Хлоя покинула уборную первой. Маринетт вышла чуть погодя, буквально через пару минут. Сабрины у двери уборной уже не было, видимо, она ушла с Хлоей. Девушка направилась в комнаты общежития.
В коридоре общежития она увидела Джулеку Куффен. Та стояла рядом со своей дверью, самозабвенно улыбаясь. Маринетт вспомнила, что Джулека всегда была в восторге, когда происходило что-то до жути интересное, взять хотя бы ту историю, когда Милен перевоплотилась в Страшилу. Кажется Джулека будет одной из тех, кто не так просто погрузится в отчаяние. Это радовало.
— Ты как, Джулека?
— Я? Да, это действительно невероятно! То что здесь происходит — это самая настоящая жуть! — глаза Джулеки горели какой-то почти нездоровой искрой.
— Ты не веришь, что это всерьёз?
— Я верю в это всей душой! От того становится только интереснее! Только вот… одно меня беспокоит. Ты говорила, что Роуз была здесь? Почему она не открывает дверь? Не знаешь?
Маринетт передала Джулеке ситуацию, произошедшую между ней и Роуз. Куффен нахумрилась:
— Вот оно что. Да, блин, как я не подумала! Для Роуз это наверняка очень непросто. Я должна… но почему она не впускает меня? Может она уже вышла? Я должна поискать её.
С этими словами, Джулека слегка растерянно покинула общежития. Маринетт же направилась к комнате Хлои и, сама не веря, что делает это, постучала в дверь. Сабрина открыла ей дверь и впустила внутрь.
Комната Хлои была… не такой, как обычно. Никаких королевских хором, а какая-то очень простенькая комнатка, по размерам и дизайну она была ближе к комнате Маринетт, чем к той комнате Хлои, которую помнила Маринетт. Небольшая комната в тёмных тонах, выполненная в стиле хай-тек, никакой вычурности, а самый настоящий минимализм. На небольшом столе в углу комнаты лежал ватман, на котором было написано уже привычное сообщение: «Сколько тебе лет?» Хлоя сидела на кровати, скрестив на груди руки и о чем-то крепко задумавшись. Кровать, кстати, тоже была выполнена в минималистичном стиле.
— Видимо такой персональный ад придумал тебе Бражник, — высказала предположение Маринетт.
— Ха, ты так думаешь? — Хлоя, усмехнувшись, посмотрела на вошедшую в комнату девушку, — Я не знаю как объяснить, но я почему-то уверена, что я была в этой комнате, и не раз. Она выглядит очень знакомой. Кажется, те воспоминания, которые у меня украли, в том числе были тесно связаны с этой безвкусной комнаткой. Но почему она больше не кажется мне такой уж безвкусной? Это очень странно. Странно, как и те фотографии, которые я нашла. Смотри, они лежали на столе рядом с тем посланием.
Хлоя протянула Маринетт две фотографии. Мельком подметив, что старая Хлоя никогда бы не дала Маринетт это, девушка взяла фотографии и, взглянув на них, не смогла скрыть удивленное «Ах!».
На первой фотографии была изображена Хлоя в очень странной позе. Девушка стояла на коленях на улице, судя по общему виду, в какой-то Парижской подворотне. На её лице застыла гримаса ужаса, она изо всех сил пыталась скрыть лицо от камеры, закрывая себя руками, но всё же её лицо было отлично видно, а также были видны слёзы, капающие из её глаз. Но самое ужасное было то, что Хлоя была практически полностью голой. Её грудь была измазана в чем-то белом… кажется, очевидно, в чем именно. На бёдрах виднелись кровоподтёки и синяки. Маринетт отвела взгляд от фото. Какой ужас. Посмотрела на Хлою. Теперь девушка поняла, что её состояние было отнюдь не задумчивым. Она была на грани. Если бы не самый огромный эгоизм и самая огромная самоуверенность, девушка бы уже точно лежала на полу, бившись головой об этот самый пол от ужаса. Но Хлоя держала себя в руках. Какой кошмар. Маринетт перевернула ужасное фото и взглянула на второе. Ещё хуже. На нём вновь была изображена заплаканная Хлоя, но теперь… обстановка изменилась. Это были похороны. Рядом с плачущей девушкой стоял золотой гроб, над которым был водружен венец и фотография… это были похороны Одри Буржуа, матери Хлои. Маринетт едва сдержалась чтобы не упасть. Какие же фотографии, найденные в её комнате, по сравнению с этим ерундовые. Какого сейчас было Хлое…
Маринетт вновь перевела на неё взгляд, но взгляд Хлои был твёрд как никогда. Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд, потом Маринетт взглянула на Сабрину. Та не так хорошо справлялась с ситуацией. Она сидела на полу у входной в комнату двери и тихонько рыдала.
