***
Неделю спустя Эрвин тащит его на вечер набора выпускников-стажеров. Эрвин говорит, что это потому, что его «присутствие внушает доверие» или что-то в этом роде. Леви думает, что это все чушь, но поскольку это Эрвин, он идет. К ним присоединяются девятнадцать новичков, что, по словам Эрвина, является хорошим числом. Через несколько дней после этого поступает несколько переводов. Обычно это не имеет значения — переводов никогда не бывает много. Их всегда объединяют с новичками, потому что у них нет никакого реального опыта, кроме сидения на стене за игрой в карты, или блуждания по королевскому замку. Они такие же зеленые, как и новички, поэтому к ним не относятся по-другому. Леви замечает это событие только потому, что в столовой девчонку чуть не сбивает с ног молодая блондинка, которая выглядит не старше шестнадцати лет. Широкие, невинные глаза, которые, как он знает, больше не будут таковыми, учитывая катастрофу и бойню, которую они здесь увидят. Блондинка обнимает ее, возбужденно болтает, размахивает руками, переминаясь с ноги на ногу. Цветочек не разделяет ее энтузиазма, но улыбается, когда та разговаривает с ней. Она что-то упоминала об этом некоторое время назад. У нее была подруга в Гарнизоне, которая подумывала о переводе. Это, должно быть, она. Блондинка утаскивает ее поесть, так что Леви не удается поговорить с ней до вечера. Позже он выходит через ту же дверь, что и обычно, ищет девушку на месте у линии деревьев, но ее там нет. Он хмурится и отворачивается, думая, что сделает кое-какую работу в своем кабинете и вернется проверить позже, но когда он отворачивается, она стоит прямо перед ним, натянув куртку на плечи. Когда его взгляд встречается с ее, глаза девушки расширяются от удивления. — Привет. Черт, ему нравится цвет ее глаз. — Куда-то идешь? — спрашивает Леви. Она кивает. — Да, а ты? — Нет, — лжет он. — Ты держишь одеяло, — указывает она. Он буквально держит сложенное одеяло в руках. Ради всего святого. — Ладно, — ворчит Леви. — Если ты настаиваешь. Она улыбается. Это мило, учитывая, насколько усталой она выглядит. Леви открывает перед ней дверь, чтобы молча направиться к тому месту, которое уже стало их местом. Температура на улице приличная, но ветер прохладный, и Леви замечает, что девушка плотно запахивает куртку. Пока они садятся, никто не говорит. Его это устраивает. Ему нравится, что она не чувствует необходимости прерывать молчание. Есть что-то утешительное в том, чтобы просто посидеть с ней в тишине, которую так любит Леви. В конце концов, она нарушает ее. — Сегодня много новых людей. Он знает, к чему она клонит. — И знакомое лицо. — Лили, да. — Лили. — Да, — эхом отзывается она и криво улыбается. — Иронично, я знаю. Иронично, что ее подругу назвали в честь цветка? Да. — Лилии что-то означают? — спрашивает Леви. Она бросает на него странный взгляд. — Конечно означают. — Что? — Белые лилии означают чистоту и невинность. Как и большинство белых цветов, — добавляет она, обхватив руками колени. — Красные лилии — это любовь и страсть. Розовые — это… восхищение, я думаю. Восхищение и влечение. А оранжевые лилии… — Ненависть, — перебивает Леви. Она смотрит на него. — Помимо всего прочего, да. Наступает пауза, во время которой он просто смотрит на нее, а она смотрит в ответ. — Ты кое-что вспомнил, — размышляет она, и уголок ее рта дергается. — Вспомнил один из немногих полезных, — защищается он. — На случай, если мне когда-нибудь понадобится отправить тебе сообщение. Она ухмыляется. — Ты пошлешь мне цветы? Блять, блять, блять. Назад. Леви чувствует, как жар приливает к его лицу. — Я бы прислал тебе чертов кактус, если бы вообще что-нибудь прислал, — парирует он. — Кактусы — это все еще цветы. — Это чушь, и ты это знаешь. — Это правда. — У какого цветка есть шипы? — На самом деле… — Замолчи. К счастью, она замолкает. Поджимает губы и отводит взгляд, но все еще улыбается. Уголок рта Леви дергается, но он сдерживает ухмылку, прежде чем это зайдет дальше. Они некоторое время сидят в тишине, пока Леви не шепчет: — Она в порядке? — Лили… — вздыхает она. — Да. Хорошо. Но… — Ты все еще волнуешься, — догадывается он. Она мычит в знак согласия. — Слишком много людей не выбираются из Разведкорпуса. Тяжело иметь здесь людей, которые тебе небезразличны, — шепчет она, переводя взгляд то на него, то обратно. — Потому что все… ну, умирают. Он это понимает. Но что-то в этом его беспокоит. — Как твой кактус? — спрашивает она, меняя тему. Леви усмехается. — Умирает. Ее губы дергаются. — Не может быть. — Серьезно. Он мертв. — Как можно убить кактус? Это невозможно. — Я справился. — Я тебе не верю. — Я докажу.***
— Все в полном порядке, — говорит она на следующий день, когда приходит к нему в кабинет. — Он ничего не делает, — обвиняет Леви, глядя на колючую штуку на углу своего стола. Что-то, что должно быть цветком, не пытается выглядеть по-другому, в отличие от ее растущей коллекции цветов в общей комнате. Она смеется. — Это кактус, — говорит она и тянется к запечатанной бутылке с водой, стоящей на углу его стола. — Когда ты его поливал в последний раз? Он пожимает плечами. — Я не знаю. Она снимает крышку и наливает немного воды в почву. — Ему будет лучше на подоконнике, — говорит девушка, закрывая бутылку и беря горшок. — Цветам все еще нужен солнечный свет. Леви наблюдает, как она ставит растение на подоконник, слегка поворачивая его, и, удовлетворившись, отходит. — Я все еще думаю, что он мертв, — говорит он. — Все в порядке, — настаивает