественности, проблем слишком сильно давят на его плечи.       И всё же, когда младшая сестра заходит в комнату, то именно там застаёт своего брата. Лицом помрачневший, опечаленый чем-то. Но когда осознание не сильно ударило по её голове, что он был совсем не один в комнате, то тут же затихла. И лучше бы не поворачивалась к человеку, потому что узнала в нем тётю Джейн. — Майк? Майк! Ты же обещал! —голос осипший, хриплый, лишенный чувств, — Как ты мог? —кричит громче, ускоряя шаг, и хватает брата своего за край кофты, останавливая, — Я не хочу! Не хочу! — Эбби? Эбби, погоди, всё не так-…       Еле выдавливает он, кусая свои губы. Ноздри раздуваются, а глаза слишком блестят на свете лампочки. Девочка чувствуеи его короткие тяжелые вдохи, чувствует невыносимую боль, исходящую из самой груди. У брата поистине в горле застрял отчаянный крик. Дерущий в кровь горло, лишающий способности дышать. Он правда пытался. Пытался объяснить, что дела обстоят не так, как могла подумать, однако прежде чем Майк успел что-либо сказать, малышка сорвалась с места. Бежит навзрыд, закрывается в комнате, оставаясь наедине со всеми чувствами. В горестных слезах начинает лихорадочно замазываиь лицо Майка на всех своих рисунках. Не заслужил. Не заслужил быть на этих рисунках! Как можно было говорить одно, а по итогу увидеть эту тётю на пороге? Получается, что всё это время обманывал её. Смотрел ей в глаза и нагло врал. — Ненавижу, —говорила шепотом, почти только губами, хотя внутри жжет неимоверно. Кажется, что сердце в агонии и девочка сейчас просто упадет бездыханным телом вниз. Что-то выдернули из души и сердца. От каждого перечеркивания она вспоминала о том, как Ребекка говорила ей о том, что рисунок — это одна из важных частей души. Через рисунок, мол, передаем всё то, что чувствуем.       Если только знал он, что чувствует маленькое сердце этой девочки, то возможно ощутил бы вину за свои поступки. Проблема в том, что Майк и без этого ощущает себя виноватым. Всегда. Почти всегда. Шмидту кажется, что он разрушает всех, кого только любит. Знает же, что несет лишь разрушение, как бы ни хотел сделать лучше. Думает, что не за что его любить, потому что не особенный, не лучший. Майк такое ощущение, что человек без лица. Ему всё это надоедает, устаёт чертовски. Но действительно хочет лучшего для Эбби.       Наверное, поэтому Майку приходится уйти. Неохотно просит Джейн передать Эбби свои извинения, потому что вряд ли девочка сама откроет ему дверь и станет разговаривать. Это за гранью фантастики. Но женщина говорит, что когда он вернётся, они проведут серьёзную беседу. Шмидт даже думать не хочет, что эта сумашедшая придумала на сей раз. Если начнёт копаться в этом, то найдёт только ненависть к себе, ничего более.       Нужно уходить, просто уходить и не думать. Не думать ни о чем. Если бы кто-нибудь попытался его понять, наверное, было бы чуточку проще. Не может объяснить, что творится внутри. Все смотрят сквозь, даже не пытаясь вникнуть в суть проблемы. Мысли в голове отравляют жизнь. Мысли такие громкие, что порой перестает слышать окружающий мир. Возможно, иногда полезно не слушать мир. Майк пытается найти спасение, но уже давно не помогает ничего. Оставшись наедине с самим собой, отчётливо понимает, как на давит невидимый груз того, что хочет узнать о Гаррете. А потому скупает в аптеке новые таблетки. В нос ударяет зловонный аромат медицинских препаратов и антисептика, ему это совсем не нравится. Вслед бросает что-то грубое фармацевту, но сам особо не помнит, что говорил ему, да и не желает вникать в это.       Ноги приводят его в пиццерию, и это становится ситуация комична. Он как бы связан ничем не хуже других с этим странным заведением, но будь его воля, то не приходил уже сюда ни под каким предлогом. Никакие деньги не привлекли бы его, никакие люди, совсем никто. Опасное место. Возможно, где-то Ребекка была права, что очень удивляет. Заходит в привычный для него офис и думает о том, что здесь за короткий срок времени произошло немало событий. Они были и плохими, и хорошими кажется. Хотя если честно Шмидт по большей части зациклен был на том, что происходит в этом месте, недели на чём-то другом. Усаживается на привычное кресло на колёсиках и слегка отъезжает назад по инерции. В глаза попадают плакаты с аниматрониками, а рядом с ними небрежные рисунки. И снова каракули напоминают о сестре, о том как она с радостью рисовала с блокноте напарницы и твердила о том, что эти листы будто магические — на них рисунки лучше получаются. На миг даже радоваться начал, что ей действительно нравится всё это, пока череда неприятных моментов не ударили в лоб. Эбби, наверное, для той рыжули действительно стала тоже чем-то важным, если так отдалённо заботится о ней. Или же она таким способом хотела к нему быть ближе? Вариант этот не очень хотелось бы рассматривать, хотя Ванесса всё же тоже отметила, что Бэкки относится а детям всегда нейтрально, а тут сияет рядом с этой малявкой. Шелли на миг даже подумала о том, что Уайт хотела всегда себе младшую сестру, о которой хотела заботиться и думать. Несс лишь по телефонному звонку слышала о том, как девушка восхищённо говорила об этой девочке. Не то чтобы офицерша хотела подслушивать разговор, но когда та зарекнулась о том, что ещё в церковной школе думала о младших нежели о себе или о ком-то ещё. Каждое её упоминание о ком-то, кто был младше и слабее, вызывало у блондинки оцепенение. Рыжая плечом к оконной раме прижалась и грустно улыбалась. Она со стороны казалась даже вполне нормально девушкой, у которой могло быть будущее. Ванесса знала, что ей нравится Майк. Очень. Сильно. Шелли не могла это держать в себе и тогда, в складе, сказала только лишь о том, что Ребекка считает его крайне симпатичным.       