***
Тарпейская Скала. Крепость Хирестель. — Магистр! Старший магистр Торриг! Дело наивысшей важности! — по дубовой крепкой двери нетерпеливо затарабанили. Торриг приоткрыл один глаз, скосив взгляд на входную дверь, и устало выдохнул. Этого ему ещё только не хватало посреди ночи. Что там такого произошло, что потребовалось его вмешательство? Реформаторы с традиционалистами опять зацепились клювами? Налеты бандитов Санстрайкера что бы ему все перья повыдирали? Или что-то похуже? Возможно, прорыв нежити? — Магистра на секунду обхватило беспокойство. Однако оно тут же улеглось, стоило ему только отбросить данную гипотезу. В конце концов, о нежити, не слышно уже много лет. Отдельные локальные стычки не в счет, да и спонтанные поднятия кладбища, вполне себе рядовые моменты. Все эти размышления промчались со скоростью бешеного пони, пока магистр приближался к двери. Уверенным движением он дернул на себя защелку, после чего распахнул дверь, чтобы тут же перехватить второй конечностью, запыхавшегося белошерстого грифона в латах, который замер в неудобной позе, с занесенной для стука когтистой лапой. — И вовсе не обязательно так тарабанить, ты ведь знаешь, что я очень плохо сплю ночами Арчибальд. — Простите Гроссмейстер, но, это срочная депеша с границы. — с этими словами грифон протянул Торригу сложенный конверт. — Вот даже и так? И что там такого интересного на границе? — Не могу знать ваше святейшество. — Арчибальд, Арчибальд. — Магистр покачал головой, и смерил грифона добрым взором. — Ты опять забыл, что я даровал тебе титул своего адъютанта, и право досмотра документов вместе с копией печати? — Никак нет, но это же… — казалось личного ординарца сейчас хватит удар, однако стоило ему обратить взгляд своих янтарных глаз, на магистра, как он заметил, добрую усмешку, и лукавый прищур. — Ты опять попался на это Верный. Тебе пора бы уже и привыкнуть к своей новой должности, чай не в казарме или карауле находишься. Или же рано или поздно тебя здесь заклюют. — Вы же знаете магистр, как все это непросто. Всего-то два месяца прошло, а я все никак не могу привыкнуть к этим взглядам. — Казалось, что Арчибальд смутился. — Ты говоришь мне что я тебя не понимаю? Тебе напомнить, при каких условиях мне пришлось становится верховным магистром? Что у вас там вообще в качестве истории на лекциях рассказывают? — Пробормотал он больше себе, нежели адьютанту, одновременно с этим ловко вскрывая конверт. Секундой спустя, магическая печать, закрывающая послание, вспыхнула золотистым светом и навсегда погасла, а на старой пожелтевшей бумаге проступили сухие строчки доклада. — «Надо бы наконец-то озаботится импортом нормальной бумаги из империи.» — мелькнула на заднем фоне одинокая мысль, пока глаза грифона пробегались по тексту. — Этого ещё не хватало. — Стоило только ему ознакомится с ситуацией, как где-то в глубине, сердце оплели нехорошие предчувствия. — Вы о чем Магистр? Если не секрет конечно, что там в письме? — От Арчибальда не укрылось, то, как на морду магистра наползла тень, создавая разительный контраст между прошедшей веселой перебранкой и тревожным молчанием. Казалось, что серо-седая шкура грифона, приобрела новый оттенок землистости, а многочисленные шрамы, обрамлявшие его голову, заострились. — А там, Верный, возможно большие проблемы. — произнес Торриг, глядя на две подписи в конце документа. — Кто ещё в курсе, ты случайно не знаешь? — Ну на почтамте письма с пометками ушли трем адресатам. Вам, Уильяму и Оствальду. — Главнокомандующему и Коммандеру? Что же, пожалуй, это даже и хорошо. Лучше сейчас бояться, чем потом кормить червей. Запамятовал я что-то, кто у нас сейчас на границе в обходы ходит, а Арчи? — Сэр Тристиан из Троттердама и Вильгельм Застенчивый, есть ещё Платинум Клаудтейл, и Салли Уайтмейн. Однако Платинум сейчас занимается вопросами снабжения крепости и её гарнизоном, а Уайтмейн, занимается проповедями и вопросами мирского характера. — Тристиан и Вильгельм? Хорошие и опытные жеребцы да. И главное, что достаточно благоразумные. Будем надеяться, что их отряды найдут то, что там грохнулось почти нам на головы. — А все же великий Магистр, что там? — Ничего хорошего, Арчи. Ничего хорошего. «Ступай», —произнес с глухой тоской старый грифон, глядя, на последние строчки текста, которые он надеялся никогда не увидеть, вплоть до своей смерти. «Так же сообщаю вам, что пограничные патрули боевой группы «арко», наблюдали близь рыбацкой деревни с названием Серый клюв, миражи Черной Цитадели, со зловещими зелеными огнями.»***