она, пересекая комнату, чтобы снова встать рядом. — Просто нужно немного любви. Он хочет сказать, что они ненастоящие существа, не такие, как люди или лошади, они не чувствуют любви. Вздохнув, он подходит к своему столу, достает запасной ключ и протягивает его ей. — Вот. Она хмурится, забирая его у него. — Что это? — Запасной ключ от моего кабинета. — Для чего?.. — Позаботься о моем проклятом кактусе, — он бросает на нее взгляд. — Очевидно, я не могу этого сделать. В его кабинете нет ничего примечательного, по сути, ни отчетов, которые можно украсть, ни секретной информации. Это скорее формальность для его звания капитана, чем что-либо еще, поэтому передача резервного ключа не является проблемой. Ее глаза загораются, и она берет ключ, крепко сжимая его в ладони. — Конечно, — весело говорит она. — Я могу это сделать. Ее улыбка освещает комнату. И чертовски раздражает. — Иди на тренировку или куда-нибудь еще. Она закатывает глаза. — Да, капитан. Девчонка уходит. Леви подходит к подоконнику и пристально смотрит на крошечную колючую угрозу. Он выглядит зеленее и бодрее, чем раньше, что, как он знает, физически невозможно, но все же. — Тупое растение, — бормочет Леви, плюхаясь за стол, чтобы заняться бумажной работой.***
Обучение новобранцев проходит успешно. Вроде. Они все взволнованы и чрезмерно амбициозны. Леви видит, как они возбуждены во время тренировок, как они рады убивать титанов, как они не могут дождаться первой экспедиции. Леви видел это раньше и знает, чем это закончится. Ничем хорошим. Среди новобранцев он видит Лили. Она хорошо обращается со своим снаряжением и настолько веселая и жизнерадостная, что Леви не совсем понимает, как они с девчонкой могут быть друзьями. Затем он понимает, что Лили напоминает ему Изабель. Он жестко давит на всех новичков, но Лили уделяет особое внимание. Тренирует ее чуть больше, чем остальных, чуть больше кричит на нее. Может быть, он делает это потому, что она напоминает ему Изабель. Возможно, он делает это, потому что она важна для нее. Имеет ли это значение? Как долго Лили продержится? Леви делает паузу. Как долго продержится она? Он не хочет думать о том, сколько места она занимает в его голове, поэтому Леви кричит: — Увеличь темп! — и возвращается к тренировкам.***
— Ты хочешь быть друзьями, — говорит Леви однажды, в более теплый день, у крон деревьев. Она хмурится. — Мы друзья. Он игнорирует ее. — Но ты сказала, что не любишь заводить друзей, потому что все умирают. Она отводит взгляд, и Леви думает, что она понимает, что он говорит. Девушка пристально смотрит на крошечный белый цветок, торчащий в траве. — Ты здесь самый сильный, — шепчет она. — Значит ты не умрешь. Наступает тишина. Зачем она все это затеяла? Потому что из всех здесь, он, скорее всего, не умрет? — Верно? — робко спрашивает она. Ее голос тихий. Леви слышит это. Волнение. И в груди у него становится необъяснимо тепло, по какой-то причине, которую он не может объяснить. Он не должен давать никаких обещаний. Он это знает. Но все равно говорит: — Верно.***
— Он хочет убить себя. Она вздыхает. — Леви, он упал. Леви показывает на пол, на разбитый горшок. — Как? Этого не может быть. — Я не знаю. Жук или что-то сдвинуло горшок? — У меня в кабинете нет насекомых, — ворчит Леви, направляясь к своему шкафу. Он не видит ее, но знает, что она закатила глаза. Он достает из шкафа небольшую метлу и совок для мусора. Когда он оборачивается, она протягивает к нему руку, молча прося совок. Леви некоторое время смотрит на нее. — Я сделаю это. — Я могу, — говорит она, скрещивая руки на груди. — Я же дала его тебе. — Я сам. Ее губы изгибаются. Леви обходит девушку, чтобы разобраться с беспорядком. Она говорит ему, что принесет новый горшок, и это дает Леви достаточно времени, чтобы подмести большую часть почвы и выбросить остатки старого горшка к тому времени, как она вернется. Где она их берет? Он даже не знает. Он высыпает землю в горшок. Помимо горшка девчонка также взяла с собой перчатки, которые надевает, прежде чем тянется к кактусу. Леви в недоумении отходит назад. Она собирается прикоснуться к этой штуке? Штуке с шипами? — Ты сумасшедшая, — бормочет Леви. Она мычит. — Ты только сейчас это заметил? Она осторожно поднимает кактус, и Леви замечает, что она морщится. Девушка игнорирует все, что причиняет ей боль, и кладет кактус в горшок, тщательно приглаживая почву вокруг него. — Как новенький, — говорит она, бросая на него взгляд. Улыбается. — Думаешь, он снова упадет? — Наверное, — ворчит он, подметая остатки грязи. — Он меня ненавидит. — Ты ему нравишься, — настаивает та, поднимаясь на ноги. Она ставит горшок обратно на подоконник. — Тебе просто нужно полюбить его в ответ. — Бред. — Никогда не пробовал? Он пристально смотрит на нее, затем переводит взгляд на ее руку. На фоне серых перчаток виднеется что-то темное. — Эй, — говорит Леви и хватает ее за руку. Она не вздрагивает. — Кровь. Нахмурившись, девушка стягивает перчатку. И действительно, кровь выступает со стороны мизинца и размазывается по руке. — Ох, — говорит она, но, похоже, ее это не очень-то беспокоит. — Думаю, он все-таки меня задел. — Стой, — приказывает Леви, поворачиваясь к своему шкафу. — Да, капитан, — слышит он (опять же, он как будто чувствует, как она закатывает глаза). Леви находит свою аптечку и кладет ее на стол, чтобы открыть. Она терпеливо ждет, казалось бы, не обращая внимания на то, что кровь начинает стекать по ее предплечью. — Я могу… — начинает она. — Заткнись, — прерывает