***
Теперь, когда он увидел ее однажды, он не может не замечать ее повсюду. Леви понимает, почему он никогда не видел девушку раньше. Она не громкая, не плаксивая. Она просто… существует. На тренировках она все делает хорошо (но не слишком), быстро учится, задания выполняет, не задавая вопросов. Недостаточно, чтобы выделиться — ни положительно, ни отрицательно. Это действительно разочаровывает. Она убила аномального, а может быть даже двух. Он ожидал, что она будет больше выделяться, будет лучше разбираться в том, что делает. Не то чтобы она плохая. Она… средняя. Чуть выше среднего. Девушка отлично слилась с обстановкой. Просто еще один солдат. По какой-то причине беспокоивший его. Беспечность, с которой она приняла свою смерть, полностью противоречит способности победить двух аномальных титанов. Она сильная и способная, очевидно, что она заботится о тренировках и относится к этому серьезно; но в тот момент, когда она ожидала, что ее жизнь закончится, она даже не пыталась бороться. Просто смирилась с этим. Неплохое место, чтобы умереть. Гиацинты прекрасны. Почему это его так беспокоит? Однажды вечером перед сном, когда он прочесывает коридоры, Леви слышит, как что-то падает. Звук доносится оттуда, где, по его мнению, находится общая комната. Он собирается на кого-то накричать, потому что все должны быть в постели. Когда капитан поворачивает за угол, он видит ее. Девушка сидит у окна и держит… тряпку? Тряпку для уборки? — Иди спать, — говорит Леви. Она поворачивается, чтобы посмотреть на него. — Извините, капитан. — Что ты делала? — Уборку. — Уборку? Она кивает, наклоняется к полу, чтобы взять распылитель. Должно быть, упал именно он. — Окна. Он был бы чертовски рад, что в этом здании есть еще один человек, которого волнует плачевное состояние кадетского штаба, если бы все не омрачнялось тем фактом, что это она. И она его беспокоит. Сам факт, что девчонка его беспокоит, раздражает его еще больше, потому что он общался с ней всего один раз. Она не должна волновать его так сильно. — Для растений, — добавляет она, и он понимает, что все это время пристально смотрел на нее, ничего не говоря. — Им нужно больше солнечного света. Чистые окна помогают. Растения. Он видит их сейчас: три маленьких горшка, которые она отставила в сторону, пока мыла окно и подоконник. В двух из них — не более чем зеленые стебли, но в одном есть несколько маленьких розовых бутонов. — Цветы, — невозмутимо произносит он. Она кивает. — Гвоздики. Розовые прорастают, красные я все еще жду, а с желтыми все сложнее. Я хотела посадить белые… — Мне все равно, — перебивает Леви. — Иди спать. Девушка не выглядит обеспокоенной. — Да, капитан. Он пристально смотрит на нее еще мгновение. Затем уходит, пытаясь оставить ее на задворках своего сознания.***
Эрвин уговаривает его проводить тренировки с солдатами. Поначалу он сопротивлялся, но Эрвин был до глупости настойчив, что в итоге ему пришлось провести несколько занятий. Теперь он наблюдает за тем, как некоторые из новых кадетов отрабатывают маневры со своим снаряжением. Замечает ее. Она ведет непринужденный разговор с одним из других курсантов, пока летит. Ошибок нет, исправлять нечего, но нет и ничего особенного или выдающегося. Она средняя. Чертовски средняя. — Эй! — кричит Леви, и все кадеты на трассе возвращаются к нему в исходную точку. Кажется, у всех хорошее настроение. — Что, — огрызается он, когда все подходят достаточно близко, — вы думаете, это было хорошо? Люди начинают затихать. Леви бросает на девчонку быстрый взгляд, прежде чем идти дальше. — Бронн. Ты свяжешь себя собственными проводами, если не выберешь места для крюков получше. Не торопись. Элис, перестань делать сальто, ты запутаешь свои чертовы провода. Морин, если ты не преодолеешь свой страх летать выше чертовой крыши, я отправлю тебя в Гарнизон. Всем нужно начать уделять больше внимания своим точкам отталкивания, потому что половина из вас потеряет опору и упадет лицом вниз, — заканчивает