От всех этих раздумий Майк принимает большую дозу снотворного, накрывает свои его наушниками и пытается снова заснуть. Опускает свои отяжелевшие веки и очищает свой разум мелодией природы, унося своё создание далеко и надолго от реального мира. Шмидт возвращается в тот же сон, всё казалось тем же, по крайней мере со стороны. Тот же лес, та атмосфера… Нет, тут что-то не так. Не то, совсем не то. Не та атмосфера совершенно. Его родители играли всё это время с Гарреттом и казались счастливыми такими. Но поистине ли они счастливы? Однако как только Майк стал о таком думать, так те начали звать его за стол. Казалось, что родители были теми же, ничего не выдавало на подозрение, но предчувствие твердило ведь обратное. Очень сильно обратное. Понимает же, что это не его прошлое, по тому что семейный поход в Небраске закончился от слова «совсем» не так. Сон искажается, но по его ли воле или это действительно уже от превышения дозы снотворного его так штормит мыслительно. Голова нитями пылкими запутывается и поистине не до конца может различить, где ложь, а где истина. Порой так сложно вычленить из громадного сгустка задумок что-то поистине стоящее.       Это уже не его сон — понимает лишь тогда, когда затылком начинает ощущать ещё чьё-то присутствие. Шмидт смеет предположить, что сюда могли пожаловать только призраки детей, никто иначе. По крайней мере, так думает. Его размышления прерывает светловолосый мальчик в окружении других детей. Знакомые лица однако, уже не в первый раз видится с ними. Честно сказать, он не уверен в том, что им стопроцентно можно верить, но они точно знают нечто важное. Важное о Гаррете. Этот мальчик, который кажется невольно лидером из группы, смотрел на молодого человека задумчиво, иногда скучающе. Складывалось впечатление, что ему не было особо какое-то дело до Майка и его проблем. Не то чтобы парень осуждал выбор мальчонки, наверное, он бы так же сделал если бы был в его положении. Хотя быть на месте этих детей он совсем-совсем не хотел. Даже представлять не хочет.       Мальчик довольно внимательно разглядывает его родителей, будто бы пытался вспомнить своё прошлое, свои пережитые моменты со своими близкими. Какое-то время они молчали, переглядывались и думали о своём, пока блондин не прервал. Он говорил о том, что всё это, чего ему не хватало, можно воплотить в жизнь. Это всё может приносить ему щатытые эмоции, но придётся каждую ночь приходить сюда, в особенный сон. Но при всем этом всегда будет счастлив с целой и невредимой семьёй. — Разве не этого ты хотел? —подливает неспеша, точно растягивает свои слова с удовольствием, масло в огонь мальчишка.       Майк отрицает, ведь это не то, чего он хотел. Ему нужны были ответы, нужен был человек, который виноват в краже брата. Ответ. Он хочет знать ответ на свой вопрос. На тот, что не даёт покоя достаточно долгое время. Мальчишка кривится невольно в усмешке, да говорит довольно прямо, не дробя о том, что Шмидт запутался. Где-то на подсознании обманывает себя, обманывает других. Истина заключается в том, что парень хочет не найти виновника, а вернуться и спасти Гарретта. Сделать всё, лишь бы обернуть время вспять и увидеть своими глазами. Его душа не успокоится, пока не найдёт младшего брата. Ему нужен он. Любой ценой. Кстати о цене. Мальчик твердит то, что Майк по этой причине и здесь, и он может ему посодействовать, но тоже с небольшим условием, совсем незначительным — им нужна Эбби.       У Шмидта вспыхивает нечто в груди, такое заветное и почти никем не тронутое. Ему не нравится, совершенно не нравится. Не нравится, но сомнение появилось. Сомнение. Сомнение. Неужели, у него правда просочились мысли согласиться? Все смотрят на него. Они пытаются уговорить Майка отпустить Эбби.       Хочется отвернуться и уйти, сбежать как можно скорее, но адреналин в крови бушует, подскочил настолько, что ноги трясутся от ожидания. К горлу подступает ком твёрдый, его сглотнуть трудно. Совесть и чувство вины накрывают с новой волной, они обнажают острые шипы и вонзаются своими наконечниками в слизистую. Хочется закричать, навзрыд вымолить их встретиться с Гарретом и извиниться перед Эбби. Ему не хочется никого терять, это нечестно. Слезы накатываются от соглашения на их условия, и накатываются ещё с большей силой, когда до него приходит осознание случившегося. Мальчик, точно выжидая этого, слабо приподнимает уголки губ и задумчиво поворачивает голову свою в сторону темнистого леса откуда и доносился истошный смех, переходящий в истерику. Майк не слышал этого напрягающего звука, потому что был зациклен на себе. Блондин с натяжкой выдавливает из себя раздражённый вздох и шепчет себе под нос: — Ходячая проблема.       Непонятно, кому это было всё же адресовано, отпрянув от Гарретта и родных, Майк начинает в отчаянии отказываться. Вот только проблема в том, что все вокруг пропадают. Уходят от него, оставляя наедине на лишь некоторое время.

