Испанский для дилетантов

             — Что это было? — Ксюша стоит в коридоре и в замешательстве наблюдает за тем, как запыхавшаяся Вика раздраженно скидывает ее же пальто.       — Моя преподавательница с университета и по совместительству научный руководитель дипломной, только что узнала о моем грязном секрете, — со злым сарказмом прошипела Тарасова, через секунду нечаянно ударяясь ногой об угол тумбочки. Ей совсем не хотелось обижать Ковальчук, но и сдерживать разом нахлынувшую на нее злость было слишком трудно.       — О, — губы Ксении складываются в самодовольную ухмылку. — Я твой грязный секрет, как замечательно.       Ее ничуть не забавляет эта ситуация, но Ксюша стойко держится и не показывает собственное паршивое настроение. Вику тотчас затапливает чувство вины и стыда от промелькнувшей в глазах женщины горечи.       — Прости, — она закрывает глаза и проводит рукой по лбу. — Прости, я не это имела ввиду.       — Разумеется. Так и останешься подпирать собой мою тумбочку в коридоре?       Она старается звучать мягко, аккуратно, но при этом намекая, что все же сказанное Тарасовой ее могло задеть. Подобным образом нашкодившему ребенку осторожно объясняют, в чем он завинил, чтобы немного унять его истерику, хотя у самой Ксении в груди невыносимо жжет.       Заварив небольшой чайник черного чая, Ксюша ставит его и большую чашку со странными красными узорами, которую Вика успела облюбовать и окрестить «своей», на стол. Она убирает сервиз с которого пила Панфилова, не замечая тоскливого взгляда девушки на тонкий ободок чашки, где остался едва заметный след от знакомого розового блеска для губ.       — Значит Марта твоя преподавательница? — начинает издалека Ксения, присаживаясь на соседний стул. В ее руки попадает обертка от конфеты и она шуршит ею, складывая и раскладывая ту по несколько раз.       Молчаливый кивок подтверждает ее слова. Она еще не видела до этого Тарасову столь задумчивой и тихой. Неужели она так сильно переживает, что Марта расскажет всем в университете об увиденном?       — А ты с Мартой Максимовной…? — карие глаза смотрят вниз, будто заварка на дне это все, что интересует Вику в данный момент. Взрывная волна громкого хохота заставляет ее отвлечься и вскинуть голову вверх. Вика хмурится на такую бурную реакцию и думает не ударилась ли Ковальчук головой, пока была в душе.       — Мы подруги. И только. Ты что подумала?       Как такая нелепая мысль могла вообще прийти в голову Вики? Она и Марта! Да Ксюша скорее сделает постриг и уйдет в монастырь (непременно женский), чем заведет отношения с замужней. Это всегда заканчивается трагедией для каждой. Хэппи энды подобных историй существуют исключительно на страницах книг. И то в разделах — «сказки» или «фэнтези».       — Очень смешно, — демонстративно надувает губы Вика и лениво тянется к новой конфете.       В квартире Ковальчук есть место только для черного шоколада и ей пришлось смириться. Со временем ей стал нравится этот горьковато-кофейный привкус и сладкое послевкусие. От чего-то Ксюша у Вики ассоциировалась теперь именно с такой палитрой вкусов и ароматов.       — А ты ревнуешь что ли?       Появившаяся игривость в вопросе, позволила Тарасовой выдохнуть и ответить в схожих интонациях:       — Страшно.       «Главное обойтись без уточнений…» — прикусила язык Вика.       — Почему ты не предупредила, что она к тебе придет? Я хотя бы оделась, для начала, а лучше вообще утонула бы в ванной…       Напряжение снова вернулось в комнату, надавливая пуще прежнего. Ксюше давно следовало завести разговор на эту тему с Викой, но она все как-то откладывала — не хотела давить, не хотела портить их и без этого хрупкие взаимоотношения. Однако сегодняшняя ситуация лишь наглядно продемонстрировала, что если Вика продолжит в таком же духе скрытничать, в том числе замалчивать самые незначительные, как ей возможно кажется, детали своей жизни, то в будущем это может привести к еще большему количеству неловких и сложных ситуаций.       — Я не знала, что Панфиловой взбредет в голову именно сегодня утром принести чертову книгу, — вскидывает подбородок Ксения и складывает руки на груди. — Если бы ты не играла в Штирлица и рассказала мне немного больше о себе, кроме очевидных фактов, то сегодняшнего момента удалось бы избежать.       Она сдувает нависшую над глазами челку и всецело принимает наведенный на нее прицелом гневный взгляд. Более того, Ксюша отвечает тем же — в конце концов, она взрослый человек и если поначалу легкая таинственность Тарасовой ее привлекала, то сейчас создавала все больше и больше проблем. А проблемы Ксюша не любит. Ей достаточно драм на работе.       — Ох, простите, — сарказм так и льется. — Я и подумать не могла, что ты дружишь с преподами, — выдает слабый аргумент в свою защиту Вика, понимая заранее, что эта битва ею уже проиграна. Однако это была бы не Тарасова, если приняла бы поражение так легко.       — А с кем я по твоему должна общаться? С бомжами у «Ашана»? — Ксения поднимается, скрипя стулом, и отходит к раковине, намереваясь вымыть и без того идеально чистую поверхность.       Вся ее поза выдает крайнюю степень бушующего в ней недовольства и раздражения. Ковальчук хватает намыленную губку, слышит как за спиной Вика открывает окно на проветривание. В комнату плавно просачивается мартовская прохлада воскресного утра. Солнце только начинает разжариваться, как та лампа Эдисона. Во дворе во всю носятся местные дети, выкрикивая маты и кто теперь кого догоняет. Легкий аромат весны сменяется искусственным — приторным кокосом. Ксюша морщится от нового ароматизатора в электронке Вики, но ничего не говорит. У нее самой руки чешутся схватить припрятанную в шкафчике рабочего стола пачку «Парламента», но она держится. Два года стараний перечеркнуть одной незначительной ссорой — глупо, а Ковальчук женщина рассудительная и анализирующая последствия каждого своего поступка далеко наперед. Только вот с появлением в жизни Тарасовой в ее системе произошел массовый сбой.       — Я не знаю, но точно не с ней, — Вика будто специально избегает имя преподавательницы, а Ксюша не может понять в чем причина подобной реакции Тарасовой.       — Ну, ты бы знала, если хотя бы раз спросила меня что-нибудь помимо работы и погоды на улице, — женщина с особым усердием натирает раковину, а через секунду понимает, что не надела перчатки — новый маникюр оказывается под угрозой — и отшвыривает губку, закручивает кран.       — Я спрашиваю! — горячо возражает Вика, чуть ли не давясь приторно сладким дымом. Ковальчук поворачивается к ней — глаза сверкают, углоки рта опущены вниз, а на футболке осталось маленькое мокрое пятно после ее борьбы с чистой раковиной. Вике хочется прикоснуться к ней, может быть, обнять, заверить, что она многое знает о жизни Ксении, но…       — Да? Хорошо, — эта ухмылка не предвещает ничего хорошо. Вика сразу готовится к обороне. — Скажи-ка мне, дорогая, какой мой любимый цвет?       Вопрос легкий. Тарасова должна справиться. Она мысленно перебирает весь гардероб Ксюши и понимает, что попала. Облокотившись бедром об подоконник, Вика поджимает губы.       — Черный.       — Мимо, — ухмылка становится почти неествественной. Вика позабыла, когда последний раз ей было столь неловко. — Твой любимый цвет — красный. Ты же вкурсе, что дружба должна быть взаимной, а не в одну сторону?       — Может быть, — бормочет она, складывая губы в трубочку. — И какой же твой цвет любимый?       — Сиреневый.       — Но у тебя нет ничего сиреневого! — словно в подтвержение этого Вика обводит руками комнату.       — Это мне не мешает любить его, — отмахивается Ксюша. — Расскажи, что ты знаешь обо мне.       — В смысле? — на лбу Тарасовой образуются маленькие морщинки, когда она хмурится.       