Леви. — Понятно? Раздается хор одобрения. Леви знает, что должен заставить их сказать «да, капитан», и всю эту чушь, но ему все равно. Когда он больше ничего не добавляет, солдаты воспринимают это как знак повторить попытку. Все начинают разбегаться. Через несколько минут его глаза снова находят ее. Она приземляется не идеально, но и не плохо. Он смотрит, как она машет другой девушке, с которой тренируется. Та, другая, возвращается к тренировке, пока девчонка сосредоточенно затягивает ремни своего снаряжения. Раздражает. Он не знает почему, и ему должно быть все равно, но он находит ее раздражающей. — Эй, Цветочек, — рявкает Леви. — Возьми себя в руки и увеличь скорость на поворотах, или ты потратишь весь свой газ впустую. Она поднимает глаза, и он видит, как поднимаются ее брови, когда та понимает, что Леви обращается к ней. Он готов к любой реакции, но она снова разочаровывает его. Девушка отвечает ему лишь «да, капитан», а затем снова возвращается к тренировке. Как ни досадно, она увеличивает скорость на поворотах.***
Через несколько недель была еще одна экспедиция. Все проходит хорошо, с минимальными потерями. Успех миссии — повод для празднования, но Леви не заинтересован сидеть сложа руки, пока другие солдаты напиваются до состояния, что их нужно укладывать спать. Не его представление о хорошем времяпрепровождении. Он вытирает пыль с подоконников в коридоре, когда его внимание привлекает движение за окном. Он смотрит, затем щурится; кто-то движется на краю участка, у границы леса. Хм. Это?.. — На что ты смотришь? Он поворачивается. Кто-то направляется к нему со стаканом в руке. Ханджи. Леви хмурится, пристально глядя на нее, затем снова смотрит на окно. — Леееееви, — тянет Ханджи, и Леви с трудом сопротивляется желанию удариться лбом о стекло. — Почему ты не остался выпить? Гарет пытается стоять на руках на столе. — Я не остался, потому что Гарет пытается стоять на руках на столе. Глаза Ханджи расширяются. — Я могу сказать ему остановиться! — Не беспокойся. — Давай, Леви, мы хотим, чтобы ты отпраздновал вместе с нами! — восклицает Ханджи, постукивая стаканом по его плечу. — Вместо этого ты убираешься! И… ох, там кто-то есть? Она прижимаются щекой к стеклу, словно собирается рассмотреть поближе. Леви хватает ее за воротник и оттаскивает. — Пачкаешь стекло, идиотка. — Я знаю ее! — Ханджи говорит торжествующе, не обращая внимания на то, как ее резко дернули. — Одна из солдат! Я не знаю ее имени, но она… она та, кто занимается садоводством в общей комнате! Должны ли мы попросить ее присоединиться к нам? Садоводство. Леви догадывался, кто это. Девчонка и ее проклятые цветы. — Нет, — говорит Леви. — Вернись к выпивке. — Я пью! — Ханджи поднимает стакан в воздух и каким-то чудом умудряется не пролить жидкость. — Иди пить в приемлемых для этого местах. Не там, где я убираюсь. — Но ты везде убираешь! — Не там, где я сейчас убираюсь, — говорит Леви сквозь стиснутые зубы. После еще нескольких препирательств, в ходе которых Ханджи чуть не пролила все, что пила, Леви удается заставить ее оставить его в покое. Когда он оглядывается назад, девчонка все еще там, сидит у деревьев и ковыряется в траве. Странная. Она такая… странная. Леви возвращается к уборке. Полчаса спустя, когда он закончил и был готов отправиться обратно, он в последний раз выглянул в окно. Она все еще здесь. Леви смотрит еще мгновение, затем направляется в свою комнату.***