***

      Дышать было так тяжело, так невероятно трудно. Кажется, что из неё всё жизненные силы выкачали и растоптали напрочь. Голова несколько часов, а может целые сутки, пульсирует от боли, от запаха, который застрял в носу и не намерен удаляться. Она стоит под мигающей лампочкой с опущенной головой и сверлит затылок спящего охранника, ради которого кажется жизнь готова была отдать. Откуда это чувство появилось вообще? Ребекка из-под дрожащих ресниц смотрела на маленькие, кучерявые волосы на затылке, и хотела бы возможно подойти к нему, уткнуться в шею да ощутить аромат его. Всё что угодно, лишь бы не тот запах. Хочет подойти сзади, да обеими руками придушить так сильно, что на глазах лопнули мелкие сосуды; чтобы побледнел как мраморная посуда и его пленящие губы посинели. В голове только один вопрос и образ Майка витает, разнося по вдруг опустевшей черепной коробке голос его. В уголках её глаз блестят слёзы, когда видит в дверном проёме блохастого лиса. Она ненавидит Майка за то, что он просто застрял у неё и не хочет ичезать. Знает наверняка, что призраки убедят его, вынудят отдать Эбби. Предчувствие ужасное. Смотрит на Фокси и хочет спросить, согласился ли этот идиот на условия Золотого Фредди? Зачем? Зачем Шмидт снова пришёл? Отчего так больно и злостно? Он заставит его пойти на такие условия, этот, казалось бы, мальчишка, что всегда находится в тени от событий, ловко умеет тянуть вовремя за ниточки. Она часто слышит его голос в своих кошмарных снах, часто слышит о том, как твердит о том, что этот «парень» — просто её глупая одержимость, потому что нашла кого-то, кто не поддался её «чарам». Их первое знакомство вышло, что удивительно, гораздо спокойнее чем с остальными. Золотой Фредди, пожалуй, единственный «фрукт», которого она всерьёз иногда опасается. Голден, как по привычке иногда называет его Бэкки, обычно не участвует во всех «движах», просто потому что ему это неинтересно. Ему неинтересна ни Уайт, ни её проблемы откровенно говоря.       Не было ни единого случая, чтобы Голден сорвался на неё и начал вести себя, подобно Фокси. Девушка каждый раз удивлялась тому, что он умиротворенно смотрел на все её выходки и только могла представить, что если бы у него была возможность, то закатил глаза. Был один случай, когда она высыпала разноцветные таблетки на столе. Они всё отличались друг от друга: оттенком, формой, размером. Аромата от них особо не исходил, но у девушки интуитивно выделялась слюна, как у собаки, которая заметила в руках хозяина еду. Бэкки не сдержалась. Она положила на язык приторно-цветных дисков, покрытых глянцевой оболочкой, и спустя несколько минут запрокинула голову на спинку стула. Раздвинув бёдра по разные стороны, она с глухим металлическим звуком вместила между своих ног небольшой топор, который предназначен был в пожарных случаях. Но рыжуля частенько использовала его не по назначению. Багрово-коричневые пятна просохли на потертой поверхности шляпки топора, напоминая ей о содеянном. Хотелось забыть об этом как можно скорее. Обхватывая рукой свободно рукоять оружия, девушка выдавливает из себя болезненный стон. Провела пальцем по огрубевшему дереву, тщательно, не спеша, чтобы прочувствовать каждый срез. Ее глаза заблестели от благоговения при виде того, как голова начала медленно расслабляться. Будто извилины начинали снимать своё напряжение, точно мышцы — ослабили хватку. Уайт неспеша поднимает голову, приоткрывает отяжелевшие веки и размыто замечает перед собой маленького мальчика со светлыми волосами. Он молча смотрел на неё, ничего не говоря. «О-о… Голди-и-и? Решил вылезти из своей норы?»—растянуто, с временными паузами проговорила девушка, —«Я думала, ты…пре-едпочитаешь…ну…в своём укромном углу отсиживаться»       Его взгляд падает на разбросанные таблетки на столе, и брови неосознанно сводятся к переносице, выдавая неприязнь. Она иногда слышит голос Золотого Фредди в кошмарах, или сам приходит к ней, и всякий раз, когда пересекаются, называет её плешивой собакой. На что та говорит, что эту роль занял Фокси. «Точно, забыва-аю, что ты неразговорчив»—отмахивается неуклюже и берёт со стола капсулу желатиновую, прокручивает, внимательно рассматривает, — «Ты знал, что чтобы изготовить один килограмм кокаина, потребуется одна тонна листьев коки, которые в дальнейшем проходят долгую обработку серной кислотой, бензином, аммиаком, ацетоном, чем там ещё… А! Эфиром, и соляной кислотой»       Убить её жалко, она заставляет испытывать к ней чувство отвращения, непонимания и скуки. Мальчик скрестил руки на груди и молчаливо оглядел с головы до ног Ребекку. Девчонка осторожно поднесла к рту капсулу и затаила дыхание. «Я знаю, что я жа-а-алкая. Так же ты думаешь? Знаешь, за столько время я научила понимать вас без слов. Талант ли-и-и это? Или ёбаная адаптация-я? Посиди со мной? Хоть немного. Я тебя больше всех не одобряю, но мне с тобой сейчас так