Особенности ухода

Острая галька царапает голые ступни. Свежий воздух ранней осени приятно холодит лицо. Пустынное побережье дикого пляжа — твой укромный уголок. Тебя не остановила даже покосившаяся после недавнего шторма самопальная лестница, по которой ныне опасно ходить. Было бы даже лучше, если бы она обвалилась под ногами. Но жизнь почему-то любит тех, кто отчаянно ей противится. И избавляется от тех, кто за неё хватается. Наконец находишь то, зачем и проделала сей путь. Жёлтые цветы позднего олеандра. Опьяняющие своим насыщенным токсичным ароматом. Кусты выглядят обманчиво безобидно. Только вот обладают репутацией растения самоубийц. От нектара до коры — оно ядовито. Настолько, что способно прикончить даже дымом костра. Не говоря уже про отвар, который ты и собираешься сделать. Дышишь пыльцой, касаешься голой кожей бархатных лепестков, срывая их, собирая в термос, полный кипятка. Даже от настолько небольшого контакта сердце замедляет свой ритм, а голову застилает туман. Всё — яд, всё — лекарство. Для тебя сей напиток — два в одном. Лекарство от жизни. Яд для больного сознания, что желает избавиться от самого дорогого — самого себя. Ты больше не задумываешься о глубинных причинах. Понимаешь: с тобой всего-навсего что-то не так. Ибо тебя манит то, что большинство стремится отсрочить. Ты устала задавать вопросы. Прежде всего, самой себе. И потому просто делаешь то, чего так жаждет измученный, явно нездоровый рассудок. Ты устала сопротивляться. Усаживаешься на корягу, у которой прежде оставила обувь, и устремляешь взгляд в смазанный горизонт. Небо затянуто свинцовыми тучами, пачкая гладь моря своим мрачным цветом. Остатки закатного солнца не способны пробиться сквозь толщу плотных облаков, из-за чего слишком темно даже для позднего вечера. В такую погоду ты чувствуешь себя счастливой. Словно сама природа отражает твоё состояние, принимая его, демонстрируя, что и оно может быть... красивым. По-своему. Ты голодала сутки и ещё дома выпила несколько таблеток противорвотного — дабы не стушеваться. А ведь могла бы пойти в бар, как хотела изначально. Но что-то подсказывает, что от судьбы сбежать невозможно. Подносишь термос к губам, вдыхая терпкий аромат, и уже собираешься сделать глоток, как вдруг слышишь шуршание камней — со стороны, откуда никто не мог бы прийти. Едва ли кто-то спустился с отвесного обрыва высотой в пятьдесят метров. Значит, это ты незваный гость. Поворачиваешься в сторону шума, цепенея, когда видишь человека. По локоть утопшего в... крови? Сумерки не позволяют разглядеть досконально. Но багровый, почти чёрный оттенок говорит сам за себя. Незнакомец, похоже, и не заметил твоего присутствия, ибо даже не повёл головой в твоём направлении. И ты в итоге решаешь... не делать ничего. Он всё равно не представляет угрозы — ты прикончишь себя сама. Кажется, каждый из вас оказался в этом месте в поисках уголка, что скрыт от любопытных глаз. Единственное различие — вы были ведомы совершенно разными обстоятельствами. Отворачиваешься обратно и залпом выпиваешь густую отраву, целиком глотая горькое месиво. Дело сделано. Сдавленно усмехаешься, чувствуя, как рот жжёт до онемения. Ты и не думала, что зайдёшь так далеко. И так быстро. Может, чужак сыграл в этом немалую роль, одним своим существованием простимулировав твою решимость. Чернеющее небо сливается с тёмной глубиной воды, не позволяя понять, где они вообще соприкасаются. Зрение расплывается, но, кажется, совсем не из-за густеющей тьмы опускающейся ночи. Даже слух даёт слабину, превращая тихий плёс в нечто напоминающее белый шум. Пульс сокращается, замедляя кровоток, вызывая кислородное голодание, затуманивая разум. С каждой минутой сердце бьётся всё слабее, всё тише, словно догорающая свеча. Становится всё холоднее, перед глазами плывёт, а из слабой руки с отдалённым металлическим звуком выпадает на землю термос. Но отчего-то перед лицом смерти тебе совсем не страшно. Хотя ты ожидала, что внутреннее животное в критический момент вырвется на свободу и попытается обернуть содеянное вспять. Вглядываешься в даль, что уже почти и не различаешь в вязкой пелене слепнущих от яда глаз, и вдруг понимаешь, что так напоминает бескрайняя морская гладь. Река. Безбрежная река, чья глубина тебе по колено. Река, которую невозможно перейти, потому что у неё не существует ни начала, ни конца. Река, что больше напоминает... море. Река, что взывает к обречённым. Виски сводит пульсирующей болью, которую угнетённая нервная система и не воспринимает всерьёз. Лёгкие сдавливает тисками, становится тяжело дышать, словно ты тонешь. Ты действительно утопаешь. В пучине собственных деяний, что привели к такому исходу. Глухо доносится шорох гальки, и ты вяло поворачиваешься, утыкаясь равнодушным взором во вторженца, скользя по его запачканному кровью торсу — теперь уж ясно наверняка, из-за характерного запаха, ударившего в ноздри, — запрокидывая тяжёлую голову, утыкаясь туманным взором в чужое лицо. Узнавая его. Пусть и не встречала прежде. В этой жизни. — Ты похожа на домашний цветок. Так же зависима, — тихо молвит мужчина, склоняясь ниже, непозволительно близко. Но ты и не против. — За это я их и люблю. Покрытая вязкой жидкостью ладонь укладывается на шею, заставляя податься вперёд. И когда ты повинуешься, тогда по холодным онемевшим губам вдруг соскальзывают мягкие, горячие, живые. Предательски слабеешь, чувствуя, как последние силы окончательно покидают тебя, не позволяя даже вскинуть непослушные руки, лишь бы ухватиться, лишь бы не упасть — совсем не на землю, а в объятия вечности. И тогда рука с горла сползает к спине, а другая подхватывает под колени, и тебя с лёгкостью поднимают, устраивая безотказное тело у запятнанной груди, пропахшей железом и сырой землёй. Не знаешь, где окажешься, когда очнёшься. Знаешь лишь то, что больше уйти тебе не позволят. Никогда.