Следующая экспедиция окажется не столь приятной. Правый фланг захвачен титанами. Леви и его команда присоединяются к остальным, чтобы отрезать титанам путь. Это настоящая резня. Леви убивает пять или шесть титанов (он сбивается со счета), прежде чем угроза будет устранена. Из пятнадцати солдат, сражающихся с десятью титанами, только четверо остаются в живых. И один из этих четырёх — она. Почему он удивлен? Наверное, потому, что до сих пор он даже не заметил, как она сражалась бок о бок с ним. Двое других сидят на лошадях, выбрасывают использованные лезвия и проверяют свое снаряжение. Девчонка находится рядом со своей лошадью, сильно опираясь на одну ногу и цепляясь за седло. Она не пытается встать, уделяет себе немного времени. — Идите, расскажите Эрвину, что произошло, — говорит Леви двум другим. Они кивают ему, прежде чем уйти. Он направляет свою лошадь к девушке, уклоняясь от разлагающихся тел титанов. — Эй, лодыжка? Она смотрит на него снизу вверх, затем вниз на свою правую ногу, на которую не переносит вес. — Я думаю, да. По голосу не похоже, что ей больно. На самом деле, она совсем не кажется взволнованной. — Недостаточно хорошее место, чтобы умереть? — сухо спрашивает он. Он наблюдает, как ее губы дергаются. — Трава — это скучно, — отвечает она. Она меняет хватку на седле, крепко держась за его передний и задний концы. Он раздумывает, не помочь ли ему, но решает не делать этого прямо в тот момент, когда она поднимается, вставляя здоровую ногу в стремя, чтобы проделать остаток пути. Она садится на свою лошадь, хоть и не элегантно. Леви не совсем понимает, почему он ждал. — Пошли, — приказывает он. Он разворачивает свою лошадь и начинает ехать; девушка идет рядом с ним. — Скажите, капитан, — он слышит слова сквозь ветер в его ушах. — Достаточно ли я улучшила повороты? Она сейчас шутит с ним? Она только что пережила бойню, чуть не умерла и вышла из нее, как он думает, со сломанной лодыжкой, и у нее хватает наглости отпускать шутки? Он сдерживает ухмылку, пока они едут, чтобы присоединиться к Эрвину.***
Несколько ночей спустя он видит ее снаружи, на том же месте, где видел в последний раз. На одной ноге у нее массивный белый гипс. Из неприметной она превратилась в болезненно заметную, если не из-за белого ботинка, то из-за того, что ей повсюду приходилось передвигаться на костылях. И вот она, в приличном отдалении, сидит в траве под деревьями. Сегодня на улице холодно. Зима закончилась несколько месяцев назад, но погода все еще была непредсказуема, и сегодняшняя ночь была одной из самых холодных. Он думает, что куртка на девушке недостаточно теплая. По непонятным для него причинам Леви совершает одну из самых худших ошибок в своей жизни. Накинув куртку на плечи, Леви выходит на холодный ночной воздух и пересекает открытую тренировочную площадку. По крайней мере, ветра нет, иначе температура стала бы невыносимой. На улице почти мертвая тишина, поэтому она не могла не услышать, как он пересекает поляну, чтобы добраться до нее. Девушка не смотрит на него. Когда он оказывается примерно в шести футах, Леви останавливается. Он до сих пор не совсем уверен, почему он здесь. — Холодно, — говорит он в тишине. Она оборачиваешься. Взглянув на него, снова поворачивается к лесу. — Немного. — Иди внутрь. — Это приказ? — Да. — Заботишься о моем здоровье? — Кто-то должен, — черт побери, он не может выкинуть из головы это дурацкое цветочное поле. — Очевидно, что ты совершенно не заботишься о собственном благополучии. Ее плечи поднимаются, и когда он поворачивает голову, Леви видит, что она улыбается. — Ты меня даже не знаешь. Правда. — Бессмысленные смерти — это чушь собачья. — Думаешь, моя смерть будет бессмысленной? — Умереть на морозе или в букете проклятых цветов — чертовски бесполезно. — Справедливо, — соглашается она. Больше она ничего не говорит. Леви не знает, что еще добавить. Она проводит своими пальцами по гипсу и касается кончиками пальцев травы. Кажется, ее не волнует, что у нее, скорее всего, останутся пятна от травы на штанах. Примерно через минуту молчания она говорит. — Знаешь, ты не такой страшный, как все о тебе думают. — Все думают, что я страшный? — Примерно так, да. — Но не ты? Она пожимает плечами. — Неа. Он не знает, серьезно она или нет. — Поразмышляешь о том, угрожаю ли я или нет, когда говорю идти внутрь, чтобы ты не простудилась и не заразила всех? — спрашивает Леви сухим голосом. — Тебя просто неправильно поняли, — продолжает она, как будто он ничего не говорил. — Неправильно