Ковальчук страшно хочется забИть на все, особенно когда Вика стоит перед ней такая: в одной короткой футболке, смущенная и бесконечно юная. Без присущей ей в обычные дни стервозности и ядовитости. Как бы то не было, Ксюше категорически запрещено сейчас давать даже намек на слабину. Она просто обязана преподать Вике урок. Показать, научить — как это дружить. Что «дружить» не равно время от времени спрашивать у другого человека отстраненное «как дела?», которое мы озвучиваем зачастую из вежливости, а не из реального интереса. Дружба равно доверие, взаимоподдержка, духовная близость, которая в разы важнее интимной.       — Представь, что ты кому-то описываешь меня, — объясняет Ксюша, цепляясь руками за столешницу и облокачиваясь спиной на ее край. — Что бы ты рассказала обо мне чужому человеку.       Формулирование нужного ответа занимает чуть меньше времени, чем ожидала того женщина, наблюдая за тем как мыслительные процессы напрямую отражаются на лице Вики.       — Я бы сказала, что ты маньячка в плане чистоты, и порой это особенно выводит из себя, — Вика вспоминает то бесчисленное колличество раз, когда Ковальчук громко ругалась за то, что девушка забывала ополоснуть за собой чашку или бокал, или находила свою одежду в самых неожиданных местах по квартире, когда Вика в порыве страсти срывала ту с нее. Вспыхнувший блеск в зеленых глазах подсказывал Тарасовой, что они с Ксюшей думают об одном и том же. — Но зачастую ты ругаешься справедливо. Еще ты любишь черный чай, ненавидишь бергамот, ведь он перебивает весь вкус; красивую посуду; твоя любимая страна — Мексика. — Вика хмурится еще сильнее, закусывает нижнюю губу, решая стоит ли говорить, то что она собирается озвучить или лучше промолчать. Все же боязнь исчезновения Ксении из ее жизни перевешивает все остальные страхи. — И ты очень терпеливая. Самый лучший друг, которого я вообще могла желать. Может это немного поспешно, прости. Мы знакомы всего три месяца, но я в самом деле чувствую, что ты стала тем человеком без которого я не представляю больше своей жизни. — Она нервно смеется и потирает виски. — Господи, прости, это звучит, будто я признаюсь тебе в любви, хотя очевидно это не так… Я просто хочу, чтобы ты не думала, что я уж совсем конченая эгоистка и сука. Я могу замечать и анализировать кто и что для меня делает, а главное — с какой целью.       Пораженная откровением Ксюша молчит, пока Вика отворачивается к окну и прислоняется горячей щекой к прохладному стеклу, обхватывая себя руками. Ей страшно неловко от сказанного, ведь она не привыкла открываться людям. Вика знает на собственной шкуре, что потом все сказанное ею будет использовано против нее же. Однако это дико странное утро и разговор с Ковальчук открыли ей глаза — доверять нужно, хотя и чертовски сложно. Только бы найти того, кто сможет уберечь тебя от очередного разочарования и адской боли в сердце, которая непременно наступает после предательств и выжигает внутри грудной клетки все на своем пути синим пламенем. Вика глубоко дышит. Может она уже нашла такого человека?       Тарасова обязательно получит по голове за то, что оставила на стекле пятно и разводы, но это будет позже, а пока…       — Ты мой маленький колючий ежик, — нежно шепчет Ксюша, обнимая девушку за талию. Она кладет подбородок на ее плечо и ласково проводит кончиком носа по бархатной щеке. — Как ты сказала — я терпелива. Но сделай мне хотя бы один шаг на встречу… Пожалуйста.       Вика изловчается и разворачивается, жадно припадая к губам Ксении. Ее руки пробираются под футболку, пока сама она пытается поудобнее устроиться на узком подоконнике. Они целуются, пытаясь так передать все чувства, прежде чем Вика двигается вниз. Ксюша вдыхает сладкий запах кокоса, своего кондиционера, хватается сильнее за край подоконника рукой, ощущая как проворный язык Вики без стыда слизывает ее горячую влагу. В голове у Ксюши начинает звучать мелодия «Танго смерти» Вивальди.

