Мария Магдалина

Мария бежала, ничего не видя перед собой из-за ослеплявших её слез, таких соленых, что они выедали глаза. Спотыкалась, падала, вставала и снова бежала, все быстрее и быстрее. Бежала от своего стыда и позора, от своей любви, от самой себя. Бежала, сама не ведая, куда и зачем. Ей хотелось умереть. Она не знала, как долго она уже бежит. Наконец, совсем обессиленная и измученная, упала на холодную землю и разрыдалась. Она оплакивала свою несостоявшуюся любовь, потерянное счастье, погибшую мечту. — Блудница! Порочная дрянь! Ты сама, сама все испортила! — Мария в ярости била кулаками по земле, кусала до крови губы. — Теперь ты потеряла его навсегда! Он не захочет больше глядеть в твою сторону! Никогда не подаст руки, не молвит слова! Навсегда! Она завыла, словно раненый зверь. Зачем ей теперь жить? Жизнь без него не имела для неё никакого смысла. Ей некуда больше идти. Мария горько плакала, распластавшись на сырой земле. Чувство безысходного отчаяния охватило её. Время словно остановилось, мир перестал существовать. Существовала лишь она и её безмерная боль. Боль невосполнимой утраты. Очнулась она от того, что ужасно замерзла. Поднялась, села, не понимая, откуда исходит этот леденящий холод — извне или изнутри. Душа и тело её одинаково застыли и окоченели. Светало. Утренний туман нёс с собой предрассветную свежесть и оседал на влажной траве крупными каплями. Мария поежилась. Встала. Огляделась растерянно по сторонам. Куда ей теперь идти? Что делать? О том, чтобы вернуться, не могло быть и речи. Она уже никогда не сможет взглянуть на Учителя, никогда не посмеет поднять на него грешный свой взор. Да и он, вероятно, не захочет более знаться с нею. И, возможно, ославит перед людьми. Мария живо представила себе разгневанный и осуждающий голос Симона. Смущённый, расстроенный взгляд Иоанна. Презрение и брезгливость, сквозящие во взорах, обращенных на неё, павшую и посягнувшую на самое святое, что есть у этих людей. Никто из них не захочет больше заговорить с ней. Никто не улыбнется приветливо и не пожелает доброго дня. И только Иуда будет победно ухмыляться и говорить глазами: «Я знал, что все будет именно так!» Мария передернулась: нет! Она никогда туда не вернётся. У неё не хватит сил, чтобы вынести презрение и осуждение тех, кого она так любила. И холодности Учителя она тоже не перенесёт. Но не сможет она вернуться и к своей прошлой жизни. Уже не сможет. После такой любви не станет она продавать своё тело. Ни один мужчина не осквернит её более своим прикосновением после его рук, ласкавших её. Никто не познает вкуса её губ после его поцелуев. Никто не нужен ей, кроме него. Нет, Мария знала, что жить так, как раньше, она уже не сможет. Лучше умереть. Умереть. Словно в бреду, стала она подниматься по склону. Ноги сами несли её наверх. Здесь совсем недавно прозвучали слова, такие простые и незамысловатые в своём величии, что должны пройти века, чтобы люди смогли понять и осознать их.