поняли, — категорически повторяет он. Она снова пожимает плечами. — Да. Люди думают о тебе много страшных вещей, но ты никогда по-настоящему не пытаешься кого-то исправить, когда они предполагают что-то. Поэтому люди верят во все, что хотят, и это, как правило, самое страшное, что они могут себе представить. — Значит, ты винишь меня. — Ага. Он смотрит на нее. Она не оглядывается. Вместо этого протягивает руку вперед и сжимают стебель ярко-желтого уродливого цветка. Леви думает, что он больше похож на траву. — Ты как одуванчик, — напевает она и срывает его с земли. Он удивлен, что она убила цветок, учитывая заботу, которую она, казалось, проявляла к ним в общей комнате. — Ты сравниваешь меня с цветком. — На самом деле это сорняк. Одуванчики — не цветы. — Да, так намного лучше. — Сорняки, — говорит она, как бы подчеркивая суть, и Леви смотрит на нее чуть внимательнее. — Поэтому мы их выдергиваем. Большинство людей думают, что они бесполезны. Но ты можешь использовать корни и листья в качестве лекарственных трав, так что от них есть какая-то польза. И насекомые их любят. И они мне нравятся, потому что они первые вырастают после зимы. Это означает, что весна действительно наступила. Девушка смотрит на него, когда он не отвечает. — Неправильно поняли, — говорит она. Он смотрит еще мгновение. Затем его взгляд останавливается на остатках сорванного одуванчика — стебле. — Для человека, утверждающего, что они ему нравятся, ты без колебаний убила его. — Если ты действительно хочешь его уничтожить, ты должен вырвать все с корнем. Он вырастет снова, — говорит она ему, скручивая между пальцев желтый цветок или что-то в этом роде. — Сорняки, как правило, так делают. — Цветы — нет. — Нет, не совсем. Леви не вполне уверен, что о ней думать, кроме того, что девчонка действительно любит цветы по какой-то глупой причине. И много о них знает — или, по крайней мере, знает много о сорняках. И она ведет себя так, будто знает его. Она так со всеми? — Говорят, ты из Подземного города, — размышляет она. — Полагаю, ты никогда не видел много цветов. Она напоминает ему Изабель. — Немного, — говорит Леви. — Они тебе не нравятся? — Они бесполезны. Вместо того чтобы оскорбиться, она смеется. — Не удивлена, что ты так думаешь. Он скрещивает руки. — Ты думаешь, что от них есть польза. Ее плечи дергаются. — Они красивые. — Мне все равно. Дай мне достойное применение. Она поворачивается на своем месте так, чтобы оказаться лицом к нему. Девушка все еще сидит, а он стоит, поэтому Леви смотрит на нее сверху вниз, к чему он не привык. — Их используют, чтобы выразить свои чувства, не говоря ни слова, — говорит она, слегка наклоняя голову, когда смотрит на него. Она как будто анализирует выражение его лица, пытаясь найти трещину в его перманентном взгляде. — Каждый цветок имеет разное значение. — Чушь. — Почему? — Там чертова тонна цветов. Она снова пожимает плечами. — Некоторые из них повторяются, да. Но каждый цветок что-то значит. Его брови поднимаются. — И ты думаешь, этого достаточно, чтобы убедить меня в том, что они полезны? — Польза в глазах смотрящего, — говорит она, глядя на свои руки. Она снова крутит этот одуванчик в пальцах. — Иногда приятно иметь возможность сказать что-то, не говоря вообще ничего. Она сумасшедшая. Леви начинает думать, что в ее словах действительно есть смысл. Нет — это, должно быть, из-за холода. — Очевидно, что холод заморозил части твоего мозга, — огрызается он. — Иди внутрь. Она смотрит на него секунду, затем опускает взгляд на свои костыли, валяющиеся в траве рядом. — Собираешься стоять там и смотреть, как я пытаюсь встать? — Да. Закатив глаза, она поднимается и встает на здоровую ногу. Наклоняется, чтобы взять костыли, по одному под каждую руку. — Иди вперед, — говорит она, указывая на ближайшую дверь. Он так и делает, придерживает дверь, чтобы она могла войти внутрь. Девчонка не благодарит его, но желает спокойной ночи, прежде чем отправиться (медленно) в казарму. Леви ждет, пока не прекратится стук ее костылей, бормочет себе под нос «чертовы одуванчики», а затем уходит в свою комнату.***
