***
Медленным шагом идя по больничным коридорам, юноша придерживается за стенку, ведь в его глазах снова потемнело. Изрядная нагрузка плохо влияет на его слабое тело, но и лежать весь день он просто напросто не сможет. Это не в его компетентности — пролежать весь день в постели, не показав себя его небольшому миру. — Сонхва! — доносится знакомый голос откуда-то справа. — Ты снова в вертикальном положении, тебе потом будет плохо. Пойдём, я провожу тебя обратно в постель, — практикант хватается двумя руками за предплечье пациента, намереваясь вернуть того в его одиночную палату. — Ёсан, прекрати, — жалобно тянет Сонхва, но не имеет сил на сопротивление и послушно шагает обратно. — Я устал лежать. Мне скучно. В конце концов, лето на дворе. Уже почти средина июня, а я ни разу не был на улице ещё с мая. — Прости, малыш, но нам сейчас нужно очень внимательно следить за твоим состоянием. У меня скоро обеденный перерыв, я посижу с тобой. Только, пожалуйста, не вставай больше с постели, — в ответ пациент лишь обречённо выдыхает, но ведь так просто с постельным режимом он не смирится. — У тебя голова не кружится? Задышки нет? — Всё со мной хорошо, — так уверенно врёт, что у практиканта не появляется никаких сомнений в его словах. — Ну, разве что немножко... — добавляет шёпотом, на что Ёсан грозно зыркает на него. — Тебе правда лучше провести время в постели. Если ты ещё раз встанешь, то я подыму вопрос по поводу твоего суточного надзора, и можешь быть уверен, что приставленым сотрудником буду не я. Конечно, не он, как же, так Сонхва и поверил. Ёсан слишком печётся о нём, ведь за этот небольшой промежуток проведённый в больнице вместе, они успели настолько сблизиться, что называют друг друга братьями. Так просто он не откажется от Сонхва, сомнений в этом ни у кого нет. — Ну и чего ты тут улыбаешь? — тянет Ёсан, тыкая пальцем тому в щёчку и получая в ответ негромкий смех. На его лице сама собой расползается болезненная улыбка. И почему хорошие люди так много страдают? — Ёсан! — слышится сзади запыхавшийся голос Сана, когда они уже переступили порог палаты, тот явно устроил себе небольшую пробежку по больнице. — Сейчас привезут какого-то парня, нужных свободных работников сейчас нет, нам срочно нужно готовить операционную. Привет, Сонхва. — Если я вернусь, и ты не будешь лежать — привяжу к кровати, — напоследок говорит ему Ёсан и убегает вслед за уже убежавшим Саном. — Привет, Сан. Хорошо, Ёсан, — отвечать уже некому, но он всё же произносит слова вслух. Сколько бы времени Сонхва ни провёл в больнице, его всегда удивляло то, с какой скоростью здесь работает медперсонал, казалось, что у этих ребят встроен настоящий двигатель. Когда дверь палаты за ним закрылась, в груди снова начало нещадно печь, а в глазах потемнело. В последний момент схватившись за стенку рукой, Сонхва не позволил себе упасть. Его пугает то, что его приступы в этом месяце заметно участились. Хриплый кашель будто резал горло изнутри, прикрыв рот ладонью, он осел на пол, ведь был больше не в силах стоять на своих двух. В глазах застыли слёзы, а вторая рука прижалась к сердцу, что забилось в бешеной ритме. Кашель, на пару с болью в грудной клетке, не давали нормально вдохнуть. Каждый раз как последний. В его сердце будто встромлен большой и острый нож, вот только умереть от него он пока не может. Убрав руку от лица, Сонхва неверяще смотрел на кровь на своей руке, что медленно стекала вниз большими каплями, разбиваясь о пол. Новый приступ кашля так же сопровождался кровью. Он чувствовал, как слёзы обожгли щёки, прежде чем в палату кто-то ворвался и нажал на красную кнопку, чтобы опытные врачи в очередной раз спасли совсем бесполезного парня.***
Голова кружится, будто побывал на быстрой карусели. Тяжёлые веки подымаются, невидящим взглядом он смотрит в потолок, не имея сил повернуть голову куда-то в сторону. Нормально дышать не получается до тех пор, пока неизвестный человек не снимает с его лица кислородную маску. — Как самочувствие? — вдруг спросил этот самый неизвестный, и парень неохотно подмечает про себя, что этим голосом не о самочувствии других людей спрашивать надо, а петь баллады на сцене, собирая большие стадионы фанатов. Он не отвечает, сил нет даже на то, чтобы перевести свой взгляд на другого человека. А впрочем, это не так уж и важно, ведь спустя ничтожное количество времени, его слепит белый свет фонарика. И только тогда доходит, что в больнице он находится, что его снова спасли. — Не отошёл ещё. Ладно... — незнакомец вздохнул, и парень, казалось, услышал в этом вздохе всю вселенскую усталость. — Думаю, ещё денёчек нужно будет тебе здесь полежать, Ким Хонджун. Хонджун немного нахмурился, когда что-то слишком громко хлопнуло. До него вряд ли сейчас дойдёт, что дверь закрылась, на самом деле, очень даже тихо. Вот только вместо тишины, после шума, он услышал ещё один голос. — Ты всё записал? — спросил второй незнакомый голос. — Да, он пришёл в себя буквально только что, но мне кажется опасным переводить его в обычную палату сегодня. В любом случае, решение будет не за мной, — ответа за тем не последовало, видимо второй просто кивнул, либо не счёл уместным отвечать. — Как там моя звёздочка? — Состояние стабилизировалось, конкретно сейчас его жизни ничего не угрожает. Будет до завтра отсыпаться. — Думаешь... нам стоит начать готовиться к..? — Думай, о чём говоришь, — второй незнакомый голос прозвучал достаточно резко и сломлено, прежде чем послышался очередной хлопок двери. — Блять... — уловил Хонджун тихий шёпот. — Ёсан, погоди, я совсем не это имел ввиду! — второй хлопок. Его голова будто сейчас взорвётся. Перед глазами плывёт, а запястья нещадно жжёт, словно он снова и снова проводил острым лезвием по незатянувшимся глубоким ранам. Сознание вновь ускользает из рук Хонджуна. И он считает, что лучше бы оно вообще не возвращалось. Потому что эта пустота не пугающая, наоборот, умиротворённая и приятная.***
Злость... Злость предполагает ограниченность, априорную глупость. Нельзя держаться за злость, боль или страдание: они крадут энергию и препятствуют любви. Злость — всегда от бессилия. Лучше изливать свою печаль перед картинами Делакруа, Рембрандта или Ван Гога, чем перед рюмкой водки или в окружении бессильной жалости и злости, как писал Ремарк. Ребёнку сложно понять, почему родитель злится. Лучше не становится и тогда, когда отец с яростью в глазах кричит плохие слова прямо в лицо, вызывая тем самым только слёзы. Ребёнку сложно понять, почему на него кричат и почему обещают ударить ремнём, если он не прекратит плакать. Ему сложнее контролировать эмоции, он не взрослый. Все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит. — Он вообще мой сын? — Хонджун слышит голос отца уже в другой стороне кухни. — Что-то он уж больно тупой и несамостоятельный. Почему взрослые всегда так громко и страшно кричат? Закрывая уши ладонями, Хонджун уже не слышал, что кричит мать в ответ отцу. И уйти он тоже не может, словно прирос к кухонному стульчику. Злость — это сильная эмоция, которая появляется в ответ на раздражители. Она подсказывает, что человека что-то не устраивает, и даёт ресурсы, чтобы это изменить — появляется энергия и решительность. Подавляя её, теряется контакт с собой, а также есть риск, что в будущем она накопится и проявится намного сильнее. — Пошли со мной? Хонджун даже не заметил появления своего старшего брата, который сейчас сидит перед ним на корточках и берёт его ладошки в свои. Мальчик очень быстро кивает и сильно зажмуривается, когда его подхватывают на руки и несут в собственную комнату. Адреналин — гормон, который отвечает за такие сильные эмоции, как ярость, агрессия, злость, страх и желание преодолеть препятствие. Если мы постоянно злимся, кортизол обогащает нейроны кальцием и в итоге может уничтожить клетки. В избытке он также может снижать уровень серотонина, который отвечает за хорошее настроение, ощущение радости и счастья. — Может быть, ты хочешь послушать музыку? Даже за закрытой дверью отчётливо слышно родительскую ссору. Будь Хонджун немного старше, он бы понял, что брат предложил это лишь для того, чтобы он не слышал этих криков и плохих слов про самого себя и маму от отца, и плохих слов про отца от мамы. А с чего всё началось? Завтра у Хонджуна контрольная по математике, разумеется родители знают о ней. Обычно, ему помогал подготовиться брат, или он готовился сам. Но в этот раз... он плохо понял новую тему, а отец любезно-принудительно начал ему всё объяснять. И когда Хонджун не смог решить «простецкую» задачу — отец начал злиться. Кто-нибудь, объясните взрослым, что от крика ребёнок быстрее не поймёт, а лишь начнёт испытывать стресс и страх перед родителем. С помощью злости мы можем прикрываться от других болезненных эмоций, так как злость по своей сути является прекрасным обезболивающим и надёжным источником энергии. Однако, часто за злостью могут скрываться и другие эмоции, например, стыд, вина, нежность, горе, страх. Хонджун успел расслышать страшное слово «развод», прежде чем наушники брата оказались на его голове и заиграла какая-то песня неизвестной ему группы. В частности злость влияет на наши логические способности и повышает риск возникновения сердечно-сосудистых заболеваний. Гнев приводит к сужению кровеносных сосудов, повышению частоты сердцебиений, кровяного давления и учащенному дыханию. Если это случается часто, это приводит к изнашиванию и разрывам стенок артерий.I wish I was special