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Заповеди блаженства. Они обещают, что тот, кто не ведал блаженства здесь, изведает его там, на другой стороне. Так утверждал Учитель. Мария верила его словам. Ей страстно захотелось туда, туда, где ожидает её вечное блаженство. И успокоение её грешной и усталой души. Она поднялась на вершину и взглянула вниз. С одной стороны гора была пологой и покрытой изумрудной травой. С другой — обрывалась резко и отвесно, безжизненной голой скалой возвышаясь над бурной рекой. Далеко внизу, яростно пенясь и ревя, словно зверь, нёсся по острым валунам мутный поток. Со злобной силой налетал он на скалу, рассыпался брызгами и мчался дальше. У Марии подогнулись колени от первобытного страха смерти. К горлу подкатила тошнота, голова закружилась. Молодая, полная жизни плоть отчаянно запротестовала даже против мысленного посягательства на её существование. Мария в ужасе отпрянула от обрыва, но тут же вновь подошла к самому краю. Разве она забыла? Ей больше незачем жить. Всё. Нужно поставить точку и вычеркнуть себя из книги жизни. Для этого достаточно сделать только один шаг. Шаг — и безжизненное тело её унесут мутные воды бурлящей под ногами реки. Шаг — и больше не будет ни боли, ни страха. Шаг — и наступит конец всем страданиям, надеждам, неутолённым желаниям и несбывшимся мечтам. Только один шаг отделяет жизнь от смерти. А что же дальше? Куда унесется мятежная её душа? Какими неведомыми путями пойдёт она по горнему миру? Что ждет ее за пределами этого бренного существования? Мария подняла глаза к небу. Занималась заря. Небо на востоке пылало костром. Пурпурные языки пламени растекались во все стороны, поджигая пушистые облака и окрашивая всё вокруг в розовый цвет. А прямо над нею, там, куда ещё не дотянулся рассвет, в зеленоватой мгле дрожала яркая, крупная, сверкающая острым бриллиантовым блеском утренняя звезда и мерцал, бледнея, тоненький серп новорождённого месяца. Румяное солнце поднималось всё выше. И мир кругом пробуждался, радостно и восторженно встречая юное утро. Сладко вздохнула, просыпаясь, земля. Зашелестела зелёными луговыми травами. Цветы, умытые росой, раскрывались навстречу солнцу, жадно упиваясь розово-золотистыми его лучами. Зачирикали, весело загомонили птицы в ветвях деревьев. Казалось, что мир рождается заново таким же чистым и прекрасным, каким был в начале Творения. И над всем этим гомоном и шелестом откуда-то из поднебесья, из самого сердца небесной лазури на землю пролилась ликующая песнь жаворонка. Она звучала торжественным гимном чуду Божественного Творения, и все остальные звуки гармонично влились в этот гимн, сделали его звонче и полнокровнее: пробуждённый мир славил своего Создателя. На глазах Марии выступили слезы благоговения и непередаваемого человеческими словами восторга. Музыка зазвучала в её душе. Ей казалось, что слышит она пение ангелов на рассвете. Свежий и душистый утренний ветерок кокетливо коснулся её непокрытых волос, нежно провел по лицу прохладной ладошкой. Она запрокинула голову, широко раскинула руки, словно собираясь взлететь, и утонула в хрустальных водах небесного океана. Тело её стало легким и невесомым, словно душа вырвалась из телесного плена и, распахнув могучие крылья, полетела над только что рождённым миром. — Господи, как прекрасен мир Твой! И какое это чудо — жизнь! — воскликнула Мария, плача и смеясь. — Ты права, Мария! Жизнь — самый лучший дар, полученный нами от Бога. Это дар безмерной отеческой любви. И никогда, ни при каких обстоятельствах, как бы тяжелы и скорбны они ни были, нельзя его отвергать. Нужно жить, Мария! Я хочу, чтобы ты жила! Незабываемый голос, только что сладостной музыкой звучавший в её душе, раздался позади неё. Мария обернулась: — Учитель! — И потупила взор, разом вспомнив свой стыд и позор. Но он стоял перед нею такой же, как всегда: спокойный и доброжелательный, чистый, как само утро. Только волосы слегка растрепались от быстрой ходьбы. И края светлой его одежды были мокрыми от утренней росы, а к сандалиям пристала влажная чёрная земля. И не было в глазах его ни осуждения, ни гнева. Только лёгкое беспокойство и печали немного больше, чем обычно. Мария догадалась, что он долго искал