На следующий день она садится ужинать с ним в столовой. Леви обычно сидит где хочет, подальше от всех остальных. Единственный человек, кто когда-либо сидит рядом с ним, — это Ханджи, и иногда к ним присоединяются Моблит или Майк. Сегодня, вероятно, тот случай, когда Ханджи чем-то увлеклась и не смогла прийти на ужин. Это случается довольно часто. Он принесет ей что-нибудь позже. Именно поэтому он не ожидает, что кто-нибудь присоединится к нему, когда садится в конце одного из столов. Но, к своему огорчению, он слышит стук ее костылей, и когда он поднимает глаза, она, конечно же, стоит напротив него. Он смотрит, пока она ставит поднос — у нее только один костыль, который позволяет нести еду — а затем падает на скамейку. После прислоняет костыль к краю стола, а потом принимается за еду. Должен ли он что-то сказать? Он чувствует, что должен. — Что ты делаешь? Ее глаза поднимаются, чтобы встретиться с его. Хм. У нее красивые глаза. — Ем, — говорит она прямо. Он крепче сжимает вилку. — Очевидно. Почему ты здесь? — Место было свободно, — отвечает она, пожимая плечами. — Мне нравится есть в одиночестве. — Действительно? Почему он вообще задается этим вопросом? Боже, она раздражает. — Я могу уйти, — говорит она. Он возвращается к еде. — Не беспокойся. Пустая трата времени. Леви кажется, что он слышит веселье в ее тоне, когда она шепчет: — Если ты так говоришь, — и возвращается к еде. Она ему не мешает: все время молчит, наслаждаясь едой. Шум в столовой его тоже не беспокоит; как будто весь звук заглушился и вы оказались в собственном пузыре. «Что странно», — думает Леви, — потому что они не сказали друг другу ни слова с тех пор, как сели. И только когда она закончила есть и начала складывать всю свою посуду и использованные салфетки на поднос, Леви наконец спрашивает: — Тебе нужно придумать что-то лучше, чем одуванчик. Она выдерживает паузу. — Лучше, чем одуванчик? Он пристально смотрит, ожидая, что она догадается. В конце концов, она понимает. — Ах. Ты не хочешь, чтобы тебя сравнивали с одуванчиком. — Из всего этого дерьма ты сравнила меня с сорняком. — Их неправильно поняли, — протестует она, закатывая глаза и отодвигая поднос в сторону, чтобы можно было опереться локтем на стол. — Хорошо. Какое сравнение ты ищешь? Есть сотни различных видов цветов. Он усмехается. — Не может быть, чтобы их было сотни. Они все выглядят одинаково. — Я сделаю вид, что ты сказал это не просто ради нашей дружбы. — Дружбы. — Ага. — У меня нет друзей. — Теперь есть, так что не упусти его, — говорит она, подпирая подбородок ладонью. Она изучает его, наблюдая за его реакцией, и когда он не реагирует, она улыбается. — Никаких споров. Видишь? Друзья. — Чушь. Я вытащил тебя с мороза, и у нас состоялся один единственный разговор. Это не делает нас друзьями. Она пожимает плечами. — Для дружбы нет никаких требований. Никакого минимального времени, проведенного вместе, никаких минимальных общих интересов. Ничего подобного. Он ненавидит тот факт, что в ее словах есть смысл. — Тогда что, черт возьми, делает людей друзьями? — Если вам нравится разговаривать друг с другом и вам нравится проводить время друг с другом. — Я доверяю своим друзьям. Я не доверяю тебе. — Есть ли у тебя друзья? Рот Леви открывается, а затем резко закрывается. Будь она проклята. Она слегка улыбается. — Тогда, возможно, тебе стоит пересмотреть свои критерии дружбы. — Не похоже, что у тебя много друзей. — У меня есть друзья, — защищается она. Это первый раз, когда он видит ее хотя бы слегка раздраженной. Наконец-то. — Ты села со мной, — говорит Леви невозмутимым голосом. — Слабоватая защита. — Это потому, что ее здесь нет, — продолжает она, поглядывая в сторону, а затем снова на Леви. — Она пошла в Гарнизон, но сказала, что планирует перейти в Разведкорпус. — Из-за тебя, — догадывается Леви. — Это ее