Мария Магдалина

Иешуа сидел на скамье и читал какую-то древнюю книгу при тусклом свете маленькой свечи. Вместе с Марией в шатёр ворвался порыв ночного ветра. Пламя свечи затрепетало. По натянутой ткани шатра тревожно заметались призрачные тени. Иешуа поднял голову. Улыбка озарила его лицо: — Ты пришла, Мария! Я ждал тебя! — Ты меня ждал, Учитель? — голос её предательски дрогнул. Он поднялся ей навстречу и протянул руку: — Ждал. Я знал, что ты захочешь поговорить со мной. Садись, Мария. Взяв её за руку, подвёл к скамье, усадил. Сам сел рядом и посмотрел на неё выжидающе. Мария смешалась. Она не знала, как начать разговор. Молчала, не смея поднять глаз. Наконец, решилась. Выдохнула почти шёпотом заветные, мучительные слова: — Я … Я люблю тебя, Учитель! Посмотрела ему прямо в глаза. На лице его появилось выражение удивлённого недоумения: — Я знаю, Мария. Я тоже люблю тебя. Она досадливо поморщилась, покачала головой и торопливо проговорила: — Нет, ты не знаешь! Ты ничего не знаешь! Я люблю тебя не так, как ты думаешь! Я люблю тебя совсем иначе! В тёмных глазах его отразилась тревога, брови изогнулись. Он хотел что-то сказать, но Мария бросилась ему в ноги и заговорила бессвязно, торопясь. Словно боясь, что он перебьёт её: — Я люблю тебя! Я не могу более скрывать своих чувств! Это сводит меня с ума! Я не могу, не могу жить без тебя… Я люблю тебя так, как женщина любит мужчину. Я мечтаю об объятиях твоих и ласках! Ты так нужен мне! Словно воздух… Я задыхаюсь, умираю без любви твоей… Я вся горю… Я знаю, что недостойна тебя! Ты не думай, я не забыла, кем я была! Но я сумею заслужить твоё прощение! Я буду верна тебе! Я буду любить тебя так, как никого никогда не любила… В объятиях моих ты позабудешь обо всём… Я сумею доказать тебе, что ты единственный, самый лучший… И ты простишь меня… Я отдам за тебя свою жизнь, если ты этого захочешь! Только люби меня! Прошу… Люби! Я люблю тебя больше самой жизни! Иешуа! Иешуа … Впервые произнесла она его имя. Это словно отрезвило её. Мария замолчала, затаила дыхание, вся сжалась, в страхе ожидая его слов. Но он тоже молчал. Она робко подняла глаза. Увидела побелевшие пальцы его сплетённых рук. Перевела взгляд на его лицо. Он сидел, опустив голову. Поднял глаза, встретился с ней взглядом. В глазах его сквозило замешательство и какое-то отчаяние, почти боль, но не было ни тени презрения или гнева. Мария облегчённо перевела дыхание. Она ужасно боялась, что с отвращением оттолкнет он её и скажет что-нибудь обидное. Но он только виновато прошептал: — Не говори так, Мария! Не нужно… Наверно, в этом есть и моя вина… Возможно, я вёл себя с тобою как-то неправильно… Я дал тебе надежду, которую не имел права давать… Ты не можешь любить меня, Мария! Я не могу любить тебя! Любить так, как ты этого ожидаешь… — Но почему? — Мария заглянула ему в лицо, — скажи, может, я не нравлюсь тебе? Ты не находишь меня красивой? Он посмотрел на неё. В неясном свете свечи она была особенно хороша. Чёрные, как ночь, шелковистые кудри рассыпались по плечам. Нежное лицо, озарённое волнующим румянцем, казалось совсем юным. Тёмные глаза были глубоки и загадочны, словно две Вселенные. Огненные блики пробегали по её телу, завораживая взгляд. Облик её был влекущим и манящим, обладал какой-то таинственной властью над глубинной, затаённой частью существа его. В тёмных его глазах вспыхнуло, отразившись, пламя свечи. Сдавленным, дрогнувшим голосом он произнес: — Ты прекрасна, Мария! — Значит, ты не можешь простить моего прошлого? Тебя отталкивает то, что знала я многих мужчин? — Я уже давно простил тебя, Мария… — Тогда что же мешает тебе любить