её. Ободренная и обрадованная своей догадкой, она осмелилась вымолвить: — Прости меня, Учитель! — За что, Мария? За твою любовь? Или за то, что слушала ты своё пылкое сердце? Любовь не может быть грехом, Мария. Любовь — это божественная искра в наших душах, то, что осталось нам от былого рая. Ибо сам Господь есть любовь. Только любовь спасает нас в мире зла. Она даёт нам крылья и приближает к царству Божьему. Сердце, в котором живёт любовь, не потеряно для спасения. Мне не за что прощать тебя, Мария! Ты ни в чём передо мной не виновата. Мария кинулась ему в ноги и благодарно обняла его колени: — Спасибо! Спасибо тебе за всё, Учитель! Он ласково поднял ее: — Не благодари, меня, Мария, не надо. Лучше послушай… Иешуа нахмурился, и глубокая морщина прорезала его переносицу. До боли знакомым жестом прикрыл глаза узкой ладонью. Мария знала, что так скрывает он обычно своё волнение. — Мне нужно тебе что-то сказать, Мария. Я хочу, чтобы ты знала это. Я уже говорил тебе однажды, что предназначена мне свыше особая судьба. Путь мой в этом мире усеян терниями и шипами. Порой бывает мне очень тяжело и больно. Хочется избежать своей участи, уйти от долга. Мне тоже ведомы сомнения и терзания, Мария. Я тоже бываю иногда слаб духом и плотью. И у меня есть мечты. И меня одолевают самые простые человеческие желания. И часто бывает мне горько и больно оттого, что мечты мои неосуществимы, а исполнение желаний недостижимо. Ибо уготована мне иная доля. Но если бы была у меня другая жизнь. Если бы мог я посвятить себя простым человеческим радостям, труду, семье, то ни одну женщину на свете не выбрал бы я себе в подруги, не сделал бы матерью своих детей, кроме тебя, Мария! Только тебя. Тебя одну. Марии почудилось, что над головой её зажглась, засветилась всеми цветами радуга. Она задохнулась от нахлынувшего на неё так внезапно безмерного счастья. Он любит её! И он сказал ей о своей любви так, как мог сказать только он. Слово «любовь» имело для Учителя иной смысл, нежели для многих других людей. Для него любовь — это любовь к Богу, к миру, ко всему живому. А свою любовь к женщине выразил он так просто и, вместе с тем, так величественно — он хотел, чтобы стала она матерью его детей. Матерью детей — это значит возлюбленной, желанной супругой, разделяющей ложе. Верной подругой, идущей рука об руку по жизни до самой старости. Ведь мать детей — это и бабушка внуков, родоначальница общего потомственного древа. Это на всю жизнь и даже на вечность. Ведь соединенные общими ветвями души и после смерти будут болеть об одном и том же, об общем. Глаза Марии наполнились слезами. Это было лучшее признание в любви, когда-либо слышанное ею. Пусть им не быть вместе здесь, в этом мире. Души их встретятся там, в мире ином. И больше не разлучатся. Она будет служить ему вечно. Любовь соединила их незримой, тонкой, но прочной нитью. Он любит её! Это всё, что ей нужно знать. Предчувствие скорой неминуемой разлуки на мгновение болью отозвалось в её сердце. Но боль сразу отпустила. Он любит её! Только это имеет значение. Она подняла на него сияющий взор и прочитала в тёмных глазах его подтверждение радостным своим мыслям: да, он любит её! Иешуа улыбнулся детской своей улыбкой, доверчивой и открытой, как всегда, и протянул ей руку: — Пойдем со мной, Мария! Они шли рука об руку, словно новобрачные, и светлый, залитый золотыми лучами утреннего солнца мир принимал их в свои тёплые объятия. — Он любит тебя, Мария! — шептали солнечные блики, путаясь в её блестящих кудрях. И улыбка его, обращенная к ней, подтверждала: любит! — Он любит тебя! — шелестели деревья, склоняя макушки. — Любит! Любит! — радостно щебетали быстрокрылые птицы. — Любит! — звенел весёлый ручеек, озорно подскакивал на круглых камнях и вприпрыжку нёс дальше свои хрустальные воды. Осознание его любви пронизывало всё существо Марии острым до боли ощущением счастья. Они шли рука об руку, словно новобрачные. Шли туда, где их любят и ждут. Ждут суровые мужчины, скрывающие добрые улыбки свои в тёмные бороды. Ласковые, трудолюбивые женщины, верные подруги своих мужчин. И их непоседливые кудрявые дети. Они шли туда, где ждёт их новый день. День, который навеки победит мрак ночи. День, которому не будет конца.