Хлоя выхватила фотографии из рук Маринетт, и только та резкость, с которой она это сделала, выдала в ней хоть какие-то истинные эмоции. Её рука слегка дёргалась и когда она крепко сжала эти фотографии в своем кулаке.
— Ты думаешь, что это монтаж?
— Я не… я… чёрт, отстань, Дюпен-чен! Только попробуй об этом кому-то рассказать, я убью тебя своими руками! Лучше смотри, что я нашла в тумбочке.
Хлоя открыла верхний ящик прикроватной тумбочки, достала оттуда что-то и кинула это перед собой на кровать, к Маринетт. Девушка взяла и осмотрела вещицы. Это были… серёжки-талисманы?! Маринетт внимательно осмотрела их со всех сторон. Подделка. У Хлои были такие, но очень давно, когда она ещё была ярой фанаткой Леди Баг. Именно эти серёжки… Погодите-ка! У Маринетт в голове появилась мысль. Серьги Хлои, телефон Альи, сумочка Маринетт… Ну конечно, вот оно!
— И что ты молчишь? Они ненастоящие, не переживай, я не Леди Баг. Эти дурацкие игрушки у меня были очень давно, пока я не разочаровалась в ней как в своем кумире. Я выкинула их после того как Бражник меня впервые акуматизировал. Ума не приложу, что они могут тут делать.
— И я… — соврала Маринетт. Она уж точно знала, что именно они тут делают. Но пока рано было раскрывать это Хлое. Маринетт была уверена, она и сама должна понять всё, когда они осмотрят комнату Сабрины.
— Ладно, довольно! Это всё! Ты можешь идти, Дюпен-чен!
— Погоди, а что было в нижнем ящике?
— В нижнем… ах, да. Там вообще какой-то идиотизм! — девушка распахнула нижний ящик комода. Маринетт заглянула внутрь. В ящике лежал кинжал, с золотой рукояткой и в золотых, увешанных драгоценными камнями, ножнах.
— Кажется, это для того чтобы убить Леди Баг и Кота Нуара. Ну и глупость! У тебя больше нет вопросов? Тогда вали!
Маринетт, без лишних пререканий покинула комнату Хлои. В коридоре общежития стоял шум. Дверь в комнату Альи была распахнута нараспашку, а оттуда доносились громкие голоса Нино и самой Альи. Кажется, они о чем-то оживленно спорили. Не решившись вмешиваться, Маринетт направилась в свою комнату. Очень хотелось спать. Как только она вошла в комнату, из динамиков раздался громкий звонок, после чего противный голос Монокумы.
— Уважаемые ученики Парижской школы отчаяния! Говорит ваш директор! Прямо сейчас по нашим часикам время ровно двадцать два ноль ноль, а значит время отбоя! У вас есть отличная возможность поспать! Не забудьте закрыть свои комнаты, чтобы ночью с вами ничего не случилось! На время отбоя столовая, само собой, будет закрыта. Не бойтесь проспать, мой прекрасный медовый голос разбудит вас утром в таком же объявлении. Всем спокойной ночи! Пу-пу-пу!
