Следствие вели...

      Илье эта небольшая однушка со старым ремонтом, если честно, уже начинает казаться роднее собственной спальни. В той спальне Илья подавляющую часть своей жизни только учился, спал и тихо плакал в подушку после новой четверки, зная, что завтра отец устроит ему хорошую взбучку. Здесь же, в тесной кухне с прижатым к стене небольшим квадратным столом, с газовой плитой и старым, не электрическим чайником, Илья чувствует себя в крайней мере комфортно. Кошка лежит на его коленях, оставляя свою белую шерсть, хорошо заметную на черных джинсах, а его ладонь согревается о кружку с кофе. Юра сидит напротив, сонно моргает, залипая в стену и периодически зависая, греет ладони о свою кружку, наполненную чаем с каким-то ягодным ароматизатором. Его хвост на затылке уже даже на хвост не похож, растянутая домашняя футболка сползла с плеча и пластырь не прячет шрам на скуле.       И это хорошо. Илье кажется, будто он дома. Ему нравится знать, что Юра не только что проснулся, а просто выглядит так дома. Что Юра не сонный, просто ему комфортно, ему спокойно, он чувствует себя в безопасности. Нравится, как кошка приветливо трется о его ноги, когда Илья только заходит в квартиру. И нравится, что Юра уже не спрашивает, что добавить ему в кофе и сколько сахара сыпать. Нравится, что Юра знает, когда Илья голоден, а когда нет, и что доверяет ему, когда оставляет один на один с телевизором и уходит в душ. Илье до безумия нравится, что вот это место за столом, лицом к коридору, уже считается его местом, как и правая сторона дивана. Но больше всего Илье нравится, что в эту квартиру он может прийти в любое время суток, в любом состоянии и настроении. В этой квартире он может быть неумелым, неуклюжим, может спокойно сказать, что у него что-то не получается и попросить помощи, и никакого недовольства и осуждения за это не получит. В этой квартире Илья может быть самим собой. Может быть тем маленьким мальчиком, которому в детстве не дали достаточно любви и одобрения. Поэтому здесь он может хвастаться своими самыми мелкими и незначительными достижениями, может просить одобрения не словами, но взглядом, и точно знает, что получит его. Увидит эти искорки в голубых глазах, говорящие «Ты молодец». Услышит короткое «Ты делаешь больше, чем достаточно» в моменты, когда ему действительно нужно будет это слышать. И этой короткой фразы, произнесенной тихим, спокойным и до безумия искренним голосом, без примеси пустой жалости, ему будет достаточно, чтобы спокойно вернуться в родительский дом с улыбкой на лице. В этой квартире его ждут и любят.       Любят. Но так ли его любят, как Илья хотел бы этого от Юры? Так ли его здесь любят, чтобы засыпать в обнимку, а потом выпихивать из своей квартиры, потому что мама звонит уже второй раз? Так ли его любят, чтобы обнимать вместо приветствия и мягко целовать в уголок губ в качестве прощания. Так ли его любят, чтобы после тяжелого дня позволить лечь головой себе на грудь и слушать, какие все вокруг ублюдки, перебирая тонкими пальцами светлые волосы. Или здесь он просто хороший друг, просто комфортный человек? Может, здесь его любят так, чтобы похлопывать по плечу и пожимать друг другу руки. Может, здесь его любят так, чтобы с улыбкой говорить «Ты хороший друг и очень хороший человек». Возможно, здесь он действительно просто хороший друг и очень хороший человек.       Но Илье этого не хотелось бы. Он и сам понял только недавно, что эти его неожиданные желания коснуться Юры, убрать непослушные пряди волос с его лица и посмотреть, как будут выглядеть его голубые глаза на расстоянии вздоха — все это не просто странные проявления его тактильности. И сбои в сердечном ритме — никакая не неожиданная тахикардия. Он понял это около двух, максимум трех недель назад, смотря на то, как Юра пытается заварить листовой чай в новом заварнике, тихо матерясь себе под нос, потому что не понимает, как работают эти современные механизмы. Его волосы были в полном беспорядке, на его лице все еще был пластырь, а домашняя футболка с логотипом ЛДПР была запачкана в чем-то похожем на чернила. Это осознание будто ударило обухом по голове, когда Юра психанул и просто отодвинул заварник Илье, глядя прямо в глаза. И Илья тогда замер, вместе со своим сердцем, вместе со всем миром.       И сейчас Илья снова сидит на этом же самом месте, за тем же самым столом, смотрит на Юру в той же футболке с символикой ЛДПР и не понимает, как это произошло. Как он смог влюбиться в этого человека. Почему именно в этого человека. И почему он вообще все еще здесь, почему не закрылся, не сбежал от собственных чувств, не задушил их еще в зародыше. А ответ прост: он не хотел и не хочет до сих пор. Илья хочет чувствовать, хочет влюбляться, даже если в этой квартире он просто хороший друг и очень хороший человек. Возможно, он просто чертов мазохист, но Илье очень нравится любить и иногда обманывать самого себя перед тем, как отвернуться к стене в своей спальне и уснуть. К сожалению, Илья порой бывает труслив, поэтому он лишь обманывается. — О чем ты думаешь с таким лицом, будто с тебя икону рисуют? — Юрин спокойный голос вырывает из этого сплетения мыслей и воспоминаний, заставляя Илью вздрогнуть. Вздрогнуть и снова подумать о том, как именно его здесь любят — Ало, Илья Блаженный. — Да, сын мой? — усмехается Илья, а руки сами по себе сжимают кружку чуть крепче — Ни о чем я не думаю, просто. — Да что ты? — с львиной долей скептицизма в голосе спрашивает Юра, приподнимая бровь, но, тем не менее, не копает — Ладно, Бог с тобой, солнечный ребенок.       