You're so fucking special
***
Вдыхая воздух полной грудью, Сонхва может сказать, что он счастлив от того, что наконец-то может оказаться на улице. Каким-то образом у него получилось уговорить Ёсана, чтобы тот уговорил главврача, на получасовую прогулку по парку, что на территории больницы. Тот был благосклонен, но без полного сопровждения в лице себя отпускать отказывался. Именно поэтому Ёсан теперь вынужден слушать пересказ прочитанных книг и о некоторых моментах из детства Сонхва, когда с ним ещё всё было почти впорядке. До того времени, пока у него не обнаружили рак сердца. — Хочешь воды? — после очередного воспоминания из младшей школы поинтересовался практикант, когда посчитал нужным сделать перерыв на посидеть и восстановить водный баланс. — Выбора у меня нет? — Нет, — Ёсан улыбнулся, когда садил Сонхва на скамейку. — Я вернусь через минутку. И всё таки это было хорошим решением — поставить питьевой фонтанчик прямо в парке. Птички пели, листья колыхал приятный вечерний ветерок, создавая приятный шум, солнце не жарило, а умеренно обволакивало своим теплом. Что может быть лучше? Отдалённо Сонхва услышал голос Сана, а повернувшись в нужную сторону — встретился с глазами незнакомца, что заинтересованно-недоверчиво оглядывали его. Сан тоже заметил Сонхва и приветливо помахал ему, получая то же самое в ответ. Незнакомец фыркнул и быстрым шагом прошёл мимо. — Неконтролируемый ребёнок! — воскликнул Сан, остановившись рядом и смотря вслед уходящему. — У него глаза грустные. — О, поверь мне, это тот ещё дьявол! И свалился же на мою бедную голову. Сан драматично присел на корточки, хватаясь руками за голову, вызывая этими действиями лишь смех со стороны Сонхва и подошедшего Ёсана. — «Кажется, его здесь все любят, — подумал Хонджун наблюдая за тем, с каким нежным взглядом второй медработник передавал бумажный стаканчик в чужие руки. И для Сана Хонджун больше неинтересный. Снова кто-то оказывается интереснее него. Быстрым шагом уходя всё дальше, он выискивал глазами выход, или хотя бы забор, который можно было бы перелезть. — Мне и так хорошо, и это не мои проблемы!» Хонджун зол. Зол на Сана, который при первой же возможности оставил его, предпочтя других людей заместо него. Зол на двух незнакомцев, что так нагло украли у него внимание Сана. Зол на себя за то, что не может перестать злиться на то, на что не должен был. Он зол на то, что до сих пор нуждается во внимании других людей к себе. Зол на свои мысли. Зол на то, что снова неосознанно начал расчёсывать ногтями кожу левой руки до кровавых царапин. Зол на то, что мать решила прийти домой пораньше. В ушах шум, словно топот тысячей людей одновременно. Это всегда разный ритм, непохожий на любой предыдущий. Перед глазами снова вспышки вперемешку с пустотой, а ноги становятся тяжёлыми. Лёгкие сдавливает, будто Хонджун находится на глубине, не имея возможности сделать хотя бы незначительный вдох. С каждой секундой топот всё громче, а на коже всё больше крови. — Давай, сделай вдох! — сквозь адский шум прорывается знакомый голос и в тот же момент топот резко прекращается. Слышится, как ветер колышет листву на деревьях, как где-то щебечут птички, мир словно заново ожил. Оглядываясь по сторонам, Хонджун наконец приходит в себя. Колени саднят после встречи с бетонной плитой, а грудь всё ещё немного сдавливает. — Просто... просто продолжай дышать. Только сейчас Хонджун замечает, что Сан крепко держит его руки в своих сжимая пальцы. Видимо, не хотел тревожить порезанные запястья, но и новые раны нужно было предотвратить. — Не трогай меня! — достаточно грубо выпаливает Хонджун и, пользуясь заминкой, вырывает свои руки из чужих. Говорят, что лучшая защита — нападение. Хонджуну порой кажется, что он использует эту лучшую защиту почти всю свою жизнь изо дня в день, даже если в этом нет никакой необходимости. Он не контролирует свои слова, эмоции управляют Хонджуном как марионеткой. И он злится на это. Злится на себя. — Нам нужно вернуться обратно в больницу, и обработать твои руки и колени... — Да иди ты нахуй, Сан! — О, господи, ты невыносимый! — помогая встать на ноги, шепчет себе под нос Сан, получая презрительный взгляд со стороны пациента. Посмотрит он на то, как Хонджун сам, без какой-либо физической поддержки, сможет пройти весь путь, не свалившись при первом же шаге. А Хонджун действительно едва ли не падает снова, как только пытается переставить ногу, но сильные руки, схватившие его за предплечья, помогают удержать равновесие. Ему противно от собственной слабости. Противно от того, что он нуждается в этой поддержке со стороны Сана. Но изменить сейчас никто ничего не может, а потому приходится мириться с тем, что его предплечье держат, как бы ни были неприятны чужие прикосновения.***
Ненависть... Ненависть можно назвать бунтом человека против себя. Внутренняя борьба буквально разрушает личность и приводит к деформации психики. При этом, как и от любого иного чувства, от ненависти реально извлечь пользу. Значение слова «ненависть» определяется как состояние, обозначающее сильные отрицательные чувства по отношению к какому-либо предмету или человеку. Причём искренне возненавидеть можно самого себя, что нередко приводит к изменению шаблона поведения, психозу и изоляции. Страдают от этого наиболее эмоционально неустойчивые люди, подростки, особенно с холерическим типом характера. Ненависть можно разделить на несколько видов. Человек способен ненавидеть себя либо других людей. Отдельно стоит отметить внутрисемейную ненависть, она носит характер подавленной агрессии, когда нельзя каким-либо образом воздействовать на объект своей неприязни. Хонджун всегда ненавидел своего отца. И в равной степени ненавидел самого себя за то, кто он есть. Чуть меньше ненавидел свою мать, которой работа и ухажёры стали интереснее собственного сына. Ещё меньше Хонджун ненавидел своего брата за то, что тот бросил его в переломный период оставив его наедине с собой. Ненависть к себе возникает из-за отрицательной спирали плохой самооценки, которая может зависеть от разных факторов. Возможно, это какое-то событие ранее в жизни или в детстве, которое заставляет человека поверить, что он менее достоин, чем другие. Что с ним что-то не так и что его нельзя любить. Каждый шрам от намеренного самоповреждения ассоциировался с ненавистью. По телу разливалось приятное тепло, что достигало кончиков пальцев, когда капли крови медленно стекали вниз, пачкая пол. Он часто представлял, что снова сидит в шкафу, в полной темноте, думая, что кто-то точно беспокоится и ищет его, когда на самом деле это было не так. Хонджун до восьми лет постоянно говорил о том, что боится, что в его шкафу сидит страшный монстр, который смотрит на него ночью через небольшую щель между дверьками шкафа. А теперь он находит покой представляя себя в том самом шкафу. Фантомные слёзы всегда обжигали его щёки, когда он вспоминал, что никто его на самом деле не искал. Что, когда он вышел из шкафа уже вечером, никто не подбежал к нему с обеспокоеным выражением лица, спрашивая, где он был. Но он чувствовал себя спокойно, когда в последующие разы закрывался в шкафу, наперёд зная, что никто его не будет искать. Это были моменты, когда он чуть меньше стеснялся своих эмоций и мог часами напролёт плакать, зажимая рот рукой, чтобы никто его не услышал и не отругал за проявление слабости в виде слёз. Хонджун ненавидит друзей Сана. В особенности, как он узнал, Сонхва — того самого слишком бледного и слишком худого парня, который сразу не понравился ему. Может быть, он ненавидел его за ту свободу, что он имеет? Наслушавшись историй от Сана, Хонджун понял, что тот мог активно показывать свои эмоции, и он не стеснялся ничего из того, что чувствовал. Хонджун знал, что Сан отзывается о нём самом, как о статуе, когда рассказывал что-то про него своим друзьям. Но кто виноват в том, что он больше не знает, как правильно выражать свои эмоции, чтобы его за это никто не осудил? Когда и на третьей встрече психолог не услышал ни единого слова от Хонджуна, он предложил выписать или нарисовать всё, что он сейчас чувствует. Выбрав ярко-красный фломастер из всех предложенных, он, не колеблясь, написал «hatred», растянув слово на весь лист формата А4. Мысленно отмахиваясь от всех вопросов, что были поставлены после того, как психолог увидел, что так старательно выводил фломастером на бумаге Хонджун, он снова представил себя запертым в тесном шкафу в старом доме. Он мог найти свой покой только когда оказывался в этом месте. Впервые Хонджун ранил свою руку, когда находился в том самом шкафу после того, как отец накричал на него за среднюю отметку в дневнике. Во времена младшей школы, он