***
Ей снова пять. У неё снова только один брат, который уделяет ей все свободное время. Он кормит и гуляет с ней, пока непутевая биологическая мать занимается своими делами, когда отца нет дома. Именно Вова ухаживал за своей младшей сестрой. Именно он воспитывал её, защищал и отвлекал от ссор родителей, когда те начинали кричать друг на друга. —Вова, я хочу сказку,–Настя лежит на диване, выводя узоры на настенном ковре. —Хорошо, только глазки закрой,–Старший улыбается, накрывая девочку и садясь на край постели,–однажды, очень-очень давно, в одном царстве жили принц и принцесса. Были у них строгие родители, король с королевой, но они очень любили своих детей. Принц помогал сестренке веселиться, забирая её из дома в тайне ото всех. Они исследовали новые королевства, знакомились с их жителями и росли вместе. Со временем в королевской семье все наладилось, к принцессе начали ходить ухажеры, но никто из них не смел её обидеть, потому что принц всегда был рядом. Он обещал всегда быть рядом и спасать из опасностей. Вова улыбается, глядя на уснувшую сестру и прислушиваясь к звукам из гостиной. Родители уже не ругались. Ему можно было отправиться спать, мечтая больше никогда не слышать скандалы.***
Сейчас же, стоя в коридоре и содрогаясь от громких слов отца, Настя поняла, с кем она попрощалась. Пока Кирилл отчитывал Марата за «бездействие» и «лень», даже не интересуясь жизнью сына, Диляра пыталась успокоить мужа и поддержать младшего. Тот тупо лежал на кровати, кажется он даже не слушал претензий в свою сторону. Выглядел опустошенным и поникшим, будто бы из него высосали всю энергию и желание жить. Некогда веселый и жизнерадостный взгляд обрел нотки безразличия и взрослости. Он повидал многое, и теперь это останется с ним до конца. До конца жизни он будет вспоминать всё то, что произошло за этот проклятый февраль 1989 года. Эти дни разрушили его. Сломали, растоптали и втоптали прямо в землю. Первая любовь, отношения, её смерть, предательство брата и группировки. Это всё казалось таким бредом, словно он спал. Марат понял, что он выпал из реальности. Выпал, когда услышал о том, что Айгуль умерла. Он не верил, не осознавал и будто бы находился под водой. Он жаждал мести, и это чувство съедало его изнутри. Оно откликалось в организме как что-то вязкое и неприятное, как то, что не отпустит. Суворов знал, что это не отпустит никогда. Он знал, что ему придется смириться и научиться жить с этим. С тем, что постепенно разрушает его всё больше и больше с каждым днем. Верить в это не хотелось. Звонок в дверь отрезвляет всех членов семьи, Настя рвется к глазку и наблюдает там Коневича. Открывать ему совсем не хотелось, ведь тот бы стал докучать Суворовым со своими нудными разговорами о комсомоле. Слушать это тоже не хотелось, особенно зная, в каком состоянии пребывал Марат. Тому нужно было провести вечер в одиночестве и тишине, а не выслушивать новую порцию оскорблений в свою сторону. Да даже слушать разговоры о себе, как будто тебя нет рядом, было отвратительно и совсем непривлекательно. Но отец оставался непреклонным, поэтому открыл входную дверь и впустил ОКОДовца, готовясь слушать о том, как же на этот раз опозорился его младший сын. И пока представитель отряда рассказывал о героическом и бесстрашном поступке Марата, Настя сидела молча на кухонном стуле и смотрела в одну точку. Она должна была радоваться, услышав новость о том, что Валеру задержали. Казалось бы, она обрела свободу и может не переживать за себя. Но в голове крутилась только одна мысль "Валеру посадят. Валеру посадят. Валеру посадят." и с каждым её произнесением она крутилась всё быстрее и быстрее. От себя девушке было противно и мерзко. Настолько, что хотелось выпустить сегодняшний ужин наружу. Он застрял плотным невидимым комом поперек горла, не давая сказать и слова. Поэтому Суворова молча встала на негнущихся ногах, придерживаясь за стену дошла до туалета, где её и стошнило. В тот же момент что-то внутри сломалось, и из глаз брызнули слезы. Она хотела и пыталась их остановить, но ничего не могла сделать. Она не хотела рыдать из-за человека, который угрожал ей и её семье. Но не могла. Настя лежала на холодном кафеле, скрутившись настолько, насколько это позволяло небольшое пространство. Она захлебывалась, затыкая рот кулаком, лишь бы не привлечь нежеланное внимание.***