меня? Я нравлюсь тебе. Моё прошлое тебя не тревожит. Мы оба свободны. Я хочу принадлежать тебе и душой, и телом! Я хочу быть твоей! Порывисто и страстно обняла она его колени. Он вздрогнул, резко отстранил её и встал. — Ты не понимаешь, Мария! Я не совсем свободен. Жизнь моя предопределена свыше с самого моего рождения. Я пришёл в этот мир с особой миссией. И должен выполнить её. Я не могу поддаваться чувствам своим. На мне лежит бремя огромной ответственности, ответственности за людей. Это тяжкая ноша, но я должен испить до дна всю горечь из чаши, уготованной мне Господом. Так нужно, Мария. Это важнее земных моих страстей. Когда-нибудь ты поймешь… Она подошла к нему. В глазах её читались недоумение и обида: — Что может быть важнее любви? — Долг, Мария. — Кому ты должен и что? — Сейчас я не могу тебе ничего объяснить, Мария. Ты все поймёшь потом… Сама… Я верю, что поймёшь. — Кто же заставляет тебя отказаться от радостей любви, от радостей жизни? — Никто, Мария. Это мой сознательный выбор. Каждый из нас делает выбор. На то у нас свободная воля. Она подошла ещё ближе. Почувствовала тепло его тела. Они были одни в опасном полумраке шатра. И был он сейчас таким близким и таким желанным. Она не хотела слышать его слов о каком-то долге, о выборе, о чаше Господней. Он и есть её выбор. Единственной реальностью было её желание, обжигающее, мучительное до боли в оголённых нервах. Она обвила руками его шею, погрузила пальцы в мягкие, словно у младенца, волнистые волосы и прильнула к нему всем своим гибким, изголодавшимся по мужской ласке телом. Мария вся горела. Щёки её пылали. Огонь струился по жилам, пульсировал в висках. Жар охватил всё её существо. Голова закружилась, колени ослабли. Она почувствовала, как задрожало нетерпеливо распаленное его тело. Услышала, как гулко забилось его сердце. Ощутила его горячее дыхание на своём лице. Губы её лихорадочно, словно во сне, искали его губы. Нашли и слились в каком-то неистовом, бредовом поцелуе. Тени беспорядочно заметались по стенам в бешеном круговороте. Повинуясь властному инстинкту, могучему, как сама жизнь, он обнял её тонкий стан и ответил на поцелуй, неловко, неумело, но со всей страстью молодого здорового мужчины. Она не заметила, как оказались они на ложе. Он покрывал поцелуями её лицо и плечи. Утопал в благоухающем шёлке её волос. Она одаривала его ласками, с упоением пила нектар с его тёплых губ. Ей казалось, что всё происходит с ней впервые. Впервые ей так хотелось отдавать. Отдавать всю себя. Слиться воедино с единственным в мире человеком, раствориться в нем без остатка. Потерять себя. Осознать себя и его как единое, неделимое целое. Потом вновь обрести свое «я», но уже обновлённое, облагороженное и очищенное в горниле этой безмерной любви. Ей почудилось, словно оторвалась она от земли. Всё тело её стало сгустком чистого наслаждения. Она готова была утонуть в обжигающих волнах неземного блаженства… Внезапно он резко отпрянул от неё. Прислонился к стене, прикрыл ладонью глаза. Не понимая, что произошло, она потянулась было к нему. Но он в отчаянии простонал: — Нет, Мария! Не надо! В голосе его было столько мучительной боли, что кровь застыла в её жилах. Её словно окатили ледяной водой. У неё было такое чувство, будто из самого поднебесья упала она на острые камни и расшиблась больно и в кровь, почти до смерти. Мария вдруг увидела растрёпанные его волосы и полуобнажённое тело. Стыд и раскаяние пронзили её. Непослушными, дрожащими пальцами пыталась она прикрыть одеждой свою обнажённую грудь, спрятать под покрывало спутанные кудри. Прошептала, задыхаясь: — Прости, Учитель! И кинулась вон из шатра.