любил разрезать бумагу канцелярским ножом, чтобы успокоить свои эмоции за которые его могли бы наругать. Ему просто нравился тот звук, когда бумага разрезалась. Тогда Хонджун вдруг подумал о том, с каким звуком разрезается кожа. Так на его руке и появился его первый умышленный шрам, рана едва ли имела два сантиметра в длину, но при этом была достаточно глубокой, чтобы он испугался того количества крови, что вытекло из его руки в тот день. Физическая боль практически не ощущалась, но при этом она отлично перетягивала всё его внимание на себя. Руки продолжали болеть от любых действий, наверное, этого могло бы не быть, если бы Хонджун не продолжал сжимать свою левую руку, чтобы увидеть, как бинты вновь пропитываются кровью. Он прекрасно знает, что Сан едва ли не каждый день задаётся вопросом, почему швы на левой руке Хонджуна расходятся по несколько раз в неделю. Боль притупляла эмоции, помогала избавиться от навязчивых мыслей и давала почувствовать себя чуть более живым. И он ненавидел себя за то, что это стало его вредной привычкой. Ненависть никуда так и не делась. Она пожирала его ежедневно, лишая возможности нормальной жизни. Наибольшую ненависть Хонджун испытывал тогда, когда Сан становился свидетелем его панических атак, особенно тех, когда ноги отказывались держать его и колени раз за разом разбивались о пол, разум отключался и он пытался калечить себя, специально сточенными пилочкой, ногтями. И он не мог сказать точно, кого он ненавидел в эти моменты. Себя? Сана? Что-то третье? Не помогали и встречи с другими психологамм. Единственный человек, с которым Хонджун хоть как-то да говорил был Сан, но это всегда начиналось и заканчивалось злыми и острыми словами, которыми Хонджун разбрасывался, не раздумывая над ними ни секунды. Он просто не считал нужным говорить, считал, что ему нечего рассказать. А рука сдавливала запястье всё сильнее. Встречаясь с Сонхва взглядами, когда их прогулки на свежем воздухе выпадали в одно и то же время, Хонджун никогда не отказывал себе в том, чтобы направить всю внутреннюю ненависть в свой взгляд, пытаясь заставить того отвернуться. В эти моменты другой пациент всегда приветливо улыбался и махал ему рукой, желая хорошей прогулки. Это было не то, чего Хонджун пытался добиться. Он хотел, чтобы его ненавидели и презирали, ведь это было привычнее, чем то, что делал Сонхва. И это ещё больше подпитывало ненависть внутри Хонджуна.***
Рисование помогает притупить чувство тревожности и сделать голову пустой от лишних мыслей. А если ещё и впридачу слушать через наушники недавно вышедший альбом «I Love You.» от The Neighborhood, то и проблем, как таковых, временно больше нет. Только ты, лист бумаги, простой карандаш и музыка. Вот, что понял Сонхва, наблюдая за Хонджуном уже как неделю. Имея небольшие знания в психологии, Сонхва всё равно смог проанализировать поведение этого парня с грустными глазами. Не даром всё-таки читал книги о психологии на досуге. Агрессивная позиция. Сан часто говорил о том, что Хонджун всё воспринимает в штыки и считает, что лучшая защита — нападение. Обидчивость. Хонджун, по словам практиканта, постоянно обижался, драматизировал в некоторых моментах, но при этом было ясно, что он воспринимал всё на свой счёт, пусть и не говорил об этом. Страх отвержения. Он боялся покинутости, и того, что могло бы причинить боль. Когда в какие-то моменты Сан переключал своё внимание на Ёсана и самого Сонхва, то это определённо негативно влияло на Хонджуна, ведь тот чувствовал, что его покинули. Дважды это доходило до серьёзных панических атак. Недоверие. Он не доверял себе, своим чувствам, своим решениям. Ему было трудно так же начать доверять кому-то. Вероятно, из-за этого тот всё никак не мог пойти ни с кем на контакт. Стеснительность. Бывало и такое, что они каким-то боком встречались в одной и той же столовой. Из-за слабости рук, Хонджун иногда ронял посуду на пол привлекая тем самым внимание к своей особе. Сонхва почти физически ощущал тогда на себе, как Хонджун чувствует страх, как сложно и неудобно ему было. Тот ощущал эмоциональный дискомфорт, находясь в центре внимания. Резкие эмоциональные реакции. Сонхва не знал, почему Сан отзывался о своём подопечном как о дьяволе, но однажды он слышал те ужасные слова, которые говорил ему Хонджун, когда тот просто предложил физическую помощь, после одного из приступов. «Сначала говорю — потом думаю», но никто не был уверен в том, думал ли тот об этом после. Высокая требовательность к себе. Иногда он мог видеть, как Хонджун со злостью разрывает бумагу, на которой рисовал что-то ранее, на мелкие кусочки. В его глазах было одно лишь разочарование, когда позже тот смотрел на кучку мелких бумажных кусочков лежащих то на полу, то на столе. Хонджун много требовал от себя, редко испытывал чувство удовлетворённости, но зато довольно часто ругал себя. Чувство одиночества. Не единожды, на прогулках, Сонхва замечал, каким потерянным тот был. Хонджун словно был одним маленьким существом в этом большом мире, что пугал его. Даже находясь с кем-то, тот чувствовал себя одиноким. Не хочется и представлять то, что он чувствовал, когда действительно оставался наедине с собой. Немного позже Сонхва выяснил, что это яркие признаки раненного внутреннего ребёнка.***
Хонджун показывал своё искреннее недовольство как только мог. Сегодня была суббота, оказалось, что в этот день у Ёсана был выходной, и поэтому Сан должен был таскаться ещё и с Сонхва. Хонджун чувствовал себя лишним в их компании, но ему так же не позволяли покинуть скамейку на которой общались только два человека из трёх. Скучающе болтая ногами, Ким погряз в самокопании, пока не испугался внезапного звонка на телефон его «няньки». — Сейчас подойду, — всё, что говорит Сан во время звонка. — Что-то случилось? — «Сто-то слюцилёсь?» — мысленно кривляет он Сонхва закатывая глаза. Хонджун не может сказать точно, почему задохлик, как он его прозвал в своей голове, так сильно его раздражает. — Нет, всё в порядке, просто пришёл какой-то мужчина, и говорит, что ему нужно увидеться с Хонджуном, — упомянутый заметно напрягается. Он догадывается, кто мог прийти к нему. — Не нужно ему со мной видеться, — с ненавистью в голосе проговаривает Хонджун, смотря пустым взглядом прямо перед собой. — Почему? — интересуется Сан, но в ответ на молчание со стороны своего подопечного лишь вздыхает. — Я схожу, поговорю с ним. Присмотрите друг за другом, и никуда не уходите. Молчание со стороны Хона так и продолжается, несмотря на вечно говорящего Сонхва. Тот, кажется, рассказывал ему о какой-то мультивселенной, говоря, что находит своё сходство с каким-то драконом. По крайней мере, у Хонджуна есть время обдумать, кто именно и почему решил вдруг его наведать, ведь кандидатов двое. Он мысленно готовится себя защищать. — Вроде как, в июне следующего года выйдет вторая часть. Надеюсь, я доживу до этого времени. Чужие слова теряются, потому что Хонджун, наконец, замечает того, кто к нему пришёл. Того, кто когда-то уже бросил его. Того, кто непременно покинет его снова. — Бомджун, — одними губами шепчет Хонджун, встречаясь взглядами со своим братом. Сан говорит тому что-то, активно жестикулируя, но Бомджун будто не замечает его, продолжая смотреть прямо в глаза своему брату. Ему тут не рады, очевидно, но Хонджун, под внимательным взглядом, будто снова перенёсся в тот день, когда они виделись, как он думал, в последний раз. Тревожность. Кажется, будто даже запах вокруг такой же, как и в тот день. Правая рука окольцовывает левое запястья, словно Хонджун просто хочет измерить свой пульс. Но Сонхва замечает чужие побелевшие пальцы, которые сжимали запястье. Наверняка, это очень больно, ведь ему только сегодня утром наложили новые швы. Прикоснувшись кончиками пальцев к чужому предплечью, Сонхва быстро убирает их обратно, ведь по какой-то причине Хонджун решил, что хочет испепелить своим взглядом именно его. По крайней мере, тот больше не пытается себя покалечить. — Кажется, с тобой хотят поговорить, — с небольшой улыбкой произносит Сонхва, когда замечает ждущий взгляд незнакомца и Сана, который с определённой целью идёт к ним. — Некрасиво заставлять людей ждать. — Без тебя разберусь, — всё, что говорит ему Хонджун и подымается со скамейки. Он решительно идёт к брату, не прерывая вновь созданный зрительный контакт, по пути задевая предплечье Сана своим плечом. У него будет время подумать, о своём ужасном, неконтролируемом поведении чуть позже. Нужно только держать уверенное лицо. Но есть ли в этом смысл? У Бомджуна изначально было огромное преимущество. Во-первых, он старше. Во-вторых, брат уже стал директором переданной ему кампании. В-третьих, это не Бомджун попал в больницу после попытки суицида. — Привет, — у брата голос чуть подрагивает, он не был готов к тому, что его маленький братик превратился в человека, который ненавидит всё и вся. — Как твоё самочувствие? — Формальности излишни. Лучше скажи, есть ли у тебя сигареты? — Тебе нельзя... — Кто сказал? Я буду разговаривать с тобой только за определённую плату. А раз уж