***

      — Что за хрень? — губы, очеречены в темно-сливовую помаду, складываются в тонкую линию и Александр Сергеевич — сейчас просто растерянный парень Саша — отвечающий за договора с поставщиками, сжимается в кресле. Ему слишком хорошо знакомы эти временами проскальзывающие стальные нотки в голосе финансового директора и ничего приятного они обычно не предвещают.       — Это наилучшие условия для сотрудничества, — сглотнув, лепечет Саша. В присутствии Ксении Анатольевны он превращается из взрослого, образованного, тридцатипятилетнего мужчины в зеленого стажера. И так каждый чертов раз, когда ему только стоит сунуть свой длинный нос к начальнице.       Как только Ковальчук утвердили на должность финансового директора сети и все увидели, что на смену привычному юморному и местами занудному деду Ивану Петровичу пришла красивая женщина средних лет — коллектив расслабился, думая, что ничего не изменится — работа останется легкой прогулкой, плюй в потолок и радуйся жизни. Их ждал сюрприз-сюрприз — после вводного собрания-знакомства пришлось поджать хвосты и принять со скорбью тот факт, что лафа закончилась, сейчас им преподадут урок настоящей финансовой грамотности.       Для сотрудников офиса и ресторанов не было секретом, что их главный босс имел молодую любовницу, но что ему мешало начать спать так же со своим новым финдиром? Не просто так он полтора часа мариновал ее на собеседовании. Тем более, у всех имелись в наличии глаза, в количестве двух штук, которые исподтишка разглядывали каждый новый элегантный наряд Ковальчук, ее дорогие украшения и, конечно, не могли отрицать ее приятные внешние данные — что лицо, что фигура. Так и начали разноситься по этажам различные сплетни — начиная с того, что за нее «просили» и попала она на эту должность по блату, заканчивая тем, что женщина стала еще одной любовницей Колесникова. Услышав краем уха, однажды, последнее, Ковальчук громко расхохоталась, чем сильно напугала жующих свой обед сотрудников в комнате отдыха.       Нет, Ксения Анатольевна, не слыла сукой-стервой для всех. Ей не трудно похвалить менеджера или экспедитора, да кого угодно. Главное условие для похвалы — качественно выполнена работа. При хорошем настроении она может наградить добрым словом даже их бабу Галю, которая с суровым лицом вот уже на протяжении десятка лет моет в кабинетах полы. Когда это произошло в первый раз бабулю чуть инфаркт не хватил — она сначала вся побелела, потом покраснела, а мигом позже — расплылась в довольной лыбе. Начальство заметило!       Однако, если в договорах, отчетах или еще чем-то важном случались проебы — Ксения Анатольевна превращалась в страшный сон любого секретаря, поставщика или бухгалтера. Порой сам Колесников, когда замечал, что у финансового директора сегодня не сложилось с настроением — старался уезжать из офиса пораньше, чтобы не слышать слезы и безучастные стоны своих сотрудников. Он им, конечно, искренне сочувствовал, но работой Ковальчук был доволен на все сто процентов и менять ничего не собирался. Только за несколько месяцев нахождения на своей должности ей удалось пересмотреть и провести анализ всех документов своего не самого добросовестного предшественника. Треть контрактов было подано на аннуляцию или решено отправить их на переподписание с новыми, более выгодными для них условиями. Для тех партнеров, кто не соглашался и отклонял все правки у новоиспеченного финансового директора был заготовлен только один ответ — «спасибо большое за сотрудничество, мы найдем того, кто будет более гибкий в своих условиях». За пять месяцев своей работы Ковальчук удалось снизить расходы ресторанов на двадцать процентов, путем оптимизаций документов, создания новых вакансий и увольнения некомпетентных, по ее мнению, сотрудников. Все в выигрыше: Колесников получает больше бабок и какой-то процент из них выделяет на премии. Порой довольно щедрые надбавки. После получения такой зарплаты никто не смеет возмущаться на финансового директора, разве что немного, для вида.       Ксения Анатольевна являлась тем начальником, который может в один момент с легкостью вести милую беседу и смеяться над шутками коллег ровно две минуты, а в другой — завалить тебя работой «по самое не хочу» с той же веселой улыбкой.       