Место действия неизвестно. Ему казалось, что он заснул. Ещё секундой ранее, происходило что-то безумно важное, однако сейчас его это не беспокоило. Мягкая апатия опутывала легчайшей паутиной разум, укрывая от невзгод. Не оставалось никаких сил сражаться, или двигаться. Даже единичные мысли требовали неимоверного рывка, и совершенно не стоили затраченных резервов организма. Он лежал на холодном белоснежном полу, устремив взор вперед. Серая хмарь накрывала его взор, скрывая детали обстановки, убаюкивая и покачивая, словно невидимая морская волна. Хотелось закрыть глаза окончательно и растворится в этом белом свете. Только чуть-чуть посплю ещё каких-то пять минуточек. — пронеслась апатичная мысль, после чего человек закрыл глаза отдаваясь спасительной тьме. Однако стоило только выполнить задуманное, как в тело хлынула необычайная легкость, а кожу обожгло теплом. Необычайный контраст холодного пола, на котором разлегся человек, и новых ощущений, заставили его рефлекторно поежится, открывая глаза. Тепло? Откуда здесь тепло? И где это здесь? Куда меня… А кто я такой? — Человек и не думал подниматься, вяло вращая глазами по сторонам. Теплые волны постепенно прибывали, начинаясь откуда-то с макушки, и постепенно обогревая все тело. От волос, впускаясь ниже к губам, и далее проникая в грудную клетку, откуда уходили в ноги. «Вернись» — прозвучал откуда-то слабый голос. Что? Кто это говорит? «Вернись пожалуйста.» — ему казалось, что голос приобрел более мягкие и умоляющие нотки. Вместе с необычным голосом, в один момент полноценно вернулись и тактильные ощущения. Вслед за теплом, пришла легкая боль в грудной клетке. Казалось, что ребра сейчас лопнут, обнажая скрытые органы словно на них давил промышленный пресс. Что такое промышленный пресс? Чей это голос, и откуда я знаю, что он мягкий? Пробуксовывавший мозг наконец очнулся, и вялый поток неструктурированных мыслей продолжил свой бег. С каждой секундой, их становилось все больше и больше, вызывая давление внутри головы, к которой очень скоро примешалась легкая мигрень. — Какого черт-а-гкх… — он зашелся в надсадном кашле. — Я, что, Че-гкх-ло-век? — С легким щелчком в голове наступила удивительная пустота. Он вспомнил. Детство, смерть, работа, деньги, учеба, расставание, поход за миражом. Одна за другой картины, словно замедленная лента, поставленная на прокрутку, проносились перед глазами, наполняя голову знаниями и воспоминаниями. Боль в голове отступила, а мыслительный процесс приобрел четкость. Глаза ранее казавшиеся бледными и выцветшими наполнились ясностью, и приобрели свой родной болотно-зеленый оттенок. — И г-кхде я черт возьм-гхи? — с трудом подняв голову, он огляделся, и первое что он увидел, это заснеженную поляну, заметенную бураном. То, что увядающий разум принял за белую хмарь, оказался легким снежком, медленно заметающим тело. Куда бы не проносился его взгляд, можно было увидеть различные оттенки белого. Повсюду кроме одного единственного пятачка земли, на котором сквозь буран, медленно прорастала зеленая трава. Там же сиротливо, словно стесняясь своего одиночества стояло деревянное кресло, повернутое спиной к человеку. — Не-е-екгх-т так дело не пойдет. — С этими словами он с трудом приподнялся, преодолевая слабость и двинулся к предмету мебели. Откуда-то взялись силы, чтобы приподняться. Лежать на холодном полу уже не казалось такой хорошей идеей, как раньше, а единственное