Спать. Маринетт и не подумала о том, как сильно устала. Что же, делать нечего. Если бы Бражник хотел их убить, он бы уже это сделал, без всего этого цирка. А значит, что пока что она может только играть по этим правилам. Девушка закрыла дверь в комнату на электронный замок и легла на кровать, уперевшись глазами в подушку, чтобы не видеть эти ужасные красные стены.
***
Монокума стоял на какой-то небольшой сцене и внимательно смотрел, будто бы, прямо в душу.
— Вы никогда не пытались понять, почему люди так ценят свою честность? Разве честность хоть раз приводила людей к чему-то хорошему? К успеху? Весь успех всегда построен на лжи. Все силы мира сего сосредоточены далеко не в добреньких ребятах, говорящих только правду. Так зачем быть честным? Вы хотите навсегда остаться никем, прослыть наивным добрячком? Такие никому неинтересны, такие никогда не поведут никого за собой! Их максимум — добросовестно выполнять свои и чужие обязанности на своей жалкой низкооплачиваемой работе и доверять всем вокруг, чем эти самые все будут охотно пользоваться! Доверие и честность — два главных фактора, сдерживающих человека от того, чтобы перестать быть «никем»!
***
Маринетт проснулась от сильного стука в её дверь.
— Какого чёрта… — пробормотала она спросонья. Явный минус общежития в подвале — не было никакого понимания, сколько сейчас времени и даже какое время суток. Стук не прекращался. Маринетт вспомнила, где она находилась и насторожилась. Утреннего объявления Монокумы не было, значит, была еще ночь. Ночной гость в игре на выживание… ничем хорошим это даже не пахло. Девушка аккуратно поднялась с кровати и на цыпочках подошла к двери. Стук не прекращался. Маринетт только сейчас заметила, что никакого глазка на двери не было. Придётся по-старинке…
— Кто там?
— Маринетт, это я! — раздался голос Сабрины, — Хлоя очень хочет тебя видеть, приходи к ней в комнату, пожалуйста!
Стук тут же прекратился и Маринетт услышала отдаляющиеся шаги. Ну и дела! Маринетт подумала, что идти было бы очень опрометчиво, но… то, что Хлоя сегодня пережила…
Маринетт осторожно вышла из комнаты, не забыв закрыть за собой дверь. В коридоре было очень темно, даже те лампы, которые были здесь, были отключены. Все же, практически наощупь, Маринетт добралась до комнаты и постучала.
— Маринетт, это ты?
— Да, я.
Сабрина открыла дверь и впустила ее в комнату. Маринетт увидела страшную картину. Хлоя сидела на кровати, растрепанная и заплаканная, её макияж полностью растёкся, а клоки золотистых волос буквально лежали вырванные на полу рядом с кроватью. Хлое было очень плохо.
— Х-Хлоя… — Маринетт аккуратно позвала блондинку. Та повернулась к ней и жестом попросила их с Сабриной сесть рядом с ней на кровати. Они с Сабриной сели справа и слева от девушки. Некоторое время они молчали. Маринетт прокручивала в голове все те события, когда Хлоя вела себя, как бесчестная, ужасная капризная девчонка и поняла, что сейчас перед ней полностью изменившийся человек. Внезапно Буржуа взяла слово.
— Сколько нам лет, Маринетт? Этот вопрос ведь означает, что у нас забрали минимум год воспоминаний? А может и больше? Эти фото… это правда, Маринетт. Я чувствую, что это было. Это потрясение отпечаталось у меня в голове и я до сих пор чувствую это. Я не помню этого, но я уверена, что…
Маринетт поняла, что перед ней сейчас в первую очередь не Хлоя Буржуа, а бедная девушка, нуждающаяся в девушке. Маринетт, даже особо не думая, обняла Хлою за плечи и прижала её голову к своей груди. Блондинка, сначала собираясь отстраниться, в итоге не стала этого делать и, одной рукой обняв Маринетт, а другой — Сабрину, глубоко вздохнула.