он. — Не двигайся. Она сжимает губы, и кажется, сдерживает улыбку, пока Леви смывает кровь с ее руки. Девушка теплая на ощупь, странный контраст с его холодными пальцами, но Леви не позволяет этому беспокоить его, приближаясь к ее пальцам, счищая кровь и прижимая марлю к порезу на мизинце. Они стоят так некоторое время, пока Леви занимается раной. Ее глаза то переходят на него, то в сторону. Она нервничает? Хм. А он? Его сердце чувствует, что бьется быстрее, чем обычно. Он заканчивает смывать кровь, затем разворачивает марлю и наматывает ее на палец. Кончики его пальцев скользят по ее ладони, когда он убирает руку. — Вот, — коротко говорит Леви, отводя взгляд. — Ты в порядке. Она молчит, пока Леви закрывает аптечку и убирает ее. Обычно он не против посидеть с ней в тишине, но сейчас появилось некоторое напряжение, к которому он не привык. Он смотрит на нее, пока она снимает вторую перчатку и сгибает пальцы. — Надень перчатки получше, — говорит Леви, потому что тишина убивает его. Ее губы дергаются. — Да, капитан. Она уходит. Леви смотрит на свой только что пересаженный кактус и дает ему немного воды, прежде чем покинуть кабинет.***
Они много сидят на улице. Большую часть времени даже не разговаривая. Леви понимает, что их расположение может показаться другим людям странным, но ему это нравится. Она рада провести время в тишине, и большую часть времени он тоже. Иногда он спрашивает ее о чем-то. И он не против выслушать ответ. Она интригует, и ее ответы всегда его удивляют. — Тебе когда-нибудь было одиноко? — спрашивает он в один тихий день. Солнце припекало его лицо. Какое-то время она не отвечает. Наконец, шепчет: — Да. Иногда… иногда я думаю, что если… если со мной никто не заговорит, то я просто никогда больше ничего не скажу. Легкий ветерок шелестит в кронах деревьев. Он путает ее волосы, и она протягивает руку, чтобы убрать их с лица. Леви знает, что он пялится. Он ничего не может с собой поделать. Когда она смотрит на него, он выпрямляется. — Это странно? — спрашивает она, хмурясь. — Да, — тут же говорит Леви, и она шлепает его. Ему приходится сильно постараться, чтобы не ухмыльнуться. — Но не для меня, — добавляет он. Она улыбается, и что-то мягкое трогает что-то в груди Леви. Они возвращаются к тишине, если не считать мыслей о том, как сердце Леви бьется о его ребра.***
Следующая экспедиция, по общему мнению, увенчалась успехом. Всего три смерти. Конечно, Леви не знает об этом, когда Разведкорпус перегруппируется и вернется обратно. Он не знает, кто погиб. А поскольку она была в другом отряде, он не знает, жива ли она. Такое случается почти в каждой экспедиции, поэтому первые несколько минут, не слезая с лошади, он тратит на ее поиски — просто на всякий случай. Когда его глаза находят ее в толпе, его охватывает знакомое чувство облегчения. Ее глаза встречаются с его, и она улыбается, прежде чем снова отвести взгляд. Она тоже ищет кого-то в толпе. Есть только один человек, которого, как он знает, она будет искать. И он тоже не видит ее здесь. Через несколько минут он находит Эрвина. — Потери? — Три, — отвечает командор. Он уже листает бумаги. — Кто? Глаза Эрвина встречаются с его. Он медленно отвечает — не привык к тому, что Леви задает дополнительный вопрос. — Морис, — говорит он. — И двое новых рекрутов. Лили и Пабло. Желудок Леви сжимается. Ебать. Разведчики собираются в столовой. Леви понимает, что это будет еще один пьяный праздник, и он вряд ли найдет ее здесь. Кто-то пытается передать ему стакан, но Леви игнорирует, проталкиваясь мимо. Он направляется в свой кабинет, чтобы взять одеяло, прежде чем отправиться туда, где, он уверен, будет она. Конечно же, она там. На улице сумрачно и, похоже, пойдет дождь. Сложив в руках одеяло, Леви идет туда, где сидит она — на этот раз гораздо ближе к лесу. Она прислоняется спиной к дереву, поджав ноги и обхватив руками колени. Прижавшись лицом к рукам, она отворачивается от него и не поднимает глаз, когда он приближается. Он останавливается в нескольких футах, не зная, что сказать. — Думаю, ты слышал, — шепчет она тихим голосом. Леви не отвечает. Он не знает как. Она вздыхает. Дыхание прерывистое. — Я должна была знать, что это произойдет, — тихо говорит она. Он едва ее слышит. — Мне следовало приложить больше усилий, чтобы удержать ее от перевода. Он чувствует себя так, словно его ударили в живот. Леви словно вернулся к посиделкам на крыше с Изабель и Фарланом, где он позволил им уговорить его присоединиться к экспедиции. Затем, пытаясь найти их в тумане, он не нашел ничего, кроме половины головы Фарлана и Изабель. Ярость, которую он чувствовал, гнев, подобный которому он никогда раньше не испытывал… Блять. Люди пытались выразить соболезнования, но он просто хотел, чтобы они пошли на хер и оставили его в покое. Это то, что она хочет? Его поразило внезапное осознание того, что это место — здесь, прямо у леса, в траве — ее безопасное место. Сюда она приходит, чтобы насладиться спокойствием в одиночестве. И теперь он вторгся туда. Это пространство уже не только ее, поскольку он приходил сюда часто и не задумывался о последствиях. Должен ли он быть здесь? Он не чувствует, что должен. Она не двинулась с места, руки все еще обхватывают колени, а щека лежит на предплечьях. На мгновение он смотрит на свое одеяло. Он не хотел иметь ничего общего ни с кем, когда Фарлан и Изабель умерли. Вполне вероятно, что она тоже не хочет иметь с ним ничего общего прямо сейчас. Он делает шаг в сторону, затем останавливается. Леви поворачивается к ней. Он делает небольшой шаг, разворачивает одеяло и накидывает его ей на плечи. Он не ждет. Леви разворачивается и направляется обратно на территорию, сердце бешено колотится в груди. Он не оборачивается. Час спустя он еще раз выглядывает в окно, чтобы проверить, там ли она еще. Она закутана в одеяло. Он никогда не придет к ней, чтобы попросить его обратно.***