спокойно. Посиди…пожалуйста»—как отчаянно ей сейчас хотелось крепко обнять призрака, но из-за отсутствия возможности это было слишком глупо. Ей достаточно быо б того, что этот заносчивый мальчик в теле аниматроника просто находился рядом. Пусть смотрит осуждающе, пусть думает что угодно. Золотой Фредди развернулся к ней спиной, уже планировал зашагать по своим делам, как слышит, что топор падает на пол, а следом за ней более тяжёлый груз. Он повернулся обратно и заметил, как она упала перед ним и схватилась дрожащими руками за плюшевую ногу робота. Выгибая бровь, призрак подмечает у той на личике опечаленость, на глазах у нее выступили слёзы. «Не уходи, пожалуйста. Я не могу…не могу, не могу, не могу-у с ними уже находиться. Пожалуйста. Пожалуйста, просто побудь здесь немного, мне…мне так плохо. Легче не становится. Тако-о-о… О-о-о! Такое…ощущение, что я тоже стала каким-то подобием призрака. Скитаюсь, убиваю, ощущаю что-то непростительно мстительное»—проглатывая солёные дорожки слез, пролепетала ему Ребекка, кладя макушку на пальцы ног аниматроника. Изучающе, методично проводя ладонью по материалу мягкому, девушка громко всхлипнула. Полностью игнорируя всё её слова, Золотой Фредди резко одергивает ноги и делает несколько шагов в сторону. «Нет такого слова, которое бы описало тебя. Жалкая — это ещё цветочки»—читалось будто у него на лбу. И в чем он не прав? Уайт ногтями впивается в щелки между кафелями, вы странный на полу, и лбом утыкается о керамическую вставку. Она нежно прижалась губами к плитке, сдерживаясь, чтобы не зайти слишком далеко. «Прости, прости меня. Я всё сделаю, правда, только не уходи. Я не хочу снова оставаться одна. Я боюсь! Умоляю, Голден. Я зна-…голова…»—Уайт хватается за голову и морщится моментально в лице, свистящие задержав дыхание, — «Голова моя… Мне очень хорошо и очень плохо одновременно. Я ду-у-ума-ала, что мне-е ы-ы-ы-а-а-а…»—красноволосая подалась вперед и вместе с рвотой выплюнула изо рта поганую ещё не переваренную капсулу, —«Блять!».       Он смотрит на неё, не предпринимая ни единого действия. Сама во всём виновата, пусть поймёт это наконец. Во всех бедах виновата только ОНА. Никто иначе. «Прости, я…я знаю, я признаю вину»—хныча, она начитает вяло размазывать рвоту со слюной своей клетчатой рубашкой, которой сняла с себя, оставляя себя в одном чёрном лифе.       Глаза говорят о тщедушном страхе быть высмеянным. Чувства плескаются где-то на дне глазного яблока, пробиваясь на свет вместе с отблесками капель и разноцветными переливами радужки. Золотой Фредди наклоняет голову вперед и только внимательно рассмотрел её радужную оболочку. Она раздражительна, никчёмная и тупая как пробка, но всё ещё человек. Хотя от человека, кажется, скоро останется только внешняя оболочка.

***

      Майк с тяжестью в голове просыпается. До него не сразу доходит предстоящая картина, потому что болезненность отдавала неприятной пульсацией прямо в затылок. Веки решительно не хотели подниматься, поэтому он попытался встать с закрытыми глазами. Но к какому же удивлению пришёл, когда ощутил скованность в теле. В комнате было холодно. Так холодно, что хотелось выйти на улицу, потому что температура за толстыми каменными стенами определенно была выше. Но стоило только открыть глаза, как увидел омрачненную жизнью комнату, по полу которой дул знойный ветерок. Если разум его не подводит, то из-за того, что каким-то образом оказался в техническом кресле, и не может пошевелиться. Глаза Шмидта зацепились за темный силуэт, строящий в дверном проёме. У него по хребту пробежала стремглав стая мурашек, а ноги напряглись от странного чувства опасения. Паника скрутила ему живот в тугой морской узел, а к горлу подступил тошнотворный крик, который выпускать не желает ни под каким предлогом. Глаза ошарашенно мечутся по всей комнате, пока не вернулись к приближающемуся объекту. Стремительные шаги разносились по территории. Костяшки на руках побелели от того, с какой силой Майк сжимал кулаки. Ноздри раздувались все больше. Кожей ощутил холодное дуновение и лишь после этого услышал в голосе человека нотки знакомой персоны: — Проснулся? Это хорошо, не хотелось электрошокеры доставать.       К тому моменту, когда добралась до цели, порывы ветра за окнами почти притихли, а раскаты грома, раздававшиеся вдалеке становились громче. — Какого чёрта?! —вспылил сквозь зубы Шмидт, повторно дернувшись вперед, — Это ты меня прицепила сюда, Ребекка? — Не нравится? —наклонила голову вперед, глядя на него исподлобья, улыбаясь и параллельно протягивая ладонь к его костяшкам, — Извини, это лучший вариант. — Убери руку, — последнее слово совпало с мощным грохотом у молодого человека. — Не кусайся, иначе я начну делать это тоже, но в разы хуже, солнышко, —медленными шагами девушка приблизилась к нему и подушечками пальцев провелс по напрягающей мужской шее. По коже охранника прошла дрожь.       