решение. — Ты не очень хороший друг, раз обрекаешь ее на смерть. — Во-первых, я убедила ее пойти в Гарнизон, — она снова пожимает плечами. — Там безопаснее. Леви это понимает. Он помнит, как сидел под звездами с Изабель и Фарланом, пока они уговаривали его позволить им участвовать в миссии, и помнит, как согласился. Если бы он не… — Итак. Наша дружба. Он снова смотрит на нее. — Все еще об этом? Она скрещивает руки. — Ты ненавидишь со мной разговаривать? — Да. — Ты ненавидишь проводить со мной время? — Да. — Я тебя раздражаю? — Да, — говорит Леви, и именно это он имеет в виду. Ее губы дергаются. — Лжец. Есть в ней что-то такое, что заставляет его лезть на стену. — Не веришь мне? — Нет, — отвечает она. — Видишь. Полагаю, нам не обязательно доверять друг другу, чтобы быть друзьями. Он смотрит на нее ошеломленно. Проклятие. Девчонка обвела его вокруг пальца. Он прищуривается, пытаясь понять. Он считал ее средним и тихим человеком, но она умная. Остроумная. Проницательная тоже. И по какой-то глупой причине одержима цветами. — Ну? — спрашивает она, переплетая пальцы. — Ты странная, Цветочек. Она сияет. — Спасибо. — Действительно чертовски странная. — Кстати, мне нравится это прозвище. — Тогда мне придется его изменить. — Нужны предложения? Нет. На самом деле он не собирается ничего менять. — Просвети меня. — Лилия калла, — сразу говорит она. — Они олицетворяют чистоту и веру, так что это хорошее прозвище. Возможно, слишком многословное. Амариллис — красивое прозвище, они олицетворяют гордость. Перечная мята символизирует хорошее самочувствие или сентиментальность, так что это тоже подходит. Роза — классика, но цвета могут означать разные вещи. Фиалки — всегда хороший выбор… — Цветочек, — перебивает Леви. Ее улыбка становится шире. — Я так и думала. Друзья? — Нет, — он встает из-за стола. — Исчезни. — Да, капитан, — говорит она, нисколько не смущаясь, когда он уходит, забирая с собой поднос. Вечером того же дня он забредает в одну из общих комнат. Он бы отрицал это, если бы его спросили, но он направлялся в конкретную, потому что знал, что это общая комната, где растут некоторые из ее маленьких растений в горшках, где однажды он поймал ее за уборкой. Здесь никого нет, и это его устраивает. Леви видит горшки на подоконнике: теперь четыре, а не три. Он подходит. Из четырех горшков в трех один и тот же цветок, но разного цвета. Как она их назвала? Он не знает. Розовые — самые крупные из трех, красные тоже выглядят большими. Желтые — меньше остальных, если они хотят выглядеть так же, как остальные, им еще предстоит подрасти. В четвертом горшке еще несколько розовых цветов. Они отличаются от других розовых. Даже под дулом пистолета, Леви, вероятно, не сможет объяснить разницу. — Что, черт возьми, такого в цветах, — бормочет Леви, глядя на четыре горшка. Он засыпает, думая о ней.***
Из-за лодыжки она не участвует тренировках в течение следующих нескольких недель. Но он по-прежнему видит ее во время еды. Иногда она сидит с ним, иногда нет. Все сводится к выбору времени. Иногда он приходит на ужин, а она уже сидит за столом с несколькими другими и спокойно ест свою еду. Если он приходит раньше, то порой она садится с ним — по крайней мере, когда Ханджи нет. Он не может ее винить, учитывая, насколько шумной и неистовой может быть Ханджи. Леви особо с ней не разговаривает, в основном потому, что не знает, что сказать. Он не может понять, что в ней его беспокоит. Его беспокоит? Его раздражает? Интригует его? Он не знает. Но, наконец, он придумывает кое-что, о чем может спросить ее. И когда он найдет девчонку в общей комнате, ухаживающую за растениями, пока остальные солдаты тренируются, он может спросить. — Почему цветы? — интересуется Леви, скрещивая руки и прислоняясь плечом к дверному косяку. Девушка отрывает взгляд от своих растений. Ее глаза слегка расширяются, а губы кривятся — если бы Леви не знал, он бы сказал, что она рада видеть его. — Извини? — спрашивает она. — Почему