кресло на поляне так и молило угромоздиться на него. Словно что-то невидимое подталкивало его прямо к этому месту, а что бы он ненароком не угробился, ещё и поддерживало в его уставшем и побитом теле жизнь. Шажочек, за шажочком, он преодолел это расстояние, после чего грузно развалился, устало опуская голову и руки вниз, к гудящим ногам. Немного размяв колени, он поднял взгляд вверх, да так и замер с приоткрытым ртом. Словно в фантасмагорической картине, перед его взором медленно обрисовывались два зеркальных окна. Они висели в абсолютной пустоте. Ни единой мысли, о том, что это такое и как так получилось не возникло. Все что ему сейчас хотелось, так это что бы давящая боль в груди, исчезла, а приятное тепло, что разливалось по телу, стало на парочку градусов сильнее. Однако долго просиживаться в кресле ему не позволило шило, которое как известно находится где-то ниже спины. Ему стало любопытно, и не сдерживая свое желание, он повернул голову к окнам, пытаясь разглядеть что-то на той стороне. Первое за что зацепился взгляд, это аккуратная резная рамочка, которая плавно перетекала в стекло, за которым скрывался туман. Вторым удивительным открытием стало то, что зеркала повторяли друг друга словно близнецы. Идеальная симметрия, точечно выверенные квадраты окон завораживали. Он никогда не считал себя перфекционистом, однако даже один взгляд на это чудо, заставлял что-то трепетать в груди. Одно из окон было жемчужно-белым, и обрамлялось черной рамочкой, а другое иссиня-черным с белой фрамугой. Пока он разглядывал рамки, за стеклом черного окна появилась рябь, которая постепенно обретала странные, но такие знакомые черты. Со все возрастающим удивлением, он отметил, что смотрит на самого себя, через призму черно-белого фильтра, словно кто-то прогнал его фотографию через цветокоррекцию. — Эт-то ещё чт-гхо за чудеса? — пробормотал он, разглядывая такой знакомый профиль. Откуда-то изнутри медленно сформировалось желание прикоснутся к окошку рукой, что он и проделал секундой позже. Стоило только кончикам пальцев, дотронутся до стекла, как картина поплыла, меняя изображение с большой скоростью. Вот он смотрит на самого, себя, а в следующую секунду, с той стороны на него смотрит мифическое существо. Каштановая шерстка обильно покрывающая грудь, длинное оперение на крыльях и поцарапанный клюв. Презрительный взгляд болотного цвета глаз, пробежался по нему в ответ. Грифон — откуда-то всплыло осознание. Миг и картина снова поменялась. Птице-кот помахал когтистой лапой, и растворился, а на его место шагнула огромная рептилия. Вся та же цветовая гамма, чешуя цвета ржавой меди, и вертикальные зрачки, казалось прожигали насквозь. Взор неотрывно смотрел на колыхавшееся огромные кожистые крылья. Дракон— прозвенело набатом в голове, от чего только недавно утихшая боль, принялась вновь покалывать в основании висков. Ухмылка клыкастого ящера была ответом, на навязчивую боль. Широко раскрытая пасть медленно набрала воздух, выдыхая яркое пламя, и картина вновь сменилась. Уже почти ничему не удивляясь, он наблюдал, как на место дракона, вступает мощное перетянутое жгутами мышц и покрытое шерстью тело. Бычья шея, вытянутая морда, оканчивающаяся завитыми рогами, высокомерный взгляд, хвост с кисточкой, и широкие копыта, отбивающие ритм на земле. Это существо он узнал без подсказок. Минотавр. Это все так странно. Но оч-ч-ень интересно. — Стоило ему только подумать, об этом, как минотавр на той стороне отсалютовал ему вскинутой лапой, и уступил место следующему образу. На этот раз это было странное хитиновое существо, с крыльями, фасеточными глазами, рогом и клыками. Оно постоянно притопывало ногами, скалясь в окно, и подергивая крылышками. Чем-то это существо отдаленно походило на помесь чужого и обычной лошади. Глаза цвета сочной зелени пристально вглядывались, казалось, в самую суть, а потом произошло, что-то отличное от происходящего. Рог жука вспыхнул, его тело скрылось за зеленоватой дымкой, а после на него посмотрел он сам. Мы — Чейнджлинг. — прошелестело в голове множеством тихих голосов, и существо, вернуло себе свой родной облик, после чего, с тихим шипением истаяло. На его место тут же величественно вступило новое существо. Поначалу он подумал, что это была обыкновенная лошадь, однако ошибочность своих выводов, пришлось осознать сразу же. Её рост ставлял где-то сантиметров стопятьдесят, пышная грива, шикарный хвост, коротенькие ноги. Не лошадь — пони.