Тихо фыркнув себе под нос, Майк отвернул голову, но не только потому что ощущал злобу на Ребекку, которая действительно оказалась опасной для него, а ещё из-за того, что одеяние этой девушки было чрезвычайно открытым. Можно было сказать, что одежды на ней было совсем мало. Полурастегнутая оверсайз рубашка и трусы были единственным атрибутом того, что скрывало её тело. Гнев смешался с неловкостью и чувством раздражения. Это было завораживающе — смотреть на него. — Тебе не стоило приходить сюда, ты же знал, да-а? —прищуривается, а затем запрокидывает голову назад, давясь гортанным смехом, — Человеческое любопытство не знает границ. Тебя предупреждали…я тебя предупреждала. Ну почему ты такой упёртый? — Что тебе нужно? —цыкнул Шмидт. — Мне? Ничего, душа моя, —вцепившись своими острыми ногтями в подлокотники его технического кресла, она в буквальном смысле нависла над ним, скрывая своей головой источник света. На миг показалось ему, что свет над макушкой Уайт был похож на нимб, но эта больная далеко не святая. Внезапное желание поцеловать парня накрыло ее, словно волной. Девушка не знала, было оно вызвано импульсивностью. Она ничего не понимала, в голове сплошные радиопомехи. — Прекрати себя так вести, —шикует сквозь зубы, пытаясь хоть как-то защититься от неё, — Раз тебе ничего от меня не нужно, то отпусти. Я тебе ничего не сделал.       Реб медленно, нежно погладила его щетинистую щеку, не желая слишком стимулировать его и без того вскипающие эмоции. — Глупый, разве я могу тебя отпустить? Было бы нечестно тебе не при-и-ичинить боль, которую причиняешь ты мне каждый ра-а-а-аз. Ты…       Голод зарычал в недрах желудка, словно некая демоническая сущность. Несмотря уровень ненасытной страсти, ее беспокоил один вопрос: почему она так злиться на него? Ей так хотелось разорваит ему горло, вонзив зубы до самого шейного позвонка. Ребекка ткнула пальцем ему в грудь и сморщила нос, прорычав: — Как ты меня бесишь. До безумия раздражаешь своей упертостью, ты как ёбаная улитка — заперся в своём панцире и не подойти к тебе ближе.       Красноволосая почувствовала наворачивающиеся слезы, видя выражение ужаса и разочарования, когда увидел в углу трупы знакомой ему Макс, Джеффа и двоих мужчин, которых аниматроники засунули в костюмы частично. Слезы хлынули ручьем, капая в кровавую лужу возле ее стройных ног. Она мельком глянула на тела, кажется, знакомых ему людей и сказала, что они заслужили такой участи. За то, что вторглись в пиццерию; за то, что разрушили здесь всё; за то, что попытались изнасиловать ее; за то, что оскорбили Майка. — Я ненавижу тебя, Майк. Всем своим сердцем. Настолько ненавижу, что до одури люблю. Люблю ненавидеть тебя, люблю в тебе это лицо отвращения и страха, —она хватает со стола бутылку и тут же выпадает из дрожащих пальцев, разлетаясь осколками по кафелю.       Уайт смотрит только прямо, скользит взглядом по его телу и переводит вниз, на россыпь стекла под ногами. Останавливается у его лица, берёт ладони в свои и нежно, с некоц бережностью проводит большими пальцами по щетине. Он сбивается дыханием и жмурится, стараясь не думать ни о чем. Мысль о том, что она способна на убийство не даёт покоя. Парень отворачивает насильно лицо в другую сторону и неохотно цыкает себе под нос. Сейчас нужно придумать, как сбежать отсюда. — Мне жаль, но ты мне не нравишься. — Какая жалость. Врешь ужасно. — Ребекка, это правда, —с зажмуренными глазами и яростно учащенным дыханием он отрывает от себя это. Несмотря на то, что он всячески извивается и вертится, разгоряченное дыхание у его уха вынуждает нервно сказать: — Твою мать, прекрати это. — Повтори. Повтори это ещё раз, —Уайт довольна реакцией, которую вызывает у него, — Ничтожная попытка.       Он недоумевает, почему глядит девушка на него так пристально, когда не смотрит в ее сторону. До ушей доходит ее звонкий смех, наполненный обидой и безумием. С ней что-то не так. Эти покрасневшие склеры, это прерывистое дыхание и дрожащие кончики пальцев — звоночек для ещё сильного беспокойства. От неё странно пахнет, от неё пахнет смертью и слезами? Ребекка облизывает губу, зацепившись взглядом за его ранения, которые причинили кажется ему дети. Однако из ее рта вырывается лишь хмык. — Ты жалок, —доносится до него отрезвляюще слова девушки. — Пошла ты! —вскрикнул, когда ее тельце нависло вновь над ним, а мягкие губы коснулись нижней челюсти Шмидта.       Она как будто держит в клетке под собой, словно не хочет, чтобы мог убежать. Он вынужденно ощущает на своих губах вкус сахара на его языке и зловонного железа. Ее зубы нежно прикусили нижнюю губу Майка и вздох передается в его рот. Страх сковал тело человека, ему хотелось убежать, увернуться от неё, но ему оборвали любой путь. Наглая и безумная девушка.       