Сборник историй из Саркофага.

Случилось это в конце декабря. По поручению моего извечного товарища и друга мне пришлось сорваться из уютной комнаты, кресла перед пылающем камином и горячего чая, отправившись на другой конец географии для того, чтобы повидаться с его отцом. Положил начало безобразия конверт с вложенным письмом от известного адресата, в котором содержимое гласило: 28 декабря Приветствую тебя, старина Исайя*! Мне срочно нужно, чтобы ты мне подсобил. Пожалуйста, мой отец ждет твоего визита в своем поместье, навести его. Адрес, дружище, ты отлично помнишь, ведь мы бесконечное число гостили там. Дело в том, что у батюшки есть бумаги и рецепты лекарств, требующие неотлагательных принятия мер с моими пациентами. Ты понимаешь, я не имею права бросить больных без присмотра врача для личной передачи документов, поэтому полагаюсь на тебя, Исайя! Доверяю, жду на своем рабочем месте и у себя в апартаментах в любое время точно также, как и отец.

Искренне и навсегда твой, мистер Шэдоу

</i> Знай я, чем обернется эдакое приключение заведомо, никогда не променял бы тепло родного дома на сбор экипажа и долгую дорогу. Здорово подстрекала просьба милому моему сердцу друга, потому яростно втягивал голову пуще прежнего в плечи и кутался в пальто. Я видел на своем веку многое, видел смерть и раньше, но в тот день она находилась так близко ко мне впервые. Завывающий порыв ветра опасно раскачивал экипаж, будто подвешенную тряпичную куклу, которая ничего не весит. Стуча поменянными специально под погоду подковами, лошади буквально летели сквозь непробиваемую стену метели. Колеса дилижанса, настигая выпирающих бугорков обледеневшего снега, подбрасывали крытую повозку одновременно с прибывающими в ней. С трудом представляю до сих пор, какого снаружи кучеру подскакивать, ладя с поводьями. Выглядывая изредка в окно, я мог слышать, как возница хриплым возрастным гласом кричал приказы запыхавшимся коням, пытаясь достать хлыстом икр животных, а не промахнуться по вине снежной бури. Даже мелькающие за окошком деревья я различал с трудом, чего уж винить в неаккуратности кучера с копытным скотом. Тем более, я сам просил доставить меня поскорее. Когда мы только заезжали в чащу леса, снег валил не такими увесистыми хлопьями и вьюга разыгралась не на шутку значительно позже. На очередном наезде на пресловутое препятствие, я больно приложился затылком о потолок экипажа. Я сполз медленно по сиденью, пристроив пострадавшую голову удобнее на смягченной обивке спинки. В ушах неприятно загудело, перетекая из назойливого гула в звон, будто колокола трезвонили в церкви ранним утром. По иронии судьбы я проживаю близ храма и провалиться мне, богохульнику, убежденный атеист. Правда, по велению судьбы с той поры я уверовал отнюдь не только в Бога… Находясь ближе всего к Создателю*, я смел отвергать его существование, вот и кара не заставила себя ждать. Будто потакая мистическим силам, дилижанс резко затормозил, а меня все-таки потихоньку отпускала мигрень от больного соприкосновения с крышей. В сон клонило неимоверно, и я находился на грани реальности с Царством Морфея. Шевелиться невмоготу, разлепить сонные веки, налившиеся свинцом вместо полегчавшей головы тоже сложно. Тишина. Лишь мелодия злого ветра доносилась до меня через пелену забытья. Стоит отметить участившееся фырчание обеспокоенных лошадей: мялись на месте, и витавшее напряжение моментально передавалось мне. Кажется, кучер прислушивался в надежде оценить обстановку. Я бы так и провалился в дрему, будто канув пропасть, но подсознание активно продолжало твердить о настороженности, мешая совершить безмятежный поступок. Шестым чувством пресекал опасности быть упущенной. А потому я практически лежал и внимательно держал ушки на макушке, вслушиваясь забивающуюся в вены тишину. В тихом омуте черти водятся… Нутро никогда меня не обманывало, мечась сейчас в грудной клетке, словно запертой птичкой бившись о стенки решеток, именуемых ребрами. По телу пробежалась крупная дрожь, скатывались испарины по взмокшему виску, не смотря на температуру в атмосфере. Осознал, что это не я дрожу, а по экипажу проходится странная вибрация, будто земля вдали ходит ходуном. В то же мгновение дикий вой раздался эхом вокруг, а я, грешным делом, прировнял вакханалию рева с еще чуть звеневшей галлюцинацией. Нет. Ме воображение не при чем. Ржание жеребцов разрезало мой слух и без того изнеможенный гомоном, и копыта с