нет, то и разговора, увы, нет. Разводя руками, Хонджун уже планирует развернуться и вернуться на лавочку, чтобы продолжить болтать ногами, и думать уже о сложившейся ситуации, но в его руках достаточно быстро оказывается ещё закрытая пачка, и металлическая зажигалка с гербом кампании. — Отец всё знает, — произносит Бомджун после того, как зажигалка со злостью попала обратно в его руку. — У меня нет отца. — Есть, ты же знаешь... — неловкость между братьями так и пляшет, ничем не помогая выйти на нормальный разговор. — В общем, журналисты столпились у здания, пытались ухватить сенсацию. — Круто. Но при чём тут я? — По легенде, тебя сбила машина и ты в тяжёлом состоянии. Они не знают точно, как ты выглядишь, и не знают в какой больнице ты находишься. Мы с тобой очень похожи внешне, так что им не сложно будет сложить два и два. Если тебя разыщут до того, как мы переведём тебя в частную клинику, то тебе нужно будет... — Стоп, — резким жестом перебивает он брата. — Меня не касаются ваши проблемы никаким боком. И я не помню того, чтобы соглашался на перевод в другое место. — Тебе там будет лучше. Там действительно хорошие специалисты, тебе помогут, — Хонджун делает защитный шаг назад. — Может быть, у нас даже получится наладить семейные отношения. — Нет, — этого хватает для того, чтобы с лица Бомджуна пропала та небольшая, будто натренерованная годами, улыбка. — Скажи всем, что после аварии я умер, это многое решит. Если потребуется — я сменю имя и фамилию. Развернувшись, Хонджун идёт обратно в сторону нужной лавочки. Он понял, что навестили его не от доброты душевной, не от переживания, а просто чтобы посвятить в какой-то план под названием «не испачкай фамилию отца» с дежурной улыбкой на лице. Хонджун чувствует чужой взгляд, который прожигает спину, ему кажется, что он в шаге от очередной панической атаки, но стоит ему сесть между Саном и Сонхва, как начинающийся в ушах топот тут же стихает. — Всё нормально? — спрашивает Сан почти сразу же. Конечно же, он видел какое выражение лица было у Хонджуна, когда он только развернулся. Ответа, как и предполагалось, не последовало. — Тогда сидите здесь, мне нужно немного пообщаться с твоим посетителем. — Почему Сан начал так переживать? — после затишья вдруг спросил Сонхва из-за чего Хонджун едва заметно вздрогнул. — Мне-то откуда знать? Спроси у него сам. — Вы с тем парнем очень похожи, — Хонджун думает, что тот играет с огнём наивно полагая, что не сгорит заживо. — Он твой брат, так ведь? — Это не твоё дело. — О чём думаешь? — после очередной продолжительной паузы заполняет тишину своим голосом Сонхва. — Мечтаю о своих похоронах. Спорим, что никого на них не будет? — Не копай себе могилу раньше времени, — как Хонджун и предполагал, тот не понимает нормальных шуток. Ким чувствует, как его лицо постепенно становится красным от злости, чувствует как жгучее тепло наполняет его тело. Он подрывается со скамейки и быстрым шагом идёт в сторону пруда, чтобы в порыве гнева не сделать что-то плохое с задохликом. Но он закипает ещё больше, когда слышит чужие шаги сзади. — Почему ты уходишь? Сан велел ждать его там. — А ты все чужие указания выполняешь как пай-девочка? Раз так, то уходи обратно, я тебя с собой не звал. — Но нам нужно... — В тебе есть выключатель? Твой голос мне уже надоел. — Не злись на меня за то, что я пытаюсь стать твоим другом. Хонджун слышит обиженный голос сзади и ему почти становится противно от собственных слов. Он не имел права так грубо отвечать, ведь Сонхва не сделал ему ничего плохого. Но слова вылетают из его рта раньше, чем он успевает их продумать. — Мне не нужны друзья, так что вали нахрен и закрой, наконец, свой рот, липучка! — Джуни, тебе не идёт ругаться и быть злым. — Не смей называть меня так! — резко обернувшись, Хонджун направил в свой взгляд всю внутреннюю ненависть, чтобы как-то «попустить» своего оппонента, но тот лишь вырисовывает на своём лице небольшую улыбку, ведь на него, наконец, обратили чуть больше внимания, чем обычно. — Ещё скажи, что мне цвет моих волос не идёт, умник. — Идёт, — не уловив чужого сарказма серьёзно отвечает Сонхва. — Красный тебе к лицу, этот цвет будто показывает твоё внутреннее состояние. Но, мне кажется, что синий будет смотреться более гармонично с твоей внешностью. Хонджун кривится и возобновляет свою быструю ходьбу всё так же слыша шаги позади себя. Он оборачивается в полоборота, не прекращая шагать, и с небольшим прищуром смотрит «липучке» прямо в глаза, а на кончике языка будто собирается яд. — Ненавижу синий. Ты бы лучше за собой следил и корни подкрасил, твои проплешины я и отсюда вижу, — он чувствует, что пробил дно своей фразой. — Я как раз завтра собирался, — тот улыбается, но Хонджун слышит как у того сбилось дыхание и лишь ускоряется, понимая, что тот не догонит его в силу своего состояния, и пусть они уже почти дошли к прудику. — Ты можешь составить мне компанию! Хонджун лишь фыркает, уходя всё дальше. Ему нравится, что он больше не слышит надоедливые шаги за спиной, но он так же чувствует, что их не хватает. Обернувшись, он на время замирает, наблюдая за тем, как Сонхва держится обеими руками за грудь в области сердца и скрючивается от боли сидя на ближайшей скамейке. Хонджун не хотел этого, он лишь хотел, чтобы тот от него отстал. А получилось так, что он виноват в том, что другой человек испытывает физическую боль из-за его действий. Он почти решается подойти к Сонхва, даже делает шаг в его сторону, но вместе с этим замечает бегущего к нему Сана. У него есть тот, кто о нём может позаботиться, и это точно не Хонджун. Поэтому он решает продолжить путь к своей изначальной цели, стараясь не обращать внимание на собственные мысли и зарождающееся чувство вины. Всё-таки, зря мама решила вызвать скорую так быстро.***
Не цепляйтесь за прошлое, но и не смейте его скрывать.
— Первое, к чему побуждает одиночество — это разобраться с самим собой и со своим прошлым, — говорил ему психолог в своём никому не нужном монологе. — Можешь ли ты вспомнить свой самый счастливый день из детства? — Сладкая вата, — это всё, что может сказать ему Хонджун следя за большой стрелкой на часах, висящих на стене прямо напротив. — Хорошо, это воспоминание как-то связано с твоей семьёй? Может быть друзьями? Сколько лет тогда тебе было? Но пациент молчит, всё так же наблюдая за часами. На журнальном столике стоит нетронутая чашка ромашкового чая. Господин Ван на каждом их сеансе делал ему один и тот же чай, к которому никто никогда не притрагивался. Позже психологу приходилось выливать успокаивающий напиток в раковину, каждый раз вздыхая от того, что никак не может найти подход к назначеному пациенту. — Что насчёт, может быть, плохих воспоминаний? — сделав пометку в блокноте, психолог переводит свой взгляд на Хонджуна, на лице которого образовалась едва заметная ухмылка. — Боюсь, мне и месяца не хватит, чтобы всё рассказать, господин Ван. Запланированные полчаса уже прошли, надеюсь, больше не увидимся. — Но ведь на нашу встречу отведён час, а не пол! — но Хонджун уже выходил из кабинета каким-то образом открыв замок. Плевать ему, сколько времени он должен сидеть у мозгоправа официально. Хонджун сам может решать, сколько он там просидит. Пусть вообще радуются тому, что он туда ежедневно ходит тратить своё время. Хонджун резко отшатывается и едва не падает, когда чувствует чужую руку на своей. Он был готов нанести удар, но заметив, что за его спиной был всего лишь Сан, Хонджун толкает того в грудь, заставляя отпустить его руку. — Сегодня воскресенье! — зло шипит, смотря на практиканта, пока тот в очередной раз закатывает глаза. Пожалуй, с этим парнем не под силу поладить ни единой душе. — И что с того? — У тебя выходной, придурок! Я думал о том, что, наконец-то, хотя бы один день не буду видеть твою страшную рожу! — Не язви, я имею право отказаться от выходного, и... — он переводит взгляд на наручные часы недовольно вздыхая, — ты снова сбежал от психолога раньше времени. — Пусть скажет мне спасибо за свободное, оплачиваемое время. Везде можно найти плюсы, так ведь? — Хонджун, ты вредишь себе. — Каким образом? — Добровольно отказываешься от психологического лечения, хоть и нуждаешься в нём. Я же знаю, почему тебе едва ли не каждый день заново зашивают руку, — Сан берет его левую руку в свои ладони рассматривая свежие бинты, что уже были пропитаны кровью. Он чувствует, что не справляется со своими обязанностями. — Я вижу, что ты ненавидишь себя, но попробуй направить свою ненависть в другое русло. Попробуй стать лучшей версией себя назло всем тем, кто сделал это с тобой. — Слушай, Сан, я вроде не просил тебя говорить мне своё никому ненужное мнение. Держи свои руки при себе, — он грубо вырывает свою руку из чужих, делая два приличных шага назад, — я ненавижу, когда меня трогают, ты знаешь. Хорошей тебе дороги нахуй, я хочу побыть один. — Ты не можешь выйти на улицу без сопровождения! Мне нужно поставить подпись, что я за тебя отвечаю на улице. — Держи расстояние, придурок.Пожалуйста, обнимите прошлую и настоящую версию себя сейчас.