Ему необходимо ненавидеть ее. Нет, ему это НУЖНО! Потому что она не здорова во всех проявлениях. Больная на голову. Высокомерие Уайт давит на него. И сейчас Шмидту хотелось отстраниться от неё, всё что угодно сделать лишь бы та прекратила это. Сердце трепыхается от того, как ее губы раздвигаются в улыбку. Монстр. Истинное воплощение. — Черт! Да прекрати эту чертовщину. Хватит, Ребекка. Мне противно, —негодующе выплёвывает из себя, откидывая назад голову. — Конечно, —проводит по нему пальцами, и он вздыхает, извиваясь от прикосновений, словно кошка. Большой палец касается впадинки меж мужских ключиц, после чего перемещает ладонь к волосам на затылке и притягивает мужчину к себе, чтобы низким тоном прорывать внезапно: — Постарайся не сдохнуть.       Отстраняется от него наконец, но тут же с хлопком ударяет кулаком по кнопке, благодаря чему услышал громкие звуки гудения. Стоило ему поднять глаза, как заприметил приближающуюся маску Фредди, которая изнутри напоминала только лишь циркулярные зубья. — РЕБЕККА! —громко, со злостью и подавленным смущением вскрикнул до охрипа он ей вдогонку.       Знал бы он, как же она сейчас озабоченно скалится. Довольно детально вспоминала его выражение ужаса, исказившее лицо Майка. Возможно, сейчас этот человек ненавидит ее. Возможно, так будет действительно лучше, потому что это он испытывает довольно искренне. Ненависть прекраснее любви, кажется. Разум медленно становился простым инструментом побочного эффекта от газа. Запускает пальцы в свои сальные локоны, ощущает лёгкую их жирность. К горлу поступает тошнота, но её руки достают телефон из-за вибрации телефона и та раздражённо отвечает на звонок. «Алло? Ребекка? Где ты сейчас, черт возьми? Ты знаешь куда делась Ванесса?»—слегка обеспокоенно заговорил назойливый полицейский, о котором успела позабыть, —«Она как ошалевшая выбежала из участка. Она о тебе говорила, что ты сделала?»       Желание убить Карлоса было почти невыносимым. Хотелось рассечь ему брюхо и заметить, как утекает рекой кровь. «Карлос»—всхлипывая театрально, накрыла рукой рот свой и издала хныканье, —«Мне очень…очень плохо. Ванесса мне поможет. Она всегда-всегда помогает мне, такая заботливая, прям как родная сестра» «Что случилось? Скажи что по симптомам и я приеду. Я помогу, говори адрес» «А-а-а! Не нужна мне твоя помощь. Я доверяю только Ванессе. Не л-е-э-э-е-езь ты ни ко мне, ни к моей личной жизни. Разберёмся сам…сами-и.»—по ту сторону телефона Карлос назначай услышал мельком раздавшийся по стенам огромным голос ее. Он эхом вбился в стены представленнные и полицейский смел предположить, что находилась в слишком большом помещении. «Ребекка»—тяжело выдыхает, уныло разглядывая кружку на столе, —«Прекрати, я давно понял, что мне не светит с тобой. Но я хочу…помочь? Я знаю Ванессу и то, что она о тебе всегда говорит с улыбкой. Не знаю, почему ты о ней никогда не говорила, но для неё ты важна. В общем, хватит вести себя как сучка» «Да пошёл ты!»—не надеясь услышать утвердительный ответ, кладёт трубку. Не хотела даже думать о том, что этот придурок мог чем-то помочь. Он ей напоминает кого-то своим временами спокойствием, прямолинейностью. От него всегда веет неопознанный шлейф духов, от которых нос закладывает у неё. У него поведение как у преданных собак, которых она терпеть всеми фибрами души не могла.       И только сейчас, когда вспомнила о злосчастных собак, то вспомнила кажется момент с далёкого детства, от которого колени согнулись в содрогании, а глаза замокрились от накатывающихся слез: маленькая девочка битой ударила в грудь пса, который на миг упал на спину, раздробив по звуку несколько костей. Пёс захрипел и стал задыхаться, давясь кровью, которая заполняла грудную полость и проникала в легкие. Пуская кровавую пену, жидкость пачкала его пасть и заострённые зубы. Это мерзкое животное отчаянно пыталось дышать. Ребекка нанесла жесткий удар в брюхо, выбив воздух из легких. Глаза у того расширились до предела, шершавый язык вылез изо рта. У неё тогда тряслись руки, а в голове лишь стерильный шум стоял, из-за которого откинула средство самообороны и сменила его на осколок выбитого окна. Походило чем-то на заточку, но ей это не понять, не разбирается в этом. Девочка с красными локонами наклоняет голову, нависает над страдающим животным и гневно рычит, подобно его сородичу. Как же ненавидит собак. Всей душой. Девочка лихорадочно делает длинный разрез вдоль грудной клетки, причем такой глубокий, что стекло царапнуло по кости. Шерсть и кожа расползлась в стороны, точно корабли по разные стороны. Обнажив желтые комки жировой ткани, от которой её воротило выблевать массы рвотные, они были обволакивающими ярко-красным оттенком были мышечные волокна, которыми были покрыты ребра. «Сдохни, сдохни, сдохни!»—кричала из последних своих сил, которые только остались в детском тельце, —«Ненавижу! Ненавижу тебя!»       Она ведь до ужаса боится собак. Их бешеные глаза, наполненные непредсказуемостью, их острая разинутая пасть. Это ведь до онемения ног страшно. Ощущают, когда боишься, пытаешься свалить. Они буквально разорвут в клочья. Как спастись от таких тварей? Ответ прост — стать им подобным.       