Он не совсем понимает, как с ней разговаривать. Леви не понимает горя. Во всяком случае не так, как другие. Он видел и пережил свою долю смертей, некоторые из которых были слишком близко. Смерть он понимает. Но то, что происходит после этого, он понять не может. Горе у всех разное. Он видел, как солдаты напивались до комы после ужасных экспедиций. Он видел неконтролируемые истерики. Он видел полное отключение. В этой профессии, где выживаемость не так уж велика, Леви может с уверенностью сказать, что он видел все. После Изабель и Фарлана он онемел. Он даже не может сказать, правильно ли он отнесся к их смерти. Он разозлился, потерял самообладание и пошел дальше. Каждая смерть после этого его не беспокоила. Это часть работы. Люди умирают. Если ты не можешь с этим справиться, ты не сможешь выдержать службу в Разведкорпусе. Но говорить ей это неправильно. Смирись, все умирают, кажется, не тем, что нужно. Он не знает, почему его так волнует попытка придумать, что сказать. Пока, наконец, он не понимает, что ему вообще не нужно ничего говорить. После одной поездки в город и одного неловкого допроса сотрудника цветочного магазина, Леви получил небольшой букет странных фиолетовых цветов. Он не может до конца поверить, что вообще это делает, но теперь ему предстоит самое сложное — подарить их ей. Он не понимает, как это сделать. Он даже не может понять, как с ней разговаривать. Она делит комнату в казарме с семью другими девушками; он выслеживает одну из них с инструкцией положить цветы на ее кровать. — Их прислали в приемную, — лжет он. — От ее семьи. Девушка верит и говорит ему, что все сделает. Поздним вечером в дверь его кабинета постучали. — Да, — отвечает Леви, потому что думает, что это Эрвин — он был в кабинете командора всего час назад, собирал отчеты и обсуждал стратегию. Когда дверь открывается и появляется она, он выпрямляется. Она держит цветы в руках. — Ты подарил мне цветы, — говорит она. Ее голос тихий и не очень твердый, почти дрожащий. Леви снова смотрит на свои отчеты. — Не от меня. — Хризантемы, — говорит она, как будто он ничего не сказал. — Ты подарил мне хризантемы. Какого черта ты подарил мне хризантемы? На мгновение он впадает в панику. Они означают не то, что сказал сотрудник цветочного магазина? Они ей не нравятся? Черт, он что, облажался? В ее глазах слезы. Блять, он совсем запутался. — И они фиолетовые, — говорит она дрогнувшим голосом. Он не может помочь себе. — Это плохо? — спрашивает он. Она качает головой. — Нет. Нет, это… Она замолкает, как будто не может придумать, что сказать. Его беспокоило ее самообладание, но теперь его отсутствие заставляет его напрягаться, заставляет его сердце биться быстрее, делает его… расстроенным. Ему не нравится видеть ее такой. Она не такая. И это его вина. — Ты можешь их выбросить, — говорит Леви. Девушка снова качает головой. — Я хочу… — выдыхает она. Медленный, глубокий выдох, который звучит как попытка успокоиться. — Блять, — шепчет она, и он впервые слышит, как та ругается. — У меня есть твое одеяло. У меня есть твое одеяло и цветы, и это… ох, я не знаю. Она ошеломлена. Черт, это его вина. Леви встает и обходит стол. Он останавливается в нескольких футах от нее, все еще желая дать ей немного пространства. — Ты… — она быстро моргает, смахивая слезы. — Почему? Почему… одеяло, цветы и… Он не уверен, что понимает это. — Что я могу сделать? — спрашивает Леви, потому что чувствует себя чертовски бесполезным, и это его беспокоит. Она все еще выглядит растерянной, поэтому он перефразирует. — Что тебе нужно из того, что я могу тебе дать? Она смотрит еще мгновение, прежде чем тяжело сглотнуть, пытаясь взять себя в руки. — Мне нужно твое одеяло, чтобы я могла вернуть его тебе, — говорит она. — Но-но так делать нельзя. И-и мне нужна ваза. И вода. Для хризантем. Я бы их посадила, но они срезаны, поэтому не знаю, вырастут ли они, и… неплохо было бы поставить их в вазу. Когда она выдыхает, плечи опускаются, Леви кивает. — Я найду тебе вазу и воду, — медленно говорит он, наблюдая за выражением ее лица. — И встречусь с тобой в общей комнате. Есть несколько общих комнат, но она не спрашивает, какая именно. Она знает, о какой он говорит. — Хорошо, — соглашается она. Ее рука скользит по глазам. — Хорошо. Это сработает. Она отводит взгляд — возможно, смущенный — а потом покидает кабинет с цветами в руках. Леви на мгновение замирает, собираясь с силами. Затем он уходит, чтобы найти вазу. В конце концов он находит одну в чулане, и к тому времени, как он наполняет ее водой и добирается до общей комнаты, она уже там. Его одеяло аккуратно сложено и лежит на одном из диванов, ожидая его. Когда он протягивает ей вазу, она ставит в нее цветы, осторожно распуская их веером и переносит вазу на подоконник к другим растениями. — Переполнено, — замечает Леви. Теперь там шесть разных горшков и ваз. — Все еще есть место, — настаивает она, слегка поворачивая ее. Как только она остается довольной результатом, девушка делает шаг назад. Хризантемы возвышаются над остальными цветами — гвоздиками? Это ведь они? На мгновение