— Вылез неизвестный советчик. То, что это не его мысли, он понял, ещё на момент показа дракона. Слишком чужеродно звучал внутренний рассказчик. Слишком велики отличия от его собственных внутренних голосов, которые согласно прочитанной когда-то давно книжке психологии есть у всех людей. Незнакомый пони, так похожий на него самого, нахмурился, и топнул ногой, вздымая огромную каменную глыбу. Тяжелый взгляд коротконого пони пробежался по телу, после чего, раздалось конское ржание, и глыба устремилась вперед. Однако, не долетая до стекла, картина пошла рябью, и на сцену вышел единорог. Сцена с единорогом почти точь-в-точь, повторила сцену с чейнджлингом за той лишь разницей, что после того, как загорелся рог, непарнокопытное, не изменило свой облик, а подняло вверх неизвестно откуда взявшийся клинок, который направило на стекло. И снова хрупкую преграду ничего не сумело разрушить. Изображение мигнуло, и на подиум вышла крылатая лошадь. Ну хоть без рога — вяло закопошилась мысль, когда пегас, взмахнул крыльями и оседлал воздушный поток, стремительно покидая объектив стекла. Махнув на прощание крыльями, пегас скрылся из виду. Одна за другой картины менялись, однако не менялся их смысл. На место одного сказочного существа, приходило другое. Горделивый олень, ехидный прямоходящий кот, настоящая лошадь, холодолюбивый як, полосатая зебра в окружении склянок с чем-то ядовитым, могущественный бизон, живущий в иглу, пингвин, одетый в мундир, медведь, обнимающий копье, прямоходящая собака, которую почему-то внутренний советчик обозвал алмазным псом, гиппогриф который непостижимым образом жил и на суше и в море, гарпия, лама, осёл, странный шерстистый прямоходящий йети. Настоящий зоопарк-паноптикум. Пожалуй, самыми интересными были два последних вида, которые он не смог бы узнать без подсказки советчика. Неизвестная помесь единорога и дракона, с хвостом кисточкой, и завитым за морду рогом, что на его глазах обратилась в пародию на элементаля огня, прозванную советчиком «Кирином-Нириком». И помесь пони, единорога и пегаса, которую тот же голос на этот раз с едва различимыми нотками опасения и гнева назвал Аликорном, а человека обдало смесью недовольства, и категоричного неодобрения. — И зак-гкх-чем, ты мне это пок-гха-зываешь? — Казалось, что ответа на этот вопрос не будет, ибо после окончания контакта с зеркалом, советчик замолчал, однако через несколько минут, ответ все же последовал. — Выбирай. — Прозвучал жаркий шепот за спиной, а по телу пробежались мурашки. Тело отреагировало само, поворачивая корпус в сторону голоса, однако сделать это человек не смог, ибо что-то или кто-то надежно зафиксировало его голову в одном положении, оставляя на рассмотрение только узкий участок шеи и тонкую женскую ладонь, фиксирующую поворот головы. Паника не успевшая поднять голову была тут же задавлена, чем-то темным и чуждым извне и даже доставший его кашель, сопровождавшийся першением в горле и давлением на грудь, временно перестал терзать. — Что простите? — Ему показалось, что он ослышался. — Сделай выбор гость. Используй свою мудрость. — Простите уважаемая, но я… — В голове судорожно заметались мысли, сопоставляя недавние видения, с вопросом и находя там какие-то свои закономерности. — Ты ведь уже все почти понимаешь. И если подумаешь, ещё чуть-чуть то все встанет на места. И действительно, шестерни в голове со скрипом встали на место, вычленяя что-то очень важное из тех образов, что приходили один за другим в зеркале. Все как