Как могла вообще об этом случае забыть? Мозг действительно блокировал события, но вспомнилось это только сейчас, спустя долгое время. Уайт, кажется, поняла, почему мозг воспринял это как за травмирующее событие: девочка отчаянно погрузила осколок глубоко в рану, проделанную в груди. В неконтролируемом, протекающем бешенстве Бэк принялась, подобно животному, разрывать пса пополам. Она не святая. Никогда ею не была. В ней сидела чернота. Злоба на мир. Обида. Отчуждённость. Отсутствие логики и, конечно, безумие. Рыжуля вырезала из торса куски плоти, рассекая жир и мышцы. Вонзался пальцами в мясо, ощущала странную теплоту обеими руками. Страх. Непонимание. Боль.       Вспоминая все это, взрослая Ребекка уже не знала, чему удивляться. В ней с каждым мигом становилось всё меньше человечности. Очень мало осталось. А ведь в ушах застрял влажный хруст, под которые извлекала грудные мышцы одного из охранников. Срезалв мясо с рук и ног, отрывала с презрением бицепсы и кидала на пол. Тело, которое ещё не было мёртвым, пыталось из сил кричать, однако горло было забито кровью.       Девушка накрывает руками голову и садится на корточки, коленями в грудь упираясь. Ей нужно срочно было утешение. Она не может больше выносить боль эту в висках. Это больно. Злоба на мир у неё, оказывается, было ещё с самого детства. Невзирая на то, что она всё это время была в церкви, в ней казалось не исчезли «дьявольские силы». «Отец», который приютил её и пытался вселить в девочку веру в Бога, был для неё объектом культурного наследия. Несомненно, она уважала его, пока не начался подростковый период. Ребекка, будучи подростком, была довольно проблемной. Не могла сидеть на месте и вечно приводила женщин в церкви в приступ. Ей было весело. Детские шалости переходили постепенно в нечто серьёзное, поистине серьёзное. Драки, ругань, непослушание — одни из основных проблем для «Отца». Его звали кажется Роберт, но по имени она его никогда не называла толком. Роберт был довольно молод для своего возраста, однако ум его светлый был далеко непонятный для девочки: ей казалось, что он противоречил себе. Скучает ли она по нему? Возможно.       Но уже ничего не изменить.       Всё идёт уже своим чередом; всё идёт, как в голове указанно строго по пункту.

***

      Он в какой-то момент подумал о том, что вот такой конец его ждет — умрёт на этом стуле несчастном, его тело затолкают насильно в костюм одного из аниматроников. Майк не хотел умирать, как минимум, потому что он живёт ради Эбби; ради её мимолетной улыбки; ради её ворчания регулярного. Она ведь совсем ещё мала, столького интересного могла бы увидеть. Ему страшно, но страшнее за Эбс. Шмидт на миг подумал, когда чудом освободился от оков стула пытательного, что это так просчиталась Ребекка. Но в один момент вспомнил, как её ручонки что-то недолго оттянули в «стяжках». Она специально дала ему возможность сбежать? Зачем? Чтобы дальше мучать, играя по её правилам? Кто знает её теперь. Он ведь ничего ей не сделал, не желал зла. Но ощущение такое, что догадывался нутром о таком исходе событий. Если это правда и Уайт действительно просто так не даст ему помереть, то поистине жестока в своих деяниях.       Майк с трудом и головной болью просыпается на полицейском аванпосте. Не особо помнит, чтобы добирался сюда так лихо, да и сам уже начинает думать о том, что у него в голове всё перемешалось, но когда перед глазами появилась Ванесса, то интуитивно сжался, голову спрятал, точно черепаха в панцыре. Разговор вышел скудным и не особо хорошим, однако молодой человек выяснил, что Шелли спасла его и перевязала раны как умела. У неё не самый доброжелательный вид, но когда спросила «Это Ребекка тебя так?», то он помотал головой. Парень объяснил, что ранения были от детей, а то, что было после сна — дело рук самой Уайт. Ему пришлось рассказать всё, упуская лишь мелкие детали, которые посчитал что не стоит говорить. Сказать, что блондинка была в шоке — не сказать, она будто бы знала об этом, но решила все-таки удостовериться. — Она выжила из ума, —с мелкой долей раздраженности прорычал Шмидт, потирая перебинтованные руки, — У неё крыша вообще поехала. Как я вообще допустил её к Эбби… Больная. — Успокойся, —умеренно отвечает офицерша ему. — Ты всё знала, верно? Ты знала, что она на такое способна? Это она расправилась с теми ребятами в подвале, да? —его лицо мрачнеет с каждой секундой.       