Хонджун закатывает глаза, когда прямо у выхода он замечает задохлика и вторую «няньку». Те останавливаются и ждут пока Сан заполнит нужные бумаги у противной тётки, которая постоянно им грубила и активно пользовалась эйджизмом. Прислонившись спиной к стенке, Хонджун смотрел в одну точку, вспоминая день, когда он и его, тогда ещё, семья пошли в парк развлечений в первый день лета, когда ему было пять. У мамы тогда не было бесчисленного количества партнёров, отец показывал свою любовь и младшему сыну в те времена, а Бомджун был тем Бомджуном, которого Хонджун когда-то искренне любил. Он может снова почувствовать тот фантомный вкус сладкой ваты, которую купил ему отец взяв обещание, что он её осилит и не будет плакать говоря, что больше не может есть. Все аттракционы пришлись мальчику по душе в тот день, особенно ему понравилось чувствовать себя маминым героем, когда та, как оказалось, наигранно боялась высоты на колесе обозрения. «Держи меня за руку, мамуль, тогда тебе не будет так страшно!» Прижав два пальца к виску, Хонджун круговыми движениями будто пытался вытеснить воспоминания из своей головы. Подобному там нет места. И не будет. Открыв глаза, он обнаружил себя сидящим на корточках возле полюбившегося прудика, сам не мог понять, когда только успел сюда дойти. Меж средним и указательным пальцем тлела сигарета, которая так ни разу и не прикоснулась к его губам. И как только Сан остался стоять в стороне, когда его пациент нарушает установленные правила? Фантомный вкус сладкой ваты во рту сменяется настоящим, горьким вкусом, когда он делает первую затяжку почти дотлевшей до фильтра сигареты. В мире есть конец всему: любви, слезами, страданиям. Но нет конца лишь одному — воспоминаниям.Любовь, которую вы не чувствовали тогда, я буду дарить вам бесконечно сейчас.
***
— Сан-и, к тебе гости! — проговаривает парень, на вид старшеклассник. Он только зашёл в больничный парк и сразу увидел того, кого искал. — Хо? Что ты здесь делаешь? — Ты забыл сегодня взять свой обед из дома, и я решил помочь тебе и сохранить деньги в кошельке и не остаться голодным. — Боже, ты лучший! Хонджун лишь морщится. Почему Сан такой громкий? Кажется, в мире больше нет более раздражающего и более громкого человека, чем Сан. Он словно одно сплошное недоразумение. — Это Хонджун, я за ним присматриваю, Хонджун это мой двоюродный брат, Чонхо, — кажется, Сан в волне своих положительных эмоций позабыл о том, что у его пациента ублюдский характер. — Мне насрать, — что и требовалось доказать. — Не обращай внимания, он всегда такой, — отмахивается практикант понимая, что того уже ничего не исправит. — Пошли я тебя лучше познакомлю с Ёсаном и Сонхва. А ты, — взгляд направлен прямо на Хонджуна, — идёшь с нами, всё равно пора уже возвращаться в больницу. — Я тебя ненавижу. В общей комнате был включён телевизор на котором шёл какой-то мультик. Хонджун всеми силами пытался показать, что ему неинтересно, но всё же не мог оторвать взгляд экрана. — «Это всяко лучше, чем слушать их бредни, — пытался он себя переубедить. — О, этот дракон похож на задохлика». Вспомнив, как ещё вчера Сонхва говорил что-то подобное, Хонджун мысленно усмехнулся, но потом нахмурился, ведь его мозг хранит в себе никому не нужную информацию, на которой он сфокусировался. Нахмурившись, Хонджун оглядывает общую комнату, остановив свой взгляд на брате Сана, который слишком очевидно смотрел на Ёсана, будто тот является произведением искусства. И, похоже, не только он это заметил, судя по улыбке на лице Сонхва, который спустя пару секунд неожиданно посмотрел на Хонджуна, встретившись взглядами. Отчего-то отводить взгляд совершенно не хотелось, ему просто нравились глаза Сонхва. Цвет, хоть и был коричневым, привычным, всё равно казался необычным, может быть, на это повлиял тот задорный блеск, а может и та лёгкая, по-детски невинная улыбка, которая украшала лицо Сонхва прямо сейчас. Почувствовав какой-то дискомфорт в животе, Хонджун отвернулся, приложив к нему ладонь, списывая всё на то, что он просто голодный, ведь ел последний раз вчера в обед, когда Сан смог его заставить. — ...и вот тогда я и ушёл, позже... — только сейчас услышав, что Сан что-то рассказывает, Хонджун возвращает своё внимание телевизору, стараясь не зацикливаться на шуме от других людей. Прикусив нижнюю губу, Хонджун старается отогнать от себя ощущение мягкой тревоги, когда конечности становятся какими-то ватными. Но топот неизвестных людей всё равно накрыл его, сколько бы он не напрягался, чтобы избежать. Что послужило триггером в этот раз? Чувство того, что тебя снова бросили. Хонджун противоречит сам себе, потому что он хочет, чтобы на него никто никогда не обращал внимания, но при этом у него случаются панические атаки, когда никакого внимания он и не получает. Наблюдая за таким странным Хонджуном, Сонхва лишь поджимает губы и опускает взгляд в пол, понимая, что он не сможет ему никак помочь. Он бы выдержал все плохие слова, сказанные в его сторону, что были пропитаны ненавистью, и даже улыбнулся бы, подмечая в мыслях, что тот врёт. Но Сонхва знает, что Сан провёл с Хонджуном намного больше времени, чем он, и наверняка знает, как быстро и безопасно вывести того в нормальное состояние и, возможно, даже, не нарваться на вспышку притворного гнева. Потому, Сонхва стучит Сана по плечу, и когда тот оборачивается к нему, переводит взгляд, указывая на Хонджуна, который сидел, как и они, на полу, поджав к себе ноги и втыкая в одну точку, при этом пытаясь расчесать свою руку сточенными ногтями. Сонхва видит поникший взгляд Сана и ему страшно представить, насколько часто происходит что-то подобное, что практикант перестал пугаться, делая хаотичные движения и слишком очевидно волноваться, теряясь в инструкции действий, что хранится в голове, при виде панической атаки. — Мы уже, пожалуй, будем расходиться, тихий час уже начался, — оценив ситуацию полушёпотом говорит Ёсан поглядывая на часы, висящие на стенке. Хонджун приходит в себя, когда слышит звук прибытия лифта на этаж. Он вырывает свои руки из ладоней Сана, который спрашивал нужно ли ему успокоительное и пошатываясь идёт к себе в палату, игнорируя практиканта, как делает это обычно. Он принял решение совершить задуманное на тихом часу. Никто не должен был его беспокоить с двух до четырёх. Двухчасового промежутка должно было бы хватить на то, чтобы принять снотворное и уснуть вечным сном, как пишут поэты. Кажется, что сегодняшний приступ стал финальным пунктом в его заметке под названием «я заебался». Но горсть таблеток уже более двадцати минут просто лежит в ладони Хонджуна, пока тот всё никак не может решиться распрощаться со всем. Отчего-то в этот раз ему тревожно и... страшно? Может, просто понимает, что сейчас ему есть что терять? Прислонившись затылком к холодной плитке его ванной комнаты, Хонджун пытается понять, почему его что-то сейчас останавливает. А перед глазами только разочарованное лицо Сана, и брат, который, когда расстраивается, поджимает губы и глаза его блестят от наполнивших их слёз. Где он взял снотворное? В кабинете психолога есть много чего интересного, особенно тогда, когда господина Вана там нет, а Хонджун имеет навык открывать замки подручными материалами. Мы все умрём. Вопрос лишь в том, как и когда? Это придаёт смелости, а другие люди пропадают из его мыслей. Уже через пару минут, он ощущает насколько тяжёлым стало его тело, не получается пошевелить даже пальчиком на ноге. Хонджун не впервые в подобном состоянии, он называет его «расплата за то, что решил добровольно отказаться от своей жизни». Будет ли обещанное спокойствие после смерти? Таблетки просятся наружу, но Хонджун находится в достаточно удобном положении, чтобы не возникла неконтролируемая рвота, когда организм борется за его жизнь самостоятельно. Перед глазами всё расплывается, а голова кружится, прямо как в тот день, когда он впервые сделал большую затяжку и никотин размыл его разум, или как в день, когда он перебрал с алкоголем, и чувствовал такое же головокружение. Хонджуну нравилось это состояние, когда появляется осознание, что ты в шаге от гибели. Не нравилось только то, что его раз за разом спасали. — О, нет... Хонджун чувствует чужие руки на своём теле, но физически он не способен сейчас себя защитить. Он чувствует холодную плитку коленями и горячее тело сзади. Чувствует руку, которая придерживает его в сидячем положении, и чужие пальцы в горле. Слышит постоянно повторяющиеся «нет-нет-нет», «пожалуйста» и «ты только не засыпай». А Хонджун думает, что если уснёт, то больше не проснётся.***