один были отражением его самого, его темных сторон, как если бы он каким-то образом превратился в одно из тех мифических существ. — Вижу ты наконец-то все понял. Презрение, алчность, зависть, гордыня, ярость и ненависть, высокомерие, ложь и притворство. Все эти черты тебе присущи. Я вижу, как ты алчешь силы, могущества и богатства. Этот темный огонек в груди, греет тебя уже очень долго. А теперь выбирай с умом. — Но как же? Я не хочу. Мне и человеком неплохо живется… — Т-ты отвергаешь мой дар? Тогда чего же ты хочешь? — голос, казался удивленным и уязвленным одновременно. — Я не знаю. — Эти слова дались ему на удивление легко и просто. Когда-то он и правда мечтал о подобном. Да чего там скрывать, мечтает и сейчас, но что-то внутри говорило ему, что это не совсем правильно. Человечность? Совесть? Мораль или воспитание? А может быть все вместе? Ответа он не находил. — Тогда, выбор сделают за тебя рано или поздно Владислав Шейд. — С этими словами незнакомка надавила на шею своей ладонью, поворачивая голову в сторону, от чего взгляд невольно перешел на молочно-белое окно. И то, что там отражалось, было ужасным. В нем, как в экране отражалась картина судилища. А по-другому это назвать и не выходило. Человека, закованного в кандалы, медленно вели по широкому подиуму в сторону конструкции, подозрительно смахивающей на гильотину. На широкой площади, собралась толпа разумных существ всех мастей и расцветок, в глазах которых отражалось алчное безумие, и жажда крови. Короткий приговор, взмах лезвия, и вот уже обезглавленный труп лежит у основания, под задорные крики толпы, а его голова медленно закатывается в корзинку, с закрытыми глазами. Кровь медленно капает на деревянные доски, а ещё живое тело, судорожно заходится в агонии. В этот раз неведомая сила не подавляла эмоции и мысли человека, от чего по его лицу потекли непрошенные слезы, ужаса и боли. Осознание страшной участи, било по одному из фундаментальных составляющих человека — по его рефлексам и инстинкту самосохранения. — Все ещё думаешь, что бытие человеком это хорошая идея? Презренный и гонимый одиночка, что скитается по свету, в поисках спасения, вздрагивающий от каждого шороха, и ожидающих идущих за ним по пятам убийц? — Чистейший ужас, промелькнувший в глазах человека, который медленно склонялся на нужную сторону, был приятен. Сущность, стоящая за его спиной, облизнулась, и слегка надавила на разум, когда произошло что-то странное. Страх до этого почти заживо овладевший жертвой медленно отступал. Его вытесняло, другое чувство. Упрямая решимость, граничащая с фанатизмом. Отчаянное желание жить, и сражаться вопреки всему. До последней возможности, пока может выдержать тело. Сцепив зубы втянутся в гонку и прятки с противником. — Ну и ну. Смертные не перестают удивлять своей безрассудностью, и нелогичностью. Что же попробуй мальчик. Возможно, у тебя даже получится. — где-то рядом раздался третий голос, тяжелый как гранитная скала, с легкой хрипотцой, от чего ранее едва заметное давление, на разум человека пропало, а мысли обрели четкость. С другой стороны лица, на плечо легла ещё одна ладонь, и теперь Шейду казалось, словно бы его сжимают с двух сторон. — И все же, мне тоже интересно, чего бы ты хотел на самом деле? Моя знакомая, уже на тебя поглядела, а вот я ещё не успела. — С этими словами до того относительно небольшое молочно-белое окно, вдруг раздалось вширь, картина судилища сменилась, на проекцию человека, в разнообразных бытовых ситуациях. Вот он идет в первый класс, с любопытством хлопая глазами, и солнечно улыбаясь прохожим вокруг. Его отец сжимает руку в своей большой мозолистой ладони. Чувство защищенности, не отпускает ни на секунду. А доброе напутствие сказанное отцом, гремит в ушах. Картина школы медленно растворилась в молочном тумане, сменившись на простенькую квартиру, где его уже подросшего встречает радостный лай черного добермана. Уставший школьник снимает с себя рюкзак и куртку, после чего приседает