цветы? — Почему нет? Блять, она бесит. — Есть десятки вещей интереснее цветов. — Например? — Чай. — Чай? Это лучшее, что у тебя есть? — Это интереснее. Ее брови поднимаются. — Ты же знаешь, что чай получают из растений, да? Например… из цветов? Он смотрит на нее. — Не то же самое. Она закатывает глаза, но не выглядит рассерженной или немного обиженной. Может быть, в этом все дело, понимает Леви, — полное отсутствие реакции на все, что спровоцировало бы нормального человека. — Мои родители владеют цветочным магазином, — говорит она. Он был так занят, сверля ее взглядом, что забыл уловить, что она говорит; когда до него наконец доходит, он выпрямляется, но ничего не говорит. С тихим вздохом она возвращается к своим цветам. У нее есть небольшая баночка с водой, с помощью которой она поливает почву. — У них есть цветочный магазин, и им он нравится, — продолжает она. — Так что я выросла среди цветов. Каждый из них настолько уникален и означает что-то свое, и если за ними правильно ухаживать, то они прекрасно растут. — Каждый из них означает что-то свое, — повторяет Леви. Она кивает. — Сколько существует видов цветов? — О, сотни, наверно. У нас всего-то… три дюжины, — говорит она. — Наверно? Она пожимает плечами. — Я уже видела несколько новых видов с тех пор, как присоединилась к Разведкорпусу. За стеной. Возможно, это одна из причин, почему она здесь. — Тогда что они означают? — Леви бросает вызов, указывая на ее коллекцию горшков. Глаза девушки загораются; что-то подпрыгивает в груди Леви. — Эти три — гвоздики, — взволнованно говорит она, указывая на три горшка с одинаковыми цветами. — Красные — это то, что и следовало ожидать: душевная боль, глубокая любовь и все эти забавные вещи. Все эти забавные вещи. Она забавная. — Желтые — презрение, разочарование и тому подобное. Розовые означают благодарность. Эти, — добавляет она, указывая на последний горшок, в котором еще больше розовых цветов. — Пионы. Они милые, означают дружбу, счастье, любовь, как платоническую, так и романтическую. Одни из моих любимых. — Как, черт возьми, ты все это помнишь? — Я помню лишь большую часть, все это записано в книге, — объясняет она, поворачиваясь так, чтобы снова оказаться лицом к нему. — Ну? Все, что ты хотел, и даже больше? Он усмехается. — Скажем так, я чертова желтая гвоздика. Она смеется. Звук приятный. — Ты хочешь, чтобы тебя сравнивали с этим? Вместо одуванчика? Лицо Леви кислеет. — Нет. — Хорошо, потому что у меня есть идея получше. — Какая? — Секрет. Он хмурится. — Вау. Она ухмыляется. — Это секрет, пока я его не найду. Обычно я езжу в город раз в неделю, но, знаешь ли, — девушка указывает на свою лодыжку, мучающуюся под гипсом. — Так что тебе придется немного подождать. — Восторг. — Твой энтузиазм зашкаливает. Он почти ухмыляется, почти. — Вернись к уборке, — ругается Леви и отталкивается от дверного косяка. — У меня все было отлично, пока ты не помешал, — кричит она, но Леви уже идет по коридору. Только когда он поворачивает за два угла, он позволяет себе усмехнуться и закатить глаза, после чего продолжить идти по коридору.***
Ей сняли гипс через две недели. Через несколько дней после этого кто-то привозит посылку в его офис. Леви поднимает посылку, чувствуя ее вес, и несет в свой кабинет. В глубине его головы мелькает мысль, что, возможно, это бомба или одно из странных творений Ханджи, и он поступил глупо, принеся ее в свою комнату. Он кладет посылку на стол и начинает осторожно тянуть коробку, распаковывая ее. Наконец коробка открывается, он заглядывает внутрь и видит… что? Записки нет, ничего такого, но он знает, от кого она. Он знает, что это от нее. Это какое-то растение, спрятанное в красновато-коричневом горшке, но… оно не похоже ни на что, что он когда-либо видел. Он хмурит брови, пристально глядя на него. Никаких красок, все зеленое. Он не хочет к этому прикасаться, не зная, что это такое. Кроме того, создается впечатление, что растение не хочет, чтобы его трогали. Леви