— Боюсь, Вам стоит искать другую больницу, — опуская взгляд, говорит пожилой психолог. — Я ничем не смогу помочь Вашему сыну, а языком жестов владеют здесь только два специалиста, хотя... — Что Вы имеете ввиду? — женщина, что ранее выглядела опустошённой, почувствовав надежду, заметно оживилась смотря своими круглыми глазами на мужчину. — У нас есть практикант. Он учится на психолога и владеет языком жестов, но у него совсем нет опыта. Может, он даже сделает только хуже, — говорит свои опасения психолог. Он не хочет, чтобы по его оплошности пациент пострадал психически ещё больше. В случае Сон Минги нужен дипломированный, квалифицированный специалист у которого за спиной не один год опыта, а не парень, у которого в голове ветер, на уме только танцы, да и выпуститься он ещё даже не успел. — Но ведь есть шанс, что практикант может помочь? — получив кивок, женщина кивнула сама себе, когда приняла решение рискнуть. — Тогда давайте мы попробуем один пробный сеанс с... — Чон Юнхо, так зовут практиканта. — Тогда... Минги может встретиться с ним завтра? — В любое время. Мы найдём свободный кабинет и сегодня же Юнхо обустроит его так, чтобы Ваш сын чувствовал себя там комфортно. — А Юнхо сейчас в больнице? Я бы хотела с ним немного пообщаться. Врач кивает, и берёт в руки свой телефон, набирая нужный номер, но песня «Twilight», которая уже до изнеможения раздражает мужчину, играет со шкафа, где находится сумка-мессенджер Юнхо. — Я сейчас схожу за ним, посидите, пожалуйста, здесь. Выйдя из кабинета, мужчина сразу же натыкается на практиканта, что сидел рядом с пациентом, показывая тому книжку в которой были одни лишь картинки. К удивлению психолога, Минги заинтересовано смотрел в книжку и казалось, будто на его лице есть подобие улыбки. Может, Юнхо всё-таки сможет поладить с пациентом и помочь ему начать снова говорить. — Юнхо, — едва слышно зовёт психолог, и тот подымается, как по струнке, ровно. — Да, господин Гу? — Заходи, с тобой хотят поговорить. — Со мной? — растерянно указывая на себя пальцем, Юнхо неверяще смотрит на мужчину, словно тот действительно шутит, но тот лишь кивает в сторону кабинета. — Хорошо... Держите, — практикант обращается к пациенту, передавая ему в руки книжку с картинками, а после улыбается, как обычно, лучезарно: — это теперь Ваше. Зайдя в кабинет, Юнхо всё ещё выглядит потеряно, он не понимает, с какой целью его сюда вызвали, но на лице уверенность и мягкая улыбка. — Добрый день, — кланяется он женщине, что так же кланяется ему в ответ, от чего становится ещё более неловко. — Чем я могу быть полезен? — Юнхо, я предложил госпоже Сон твою кандидатуру, как психолога, для терапии её сына. Восторг на лице практиканта был заметен, пожалуй, даже из космоса. Конечно, ему гораздо интереснее будет работать с людьми, практикуясь в психологии, а не с, не то что бы важными, документами, будучи «мальчиком на побегушках». — Минги сейчас не может разговаривать, господин Гу сказал, что Вы владеете языком жестов, так что каких-то неудобств, я думаю, это не создаст. Вы с ним примерно ровесники. Может, это поможет моему сыну хоть как-то начать раскрываться, а то он на всех сессиях игнорирует других психологов. — Госпожа Сон, я Вам обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, и попробую найти подход к Вашему сыну, — Юнхо отчего-то уверен, что у него получится хотя бы на языке жестов его хоть как-то, но разговорить. — Не могли бы Вы сказать, чем он увлекается или увлекался? Как Ваш сын вообще проводит свой досуг? — Ему нравятся комиксы, манга и корейские вебтуны, — говорит женщина и практикант записывает всё перечисленное на первый попавшийся чистый листок. — Этого хватит, чтобы найти общий язык, дальше я сам буду у него расспрашивать, что ему нравится, спасибо. Но могу я задать ещё один вопрос? — госпожа Сон лишь кивает, и Юнхо проводит мысленную параллель с его руководителем, слова платные что-ли? — Что Ваш сын предпочитает из горячих напитков? — Чай... ягодный, и какао очень любит. — Благодарю, госпожа Сон. Я постараюсь сделать всё в лучшем виде и помочь Вашему сыну, чем смогу. — Это глупо, но я буду рассчитывать на Вас, Юнхо. Вы кажетесь мне хорошим человеком. До встречи! Попрощавшись с женщиной и её сыном, который оказался тем самым парнем, которому Юнхо подарил первый том «Атаки Титанов», — у того уже есть точно такой же, что лежит дома на полочке, ему незачем два экземпляра, да и Минги очевидно заинтересовался новой вселенной, почему бы не сделать доброе дело? — он машет им вслед, желая хорошего вечера. Практикант, решая, что лучше выйти на крышу, чем спускать вниз, а после подниматься обратно, выходит на лестничную клетку, чтобы подышать свежим воздухом, после лёгкого стресса. Ему всего-то нужно подняться с девятого на одиннадцатый и пройти ещё один пролёт, чтобы выйти на крышу, да и нужные ключи у него есть. Хорошо всё-таки оставлять о себе приятное впечатление, чтобы другие в какой-то момент могли предоставить подобный бонус. Но когда он прикасается к ручке, та поддаётся без вмешательства ключа и замка. Опасения подтверждаются, и он действительно находит человека, который сидит на крыше. — Сан? — удивляется своей «находке» Юнхо. Пусть они и проходили практику втроём в одной больнице по счастливой случайности, Сан и Ёсан никогда не пересекались с Юнхо, потому он и удивился, тем более в таком месте. — Почему ты здесь? Что-то случилось? Сан машет головой, якобы говоря «нет», но Юнхо замечает покрасневшие глаза, взгляд, что обращён в пол, тот даже не взглянул на подошедшего, и поджатые губы. Очевидно, что что-то стряслось, но, как заметил студент с кафедры психологии, Сан предпочитает умалчивать о своих проблемах, стараясь справляться со всем в одиночестве и без лишнего внимания. Но он не учёл одного — язык тела. Юнхо может сказать, что тот подавлен, немного шокирован и потерян в пространстве и времени. Произошло что-то, во что он не может поверить и принять до сих пор. — Ты можешь рассказать мне, если хочешь, я, может быть, смогу тебе чем-то помочь и сохранить этот разговор между нами, — Юнхо протягивает свою ладонь и мягко прикасается к плечу Сана, стараясь обратить на себя внимание, и у него получается — Сан недоверчиво смотрит ему в глаза, но ведь это уже хоть какой-то результат. — Ты когда-то сталкивался с тем, что человек, который успел стать небольшой частичкой твоей жизни, вдруг решает покончить с собой? — Нет... Но я могу представить, что ты чувствуешь. Наверняка, это может быть чувство вины, ведь ты думаешь: «как я мог не заметить, что с ним что-то не так?» Конечно, это больно, но искать в его поступке свою ошибку — неправильно, ведь... — Ты не понимаешь меня! — прерывает его Сан немного повышая голос. — Если бы ты столкнулся с этим лично, ты бы точно говорил иначе, Юнхо. Мне нужно идти. Извини за то, что сорвался на тебя. Поднявшись с корточек, Сан уходит в сторону выхода, не оборачиваясь. Зря он всё-таки решил выйти на крышу подышать свежим воздухом, нужно было сразу сообщить родственникам, а не искать в себе силы, чтобы сделать это, потому что сейчас он совершенно не готов, но набирает нужный номер. — Добрый вечер, Ким Бомджун, это Чхве Сан из больницы. У меня для Вас неутешительные новости по поводу Вашего брата... — Что-то случилось? — К сожалению, да. Хонджун сегодня... пытался покончить с собой. — Вы, должно быть, шутите... С ним всё в порядке? — Поверьте, я сам бы хотел, чтобы это всё оказалось просто нелепой шуткой. Хонджуна спасли, я вовремя нашёл его, но боюсь, Ваш брат проведёт в больнице больше времени, чем предполагалось изначально. Мне очень жаль, простите, это моя вина, что я не досмотрел... — Главное, что он жив, не вините себя, пожалуйста. Спасибо, что он живой. Я навещу его, как только смогу. Сан хочет сказать, что не стоит этого делать, ведь Хонджун настроен враждебно к своему брату, и ещё предстоит понять причину, почему он вдруг решил покончить с собой, но Бомджун уже бросил трубку. Подойдя к автомату с разными полезными и неполезными сладостями, Сан покупает там мармеладных мишек и поднимается на девятый этаж с седьмого. Постучав в нужный кабинет, он заходит внутрь, здороваясь с пожилым психологом. Его радует, что Юнхо здесь нет, ведь это было бы слишком неловко. — Я немного виноват перед Юнхо, поэтому хотел бы извиниться перед ним, оставив в его сумке мишек, — отвечает он на вопрос, зачем пожаловал. — Лучшие извинения — личные. — Знаю, я уже извинился перед ним лично, но хотелось бы ещё убрать возможный осадок чем-то сладким, позволите залезть в его сумку? Мужчина по-доброму смеётся на просьбу одного из практикантов и кивает головой в сторону шкафа. Интересных ребят, всё-таки, взяли в этом году. Сан открывает шкаф, натыкаясь на знакомую сумку, но в последний момент передумывает и подходит к столу. — Могу я одолжить..? — указывает он на бумажные стикеры пастельно голубого цвета. — Бери всё, что нужно, сынок. Сердце ёкает от того, как его назвал мужчина. Он так давно не слышал этого прозвища в свою сторону, что глаза снова щипает, но он держит себя в руках и берёт чёрную ручку. Убедившись, что психологу совсем неинтересно, чем тут занимается Сан, он тяжело выдыхает и начинает писать.«Прости за то, что показался резким и грубым, обвиняя тебя в том, в чём ты не виноват. Мне искренне жаль, и я хотел бы загладить вину перед тобой этими мишками. Съешь их после ужина!