на стоящую рядом табуретку, и глупо улыбаясь раскидывает в стороны руки, обнимая домашнюю любимицу. В окне отобразилась широкая лента, вычленяя новое воспоминание. Широкая улица, и небольшой зеленый скверик, со скамейками и редкими прохожими. Молодой человек явно взволнован происходящим. Руки сжимают телефон, а пальцы что-то печатают. Оторвавшись от набора номера, он спрашивает: — Бабушка с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? Где болит? — Я. Все в порядке, да. Только вот отдохну немножко. — немолодая женщина, привалившись к скамейке судорожно сжимает ладони. — Я же вижу, что с вами не все в порядке. Я уже вызвал скорую, но зная, как они ездят. — Он мучительно замолчал, на долгую минуту. На его лице одна гримаса сменяла другую. Наконец он на что-то решился: — Такси будет через пять минут, отвезем вас в приемное отделение. Тут недалеко, на Свободе, знаете да? — Кон-нечно знаю, но тебе не стоило. — Стоило. — Твердо ответил человек. Пелена заволокла картину, открывая обзор на новую ситуацию. — Слушай у меня тут дочка захворала, надо бы в больницу сводить. Ты не мог бы? — Дочка? Ну почему бы и нет. Только начальнику скажи, что мы сменами махнулись. А то ведь потом докопается. — Спасибо Влад. — Иди Марин. Дочка — это святое. Завтра я тебя подменю. Очередная вспышка, и перед взором Шейда предстает небольшая кухня, с панорамным окном, за которым идет снег. Влад помнил этот момент очень четко. Он только приехал из армии и его знакомый Дмитрий, собрались отдохнуть на новогоднем празднике. Взрослый парень, сидит напротив и глушит водку. Его глаза смотрят в потолок, мысли где-то далеко, а на лице отсутствуют эмоции. Он даже не закусывает, ибо терзавшая душу обида сильнее. Лента времени постепенно ускоряет свой бег. Вот отгремели куранты, Шейд давно попрощался с Димой который уже должен был лечь спать, однако он забыл у знакомого шарф. Быстрые шаги, входная дверь на четвертом этаже. На стук никто не ответил, звонок в дверь ничего не дал, сотовый тоже. Где-то на небольшом карнизе над дверью, были запасные ключи. Щелчок дверного замка. Мертвая тишина, и болтающееся под петлей тело. Рефлексы, натренированные армией, сработали быстрее разума. Подставить стул, схватить нож, и перерезать веревку. Судорожный вздох, пара живительных пощечин, и осоловелый взгляд, в полные беспокойства глаза. Последующие за ним три недели реабилитации, когда пришлось взять небольшой отпуск, наверное, были одними из самых запоминающихся моментов. — И наконец самое интересное да? — произнес в пустоту человек зажмуриваясь. До самого необычного момента в его жизни, оставалось совсем немного. Когда же глаза открылись, картина показывала её. Симпатичную невысокую полноватую брюнетку, с раскосыми глазами, внутри которых застыла хитринка. — Я н-не знаю, что и думать, однако ты мне нравишься. Ты бы хотела стать моей девушкой? — робкий бегающий взгляд, румянец на щеках, и небольшая коробочка с шоколадом в руках. Он специально узнавал, марку, что ей нравится. — Д-да. — И ответ, решивший все. За окном плавно растаяла последняя картина, оставляя за собой молочную дымку. — Итак, что тут у нас? Альтруизм, дружба, любовь и нежность, доброта, бескорыстие, верность, воспитанность, ответственность и отзывчивость, решимость и упорство. И это далеко не полный список. Чего же ты на самом деле хочешь Шейд? — Друга. — Прозвучал непрошенный ответ, внезапно всплывший в голове. — Что-что прости? — И это все? Всего лишь это? — Я не хочу быть одиноким. Родственная душа, вот мой выбор. — перед глазами проплыли непрошенные воспоминания, о похоронах, расставании, тяжелых и томительных днях, проведенных в компании одной лишь плюшевой вороной пони. — Что же, свой выбор ты сделал, Шейд. И только тебе с ним жить. — С этими словами, тяжесть, не дающая ему повернуть голову, пропала, как и две ладони, что удерживали его на месте. Пространство, что ранее покрывала снежная пелена, стало медленно истаивать. В один момент, на тело навалилась всепоглощающая слабость, а веки, что были легче пушинки, налились свинцовой тяжестью, закрываясь. Не в силах сопротивляться нарастающему чувству слабости, человек закрыл глаза засыпая.***