Леви гордится: цветы выглядят хорошо. И они, кажется, ей нравятся, так что он, должно быть, выбрал хорошие. Она отступает назад и падает на один из диванов. Леви садится на диван напротив, потому что думает, что она хочет, чтобы он был здесь. Он думает. Может быть. Должен ли он просто уйти? — Ты подарил мне цветы, — шепчет она, все еще глядя на вазу. Она говорит так, словно не верит. — Я не знаю, что они означают, — признается Леви. Ее глаза обращаются к нему. — Действительно? — Рассказал парню, для чего мне нужны цветы. Он порекомендовал их. Я не знал достаточно, чтобы попросить что-то еще. Она слегка улыбается, глядя на него таким выражением глаз, от которого у Леви что-то сжимается в груди. Она снова смотрит на цветы. — Они идеальны. Как будто груз свалился с его плеч. Леви с облегчением откидывается на диван. — Обычно мы рекомендуем хризантемы людям, пережившим утрату, — шепчет она, глядя вдаль, расфокусировав взгляд. — Они символизируют смерть. И фиолетовый — один из наиболее подходящих цветов, поскольку обычно он символизирует печаль. Это все равно, что сказать, что ты сожалеешь о чьей-то кончине. Леви пристально смотрит на нее, наблюдая за реакцией. Он понимает, что ему нравится слушать, как она говорит, и он скучал по этому — прошла неделя после той экспедиции, и с тех пор он с ней не разговаривал. — Фиолетовый — мой любимый цвет, — говорит она едва громче шепота. — Даже несмотря на то, что он означает печаль? Она отвечает не сразу. — Это и многое другое. Фиолетовый также может быть гордостью и преданностью. Это просто очень красивый цвет. Она в порядке? У нее все хорошо? Нормально спит, нормально ест — он не знает. Он хочет спросить, но боится показаться слишком резким. Он знает, каково это. Он знает, что это значит — потерять кого-то. Леви не может вспомнить, когда он в последний раз нормально высыпался. — Кошмары? — спрашивает Леви. Она оглядывается на него. — Как ты догадался? — У меня тоже. Она не отвечает. Леви понимает, что она ждет, расскажет ли он подробности. Он откашливается, отводя взгляд. Он не хочет, но… — Я понимаю, — бормочет Леви. — Я знаю, что ты чувствуешь. Тем не менее, она молчит, но все еще смотрит на него. Слушает. — Ты можешь… — черт. Почему так тяжело говорить? — Ты можешь поговорить со мной, — выдавливает он. — Могу? — Ага. — Я не думала, что ты захочешь слушать. Его брови сходятся на переносице. — Почему нет? Она пожимает плечами. — Ты бросил на меня одеяло и ушел. Леви хмурится. — Я не бросал его. Я думал, ты захочешь побыть одна. — Не совсем. Ох. Действительно? Она вздыхает, переворачиваясь на спину и глядя в потолок. — Я хотела присоединиться к Разведкорпусу, потому что знала, что в жизни есть нечто большее, чем то, что находится здесь. В стенах. Там должно было быть что-то новое — новая природа, новые цветы. Новые вещи, которые можно увидеть. Но я не глупа, я знала, что это означает. Что я, скорее всего, умру рано, чем проживу долгую жизнь. Не такая уж необычная мотивация. Он слышал это раньше. Леви скрещивает руки на груди, слушая. — Итак, я… я оттолкнула Лили, — говорит она, голос становится совсем тихим. — Я не хотела причинять ей боль, когда бы в конце концов умерла. И это сработало, но потом мне стало одиноко. Я думала, что мне нравится быть независимой, что мне нравится быть одной. И, возможно, какое-то время мне нравилось, но… — Тебе стало одиноко, — бормочет Леви. — И ты сдалась. — Я сдалась, — соглашается она. — Когда она сказала мне, что скучает и хочет перевестись, я сдалась. Какое-то время она молчит, а затем добавляет: — Я подумала, что если я смогла продержаться так долго, то, возможно, всё не так уж и плохо, и она тоже смогла бы выжить. Он вспоминает тот момент, когда спросил ее, почему она хочет с ним дружить, если так уверена, что все умрут. И она ответила, что это потому, что она не думает, что он умрет. — Я была глупа, — шепчет она. — Ты надеялась, — отвечает он. — То же самое. Может быть. Она тихо вздыхает, взгляд все еще устремлен в потолок. — Тебе нравится быть одному? — спрашивает она. — Быть одиноким? До того, как он встретил ее, это было бы простое «да». Сейчас? Это все еще «да», но условно, думает он. — Большую часть времени, да. — Большую часть времени? — Мм. — Когда тебе не нравится оставаться одному? Она смотрит на него. В этот момент ему кажется, что она видит все, о чем он думает. — Думаю, ты знаешь, — говорит Леви. Она слегка улыбается, снова глядя на потолок. — Мне тоже, — говорит она в тишину. После этого никто из них не говорит. Здесь царит абсолютная тишина, и Леви это устраивает. Он рад, что у нее все в порядке, по крайней мере, он на это надеется. Она не хочет оставаться одной. Он тоже не против этого. — Спасибо, — шепчет она. — За цветы. За все. Вскоре после этого она засыпает, удобно расположившись на диване в гостиной. Леви берет одеяло и накрывает ее — он не собирается им пользоваться. Он размышляет о том, чтобы уйти, но затем решает не делать этого — он все равно не собирается спать. Он возвращается к другому дивану, снова садится. В какой-то момент он, должно быть, засыпает, потому что, прежде чем он осознает это, в окно льется солнечный свет, и девушка начинает шевелиться. Он уходит прежде, чем она успевает понять, что он остался.***