Насте скоро шесть, и она уже начинает немного осознавать то, что происходит вокруг. Как должно быть и как не должно. Она обретает новых друзей, но всё также говорит о том, что её самый-самый лучший друг Вова. Поэтому сейчас она играла с ним в прятки. Но не по причине того, что хотела повеселиться. Девочка сидела в шкафу, наполненным кучей длинных платьев и верхней одежды. Она закрывала глаза ладонями, пока слезы оставляли на её лице влажные дорожки. Дверца скрипит и позволяет источнику света осветить Настю тонкой полосой. Вова облегченно выдыхает, протягивая руку сестре. —Пойдем, поедим мороженое и включим твой любимый мультик. —Винни-Пуха? —Винни-Пуха,–Он улыбается, помогая девочке подняться.***
Но сейчас Вовы рядом нет. Сейчас вообще никого нет рядом. Голоса за стеной утихли, как и истерика Насти. Теперь она просто лежала на том же месте в том же положении, выводя узоры на кафеле и выравнивая дыхание. Ей было нужно это. Нужно было осознать и отпустить. Ей говорили, что будет больно, но она не слушала, просто вела себя как влюбленная дурочка. Настя выходит в коридор, доходит до комнаты Марата и раскрывает дверь. На неё устремляются сразу два взгляда, один из которых принадлежит Коневичу. Девушка закатывает глаза и уходит к себе, не желая видеть постороннего. Её вырубает сразу же, как только голова касается прохладной подушки. На следующий день Суворова сидела на площадке. Ногами болтала в воздухе, слегка покачиваясь на качеле. Рядом курил Андрей. Выглядел он намного лучше, но разбитая губа говорила о том, что мир группировщиков его ещё не отпустил. Васильев рассказывал о том, что Юлю забрала Ирина Сергеевна, и теперь готовилась стать опекуном для детей. Настя на эту идею усмехалась. Безусловно, она была рада за то, что девочке не придется жить в детском доме, как и её брату. —И что, ты теперь будешь вести себя как раньше? —О чем ты? —Ну, в музыкалку восстановишься, курить бросишь, воровать перестанешь? —Постараюсь,–Андрей поджимает губы, выкидывая окурок,–а ты как? Ну, после Турбо. —Стараюсь о нем не думать. —Получается? Вместо ответа девушка молчит, отталкиваясь от земли ногами и устремляя взгляд в небо. Не получается. Нет, совершенно не получается. Настя старается, но даже в квартире всё напоминает о нем. О Валере, который был другим. Она так думала. Думала, что он был другим. По факту же парень всегда был таким, каким она видела его в их последнюю встречу. Правда всегда была тяжелой. Тяжелой и больной. Она словно резала по сознанию, оставляя глубокие шрамы. Шрамы, которые будут напоминать о событиях февраля. Васильев прощается и уходит, ссылаясь на то, что Ирина Сергеевна запланировала какую-то встречу. Настя же остается сидеть на месте, раздумывая о Марате. Конечно, все эти события травмировали его. Травмировали настолько, что его взгляды кардинально изменились. Возможно они и были такими, просто неправильная компания заставила быть другим. Быть жестким, в некоторых моментах бесчеловечным. Сейчас же Суворов повзрослел, несмотря на то, что ему было всего четырнадцать. Настя надеялась на то, что этот ужасный опыт поможет младшему встать на правильный путь. Стать хорошим человеком, далеким от группировок и преступного мира. Настя сидела рядом с кроватью отца. Руки её тряслись, а глаза внимательно изучали действия мужчины в халате. Сотрудники уголовного розыска пришли к Суворову на работу, застали в окружении других людей, из-за чего мужчина потерял сознание. Сейчас ему ставили подозрения на инсульт, но Кирилл отказывался от госпитализации. Он ссылался на день рождения, которое начиналось через полтора часа. Насте на