in a heartbeat

В конце концов, с какой стороны ни посмотри, а сражаться с пятью руинными охотниками в одиночку – не очень хорошая идея. Даже ради легендарных мощных артефактов. Импровизированная медицинская палатка кишит целителями, которые снуют от одной кровати к другой, ухаживая за лежащими на них пациентами. Кэйю расположили в самом конце, а лекарь, которого к нему приставили – не кто иной, как Барбара, чьи руки двигаются так же быстро, как полные беспокойства тирады срываются с губ. – Сэр Кэйа, о чем Вы только думали, отправляясь в эти руины в одиночку? – ругается она. – Даже такой сильный мечник, как Вы, вряд ли смог бы отбиться сразу от пяти руинных охотников. Ее руки излучают теплое свечение над одной из его ран – глубокой и колотой, оставшейся после того, как кусок металла вонзился в его тело, отлетев от особенно мощного взрыва –, временно останавливая кровотечение. – Я не знал, что там была… – Кэйа морщится, когда боль пронзает его насквозь. – …ловушка. – Это ведь заброшенные руины, полные сокровищ, – категорично отрезает Барбара. – Можно было предположить, что там окажется хотя бы одна ловушка, сэр Кэйа. У Кэйи действительно нет сил продолжать спор. Все его тело ужасно болит. На самом деле, это неудивительно, учитывая, что всего час назад его швыряло влево и вправо от стремительных атак руинных охотников, к тому же, он получил сильные ожоги, пытаясь увернуться от выпущенных в него ракет. К тому времени, как Джинн и Лиза чудесным образом пришли ему на помощь, Кэйа был настолько измотан, что рухнул – причем довольно некрасиво и унизительно – прямо на глазах у женщин, прежде чем некоторое время спустя очнуться и обнаружить себя в этой импровизированной палатке. – Вам повезло, что несколько рыцарей случайно оказались на дежурстве неподалеку от Вас и почувствовали, как дрожит под их ногами земля, – продолжает Барбара; теперь ее руки двигаются над ногами Кэйи, залечивая его ожоги. – И особенно повезло, что среди них были Лиза и Джинн. Да, да. Кэйа полагает, что он мог бы назвать себя счастливчиком. И это вовсе не означает, что у него уже вошло в привычку добровольно идти навстречу опасности и проверять, насколько далеко он сможет зайти на этот раз, играя со своей жизнью, прежде чем судьба наконец начнет уставать от него и решит оборвать его нить раз и навсегда. Или еще что-нибудь в этом духе. В любом случае, к тому моменту, когда Барбара оставляет его в покое, уже в основном исцеленного и перевязанного, Кэйа начинает потихоньку сходить с ума. Целительная магия Барбары также действует как своего рода наркотик, если использовать ее в определенном количестве. Учитывая степень серьезности его травм, девушка в конечном счете использовала довольно много своей магии, которая теперь наливала конечности рыцаря свинцом и заставляла его мысли расплываться еще на этапе их зарождения. Барбара может стать действительно опасной, если она однажды осознает всю мощь воздействия своих сил. Кэйа решает не говорить ей об этом, по крайней мере, ради собственного блага. Кэйа остается Кэйей даже на больничной койке, и поэтому вместо того, чтобы поддаться успокаивающему воздействию магии, пытающемуся заставить его заснуть, чтобы его раны могли зажить должным образом, он решает проявить упрямство, продолжая бодрствовать. Он тратит время на то, чтобы как следует осмотреться, поворачивая голову и совсем немного туловище, чтобы не растревожить свои раны и, возможно, чтобы не навлечь на себя гнев Барбары, рассматривая противоположный конец палатки. Большинство коек заполнены раненными рыцарями, хотя, стоит отметить, их раны не настолько серьезны, как его собственные. Кто-то из них повредил