«Да уж, скажи мне кто-то о том, что это произойдет, не поверила бы…» — Маринетт свободной рукой погладила Хлою по голове. Та, слегка шмыгнув забитым от плача носом, словно маленький котёнок, прижалась головой к Дюпен-чен.
— Мы ведь не враги, Маринетт? — Хлоя, впервые с их пробуждения, обратилась к ней по имени.
— Нет, Хлоя, мы не враги. Почему-то мне кажется, что год, пропавший из твоих воспоминаний, полностью изменил тебя как человека, и ты теперь совсем другая. Сейчас мы с тобой не враги. Давай вместе выберемся отсюда, хорошо?
— Х-хорошо. — Хлоя отстранилась, вытерла слёзы покрывалом и подошла к столику с зеркалом, внутри которого лежали расчёска и косметика. У Маринетт в комнате был такой же. Взяв расчёску, она принялась приводить себя в порядок.
— Я не слабая, Маринетт. Я правда не слабая. И я готова дать тебе кое-какую информацию. Я планировала сохранить это в секрете, но, раз уж ты помогла мне прийти в себя, я готова.
С этими словами девушка, совершенно бесцеремонно, спустила с себя джинсы до колен. Повернувшись к Маринетт задом, блондинка указала пальцем на этот самый зад, а конкретнее на небольшую татуировку пчелы.
— Этой хрени у меня на правом полужопии не было!
Маринетт расхохоталась.
— Это твой знак отличия, моя милая пони!
— Дюпен-чен! Сабрина, сделай что-нибудь, она надо мной издевается!
Но Сабрина тоже смеялась. Хлоя, еле сдерживая улыбку, сердито натянула штаны обратно.
— Мне кажется, Дюпен-чен, ты недооцениваешь важность этой татуировки. Это значит, что из нашей памяти и правда пропало намного больше, чем несколько дней. А это значит, что все эти фотографии могут быть правдой. То фото со мной и Адрианом, которое ты нашла у себя. Покажи мне его.
Маринетт протянула фотографию блондинке.
— Ага! Это платье, я прекрасно помню, что покупала его для выпускного. И я бы ни за что не надела его до него. Что значит, что мы уже выпустились из Франсуа Дюпен! А это значит, что нам как минимум семнадцать лет!
«И как я сама до этого не додумалась?» — упрекнула себя Маринетт, а вслух сказала:
— Ты права, Хлоя!
— Я знаю, не поддакивай, у меня для этого есть Сабрина. Ты должна помогать мне думать. Какие еще выводы напрашиваются?
— А что было в комнате у Сабрины?
— У Сабрины? Сабрина, ты покажешь Маринетт фотографии?
— Нет. — внезапно твёрдо сказала Сабрина.
— Хорошо, я не могу заставить тебя это сделать. Скажем так, новой информации фото особо не несут, и, как и у нас с тобой, просто погружают в отчаяние. — Хлоя лихорадочно ходила из стороны в сторону, размышляя вслух, — Хотя, кое-что есть! Эта комната! Твоя комната, Маринетт, практически полностью скопирована с твоей настоящей комнаты. И комната Сабрины тоже! И только у меня, почему-то, совсем странная комната. Что это может значить?
— Твоя комната намного больше, чем моя и Сабрины. Возможно, они просто не смогли реализовать её в столько маленькой площади…
— Возможно, но почему хотя бы не сохранить стиль? Если в этом была цель…
Маринетт внезапно вспомнила про своё предположение о предметах, лежащих в верхнем ящике тумбочки каждого.
— Сабрина, позволь спросить… у тебя в верхней полке лежала брошка, которую тебе подарила Хлоя, не так ли?
Сабрина и Хлоя удивленно посмотрели на Маринетт. После чего Хлоя усмехнулась и нагло приобняла Маринетт за плечи.
— Наконец-то, Дюпен-чен! Неужели ты додумалась до чего-то быстрее меня? Ты поняла какую-то закономерность?
— Да! Предметы в верхних полках наших ящиков… это предметы, в которые вселялись акумы Бражника! Наши акуматизированные предметы!