нем было необходимо присутствовать, потому что бросать отца не хотелось, ведь это уже сделал Марат. Младший остался дома, притворившись заболевшим. В это время девушка сидела за столом, справа от нее находился Рустам. Больше в помещении не было никого, кроме официанта и Кирилла Суворова. Все молчали, из-за чего повисло напряжение. Настя не выдерживает. Больше не может сидеть там безмолвно, делая вид, что все хорошо. Она выбегает из здания, почти падая на колени из-за скользкой поверхности крыльца. Поворачивает голову и замечает черную машину, в которой сидит знакомая девушка. Это Наташа. Суворова идет к ней, пиная острым носом туфель камни, что попадаются ей на пути. —Ты чего здесь?–Настя в машину не садится, говорит с Рудаковой через открытое окно. —Вове было нужно проверить отца, он пошел туда,–В её голосе слышится переживание. Настя только кивает, запуская руки в карманы шубы. Она облокачивается на капот, шмыгает носом и поднимает взгляд на небо. Темное, завораживающее и усыпанное звездами. Смотреть на них можно было вечно, но внимание девушки привлекает шум. Она вздыхает, переводит глаза на горизонт и улыбается, замечая бегущего Вову. Ей хотелось поговорить с ним еще немного, перед тем как окончательно проститься. Хотелось сказать о том, как она благодарна ему за то, что он делал для нее. Попросить писать, звонить и приезжать. Забирать к себе, не забывать про семью. Помириться с Маратом, познакомить Наташу с родителями. Суворова моргает, и когда это происходит она слышит громкий хлопок. Рефлекторно девушка сгибается и закрывает уши, раскрывая глаза, чтобы увидеть источник выстрела. Она замечает брата, который на несколько секунд будто бы зависает в воздухе. Его глаза закатываются, а тело уже падает назад, на спину. На холодный снег, на котором появляется несколько алых капель. Наташа бежит к Вове, пока Настя не может сделать вздох. Она задыхается. Она не знает, как дышать. Просто не может. Её тело безвольно падает, она ударяется виском о лед, не понимая, кто кричит. Слышно так плохо, будто она находится под водой. Суворова кричит, выпуская последний воздух из грудной клетки, пока все тело сводит от боли. Кулаки бьют по заледеневшей земле, сбивая костяшки в кровь. Она сначала даже не понимает, что её хватают и поднимают за талию. Девушка почти обмякает в крепкой хватке, не сопротивляется и позволяет нести себя. Её усаживают в машину, Настя поворачивает голову на водительское место и сквозь пелену видит знакомое лицо. В это же мгновение она дергает дверную ручку, но та не поддается и не позволяет ей выйти. —Я отвезу тебя домой, ладно?–Валера поднимает руки в жесте смирения, но на свой вопрос получает отрицательный кивок головой,–Я знаю, что наговорил лишнего, но сейчас не до этого. Просто дай мне довезти тебя до дома и убедиться, что ты ничего с собой не сделаешь. В голове всё ещё звенит выстрел, который забрал жизнь самого главного человека. Того, кто воспитывал её с самых пеленок. Настя бьет по стеклу, отчаянно пытаясь выбить его. —Выпусти меня!–Продолжает бить, крича на парня рядом,–Выпусти, я не поеду, Валера, ты должен меня выпустить! Но Турбо не слушает. Он несколько раз ударяет руками по рулю, чуть ли не взывая. Ему стоило огромных усилий, чтобы выйти на свободу. Сдать Адидаса. Сдать Марата, который подкинул пистолет. А теперь Валере приходилось увозить их сестру подальше от места, где погибает один из них. Кудрявый жмет на педаль, трогаясь с места. Он набирает скорость, а Настя, не контролируя себя, осыпает парня оскорблениями. Кроет матом, рыдает и пытается выбраться. Но все её попытки заканчиваются неудачей. —Нажми на чертов тормоз, нажми! Я не хочу с тобой ехать, я хочу к Вове! —Пожалуйста, хватит орать, на дороге скользко и я не могу отвлекаться,–Он начинает злиться, проговаривая слова сквозь зубы. Но Настя тоже не собирается слушать. Она ударяет Валеру по груди. Наносит удары один за одним, пытается взять руль в свои руки и выкрутить на себя. Турбо громко матерится, отпихивая девушку, но та не сдается. Она пихает того в ответ, просит остановить машину и оставить её. Оставить в покое. Забыть. Свет фар слепит в глаза. До ушей доносится рев двигателя и звук столкновения. Машину разворачивает, и Валера теряет контроль над управлением, ударяясь виском об окно. Настя же подскакивает, ударяясь головой сначала о потолок машины, а после непроизвольно наклоняется и со всей силы впечатывается в бардачок. Автомобиль трясет еще несколько раз, пока тот не врезается в дерево. Суворова уже теряет сознание.***