Чхве Сан»
Дорисовав сверху подмигивающий смайлик, он лепит стикер на упаковку и оставляет презент в сумке, оставив её в том же положении, в котором она была до его прихода. — Спасибо, господи Гу! Только не говорите ему ничего, пускай сам найдёт. Хорошего Вам вечера. — Без проблем, Сан. И тебе хорошего вечера. Выйдя из кабинета, практикант спускается на четвёртый этаж, заходя в реанимацию — к Хонджуну. Ему очистили желудок и сейчас он спокойно спал. Проверив в норме ли пульс, Сан присаживается на край кровати, осматривая безмятежное лицо своего пациента. — Прошу, больше так не делай... — шепчет он прикасаясь пальцами ко лбу и откидывая мешающие пряди с него. — Сегодня я понял, что ты стал важным для меня, Хонджун, — Сан берёт чужую руку в свои, осторожно и неосознанно поглаживая кожу большими пальцами. — Сколько бы плохих слов ты мне ни говорил, я верю, что ты на самом деле хороший и просто пытаешься себя защитить, ведь ты настороженно ко всем относишься по какой-то причине. Тебе точно есть ради чего жить, я уверен, ты только не отталкивай это. И я хочу верить, что ты исцелишься от вещей, за которые никто так и не попросил, и не попросит, у тебя прощения. Отдыхай, я загляну к тебе уже утром. Прости, что не могу остаться с тобой. Как только дверь за Саном закрылась, Хонджун открыл глаза, размытым взглядом смотря на белую дверь. Он всё не мог перестать задаваться вопросом: «почему мне не дают спокойно умереть?» Хонджун сам ступил на тропу смерти, по своему желанию, так почему его пытаются оттуда вывести каждый раз?***
— Итак, Сон Минги, — Юнхо незаметно читает имя с маленькой бумажки, что спрятана в куче хлама на столе, — в первую очередь меня интересует как именно тебе удобнее: чтобы я говорил или общался с тобой жестами? — тот лишь показывает цифру один пальцем. — Хорошо... Как тебе атмосфера в кабинете? — «Нормально», — отвечает тот жестами, даже не смотря в сторону практиканта, который понимает, что пациенту не совсем комфортно находится с ним тут наедине. — В первый день моей учёбы в университете, я точно так же, как и ты сейчас, не смотрел на своих потенциальных одногруппников, — начал Юнхо, вставая со своего кресла. Он подходит к столешнице, доставая с навесной тумбочки две чашки с Человеком-Пауком и с Дэдпулом. — Я помню как многие хотели со мной познакомиться, но я настолько распереживался, что боялся сказать им в ответ хотя бы: «привет, меня зовут Чон Юнхо». Мне кажется, что все вокруг думали, что я какой-то странный социопат, наверное, поэтому на первом семестре первого курса со мной никто не хотел общаться. Достав заварку с уже готового чая, Юнхо предложил одну чашку своему пациенту, который с недоверием принял горячий напиток в руки. Минги даже удивился, когда психолог присел рядом с ним на мягкий диван, что был накрыт плюшевым пледом. Обычно, психологи оставались сидеть за своим столом, или садились напротив него, но никогда рядом. От этого возникло ощущение какой-то близости с другим человеком, будто первые нотки доверия начинают зарождаться внутри. — Не могу сказать, что у меня с моими одногруппниками появились хоть какие-то дружеские отношения за весь период учёбы, но тем не менее я рад, что так всё сложилось, потому что это значит, что они — не мои люди. Хотя я всё ещё уверен, что на это повлияло первое впечатление, — Минги искренне не понимал, почему на лице Юнхо появилась счастливая улыбка, ведь то, что он рассказывал — не хорошо и вовсе не про счастье. — «Почему ты мне всё это рассказываешь?» — спрашивает Минги жестами, когда психолог сосредотачивается на его движениях. — Потому что я захотел поделиться этим с тобой, — отвечает Юнхо так, будто действительно не понимает, что не все люди ставят «хочу/не хочу», а не «надо/не надо» на первое место. — Как ты думаешь, за сколько сессий мы сможем собрать пазл на тысячу деталей? — «Смотря как собирать». — Мне кажется, что нам может вполне хватить трёх сеансов, а это всего лишь неделя. Думаю, нам стоит начать прямо сейчас. Они проводят какое-то время в тишине, пока Юнхо доставал пазлы из шкафа для верхней одежды. Он думает, о чём бы хотел рассказать Минги, чтобы та тонкая нить доверия, возникшая между ними, укрепилась, превратившись в плотный канат. Можно было бы рассказать побольше о своей личной жизни, про то, как он жил раньше, но Юнхо не уверен в том, что наверняка триггерит пациента. Вероятно, будет винить себя до конца жизни, если ухудшит ситуацию. — Это «Тортуга», — показывет он на картинку корабля на коробке с пазлами. — Ты увлекаешься пиратской тематикой? — «Несовсем... Но корабль красивый». — Я рад, что тебе нравится, — Юнхо искренне улыбается, смотря Минги прямо в глаза. — Я хочу рассказать тебе о том, как сделал небольшую взрывчатку, когда мне было семь и родители оставили меня на летних каникулах у бабушки! Нашёл я, значит, просроченные ампулы с какими-то лекарствами...***
Сожаление. Сожаление меняет наши взгляды, наше поведение. Движимые этим чувством, мы анализируем то, что произошло, лучше понимаем себя и других, и в результате принимаем более осмысленные решения. Сожаление говорит о том, что могло бы сделать нас счастливее. Прошлое изменить нельзя, поэтому сожаления мучают ещё сильнее. Такое ужасное состояние засасывает, как болото. Человек обвиняет, ругает, критикует себя или других людей, негодует, что он не может исправить и сделать как лучше. Это может даже ввести человека в депрессию. — ...Ты сожалеешь о своём поступке? — между вопросами о самочувствии спрашивает Сан. — Нет. Какой смысл сожалеть о том, что уже сделано? — Хонджун безразлично смотрит в окно, сидя на широком подоконнике. — Верно, смысла в этом столько же, сколько и в твоём нахождении здесь — ноль. — Извини... Я принёс тебе раскраски! — изобразив на лице улыбку, практикант вытаскивает из своей папки раскраску с различными узорами, оставляя её на прикроватной тумбочке. — Зови, если понадоблюсь. Как только дверь за Саном захлопывается, Хонджун переводит на неё взгляд, недоумевая, почему тот вдруг решил оставить его одного. Видимо, Хонджун ему настолько надоел, что тот больше не выдерживает нахождения с ним в одном помещении. От этого только***
Вдыхая свежий воздух, Сонхва присаживается на ближайшую скамейку, как только чувствует намёки на усталость. Ёсан убежал за водой, а рядом кто-то присаживается. — Чонхо? — удивляется Сонхва, когда замечает знакомого человека рядом. — Ты к Сан-и? — Привет, — улыбается он. — По легенде, да. Лёгкая улыбка появляется на лице Чонхо, когда он замечает идущего в их сторону Ёсана. Вот теперь всё окончательно проясняется. Густое счастье первой любви неповторимо. Сонхва уже понимает, что Чонхо станет частым гостем этой больницы, и повод его прихода будет только один — Ёсан. — Он любит плюшевые игрушки в виде брелков, маленькие букеты, собранные из разных цветов, которые между собой сочетаются, и по субботам катается на скейте в центральном парке с семи до девяти вечера, — быстрым шёпотом говорит Сонхва, пока Ёсан идёт в их сторону, опустив взгляд на асфальт, вероятно, он задумался над чем-то, что даже не заметил появление нового человека на скамейке. — Я настолько очевиден? — Для него — нет, поймёт только если сказать всё прямо в лоб. С намёками у него туго. — Представляешь, я только что видел, как Юнхо прогуливается на другой стороне парка с каким-то парнем. Неужели то, что он должен делать на практике наконец-то началось, хоть мы тут уже месяц, — неожиданно, Ёсан хлопнул себя по лбу, — теперь я должен Сану три тысячи вон. — Не переживай, хён, мы Сану ничего не расскажем и сохраним твои деньги, — оба смеются с реакции Ёсана, который только сейчас заметил сидящего рядом Чонхо, пока тот недовольно переводит взгляд с одного на второго. — Мог бы и предупредить! — обращается он к Сонхва, который всё никак не перестаёт смеяться от комичного выражения практиканта. — Мог бы и сам посмотреть. Как его вообще можно не заметить? — с ехидной улыбкой произносит Пак не в одном смысле. Сонхва поворачивается в полоборота и краем глаза замечает, как за деревьями медленным шагом идут вместе Сан и Хонджун. Неожиданно было увидеть второго на улице, ведь с момента происшествия, что поставило на уши всю больницу, прошло всего лишь три дня. Они молчали, но отчего-то казалось, что и неловкости между ними нет. Хонджун заметно похудел, цвет кожи приобрёл нездоровый серый оттенок, а волосы можно было сравнивать с соломой. Но при этом, он был прекрасен, потому что бинты на его запястьях не