ноги, кому-то пришлось накладывать швы. А у некоторых была простая царапина, полученная после минутной неосторожности при столкновении с хиличурлом. «Быть рыцарем, конечно, нелегко», – думает он, криво усмехаясь. – «Возможно, мне уже давно пора уволиться и стать фермером где-нибудь в Спрингвейле». – Тебе бы это не подошло, – протягивает кто-то рядом. – Ты, вероятно, угробил бы урожай еще до того, как хоть что-то успело бы прорасти. Кэйа улыбается, безразличный к осознанию того, что он, должно быть, произнес по крайней мере вторую часть своей мысли вслух. – Ты не сможешь победить, пока не попробуешь – так они всегда говорят, – отвечает он. – И как же любезно с твоей стороны навестить меня, Дилюк. Думаю, мое сердце только что пропустило удар от твоей доброты. Дилюк, видимо, добравшийся до палатки, пока мысли Кэйи были где-то далеко, стоит рядом с его кроватью. Он устало закатывает глаза. – Я хотел кое-что передать Джинн, – говорит он. – А потом я услышал, что ты снова создаешь им проблемы, и захотел передать тебе от Джинн пару тумаков. – А ты все еще балуешь своего младшего, не так ли? – Кэйа вздыхает. – Джинн то, Джинн это. Но где же «Как твои дела, Кэйа? У тебя что-нибудь болит, Кэйа? Хочешь, чтобы я поцеловал тебя, чтобы тебе стало лучше, Кэйа..?» – Посмотри в зеркало и поцелуй себя сам, чтобы тебе стало получше, – со вздохом отвечает Дилюк. Кэйа тихо смеется, только чтобы через секунду пожалеть об этом, когда от этого крошечного движения у него тут же начинают болеть сломанные ребра. – Ты называешь меня нарциссом? Дилюк пододвигает стул и садится рядом с кроватью. Он изящно приподнимает одну бровь. – Разве это не так? – Как жестоко, – хнычет Кэйа. – Я не могу быть нарциссом по одной простой причине, Дилюк. – Оу? И по какой же? Не теряя ни секунды, Кэйа смотрит Дилюку прямо в глаза, прежде чем заговорить вновь. – Я просто не думаю, что хоть кто-то на этом свете – даже я сам – может быть красивее тебя. Дилюк пристально смотрит на него. – Целительная магия Барбары, должно быть, окончательно ослабила все гайки в твоей голове, – тихо бормочет он, пока его щеки покрываются едва заметным румянцем. – Я серьезно… Нгх! Кэйа вздрагивает, когда еще один укол боли пронзает его. Он полностью падает на подушки, словно рыба хватая ртом воздух. Магия Барбары, возможно, залечила многие его раны, но «многие» не означает «все». Он чувствовал, как протестуют каждому движению его мышцы и кости, но внезапно чьи-то руки надавили ему на грудь, вынуждая лечь как следует. – Если честно, – говорит Дилюк. – Я уже слышал, что ты пошел дальше и в одиночку вступил в бой с пятью руинными охотниками. Да ты просто напрашиваешься на скорую гибель. В его голосе сквозило явное недовольство. Кэйе вдруг показалось забавным, что Дилюк бывает честен с ним только в те моменты, когда испытывает негативные эмоции из-за Кэйи. Но, с другой стороны, в последнее время Дилюк достаточно часто испытывал негативные эмоции из-за Кэйи. Конечно, в большинстве случаев это, вероятно, была вина самого Кэйи, но, если посмотреть на это с другой точки зрения, не означает ли это, что в последнее время Дилюк стал более честным с ним? – Ты улыбаешься как полный идиот, – говорит Дилюк. – Что у тебя на уме на этот раз? – Много чего, – отвечает Кэйа. Он застает Дилюка врасплох – и себя самого, если честно, тоже – когда поднимает руку, чтобы коснуться щеки Рагнвиндра. Грани его сознания все еще немного размыты, но по иронии судьбы и, возможно, даже парадоксально, но Кэйа еще никогда не ощущал свою голову такой ясной, как сейчас. – Но в первую очередь то, насколько же я счастлив. Дилюк моргает, больше смущенный словами Кэйи, чем рукой на