колесами застучали вновь, стремительно набирая скорость. Вынужденно распахнув глаза, я озирался то на одно окно, то на второе. Кроме ряби снега и стволов елей, видно ничего не было. Лес полон загадок, безусловно, незачем придаваться панике, если выли волки. Но это явно не звери устроили. Существам, проживающим на нашей планете, невозможно так жутко вопить. Да, оно – мой самый страшный кошмар наяву, хотя раньше морок меня не мучал. С младенчества не внимал снов! Что случилось дальше, припомнить не смогу. Связные события вышибло из памяти потерей сознания. Остальное – резкий толчок, тряска и потеря внятного ума. Вывалился ли самостоятельно из разбитых дверей дилижанса за его пределы либо вытащил меня кто иной, не знаю и знать не хочу. Благоразумнее склоняться к первому рациональному варианту, ведь я оказался не тронут ничем. Или никем. Последствия говорили сами за себя, обозначая правильность догадки. Осознания ударяет обухом по темечку, забив набатом, словно сотни барабанов, заново в ушной раковине. Очнулся я, когда расцвело за серыми тучами. Ни звука, ни шороха, ни танцующих снежинок, точно балерины кружась. Назвать промежуток прибывания в беспамятстве не в моей власти, но прошедших часов хватило сполна, дабы замести мое опавшее в колею тело. Под слоем зимних осадков спать теплее, проще обождать вьюгу. Но велика вероятность не пробудиться вовсе от томительного ожидания снегопада. Замерзнуть насмерть мне ничего не стоило. Освободившись от пушистого полотна, будто скидывая путы, я вынырнул макушкой из-под имитации одеяла. Именно оно спасло мою беззащитную тушку от ненастья, и враг не заметил за сугробами по краям тропы, по которой мы передвигались. Взору открылась отвратительная картина, пугающая до чертиков. Оторопев, меня лишило возможности управлять двигательной системой оцепенение. Из горла вырвался сдавленный стон отчаяния, приглушенный всхлипом. Обломки экипажа раскидало вдоль узкой дороги, а глубокий след с разбросанным всюду неравномерно снегом оповещал о том, что повозку протащило достаточно метров с момента стычки с нечто. Некоторые бруски и разломанные половинки колес валялись около деревьев и накиданных сугробов возле меня. И… Кони! Их шеи с головами были повернуты под неестественном углом, вороные бока некогда разгоряченных жеребцов оголялись до скелета, а рваные лоскуты шкуры с черной, будто тягучая смола, шерстью свисали с поломанных костей кровавыми ошметками. Кровь рекой протекла от бездыханных тел, собираясь подле моих дрожащих ног. С титаническими усилиями я заставил непослушные стопы шагнуть. По мере приближения я разглядел выглядывающий из-под пороши и обломков носок лакового сапога возницы. Порывался оказать помощь, коли повозчик еще дышал, но затем стало понятно, что протянуть руку более некому, да и нечем кучеру ухватиться в ответ. Состояние бедолаги плачевнее некуда. Если лошади только обглоданы, то кучер вовсе лишился туловища! У старика пропала верхняя его часть, вернее. Из-за тошнотворного запаха, да утекающих чужих внутренностей рвота подкатила комом, сдавив глотку. Но инстинкты самосохранения победили естественные позывы желудка, словно окатив мой ступор ледяной водой, и я ринулся прочь. Вглубь леса. Чудом огибая преграды в виде стволов деревьев, я ловил бешено воздух ртом, не обращая внимания ни на что. Мчался, как пущенная стрела, на самом деле являясь мишенью. У самого конца густой чащи размещался небольшой пригорок, и я споткнулся, запутавшись в собственных лодыжках. Кубарем я вынужденно слетел с возвышенности, впечатавшись лицом в снег, отчего кожа предательски кололась и горела. Благо, приземлился удачно. Превозмогая ноющую боль в растянутых мышцах и ушибленных суставах, я поднялся, спешно отряхиваясь. Оглянувшись, я понял, что лес выбросил меня прямиком к кладбищенским воротам. Священная земля, а под ратушей входа стояла молодая девушка, схожая с неприступным памятником, потому что даже легкий ветерок не смел колебать ее хрупкое телосложение. Какой восторг разлился внутри меня, описать невозможно! Счастье, посланное мне Богом за страдания, думал я. Единственная живая душа в здешних местах, кроме меня – мученика, – которая посочувствует и укажет выход наконец. − Ах, умоляю слезно простить, − взмолился я, почти припав к заснеженной земле, чтобы разглядеть личико миловидной дамы. Длинные черные локоны обрамляли контур ее лба, заколотые сзади ухоженной прической. Серые, чуть ли не блеклые