Несколько дней спустя он заходит в свой кабинет и обнаруживает на столе букет и сложенное одеяло. Леви не может сдержать тепло, разливающееся по его лицу, когда он подходит к своему столу и берет букет цветов, который лежит на нем. Лепестки имеют уникальный оттенок выцветшего фиолетового, почти слегка голубого. Он их не узнает. Он снова смотрит на свой стол. На одеяле лежит маленькая книга. На обложке нет ни названия, ни примечания. Леви открывает ее. На внутренней стороне страницы есть эскиз цветка с пометкой тюльпаны. За названием цветка следует несколько примечаний о нем, в том числе о его цветовом разнообразии. Это ее цветочный справочник. С любопытством Леви начинает листать страницы. Цветок за цветком проходят мимо, пока он не находит эскиз, соответствующий тем цветам, что он держит в руках. Он читает записи. Гортензия. Цветок «спасибо», символизирующий благодарность за понимание. Леви смотрит на книгу, затем на цветы. Его губы кривятся, и он идет искать вазу.***
— В твоей чертовой книге написано, что есть цветок, который означает хитрость и коварство. — Львиный зев, да. Леви хмурится. — Какого черта у тебя есть цветы для обмана людей? Она смеется. — У нас есть цветы для всего. Приятно вернуться сюда. Погода теплая, светит солнце, они вдвоем сидят на одеяле Леви в тени. Прошло несколько дней с тех пор, как она подарила ему цветы и свою книгу, и он пытался вернуть ее, но она не взяла. — Я запомнила их все, — сказала она. Итак, он сохранил ее. Теперь он время от времени перечитывает книгу. И он находит чертовски странные цветы. — Кто это придумал? — говорит он с хмурым видом. — Я не знаю, это универсально. — Но кто-то же должен был это придумать. — Ты прав. Позволь мне посетить могилу моей прабабушки на выходных, и я спрошу ее. Леви сопротивляется желанию закатить глаза. — Замолчи. Она смеется. — Там много забавных цветов. На самом деле есть цветы, которые могут означать угрозу. — У тебя есть цветы, которыми можно угрожать людям? — Бегонии, — говорит она с мягкой улыбкой. — Они означают осторожность. Предупреждение. Леви смотрит. — Ты шутишь. — Поищи, — настаивает она. — Так и сделаю, — говорит он. Книжки у него с собой нет — она в ящике его стола. Он проверит, когда вернется обратно. — Разве большинство цветов не позитивны? — Конечно, — соглашается та. — Но все дело в точке зрения. — Точка зрения. — Да. Некоторые из них ты мог бы оценить по достоинству, некоторые нет. — Например? — Некоторые означают детскую невинность, — она ухмыляется ему. — Белые лилии. На них ты можешь обидеться. Или кореопсис — они означают что-то вроде «всегда веселый». Он хмурится. — Ты это выдумала. — Вовсе нет. Посмотри. — Скажи это снова. — Кореопсис. — Это фигня. — Ты можешь использовать герань, чтобы назвать кого-то глупым, — предлагает она. Леви усмехается. — Гораздо привлекательнее. Она сияет. — В основном они ассоциируются со счастьем и хорошими вещами, но некоторые люди думают, что они означают глупость или безрассудство. И я сомневаюсь, что ты оценишь какие-либо красные цветы. Красные розы, красные гвоздики, красные камелии, красные тюльпаны… — Почему нет? — Признания в любви, в основном. Он слишком долго смотрит на нее, прежде чем ему удается оторвать взгляд. — Думаешь, они мне не нужны? — спрашивает он. Ее взгляд все еще прикован к нему. Он это чувствует. — Нужны? Леви оглядывается на нее и почти сразу же отводит взгляд. Блять, его лицу слишком жарко. — Я останусь со своим кактусом. — Теперь он тебе нравится? Это растет в нем. — Нет. — Похоже, дела идут хорошо, — говорит она, выпрямляясь. Леви напомнил, что у нее есть запасной ключ от его офиса — она, конечно, недавно видела его кактус. — Не пробовал в последнее время спрыгнуть, не так ли? — Пока нет, — ворчит Леви. — Это займет время. Она смеется, и снова желудок Леви совершает глупое сальто. — Ты ему нравишься, — настаивает она. — Колючий засранец для колючего засранца. Его брови поднимаются. — Назвать своего капитана засранцем? Я заставлю тебя бежать круги. От ее улыбки становится теплее. — Ах, но с кем бы ты тогда разговаривал? С самим собой? — С тобой, после того, как пробежишь свои круги. — Я буду бежать очень медленно. Ты будешь скучать по мне. Он будет. — Не буду. — Нет? — дразняще говорит она, и от ее тона голоса Леви хочется поежиться. — Так что, если бы я ушла прямо сейчас. Встала, ушла, больше с тобой не разговаривала. Ты бы не скучал по мне? — Ты действительно спрашиваешь, буду ли я скучать по всем этим бесконечным цветочным пустякам и твоим глупым разговорам о метафорах и точках зрения? — Да. Он будет. Он понял это, когда не разговаривал с ней неделю, пытаясь дать ей возможность смириться с потерей подруги, чтобы потом узнать, что все, чего она хотела — это поговорить с ним. — Ты будешь скучать по мне, — возражает он. Она все еще улыбается. — Я? Просвети меня. Леви усмехается. — Не стоит моего дыхания. — Хорошо. Тогда, думаю, я пойду. Она блефует. Она, должно быть, блефует. Она встает, отряхивает штаны, прежде чем отвернуться. Он смотрит, как она уходит, затем моргает и кричит: — Ты идиотка. Она продолжает идти, но поворачивается, чтобы посмотреть на него. — Как и ты, — кричит она в ответ. Достаточно скоро девчонка уходит. Леви смотрит туда, где еще минуту назад была она, прежде чем качает головой, вздыхает и поднимается с земли.***