Впрочем, порой у работников финансового отдела наступают темные времена, когда Ковальчук приходит на работу с самого утра не в самом лучшем расположении духа, и в такие дни им приходится обходить ее кабинет десятой дорогой, чтобы не попадаться на глаза.       — Александр Сергеевич, — она отрывает тяжелый взгляд от бумаг и посылает его мужчине. — Кажется, прошлый раз я дала Вам четко понять, какую цену мы готовы заплатить за то оборудование, которое они предлагают. И это, — Ксения Анатольевна брезгливо приподнимает края листов двумя пальцами, — совсем далеко от запрашиваемого.       Мужчина передергивает плечами от напряженной атмосферы, собирает всю волю в кулак и отвечает:       — Они не готовы снижать цену. В связи с тем, что у нас сейчас в стране проблемы с работой портов…       — Да мне плевать — готовы они или нет, — женщина огрызается и вплотную пододвигается к краю стола и тот неприятно давит ей под грудью. Саша невольно косится в вырез блузки Ксении Анатольевны, но тут же понимает, что делает и с широко распахнутыми от испуга глазами быстро возвращает взгляд обратно на ее лицо. Голос Ковальчук снижается на октаву. Саша давно не видел начальницу такой разъяренной. И повезло же именно ему сегодня попасть под «горчую руку». Чертовы понедельники. — Не готовы они, найди других, тех, кто сможет! Не получается — назначу на твое место Марину Викторовну, которая успела за месяц успешно найти нам новых поставщиков с приемлемым прайсом.       — Да, Ксения Анатольевна… — лепечет мужчина и подрывается с кресла больше не оборачиваясь на начальницу.       «Перегнула», — думает Ксения, откидывясь устало на мягкую кожу своего кресла.       Она сама не могла понять, что ее выбесило больше — Саша, который не может заставить важную для них компанию кухонного оборудования «Фрост» пойти хоть на какие-то уступки в плане цены, Марта — которая не отвечала на ее звонки со вчерашнего дня, или Тарасова. Мысли о последней отзывались в ней одновременно целым спектром эмоций — мигрень от вечных сложностей, нежностью под грудной клеткой и тугим узлом желания внизу живота. Удивительная смесь, которая бурлит в ней без устали и заставляет медленно сходить с ума.       Телефон на столе завибрировал. Болезненное ожидание, которое она раз за разом проклинала в себе, Ксения надеялась, что это сообщение от Вики. Девушка не писала со вчерашнего дня, как только ушла от нее. Это было ожидаемо, так как она успела усвоить этот урок — с Тарасовой работает принцип — шаг вперед, десять назад. Ксюша старалась не расстраиваться из-за этого, повторяя все время про себя, что она не имеет никакого права давить или обижаться на Вику. Они не встречаются, у девушки тяжелое прошлое, а еще довольно искаженные в последствии понятия «дружбы» и моральных принципов.       «Ты не ее личный психолог и навряд ли сможешь помочь. Да и зачем?» — рычит про себя Ковальчук, хватаясь за телефон. Самое обидное — она знает ответ на свой вопрос, но не признается.       Марта: «Прости, что не отвечала вчера. Трудный день.»       — Трудный день, конечно… — цокнула Ксюша, но волна облегчения пронеслась ее телом. Подруга ответила ей. Хотя Ковальчук никак не могла докопаться до сути и найти причин для подобной реакции, что со стороны Панфиловой, что со стороны Вики. Может у них не складывалось общение? Ксюша отлично знала, какой стервой может быть Вика и как себя держит Марта со студентами. Что-то ей подсказывало, что конфликта этим двоим избежать не удалось.       Ксения: «Не хочешь пообедать вместе в «Париже»?»       Ей необходимо получить ответы на свои вопросы, да и в целом понять — все ли в порядке? Марта не была гомофобкой. Может быть ее смутила их разница в возрасте? Или проблема только в том, что Тарасова студентка Панфиловой?       От этих мыслей у Ковальчук начиналась пульсирующая головная боль в висках, которая благополучно медленно расползалась к основанию и затылку. Ее могут спасти только таблетка обезболивающего, кофе и вкусный обед. Она еще раз проверила телефон — ответа не пришло. Ксюша тяжело вздохнула и отложила его подальше. Очень вовремя, потому что в дверь коротко постучали и сразу же их распахнули.       — Ксения Анатольевна, добрый день, — в проеме показалась голова мужчины, которого она хотела видеть меньше всего на свете. — Не помешаю?       — Здравствуйте. Нет, конечно, Михаил Валерьевич, — глухо отозвалась финансовый директор и натянула дежурную улыбку. Ей так сильно захотелось громко и неприлично фыркнуть, что пришлось закусить внутреннюю сторону щеки.       Выглядел этот сукин сын замечательно — светлые джинсы, белая рубашка, пара пуговиц фривольно расстегнуты и оголяли маленький треугольник смуглой кожи. Светлый пиджак на плечах подходил как нельзя кстати к этому образу — богатого и самоуверенного самца в самом расцвете сил. Если бы Ковальчук была натуралкой или на крайний случай бисексуальной, то оценила бы харизму босса точно. Слава Богу, она стопроцентная лесбиянка. Михаил прошел к стулу и сел на него, вальяжно закинув ногу на ногу.       Великолепно! Если он не выглядит убитым горем от того, что ему отказала молодая любовница, то значит ее возвращение в его планы не входит. Знал бы он только к кому Вика ушла…       — Я к Вам по делу, — Михаил привстал, протянул Ксении тонкую черную папку, которую до этого она не замечала и сел обратно. — Мне нужно, чтобы Вы внимательно просмотрели этот договор на наличие, так сказать «подводных камней» и возможных лазеек.       Голос Колесникова звучал непринуждённо, даже слишком, что наводило на определенные мысли. Михаил нервно провел рукой по темным волосам, с чуть заметной проседью, слегка взлохмачивая их. Ксения кивнула и молча открыла документы. Брови в удивлении поползли наверх.        — Вы… Продаете рестораны? — Ксюша озадачано посмотрела на мужчину. Михаил расплылся в одной из своих самых обворожительных и раздражающих улыбок.       — Можно и так сказать, но скорее дарю.       — Кому?       — Своей жене, кому еще, — слегка поморщившись, резче обычного ответил Колесников. Ему становилось неудобно на этом жутко узком стуле и он заерзал, поправляя лацканы своего пиджака.       Пробежав поверхностно по содержимому договора, Ксения находит там подтверждение сказанных слов. Он переоформляет на жену все рестораны города, но сетевая франшиза все же остается за ним. Спрашивать причины такого поступка она, естественно, не имеет права, хотя строить догадки никто не запретит. Тем более, если она знает немного больше, чем остальные. — Что требуется от меня? — тон Ксении меняется на деловой. Хотя Колесников и сказал, что ей нужно сделать, она все еще не понимает мотивов этой просьбы. Как и логики.       — Вы же у нас имеете черный пояс по договорам, вот мне хочется, чтобы его проанализировал сначала человек с экономическим образованием.       Объяснение все равно остается размытым и неясным, поэтому Ковальчук совершает еще одну попытку разобраться в происходящем.       — Михаил Валерьевич, я правильно понимаю — Вы хотите, чтобы я проанализировала какой ущерб нанесет эта сделка лично Вам?       — Именно, Ксения Анатольевна, — Колесников снова улыбается и слегка наклоняется вперед. Его взгляд бесстыдно опускается ниже, что не остается незамеченным. Ей становится неуютно в собственном кабинете. — Когда мы уже с Вами перейдем на «ты»?       Расправив плечи и вздернув подбородок, Ковальчук смотрит прямо в глаза начальству. То, что он доверяет ей, еще не значит, что она — ему. Скорее все в точности наоборот.       — Мне будет некомфортно, извините, — Ксюша пытается звучать вежливо, чтобы Колесников не учуял ни капли враждебности. Улыбается столь широко, как и он минутой ранее.       — Что ж, Ваш комфорт для меня привыше всего, — он криво улыбается и разводит руками.       Смартфон очень вовремя вибрирует, разбавляя неловкую паузу, и женщина смотрит на вспыхнувший экран. Только бы не Тарасова! Так как взгляд Колесникова устремился также на ее телефон. Но это, одновременно к досаде, и счастью Ксюши — смс от Панфиловой.       — Хорошо, Михаил Валерьевич, я просмотрю все в ближайшее время и потом отправлю документы в юридический отдел, — она захлопывает папку, тянется к телефону.       Он понимает намек и встает, напоследок поправляя:       — Отправьте моему личному юристу, у вас есть контакты.       