Илья лишь беззлобно закатывает глаза, а улыбка сама растягивает губы. И Илья видит, что Юра смотрит на его улыбку и едва заметно улыбается сам. Видит, как потом Юра вздрагивает, будто выходит из транса, и поспешно отворачивается, отдавая все свое внимание остаткам чая в кружке. И думает о том, как именно его все-таки здесь любят. Может быть, его все-таки любят так, чтобы не оттолкнуть, чтобы позволять любоваться русыми волосами, блестящими рыжеватым оттенком в свете заката, который пробивается через окна. Илье уже через час нужно будет идти домой. И думать-думать-думать. Размышлять, как именно его любят. И снова обманываться.       А может, стоит сказать? Может, стоить прекратить строить бесплодные надежды и мечты и попробовать? Илья переживет, если его оттолкнут. Илья переживет это в несколько раз легче, если его снова впустят в эту квартиру, если на Юрином лице не появится пластырь и если все будет как раньше. Он переживет в любом случае. Так почему бы не сделать шаг за черту? Тот самый, от любви до ненависти. Посмотреть, к чему ведет другой поворот после этого шага, с заросшей тропинкой, не заметной невнимательному глазу. — Юр, — зовет Илья тем тоном, после которого обычно начинаются душевные разговоры, и Юра отставляет кружку на стол — Извини, что поднимаю эту тему, мне просто интересно. Как у вас с Вадимом все это началось вообще? — Без романтики, — вздыхает Юра и ведет кистью руки, после чего опирается на нее подбородком — Без признания. Да и без особой любви, наверное. Он меня поцеловал, я ответил, вот и все. — Почему ты ответил, если любви не было? — Илья чувствует себя сейчас маленьким глупым ребенком в возрасте почемучки, но его это не сильно волнует — То есть, ты так со скуки любому ответишь? — Нет, — Юра звучит спокойно, немного задумчиво даже, переводя взгляд в стену, и Илья непроизвольно напрягается — Если человек мне дорог, но я его не люблю, я не стану отвечать от скуки. Вадим не был мне так дорог. Он знал часть моей истории, примерно такую же, как и ты. Чуть меньше, может. Но он не знал меня. — И какой ты? — Такой, каким ты меня наблюдаешь последние пару недель, — Юра пожимает плечами и снова поворачивается к Илье, устанавливая зрительный контакт — Немного неряшливый, порой неуклюжий и почти всегда недовольный. Умеющий слушать и не умеющий поддерживать. Это что, самопрезентация какая-то? — Нет, — посмеивается Илья, чувствуя, как надежда мягко начинает тлеть внутри. И либо она разгорится, либо потухнет окончательно — И как понять, что человек тебе дорог? — Я веду себя с ним так же, как с тобой, — Юра все продолжает смотреть в глаза, открыто и честно, и этот взгляд снова сбивает сердце Ильи с ровного здорового ритма — Возможно, чтобы человек был мне дорог, этот человек должен быть тобой.       Илья спотыкается на вдохе, заставляя мысль в голове оборваться на полуслове и оставить после себя лишь звенящую тишину. Кружка вздрагивает в его руках, что заставляет отставить ее на стол от греха подальше. Кошка, видимо, услышав изменения в сердечном ритме Ильи, или, может, почувствовав общую накаляющую, слегка душную из-за того, как ярко у обоих тлеет надежда, недовольно бурчит что-то на своем кошачьем и спрыгивает с колен Тихонова и важной поступью уходит в другую комнату, обиженно помахивая хвостом. Илья провожает ее взглядом, лишь бы отвлечься от голубых глаз и вдохнуть хоть немного свежего воздуха, и думает, что в следующий раз разрешит ей кататься на своих плечах по квартире. В качестве извинения. — Выходит, если этот человек будет мной, — начинает Илья слабым, чуть подрагивающим голосом, и отодвигает кружку вплотную к стене — Ты не выставишь его пинками? — Не выставлю, — кивает Юра, и Илья периферийным зрением видит, как он сжимает лежащие на столе пальцы в кулаки — Я в этом уверен.       И Илья решает бросить горящую спичку в середину этого моста. Либо он сожжет его, либо устроит самый красивый и яркий фейерверк в жизни. Он привстает на дрожащие полусогнутые ноги и перегибается через стол, опираясь на него локтями. Юра следит за ним взглядом, не отстраняясь, но и не наклоняясь навстречу, ждет, опустив руки на колени и продолжая сжимать кулаки. Илья замирает лишь на секунду, когда оказывается уже на расстоянии вздоха, только чтобы заглянуть в голубые глаза. И видит, как они горят ожиданием, даже предвкушением. Видит, как подрагивают светлые ресницы, замечает темную крапинку на левой радужке, ближе к расширенному зрачку. И делает последний рывок, касаясь, наконец, сухих обветренных губ своими. Просто прикасается, как школьник, смазывает этот поцелуй, дрожа из-за неудобной позы, и отстраняется на несколько сантиметров. Пальцы неконтролируемо цепляются за стол, оставляя почти незаметные маленькие царапинки на столе, и это неприятно, но немного отрезвляет.       Юра глаза открывает медленно, и Илья видит, что они горят еще ярче. Блестят тепло, мягко, будто обволакивают сознание этим блеском и тянут к себе ближе. Но Илья больше не приближается, бегая взглядом по чужому лицу, почти паникует из-за повисшей в комнате тишины. — Я же сказал, что не выгоню, — шепчет Юра, явно не доверяя своему голосу — Просто скажи то, что хочешь. — Я хочу оставаться здесь как можно дольше, — так же шепчет Илья и улыбается на выдохе — И чтобы ты тоже был здесь. Со мной. — Значит я буду.