собственной щеке. – Из-за чего? – Из-за нас. Дилюк еще некоторое время смотрит на него, начиная выглядеть все более и более растерянным. – Мне следует найти Барбару и спросить, не перестаралась ли она, а еще… – Подожди, – вскрикивает Кэйа, стискивая пальцы на запястье Дилюка. – Дилюк, пожалуйста, останься еще ненадолго. Мы так давно не виделись. – Кэйа, мы виделись прошлой ночью, – невозмутимо отвечает Дилюк. – В твоем же собственном доме, прошу заметить. – Я хочу видеть тебя чаще, – протестует Кэйа. Дилюк слегка краснеет, оглядываясь по сторонам, чтобы проверить, не подслушивает ли их кто-нибудь. Рыцари и целители либо на самом деле не слушали их, либо очень хорошо делали вид, что не слушали. В любом случае, к счастью, в данный момент на них никто не смотрит. – Почему ты вдруг стал таким прилипчивым? – шипит Дилюк, и голос его звучит скорее смущенно, чем сердито. – Мы наконец-то увиделись! – скулит Кэйа громче прежнего. Теперь его язык начинает заплетаться. Черт, эффект от целительной магии Барбары оказался сильнее, чем он мог бы подумать. – Я хочу видеть тебя чаще. Хочу видеть тебя постоянно, – если раньше у Кэйи было хоть какое-то подобие словесного фильтра, что ж, теперь эффект магии Барбары просто заставляет его рассыпаться в щепки. – Дилюк, что я могу сделать, чтобы чаще видеть тебя? Так, чтобы ты мгновенно встал на мою защиту, если я вдруг попаду в беду, например, без всякой на то причины брошусь в бой с руинными охотниками? Дилюк слышит кашель на заднем плане. Кэйа бредит все больше и больше, и это начинает привлекать внимание. Даже Барбара, кажется, колеблется между тем, чтобы тактично отойти в сторонку или немедленно подбежать к ним, чтобы, наконец, заставить Кэйю прекратить нести всякую чушь. Внезапно Кэйа обнаруживает, что его снова прижимают к кровати, а Дилюк слегка ослабляет чужую хватку на своем запястье, чтобы они могли нормально держаться за руки. Кэйа несколько секунд с каким-то нечитаемым удивлением смотрит на их сплетенные ладони, прежде чем снова посмотреть на Дилюка. – Как часто ты хочешь видеть меня, Кэйа? – неожиданно спрашивает Дилюк. – Постоянно, – не медля ни секунды отвечает Кэйа. Магия Барбары избавляет его не только от боли, но и от всяких моральных запретов. Или, возможно, просто-напросто усиливает его бесстыдство. – Я не хочу, чтобы ты привлекал мое внимание, подвергая себя опасности, Кэйа, – вздыхает Дилюк. – Есть и другие способы… – Тогда выходи за меня замуж. По палатке проносится всеобщий вздох. В нем не принимает участия разве что Дилюк, который вместо этого моргает на Кэйю, будто сова. – …чего? – Выходи за меня замуж, Дилюк, – повторяет Кэйа, накрывая свободной рукой их соединенные ладони. – Выходи за меня замуж, и тогда мы сможем жить вместе, чтобы видеть друг друга каждый день, и ты сможешь вытаскивать меня из неприятностей, и у нас будет потрясающий се… Дилюк громко кашляет, заглушая слова Кэйи. Его щеки и кончики ушей пылают красным – почти того же оттенка, что и его волосы. Он поворачивается к Барбаре, беспомощно глядя на юную целительницу. – Я правда думаю, что тебе стоит вырубить его, прежде чем он… – Дилюк, возможно, я сейчас до предела накачан опьяняющей магией, из-за которой я едва могу пошевелиться и несу, вероятно, куда больше чепухи, чем обычно, – тараторит Кэйа на одном дыхании. – Но я имел в виду именно то, что я сказал. Дилюк смотрит прямо на него, продолжая неистово краснеть. – Пре… – он замолкает, и его смущение явно растет. Люди в палатке притихли, со всей внимательностью прислушиваясь к их разговору. – П-предложение? Кэйа, ты… – Выходи за меня замуж, Дилюк, – повторяет Кэйа. – Я хочу быть с тобой во веки