были перепачканы кровью, и, судя по уже ослабевшим завязкам и немного грязному цвету, последнюю перевязку делали явно не сегодня. — О чём задумался? — голос Ёсана вырвал его из мыслей, сфокусировавшийся взгляд уже не увидел двух людей за деревьями, да и Чонхо рядом уже не сидел. — Да просто... О своём. — Ну всё понятно, уже какие-то секреты у тебя от меня имеются, — сделав шуточно-обиженное лицо, Ёсан отвернулся, сложив руки у груди. — Будто ты мне всё рассказываешь, — с притворной обидой, Сонхва отвернулся как раз туда, где на Сана напрыгнул Чонхо сзади, закрывая ему глаза. — И что же я, по-твоему, уже успел утаить? Сонхва поворачивается к нему обратно с понимающей улыбкой и видом, будто он знаменитый Шерлок Холмс, который разгадал очередное дело с помощью своей дедукции. — Свои чувства, — Ёсан смотрит в ответ с недоумевающим взглядом, мол, что ты несёшь? — Я думаю, ты расскажешь об этом через пару недель, может даже месяцев, а пока пошли обратно, у меня, кажется, начала кружиться голова. Практикант встаёт и подаёт руку в надежде, что чужое головокружение не настолько сильное, чтобы спокойно дойти до кровати, но стоит только Сонхва подняться на ноги, как его грудь прошибает уже знакомой болью из-за которой он оседает обратно на скамейку, стараясь сильно не нервничать, чтобы пульс не подскочил ещё выше. Страх. — Дыши размеренно, — снизу слышится голос Ёсана, который присел перед ним на корточки. — Постарайся не зацикливаться на боли. Давай, тебе нужно успокоиться, и хотя бы немного снизить пульс, чтобы я смог дать тебе лекарство. Страх — внутреннее состояние, обусловленное грозящим реальным или предполагаемым бедствием. Реакция страха начинается в области мозга, называемой миндалевидным телом. Это ключевая структура мозга в нейробиологии страха и в обработке эмоций страха, гнева. — Мне страшно, — одними губами шепчет Сонхва, когда не находит в себе сил сказать что-то в голос. Страх — это сильная неприятная эмоция, производящая весьма существенное воздействие на организм: повышается артериальное давление, увеличивается частота сердечных сокращений и дыхания, а мышцы напрягаются. Он чувствует, как Ёсан держит его запястье, считая пульс, чувствует, насколько быстро бьётся собственное сердце под ладонью, чувствует, как воздуха вокруг становится всё меньше. На грани сознания слышится успокаивающий голос Ёсана, но чужие слова не достают до ушей, там только кровь шумит и появляются навязчивые мысли о приближающейся смерти. Горло дерёт начавшийся кашль, который лишь усиливает обхвативший его липкий страх. Одна ладонь на сердце, вторая закрывает рот. Страх является естественной реакцией организма на опасность. Это эволюционно обусловленное чувство, которое помогает нам выживать, предупреждая об опасности. — Мне страшно, — слова вновь не могут выйти из него вслух. Страшно! Страшно! Страшно! Ладонь сжимает штанину до побеления, пачкая светлую ткань кровью. А Ёсану и самому становится страшно, когда Сонхва снова прикрывает рот рукой, открывая вид на кровавые пятна. — Всё будет в порядке, я обещаю тебе, — а голос при этом дрожит, будто уверяя в обратном. — Тебе скоро станет легче, я обещаю. Пульс под пальцами понемногу успокаивается, когда Сонхва теряет сознание, но назвать сердцебиение нормальным — невозможно. Руки Ёсана дрожат, когда он достаёт спиртовые салфетки и шприц, в котором уже есть содержимое нужной ампулы. Он справится. Он точно справится. Сан забирает из рук Ёсана одноразовый пакетик, внутри которого спиртовая салфетка, который он всё никак не мог открыть из-за дрожи рук. Пара сосредоточенных движений и новая салфетка прикладывается к вене, куда уже был сделан укол. — Нужно вернуться в палату, я понесу его, — голос Сана звучит уверенно, будто это не он не мог сдвинуть себя с места какое-то время, когда Хонджун указал ему на его очень странных друзей, которые ведут себя страннее обычного. — Нет... нет, — Ёсан звучит иначе, его голос дрожит, совсем неуверенный. — Нужно чтобы сердцебиение пришло в норму, чтобы... чтобы приступ не повторился снова. — Тебе тоже не мешало бы успокоиться. — Я в порядке, — всё, что произносит Ёсан, когда садиться возле бессознательного тела и ложит его голову себе на плечо. — Всё будет хорошо, Сонхва, я обещаю. Отвернувшись, Хонджун продолжает наблюдать за рыбками в пруду, словно его всё это вовсе не колышет. Не его это дело. Собственное сердце неприятно отдавалось ударами в груди постепенно успокаиваясь. Интересно, чувствует ли кто-то то же самое, что и он сейчас, когда у него случаются заметные панические атаки?***
Топчась на одном и том же месте, Сан всё никак не решается зайти в нужный кабинет. Как-то слишком боязно. А вдруг он помешает чему-то важному? Вдруг потом Юнхо будет винить его в чём-то? — «Может ну его?» Он почти разворачивается и уходит, когда открывается дверь и он сталкивается с плечом Юнхо своим подбородок. — Извини! Не ожидал, что мы так столкнёмся, прости! — Почему ты извиняешься? Мы просто случайно столкнулись по страшной воле наших судеб, — улыбнулся Юнхо, оглядывая однокурсника на предмет каких-то серьёзных повреждений. — Подбородок не болит? — Я больше беспокоюсь о твоём плече. Правда, прости, это моя вина. — Всё в порядке, Сан-а. Ты ко мне или мимо? — К тебе, — чуть смущённо отвечает Сан, всё ещё чувствуя небольшую вину за их столкновение. Юнхо чуть отходит в сторону и кивает внутрь кабинета тем самым приглашая зайти. Обоим странно находиться друг с другом, будто они те самые двоюродные братья, которые видятся лишь раз в год на день рождения их бабули. Неловко! Зачем Сан вообще сюда пришёл? Сидел бы где-нибудь сейчас с Ёсаном или с Хонджуном, и ни о чём бы лишнем не беспокоился, не чувствовал бы себя здесь чужим. — Я тут принёс тебе кое-что... — собравшись с мыслями совсем тихо произносит Сан, доставая из кармана своего больничного халата маленькую фигурку Пикачу в виде брелка и парочку цветных леденцов. — Мне всё ещё неловко из-за того случая на крыше, прими это в знак моих извинений. — Сан-а, зачем? Мне хватило твоих извинения ещё на крыше, я молчу уже о том, что я нашёл потом в своей сумке. Мне не за что прощать тебя, ведь я даже не обижался на тебя, так что прекрати. Всё, правда, в порядке, уверяю тебя. — Спасибо, — произносит Сан едва слышно, он не может сказать точно, за что именно сейчас благодарит. — Но ты всё равно возьми это, пожалуйста, мне просто... так будет проще. Ещё раз извини за тот случай... И за сегодняшний тоже. Юнхо внимательно наблюдает за Саном, невольно анализируя его слова, действия, эмоции. Он понимает, что с ним что-то не так, но как ему помочь или хотя бы узнать, что именно не так — не понимает. — Дай, пожалуйста, номер своего телефона, — Юнхо протягивает ему свой телефон, чтобы Сан вписал туда свой номер. — Искупишь свою вину походом со мной в торговый центр в воскресенье. Я совсем не знаю, что можно подарить сестрёнке на тринадцатый день рождения! — В подарках я специалист! Чем она увлекается? Между тем, Юнхо ставит чайник, решив заварить им чай с лавандой, точнее Сану, ведь эти травы помогают снять стресс и улучшить настроение. — Я не уверен, но она, вроде как, начала интересоваться космосом и звёздами, и какими-то романами. — Покупать книгу — не лучший вариант, ей может не понравиться та, которую ты бы выбрал. Можно ограничиться сертификатом в книжный, или дать ей возможность выбрать самой. Лучше всего, если в тот день вы пройдётесь с ней, и между тем зайдёте в книжный, чтобы выйти оттуда с обновками, я думаю, она оценит. А насчёт космоса и звёзд... Я не уверен, но в некоторых магазинах должны продаваться космические проекторы звёзд. Включить в тёмной комнате и вот, космос совсем близко. Ещё неплохая идея — кулон с планетами или звёздный оберег. Ещё можно... Прости, я слишком много говорю. — Я сам попросил тебя о помощи, и внимательно слушаю каждую твою идею, соглашаясь с ними. Почему тебя так волнует, что ты, возможно, можешь говорить слишком много? — Я просто не хочу навязываться. Больше всего я... — он останавливается, будто принимая какое-то решение, делает глоток чая и продолжает молчать, Юнхо понимает, что Сан не хочет заканчивать начатое предложение. — Ладно, в воскресенье мы попробуем поискать что-то из твоих предложений. Уверен, в этом твой вкус лучше, чем мой. Довериться новому человеку или не рисковать? Сан думает, что любой из вариантов приведёт его к обрыву.Запасись терпением, солнце в любом случае снова взойдёт. Оно всегда так поступает.