очи с пушистыми ресницами ели подрагивали и казались покрыты инеем. Нездорово бледный цвет лица и без румянца, присущего времени года. Сомкнувшиеся пальцы до побеления костяшек сжимали керосиновую лампу, прижимая к груди незамысловатый светильник, хотя ночь миновала… Ответа не последовало, словно меня проигнорировали. Тогда я предпринял попытку вернуть витающую в облаках девицу на землю настойчивее. Мало ли, замерзла настолько, что разомкнуть обескровленных губ не может. − Очаровательная мисс! – повысив тон, заговорил я громче. – Умоляю Вашу любезность, соизволите помочь потерявшемуся путнику, как я? Осоловевший взор девушки оглядел меня по всему росту, ненавязчиво изучая черты моего лица, а потом вовсе уставилась своими серыми глазами в мои. Я только терпеливо молчал, дожидаясь речи со стороны молодой дамы. На вид я предположил, что ей около двадцати или примерно того возраста. Ясно, как день, намного младше тридцатилетнего меня. Взамен оглядок, я одарил девушку доброжелательной улыбкой, натянув вынужденно уголки рта. − Помогите мне, многоуважаемая, − возликовав хоть какой-либо коммуникации зрительным контактом, начал я. – Мой дилижанс разбился на кучу осколков, возница погиб по необычным обстоятельствам, а лошади разбежались, пока я находился без сознания. Кажется, меня ко всему прочему преследовали. Конечно, я соврал насчет несчастных коней, но лишь потому, что не хотел пугать девушку. И меня никак не отторгал факт того, что мы вдвоем стоим возле кладбища совершенно одни. Радость поглотила меня, перечеркнув нестерпимое одиночество в лесу. Девица будто бы вздрогнула под маской безразличности, но я отчетливо видел ползущие к челке брови. Шаль, в которую она куталась теснее, моталась на плечах, подобно крыльям, как у ангелов. − В общем, я должен добраться к ближайшему населенному поселению или к средству связи. Ох, свет мой, не останусь в долгу! – настаивал я, сложив ладони в мольбе. Слитным движением она развернулась ко мне спиной, передом к кладбищу. − Пойдем, − бесстрастно позвала она, бережно вытянув перед собой кисть руки с фонарем. Спокойным и размеренным шагом отдаляясь на территорию погоста. Могилы увековечены покосившимися кое где крестами и сколотыми надгробиями, статуи серафимов, искалеченные трещинами, громоздились меж рядов обыкновенных памятников. Мы мигрировали мимо захоронений, читая краешком зрения имена и даты на табличках или выцарапанных вычурно плитках. Молчаливая спутница не проронила и словечка, не оглянулась ни разу, дабы проверить, отстал ли я или плетусь послушной поступью поодаль. Усердия превратить бессмысленный монолог в диалог безуспешно провалились, как и обыденные вопросы, чтобы узнать крупицы нового о спасительнице. Та лишь флегматично фыркала неразборчивое что-то, решительно ступая вперед, ведя за собой. − На погост не проберется ни единая тварь. Даже та, которая притворится человеческой личиной. Кладбище не пустит осквернять упокоенных навеки, а сыновей божьих спрячет от бед. Тут Вы в безопасности, − все, что кратко объяснила загадочная особа. И я кивнул кротко в знак согласия, словно у девушки глаза на затылке выросли, ведь много разглагольствовать по этому поводу не было нужды. То, что безымянная личность не оставляла отпечатков следов, я удивился очень поздно. Достигнув выхода с погоста на противоположном конце, я остановился за калиткой, пересекая ограду. В то же мгновение я приметил неладное с отметинами подошв, сверля дыру в снегу за фигурой девицы. Она вторила образу, явившемуся мне первой встречей, не переступая за пределы кладбища. − Держитесь прямо, − указала она пальцем, вынуждая меня покинуть внутренние скитания. – Деревня два километра отсюда, а там найдете все, в чем нуждаетесь. − А вы? – не унимался я, сняв свое пальто, вспоминая ее подрагивания, протянул девушке. − Желаю Вам всех благ, − отвергла предложение она, замотав головой. − Возьмите, Бога ради, мою благодарность! Согреетесь, мне физически ходьба не даст замерзнуть. − Мертвым уже ничем не поможешь, а вот живых уберечь еще можно, − двузначной фразой оповестила она, помахав мне на прощание. И я побрел указаниями юной леди, на миг обернувшись. Красивой девицы не оказалось в поле моего зрения, однако я отошел на пару шагов. Так быстро смылась? Не может быть! А на холме могильника виднелась разрушенная церковь. Заброшенное кладбище, догнала меня мысля на посля, прежде чем отвернуться для дальнейшего направления домой.