веков. Дилюк пристально смотрит на него, и Кэйа неумолимо смотрит в ответ. Воздух в палатке внезапно пронизывается напряжением, все остальные пациенты и целители тоже затаивают дыхание. Наконец, Дилюк выдыхает. – Тебя следует спросить меня об этом снова, когда ты не будешь сходить с ума из-за этой магии исцеления, – говорит Дилюк. – Но поскольку мне не понаслышке известно, что ты невероятно упрям, даже когда едва можешь уловить ход своих мыслей, я скажу тебе одну вещь, – он позволяет себе слегка улыбнуться. – Не бросайся так безрассудно навстречу опасности, и я выйду за тебя замуж, не успеешь ты и глазом моргнуть. На заднем плане кто-то радостно визжит. Звучит подозрительно похоже на Хоффмана. Взгляд Кэйи тут же светлеет. – Ты серьезно? – Только если ты пообещаешь. – Дилюк, я сдержу это обещание так верно, что ты можешь подумать, что я обманываю тебя, обещая это, и… – Ладно, – громко вмешивается Барбара. – Вам пора спать, сэр Кэйа. Она прижимает светящуюся ладонь к груди Кэйи и держит ее там, пока Альберих, наконец, не отключается. Пока он лежит, уже спящий, на его губах все еще играет счастливая улыбка. Барбара поворачивается к Дилюку, тяжело вздыхая. – Прошу прощения. Мне стоило сделать это еще раньше. Дилюк убирает спавшие пряди с глаз Кэйи. Уголки его губ приподнимаются. – Все в полном порядке.

***

Когда Кэйа просыпается, первое, что он вспоминает, это сделанное им предложение. – Я идиот, – говорит он потолку. – Рад, что ты наконец это понял. Кэйа едва не выпрыгивает из кожи вон, когда слышит такой знакомый голос, и медленно поворачивает голову, только чтобы увидеть Дилюка, лениво читающего у его кровати. – Д-дилюк? Ты все еще здесь? – Ты проспал несколько дней, так что лекари перевезли тебя домой. Хм. Это объясняет, почему Кэйа видит над собой потолок, а не ткань палатки. – Послушай, Дилюк, – Кэйа осторожно садится. Болезненность в его мышцах и костях в основном прошла, как и спутанность сознания. – Насчет того, что я наговорил на днях… – Твой дом немного тесноват, но, я полагаю, мы сможем справиться с этим в течение первых нескольких лет, – внезапно говорит Дилюк. – Скорее всего, потребуется новая кровать. Мы не сможем делить такую маленькую кровать вместе. Кэйа замолкает. – …чего? Почему это Дилюк вдруг начал критиковать его жилище? – Или, если хочешь, можешь переехать ко мне на винокурню «Рассвет». Но ты должен пообещать, что не будешь слишком дразнить слуг. – …Дилюк..? – Кэйа пристально смотрит на него. – П-переезд? Ты говоришь так, будто мы собираемся жить вместе. Дилюк слегка наклоняет голову. – Раз уж мы собираемся пожениться, разве не было бы идеально съехаться? Ох. Ох. – Дилюк, – выдыхает Кэйа. – В тот день ты действительно… – Что? Теперь ты собираешься взять свои слова обратно? – спрашивает Дилюк с дразнящей улыбкой. – И это после того, как я принял твое предложение? Ты жестокий человек, Кэйа. – Н-нет! Я… Я… – Кэйа смеется немного нервно, почему-то ощущая, как сбивается его дыхание. – Я просто… Вау, я… Я действительно счастлив, Дилюк. Мистер Рагнвиндр смотрит на него с нежностью. – Как и я, Кэйа. Альберих спускает ноги с матраса, чтобы иметь возможность полностью повернуться к Дилюку лицом, и берет его руки в свои. – Дилюк, – тихо бормочет он. – Поскольку я был не в лучшем состоянии, когда спрашивал об этом, могу я повторить? – Мгм. Кэйа прижимает их лбы друг к другу, чувствуя тепло соприкасающейся кожи. – Ты выйдешь за меня замуж, Дилюк? Он улыбается. – Не успеешь ты и глазом моргнуть. Кэйа мог бы сказать что-нибудь еще, чтобы в полной мере выразить свое счастье. Но, в конце концов, он этого не делает. Он слишком занят, целуя своего новоиспеченного жениха.