Кареглазая выходит из здания больницы, в руках у нее несколько пакетов и документов. Она спускается по лестнице, улыбается и заправляет волосы за уши. Над её бровью красуется небольшой шрам, черты лица стали четче, а волосы довольно хорошо отросли. Май был приятным, солнце согревало, а на улице теперь не приходилось ходить в нескольких слоях одежды. —Настя? Знакомый голос режет слух. Суворова оборачивается, и улыбка с её лица сразу стирается, будто по щелку пальца. Шрам сразу начинает болеть, из-за чего девушка хмурится, потирает переносицу и закрывает глаза. Открывает их тогда, когда до носа доносится знакомый запах. Перед ней стоит Валера. Он совсем не изменился. —Вы ошиблись,–Она уже разворачивается и собирается уходить, когда чувствует на запястье чужую руку. —Я конечно думал, что изменился за два года, но настолько?–Туркин насмехается, выгибая бровь и прищуривая глаза. —Я не хочу говорить. —Это шрам после той аварии? —Да. Осколок стекла застрял глубоко,–Говорит без эмоций, пожимая плечами,–это все, что ты хотел узнать? —Хотел узнать, как ты после того случая?Никак. Тебя это не касается. Да пошел ты. Скотина.
Всё это крутится в голове, но Настя только усмехается. За два года изменилось многое. Суворовы переехали в другую квартиру, чтобы не мучать себя воспоминаниями. Марату скоро семнадцать лет. Он взялся за ум, начал учиться и решил пойти в армию сразу после окончания школы. Здоровье отца дало сбой. Теперь он каждые полгода лежал в больнице по несколько недель. Диляра устроилась на работу, потому что быть домохозяйкой уже было невыносимо. Настя восстановилась в балетную школу, закончила её и теперь работала в театре. Она разъезжала по разным городам. Всегда возвращалась домой, но уже готовилась к скорому переезду в Москву. Ей предложили работу. Помимо этого была еще одна причина. Помолвка. После очередного концерта девушка принимала цветы, когда столкнулась с Антоном. Он был высоким, слегка накаченным и милым парнем. Над его губой красовался один единственный шрам, который напоминал о группировках. Титов тогда решил пришиться, несколько раз получил по лицу и отказался от этой затеи. —Нормально. —Я приходил на могилу к Вове. —Не смей!–Она почти роняет пакеты из рук,–не смей туда ходить, ясно? Ты предатель. Это из-за тебя его убили, ты всё испортил! —Так ты знаешь? —Конечно знаю. Пока все сидели за свою поступки, ты решил быть хитрее да? Сдал моего брата, а после этого на что-то надеялся? Знаешь что, Валера? Пошел ты к черту, вот что. У меня скоро свадьба, я переезжаю и больше никогда тебя не увижу. —Насть,–Он перебивает, но та продолжает. —А если и надеюсь увидеть, то только фотографию на твоем надгробии! Надеюсь, оно будет далеко от Вовы. Туркин замолкает, выпуская женское запястье из рук. Суворова пользуется этим, поправляет платье и уходит, чувствуя облегчение. Наконец, спустя два года она сказала то, о чем думала каждый день. Каждую ночь. Каждую свободную минуту. Этот момент снился ей во снах. Она хотела растоптать Валеру также, как он когда-то сделал это с её семьей. Она знала, что эти слова заденут. Что он будет помнить их до конца жизни. Он будет жалеть. Жалеть о том, что совершил такое. Для Насти Валера полномочия заслуживал смерти. Это он должен был лежать в холодной земле, а не Вова. Это он должен был получить пулю. Это всё он. Она винила только его. Боль прошла. Прошла и больше не вернется, как и Валера Туркин в её жизнь.