Они редко выходят куда-нибудь по ночам. Но когда она предлагает это («погода сегодня отличная, а небо такое ясное!»), он не может отказать. Он понял, что ему очень трудно отказать ей. Не потому что она усложняет; она всегда дает ему выбор или добавляет «на твое усмотрение» после любого предложения. Просто он никогда не сможет найти причину для отказа, ведь то, как она улыбается шире или как ее глаза загораются каждый раз, когда он соглашается, того стоит. И вот как он сюда попал. Она и он лежат на одеяле, которое он принес, и смотрят в небо. На улице темно, ночь особенно ясная, поэтому Леви предполагает, что они пришли любоваться звездами. Он никогда не устанет от неба, особенно после того, как вырос без него. Все эти крошечные точки в небе, кажется, каждую ночь оказываются в новых местах. Возможно это потому, что он просто смотрит на это с новой стороны. Она, кажется, думает так же. Девушка указывает на различные точки на небе, говорит о созвездиях, о которых прочла в книге. — Интересно, что это такое, — размышляет она, сплетая пальцы и складывая руки на груди. — Звезды. Они должны быть из чего-то сделаны. — Они не могут быть просто точками в небе? — Конечно, но точки должны быть сделаны из чего-то. Их так много, что они могут быть сделаны из чего-то, чего мы никогда не открывали. Что в ней такого? Что в ней такого, что пленило его, заперло внутри? Она тихо говорит, глаза все еще устремлены в небо. — Столько всего мы еще не видели. Могу поспорить, это красиво. Она находит красоту во всем, думает он. Ту красоту, которую она видит во всех и вся, возможно, в нем тоже. Когда она поворачивает голову в сторону, ее глаза блестят и полны удивления, губы изгибаются в сияющей улыбке, Леви думает, что есть шанс, что она видит. — Леви. Привет, Леви. Он моргает. Она сияет. — Ты отключился, — упрекает она, но улыбается. Он чувствует, как его лицо нагревается. — О чем ты думаешь? Ты. Но он не может этого сказать. Может ли он? Возможно, может. Возможно, ему следует. Как? Просто сказать? Ее улыбающееся лицо снова поворачивается к небу, и он упускает свой шанс. Разочарование, которое он испытывает, сбивает его с толку. — Посмотри, — говорит она и снова указывает на небо. Леви поворачивает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как что-то пронеслось по небу, словно вспышка чего-то. — Падающая звезда. — Падающая звезда? — спрашивает он, хмурясь. — Что за ерунда? Она пожимает плечами. — Я не придумывала название. Но их так называют. Предполагается, что ты должен загадать желание. — Желание. — Ага. — Что желать? — Что хочешь. Он смотрит на нее; ее глаза зажмурены. Есть ли правила? Почему для всего существуют правила? В конце концов ее глаза открываются, и Леви понимает, что смотрел на нее все это время. — Что ты загадала? — он спрашивает. — Я не могу тебе сказать. — Ты не можешь мне сказать. — Нет, потому что тогда желание не сбудется. Что это за чертовы правила? — Это чушь, — говорит Леви. — Как рассказ кому-то повлияет на результат? Ее улыбка становится шире. — Ты действительно очень хочешь знать. — Нет. — Ладно, хорошо. Это умрет вместе со мной. Черт бы ее побрал. Она смотрит на него, ее красивые глаза мерцают, и Леви словно чувствует, как тает его решимость. Она тихо вздыхает, а затем добавляет: — Что ты загадал? — Ничего. — Ничего? — Ага. — Тебе ничего не нужно? Она дразнит его, он это чувствует. Леви лежит на спине, но она перевернулась так, чтобы лежать на боку лицом к нему, упершись локтем в одеяло, чтобы можно было подпереть голову рукой. Он чувствует, как его лицо нагревается. Блять. Он должен просто сказать это, выложить все начистоту. — Я не… — Леви замолкает. Он не знает, как это сделать. Он не знает, как выразить то, что чувствует, и даже не знает, что, черт возьми, он чувствует — как ему вообще что-то сформулировать? Он не знает как, он не хочет, потому что откуда ему знать, что она собирается ответить, и… — Все в порядке, — шепчет она, и Леви оглядывается на нее, чтобы увидеть, как она снова лежит на спине. — Извини, я настойчива. — Нет, — черт, почему он не знает, что сказать? Почему это так сложно? У него никогда не будет лучшего шанса, чем этот. И, судя по тому, как она его поддразнивает, она, кажется, тоже это понимает. — С тобой все в порядке. Она не отвечает на это. Она близко, плечи всего в нескольких дюймах от его. Он мог бы взять ее за руку, если бы захотел. Леви вдыхает, затем выдыхает. Нахуй. — Я не знаю, как это сделать. — Сделать что? — Это. — Твоя конкретика превосходна. Он хмурится. — Если ты понимаешь, о чем я. Она тихо смеется; она понимает. — Все в порядке, — шепчет она, все еще глядя на звезды. — Никакого давления. У нас есть время. Время. Леви позволяет себе расслабиться на одеяле, пытаясь сохранять спокойствие. У нас есть время. Она правда так думает? Лили умерла около двух месяцев назад. После этого прошла неделя или две, прежде чем они снова начали разговаривать, и с тех пор между ними как будто возникла какая-то связь. Ему нравится слушать, как она говорит, и он никогда в этом не признается, но ему нравится, когда она дразнит его. Это выводит его из себя, заставляет хотеть ее намного сильнее. Время. Со временем он стал ближе к ней. Связь крепче, напряжение больше. Но сколько времени у них на самом деле есть? Недостаточно, чтобы оправдать то, что он хочет сказать самому себе. — Ты раздражаешь, — говорит Леви в тишине. Она мычит. — Ты уже говорил мне это раньше, да. — И твоя беззаботность ужасно бесит. — Ты мне это тоже говорил. — Ты раздражаешь и ты заноза в заднице, и ты слишком любишь цветы. Это вредно для здоровья, — добавляет Леви, и она смеется. — Но ты… Он замолкает. Он снова не может придумать, что сказать. Его мозг просто наполнен ей, ей, ей, и у него нет возможности сформулировать это. Блять, почему это так сложно? — Я что? — шепчет она, когда он не уточняет. Леви думает минуту. Затем: — Я думаю, ты изменила мою жизнь. Она молчит. Не слышно ни звука, кроме шелеста листьев деревьев от проносящегося мимо ветерка, и внезапно Леви охватывает озноб. Он отказывается смотреть на нее. Вместо этого, чтобы скоротать время, он начинает считать звезды. Он досчитывает до четырнадцати, прежде чем она спросит: — Правда? Правда. Ее взгляд на жизнь: ценить мелочи, находить красоту во всем, думать, что каждый заслуживает немного любви. Ему нравится, что она показала свои растения и кактус, Леви почти хочет сказать, его кактус. — Я думаю, это самая милая вещь, которую мне когда-либо говорили, — тихо говорит она. Он чувствует, что девушка смотрит на него, а его лицо снова бросает в жар, поэтому он не поворачивает головы. — Ты говоришь, что не знаешь, как это сделать, — шепчет она. Никто из них точно не определил, что такое «это», но Леви почти уверен, что они оба имеют приблизительное представление. — Но это было довольно хорошо. Он чувствует, как уголок его рта поднимается вверх. — Не считаешь это плохим? — Не совсем, нет. — Не совсем? Ты только что сказала мне, что это самая милая вещь, которую тебе когда-либо говорили. — Я была захвачена моментом. — Моментом. — Ммм. — Мы больше не в моменте? Теперь ее очередь сделать паузу. — Ты все испортил, не предприняв никаких мер, — в конце концов придумывает она. Леви хмурится, глядя на небо. — Я должен был проследить за этим. — Ага. — Почему бы тебе этого не сделать? — Потому что мне нравится смотреть, как ты извиваешься. Его брови сдвигаются. — Поэтому мне придется делать тяжелую работу. — Да, — соглашается она, и он снова чувствует на себе ее взгляд. — Я так рада, что мы оба согласны. После этого они сидят молча, в основном потому, что Леви не может придумать, что, черт возьми, сказать. Боже, она чертовски его раздражает. Даже сейчас, когда его сердце так громко стучит в груди, что он едва слышит собственные мысли, не говоря уже о ее словах, ей удается проникнуть в его мозг. Черт возьми, он никогда раньше ни из-за чего не нервничал. Не так. Он на мгновение обдумывает свои мысли (или их отсутствие), прежде чем заявляет: — Я сдаюсь. Она смеется, поворачиваясь так, чтобы оказаться на боку. — Вау, ты сдаешься. — Ага. — Больше ничего ты не хочешь сказать. — Нет. — Нет? Разве ты не хочешь знать, каково было мое желание? Он хочет. Он думает, что знает. — Но тогда оно не сбудется. Она тихо вздыхает. — Значит, ты хочешь, чтобы оно сбылось. — Я не знаю, какое оно. — Да знаешь, — тихо говорит она, наклоняя голову. Наконец ему удается взглянуть на нее. Она мягко улыбается ему, опираясь локтем на одеяло, подпирая голову. У Леви возникает странное желание зарыться лицом в подушку, потому что его лицу чертовски жарко. Глаза Леви перебегают от ее глаз к губам; он отводит их так быстро, как только может. Блять. Теперь он сделал это. Он слышит ее смех и оглядывается. Она сияет. — Леви, — тихо говорит она. Мурашки пробегают по его спине. Во внезапном приливе адреналина Леви сдается и тянется к ней. Его пальцы скользят по ее щеке, прежде чем остановиться на затылке. Одновременно приподнимаясь и притягивая к себе, Леви целует ее. Он зажмуривает глаза и отключает свой мозг, потому что не хочет думать о том, что он делает. Не прямо сейчас. Нервы и напряжение, пробегающие по его телу, рассеиваются, когда он чувствует, как ее рука касается его щеки, и она целует его в ответ. Выброс адреналина в его организме сравним с борьбой с титанами, но даже ощущение того, что он в одиночку побеждает аномального, не может сравниться с тем чувством, которое сейчас переполняет его мозг. Черт возьми, он счастлив. Он действительно чертовски счастлив. Леви чувствует, что улыбается, когда его губы касаются ее, и ему хочется отругать себя, но потом он чувствует, что и она улыбается. Он не знает, тянет ли он ее или она толкает его, но в итоге он оказывается на спине, а она лежит на нем сверху. Его рука лежит на ее бедре, скользит по спине, а ее легкое, как перышко, прикосновение к его подбородку посылает огонь вверх по позвоночнику. Наконец, спустя бог знает сколько времени, Леви отрывается, чтобы отдышаться. Его все еще трясет — он не может до конца поверить, что это происходит. — Блять, — говорит он, не задумываясь. Она смеется. — Видишь, это было не так уж и плохо, не так ли? — спрашивает она, улыбаясь. — Это самый сильный страх, который я когда-либо испытывал в своей жизни, — ворчит Леви. Она снова смеется и откидывается назад. Леви крепче прижимает ее к себе и решает, что даже если это был самый страшный момент в его жизни, оно того стоило. Потому что, думает он, из всех моментов в его жизни этот, должно быть, самый счастливый.***
Следующие несколько дней Леви все еще находится на невероятном уровне адреналина, и когда он находит сюрприз в своем кабинете, ему кажется, что что-то в его мозгу взорвалось. Это небольшой горшок с цветами. Она подарила ему цветы. Леви ничего не может с собой поделать; его настроение сразу меняется. Его походка становится немного легче, когда он подходит к своему столу, разглядывая цветы. Они бледно-красные, с небольшим количеством белого, окрашивающего центральные линии лепестков. Он не узнает их, но он и не ожидал, что узнает. Он лезет в ящик стола и достает книгу, которую она ему дала. Ему не нужно перелистывать слишком много страниц, прежде чем найти эскиз, соответствующий тому, что он видит на своем столе. Он аккуратно разглаживает страницу, чтобы прочитать, что это такое. Леви улыбается. Амариллис.