смотрит на него недоверчиво. Что это за хуйня? Когда он находит девушку позже, сидящую на своем обычном месте за пределами штаб-квартиры, он начинает: — Ты прислала мне растение с гребаными шипами. Она смотрит на него с того места, где сидит на земле, и сияет. — Это кактус. Его было трудно найти. — Кактус, — повторяет Леви. — Кактус, — соглашается она. — Я думал, тебе нравятся цветы. Не смертельные ловушки для людей. Ее улыбка становится шире. Его сердце пропускает удары в груди. — Технически, это цветок, — говорит она, переводя взгляд на природу. — Это не похоже на то, что ты ожидаешь. Вот и все. Леви подозревает, что здесь кроется более глубокий смысл. Часть его не хочет спрашивать, но любопытство берет верх. Будь проклята она и ее дурацкие цветы. — Итак, если это цветок, — говорит он, — то есть ли в нем какое-то послание? — Есть. Он ждет, пока она объяснит, но девушка молчит. Стиснув зубы, Леви выдавливает: — Какое? Она смотрит на него, улыбаясь. — Это значит, что ты придурок. Любопытство сменяется раздражением, и Леви скрещивает руки на груди, отводя от девушки взгляд. Он слышит, как она пытается скрыть смех. — Ты долго и упорно думала об этом, не так ли, — сухо говорит он, глядя на ближайший к нему цветок — какую-то жалкую белую штуку. — Я хотела, чтобы твой первый цветок был особенным, — мурлычет она. — Есть ли цветок, который говорит «я тебя ненавижу»? — Вообще-то оранжевые лилии. — Ты шутишь. — Нет. Ну, у них много значений — страстное желание, упорство и тому подобное. Но ненависть — одно из них. Не путать с тигровыми лилиями, — добавляет она. — Я думаю, они более красновато-оранжевые, и… — Черт возьми, ты когда-нибудь прекращаешь болтать? — И на них черные очки, — заканчивает она, глядя на него. Ее брови сдвинуты вместе. — Ты спросил. Я ответила. Леви хмурится. Ну… да, спросил. — Мне не нужно было так много подробностей. Она снова смотрит в сторону леса. Леви не знает, раздражена она или нет — почему он вообще об этом думает? Ему должно быть все равно. — Я знаю, это нестандартно, — шепчет она, обхватив колени руками, — но за кактусами на самом деле очень легко ухаживать. Им не нужно ничего, кроме небольшого количества воды время от времени. Они хорошо растут сами по себе, но это не значит, что кактусы заслуживают меньше любви, чем другие цветы. После этого она какое-то время молчит. Леви тоже молчит, пока в конце концов не выдавливает: — Это что, чертова метафора? — Это? — Я спрашиваю тебя. — Это то, что ты об этом думаешь. — Почему, черт возьми, ты такая загадочная? Ее улыбка. — Потому что это тебя раздражает. Леви смотрит. — Ты думаешь, что раздражать меня — это забавно. — Ага, — пауза. — Ты собираешься поблагодарить меня за кактус? — Нет. — Я могу забрать его обратно, если хочешь. Он должен сказать да. Леви скрещивает руки. — Насколько дерьмовым нужно быть, чтобы подарить кому-то подарок и забрать его обратно? Ее улыбка становится шире. — Верно. Девушка снова смотрит на лес. Леви пристально смотрит на нее, затем следует за ее взглядом. Тут и там в траве растут цветы, но в основном он видит только одуванчики. Глупые одуванчики. Сорняки, неправильно понятые, вся эта чушь. Ему интересно, знает ли она, что символизирует каждый цветок — он помнит, что у нее есть книга, но это, должно быть, шутка. Без вариантов. — Тебе он нравится, не так ли, — говорит она. — Я ненавижу его. — Верно. — Так же сильно, как я ненавижу тебя. Она по-прежнему смотрит вперед, но он видит, как она улыбается. — Понятно, — рассуждает она. — Знаешь, ты можешь сесть. — В грязь? Нет. — Возьми одеяло. — Нет. — Ты собираешься просто стоять? Леви хмурится, обдумывая варианты, прежде чем сказать «да» сквозь стиснутые зубы. Она смеется, и этот звук вызывает что-то странное в его груди. Она смотрит на него снизу вверх с чем-то в глазах, чего он не может определить, прежде чем снова вернётся к деревьям. Он пристально смотрит на нее, потом переводит взгляд. В следующий раз он принесет одеяло.