Где-то на побережье Мертвого Моря. Одинокая пегаска, судорожно вдыхала свежий воздух. Её легкие горели огнем, заставляя сердце гнать по венам кровь, а мышцы сокращаться с бешеной частотой. Она боялась не успеть. Количество кортизола внутри неё уже давно перевалило все мыслимые пределы, но животное беспокойство гнало её вперед. Взгляд постоянно скакал по песку, изредка задерживаясь на объектах размером чуть больше среднего валуна. — Куда его унесло? — Шипела себе под нос незнакомка, активно высматривая одну ведомую ей вещь. И когда, казалось бы, надежду она уже потеряла, её взгляд зацепился за одно из деревьев, что отстояли от своих товарок, вдоль береговой линии. — Нашла! — кобылка из последних сил пустилась вперед, однако затормозила, не добегая до цели. На самой верхушке дерева, зацепившись за одну из веток, болтался нейлоновый рюкзак. — Как тебя оттуда достать-то, а зараза? — пегаска прикусила губу, смотря на вещь как на персонального врага. Попробовать копытами? Кобылка прикинула на глазок высоту, и толщину дерева. Хватит ли ей силы, чтобы стукнуть посильнее? Наверное, все же нет. И как тогда его оттуда достать? Может? Стоило ей только об этом подумать, как позади спины раскрылось два крыла. Взяв короткий разбег пегаска рванула вперед, активно махая крыльями. Встречные потоки ветра удалось поймать на удивление легко, словно она всю жизнь этим занималась. А вот удержать равновесие, было гораздо сложнее. Ей даже пришлось сделать несколько пробных кругов, рядом с деревом прежде, чем тело заполнило, как летать, и рефлекторно выровняло полет, прижимая копыта поближе к груди. Последующие полчаса запомнились, ей как очень долгие и выматывающие. Рюкзак был оперативно снят, с верхушки дерева, для чего пришлось на ходу научится зависать, в одном положении, корректируя тело взмахами крыльев, после чего проследовал недолгий полет обратно на берег, где её уже дожидался он. Худощавое тело, бледное лицо, со впалыми щеками, судорожное дыхание, и надсадный кашель. Пегаска обеспокоенно вглядывалась в такое знакомое лицо, сейчас походившее больше на алебастровую маску. Сказать, что человек был плох, не сказать ничего. Конечно, выглядел он немного лучше, чем когда она только нашла его. Тогда она знатно перепугалась, обнаружив, что человек не дышит и действовала не очень осторожно. Но цена выживания была не важна. Даже если она слегка помяла ему рёбра, в процессе реанимации то, что он теперь сам дышит, уже стоило того. Лишь бы только он не оставил её здесь одну. И именно для этого она мчалась вдоль берега выискивая злополучный рюкзак. Где-то там внутри должны были быть так необходимые ей лекарства. Парацетамол, колдакт, амоксиклав, и десяток других препаратов, сиротливо ждали своего часа. Зубами подцепив замочек, и дернув его на себя, пегаска раскрыла содержимое сумки, и принялась рыться внутри. Через пару минут, она вытащила на свет блистер с таблеточками, и принялась неловко выковыривать их содержимое, проклиная свою неуклюжесть и копыта. Ещё через несколько минут, она в конец замучав себя и рюкзак, сумела скормить Шейду, несколько таблеток, и заставить его проглотить теплой воды, из термоса. Все что оставалось кобылке, это ждать надеяться и верить, что он выкарабкается из этой ситуации. Ибо если он сам не очнется, то транспортировать его с берега куда-нибудь дальше береговой зоны не получится. Да и если он вдруг умрет, то никакого смысла жить дальше уже и не будет. Всех её оставшихся сил хватило только на то, чтобы, зацепив зубками воротник, оттащить его под тень местных деревьев. После чего накрыть свои крылом, прижимаясь поближе и грея телом, температура которого превышала печку. Так пегаска и заснула, со слезами на глазах, прижимаясь к тому, кого считала самым родным себе существом.