До него доходит окончательно, что Ванесса знает — аниматроники убивают людей. Заглядывает в её глаза, наполненные сожалением, и обвиняет в том, что позволила ей играть с роботами, зная, на что они способны. Шелли предполагала, что рано или поздно такое случится. Ребекка всё же начала «выполнять приказы» как поистине послушная собака. Её бы преданность к делу да в мирное русло… — То, что сделала Ребекка — это лишь часть…их плана. Она…не в себе, —замялась с ответом офицерша, — Ею контролируют. И чтобы выполнить её цель она может в экстренные моменты объединиться с аниматрониками. Это проблематично. — Чего? И как это понимать? — Детям хочется сделать Эбби такой же, как они — призраком, запертом внутри аниматроника. А Ребекка не может пойти теперь против слов того, кто ей управляет. Она марионетка в его руках. — Ты её всегда оправдываешь? А если она тебе нож в спину воткнет? —скептически отмечает молодой мужчина. — Она пыталась сопротивляться. У неё не было ни семьи, ни головы под крышей. Ты знал, что у неё провалы в памяти и человек, который управляет, этим яро пользуется? —скрестила руки на груди Ванесса, — До того, как она устроилась на работу в пиццерию — торчала на наркотиках и вела бурную жизнь, однако до этого жила и училась в церковной школе. — Зачем ты мне это всё говоришь? — Если б она знала всё, то никогда бы не была такой. Понимаешь? —методично ковыряла заусенец на пальце, но в один момент свернула кожицу, открыв рану кровоточащую, — Дети никому не хотят зла, но убийца каким-то образом ими управляет. Этот человек забрал у них всё, но они не помнят. Я пыталась тебя предупредить, Майк! Но по-своему. Пыталась, чтобы ты не вмешивался. Этот человек…он превратил жизнь детей и Ребекки в Ад. — Ты знаешь имя этого человека? — Уильям Афтон.       Она не хотела, не хотела всего этого, что со всеми случается. Но выбора так такового не остаётся и вовсе. Девушка неохотно, с некой боязнью показывает Майку свою детскую фотографию с отцом в костюме Пружинного Бонни. Такого аниматроника он не видел ранее, и с виду кажется крайне старым и пугающим. Неужели в таких жутких костюмах действительно он выходил на сцену к детям? Возможно, Шмидт ничего не понимает и детям такое только в радость. Он рассматривает бегло почти, однако в какой-то момент замечает на фото в её руках знакомый предмет.       Проморгался, ещё раз глянул — точно этот предмет. Юноша узнал этот игрушечный самолётик, потому что он принадлежал Гарретту. Это, должно быть, просто было совпадение.       Майк был полон ярости, когда узнал, что Ванесса имела информацию о похитителе его сестры и Гарретте. Он не мог понять, почему она скрывала эту информацию от него. Или же понимал на подсознании, но не хотел признавать. Ярость кипела, извергалась необузданным ключом, об который обжечься было легко. В голове сплошная путаница во всём, во всём, что мог только подумать. Разъяренный и отчаявшийся, парень требовал ответов от Ванессы о том, как остановить Ребекку, аниматроников, при этом помощь его сестре. Офицерша старательно продумывала свой ответ, потому что аниматроников ещё можно остановить, а вот Ребекка — живой человек. Живой и непредсказуемый. Вооружив его различными электрошокерами, способными вывести системные платы роботов из строя, она с неким беспокойством приостановила его, сказав: — С Ребеккой будет проблемно. Она знает пиццерию очень хорошо, береги тыл. — Ты уверена? — Она для меня как сестра, Майк. Я её знаю хорошо. Какая бы ни была. Отец много ей промывал мозги, мучал галлюциногенным газом и повредил ей психику, вынуждая временами…есть мясо предыдущих охранников, —ей было неприятно это говорить, неприятно осознавать то, насколько же Афтон искалечил эту душу, которая оказалась не в том месте, не в то время, — Иногда я не знаю, кто из них хуже. Но я хочу, чтобы ты попытался ей отдать это, —и протягивает ему фотографию, на которой был молодой человек и улыбающаяся Ребекка, — Это её близкий человек, о котором она не помнит. В один из вечеров они оказались здесь из-за любопытства Ребекки и её побочных действий от наркотиков. Аниматроники…припугнули их очень, а потом появился отец и убил Тома, предварительно ударив Бэкки тяжёлым. Она потеряла сознание и, возможно, это появляло на её участок мозга. Когда я прибыла, отец приказал мне отвести Ребекку, у него на неё были изначально уже планы. — Ты её пытаешься защитить или наоборот? — Она взрослый человек, и да, за ней много косяков, я бы сказала достаточно. Я не рассчитываю на чудо, что она вдруг осознает свои ошибки, но с Уильямом всё же надо покончить.       Они оба понимали, что гарантий на это нет. Парень настаивал на том, чтобы Ванесса отправилась с ним, но та категорически отказывалась. Афтон для неё головная броь и одна из причин сломленности. Ей тяжело сопротивляться ему, в отличие от Бэк, которая ещё пыталась дать сдачу. Но у их обеих сломал разум, подчинил своей воле. Шелли, как бы не хотела признавать, понимала, что в таком состоянии не приносит пользы и находится под угрозой опасности, если Уильям решит явиться.       Прежде чем уйти, Шмидт спрашивает: — Почему ты ей раньше не рассказала? — По той же причине, по которой не рассказала прямо тебе об аниматрониках. Вы не заслужили всего этого.       Эта ситуация наполняла его смешанными чувствами — гневом и решимостью одолеть убийцу.