Дверь наконец-то захлопывается за начальником и Ксюша отвечает на звонок. Ей странно переживательно разговаривать с подругой после того ужасного воскресного утра. Начало разговора выходит слегка натянутым и Ковальчук приходится в срочном порядке мобилизовать все свои нервные клетки, чтобы не закричать прямо в трубку — «Какого хрена, Марта?!». От предложения совместного обеда Панфилова деликатно уклоняется и Ксюша не выдерживает.       — Что не так?       На другом конце воцаряется молчание.       — В каком плане?       — Марта, я же не идиотка, я вижу, как изменилось наше общение, — Ксюша крутит между пальцев тяжелую ручку весьма виртуозно и нервно. Ее многолетняя привычка, возникшая в школьные годы — во время ситуаций, которые заставляют ее волноваться, постоянно что-то хватать и вертеть в руках, с возрастом никуда не делась, но временами ее удавалось контролировать. Однако в одиночестве, Ковальчук разрешала все же себе расслабляться.       Еще одна затянувшаяся пауза тягостно повисает между ними. Если Панфилова начнет все опять отрицать, то Ксюша без сомнений расстроится, но виду не подаст. Она никого никогда не уговаривает. Не хочешь объяснять — пожалуйста, прекращаем общение — твой выбор. Ксюша не имела привычки цепляться за людей, как за спасательные круги. Она вполне способна справиться со всем самостоятельно.       — Ксюш, в самом деле все впорядке, — тихо отзывается Марта, будто она испытывает прямо сейчас самую большую усталость, которую вообще способен унести на своих плечах человек. Горькое разочарование проносится волной по Ковальчук, неприятно оседая и сжимаясь в груди. — Я тебе говорила: у меня завал. Конец года — зачеты, пересдачи, дипломная…       Они вместе думают об одном и том же.       — Без проблем, — собирается финансовый директор и слишком бодро соглашается. — Я все понимаю. Извини, что побеспокоила.       — Ксюша…       — Нет, правда. Как бы мне не была ценной наша дружба, но я не собираюсь извиняться за свою личную жизнь, — холодный метал ручки больно впивается в нежную кожу ладони. Слова вырываются быстрее, чем женщина могла бы их остановить. Видимо, ее сильнее ожидаемого задело резкое похолодание в их дружбе с Мартой.       Последовавшая за этим раздраженное шипение заставляет Ксюшу чуть улыбнуться. Хорошо, что ее не никто не видит.       — Я тебя не прошу этого делать, идиотка! И никогда не буду. Не придумывай, — в голосе преподавательницы проскальзывают нотки грусти и Ксюша задумывается — что-то с Панфиловой не то. Может в самом деле у нее проблемы — на работе, с мужем? — Мне все равно с кем ты спишь или заводишь отношения.       — В самом деле? Даже если это твоя студентка? — подстегивает Ковальчук, чтобы разобраться окончательно и закрыть эту тему раз и навсегда.       — Даже если это моя студентка, — скупо соглашается Марта. — Но когда ты скатишься к первокурсницам я тебя прикрывать не буду.       Ручка спокойно откладывается и Ковальчук хмыкает.       — Если я перейду на первокурсниц, то можешь сразу подсыпать мне цианистый калий в кофе, потому что отношения с малолетками это треш и мрак.       — Зато, видишь, какие новые сленговые словечки хватаешь. Будешь своей среди них. Говорят — нахождение в юном окружении способствует продлению молодости.       Напряжение уходит, уступая место их привычным добрым перебранкам.       — Значит ты не спроста выбрала свою профессию. Продумала все с самого детства. Так на тебя похоже.       — Я такая по-твоему продуманная? — фыркает Марта, а Ксюша слышит звук захлопывающейся дверцы машины.       — Ты просто ужасно сильно любишь все планировать и контролировать, свою жизнь в том числе, — по-доброму объясняет Ковальчук. Живот неприятно скручивает спазмом, намекая самым очевидным образом, что в него пора бы чего-нибудь закинуть.       — Не всем присущ безграничный дух авантюризма, как у тебя, — на другом конце раздается довольное угуканье.       Марта заводит двигатель и прощается. Ксюша в последний интересуется все ли у них в порядке и, конечно, преподавательница подтверждает, что их дружбе ничего не грозит.       И она не лукавит, потому что не в порядке сама Марта.