mon premier amour.

- Вечеринка будет, ты в теме? - Джисон развалился на стуле в столовой, попивая сок из трубочки. Настроение Хёнджина было где-то далеко-далеко от него и совершенно не хотело возвращаться. Только кое-что всё же присутствовало с ним всегда. Его пиздецки-ублюдский настрой и до ужаса пугающее веселье в глазах. - Особенный день? Джисон улыбнулся. - Ты и представить себе не можешь насколько, - какая-то искра появилась в его глазах, когда он с нескрываемой радостью стал перечислять все плюсы общения с людьми, - мои друзья выпускаться скоро будут, хочу тебя с ними познакомить, - он сделал глоток, - да и все их вечеринки пиздец какие, на всю жизнь запомнишь, я тебе обещаю. Хёнджину подобное не нравилось никогда, но почему-то Джисон влиял на него. Очень сильно влиял. - Я только за. Мысли путались в голове. Хёнджин мало что мог нормально осознавать, адекватно мыслить не получалось, его пугало собственное поведение, пугал образ человека, которым он стал, но всё это так тянуло его, что он не смел противиться. Джисон дернулся, закатывая глаза. - Как же они меня заебали. А заебало его всё, что веселилось без него. Феликс сидел через пару столов от них, смеясь так громко, улыбаясь не менее ярко, шепча на ухо своим друзьям всякую ересь, что Джисон с удовольствием бы провалился под землю, лишь бы не видеть этот цирк. - К слову, - он швырнул коробку от сока в мусорку, попадая с большого расстояния, привлекая шумом всеобщее внимание, - курицы этой не будет, ей папочка такие мероприятие не разрешает посещать, - Джисон намеренно сделав акцент на слове, улыбнулся смотря на Феликса, всем своим видом демонстрируя отвращение. Хан Джисон мог посещать только пару первых пар, а после валил домой отсыпаться. Его мучала бессонница по ночам, но в обед никакого намека на неё не было. Жизнь Джисона тоже сложилась до ужаса несчастно, но расспрашивать о ней Хёнджин не хотел. Не видел смысла поднимать прошлое, ворошить воспоминания, от которых тому хотелось избавиться. - Напишу тогда тебе, во сколько и куда, - он поднялся, перекидывая сумку на одно плечо, - увидимся, не скучай без меня. Хёнджин фыркнул, отправляя тому подобие воздушного поцелуя. Каким бы не был Джисон, он ему пиздец как нравился. Пары пролетели незаметно, а идеи Хёнджина с одеждой так и не пришли. В университете тот шастал в белоснежной рубашке, что была тщательно выглажена и совсем не мялась в течение дня, верхние пуговицы были всегда расстегнуты, а галстук расслаблен, в иссиня-черных брюках, кедах Vans и белых носках – чувствовал он себя прекрасно. Только такой стиль совершенно не подходил пьянке, где его бедная рубашка, которую Хёнджин каждое утро приводил в порядок, изляпается и превратится в некое подобие ужаса. С Джисоном Хёнджину пить не доводилось, и как тот переносит алкоголь было ему неизвестно. Хёнджин шастал по комнате в одних трусах и милых розовых носочках с уточками, перерывая все вещи в шкафах. Родители сделали ему подарок в виде собственного жилья, за что он был им благодарен, но пока в квартире творился полный хаус, который ему было лень убирать. Везде разбросанные кисточки, краски, свалившийся мольберт, завалившийся на бок деревянный манекен, наброски на лежащих на полу бумажках, фантики от конфет – всё это не хотелось показывать никому. Его всегда идеальный вид никак не сочетался с полнейшим ужасом в квартире. В ванной Хёнджину на глаза попались винтажные джинсы с сплошными карманами, в которых ходить ему удавалось с трудом из-за длины тех, потому свои любимые кеды пришлось заменить на ботинки с высокой платформой. Облокотившись руками об раковину, Хёнджин посмотрел на своё отражение. Накаченные руки с выступающими венами, четко выраженный пресс, всё выглядело ахуительно. Всё его тело соблазняло, провоцировало на ужасно-смущающие мысли. А чтобы предоставить возможность пофантазировать всем, Хёнджин натянул водолазку с коротким рукавом. Получив адрес от Джисона, Хёнджин вылил на себя почти весь флакончик духов Versace и вызвал такси. Напряжение подкралось к нему незаметно, пугая своим существованием. - Ох, ебать, - Джисон присвистнул, встречая друга, - я за пьяного себя не ручаюсь, вдруг на тебя полезу. Ублюдская улыбка Хёнджина опять появилась на его лице. - Решил стонать подо мной? - протянул он, подмигивая. Джисон шутку оценил, а потому знал как подыграть. - Доставь мне должное наслаждение, - прошептал он на ухо, подходя ближе, - позаботься обо мне. Первым не выдержал Хёнджин, что не просто смеялся, а умирал от произошедшего кринжа. Джисон долго держать лицо не смог и присоединился к общему ору. Успокоившись они прошли в глубь толпы, которой становилось всё больше. Джисону на глаза попались его друзья, которых он с нетерпением хотел познакомить с Хёнджином. Единственное, что испортило весь его радостной настрой, это осознание того, что это были не только его друзья, это были также друзья Минхо, с которыми он сам Джисона и познакомил. Сам тот собственной персоной стоял с бутылкой в руках с ахуительно-весёлым настроением, а Джисон опасался подходить ближе. Лицо Хёнджина не выражало никаких эмоций. Ему было на Минхо буквально похуй, как на истинного, только вдвойне. - Какой красавец, - подошедший со спины парень, положил на плечи Хёнджина руки, ощупывая. Джисон устало посмотрел в его сторону, вздыхая. - Чонин, он уже занят мной, съеби. Так называемый Чонин, руки убирать не спешил, лишь сжал те посильнее. Хёнджину прикосновения не нравились совершенно, но что-то внутри него разгоралось, что-то такое, что испытывал его истинный. Он прекрасно ощущал ревность. Хёнджин чувствовал запах Феликса. Ощущал его присутствие. Чувствовал желание того. И это раззадаривало его ещё больше. Чан, пригласивший всех, выделил для своих отдельную комнату, пока вся толпа сходила с ума внизу, они сидели за общим столом на безумно удобных диванчиках на втором этаже. Все как-то с друг другом связанные, сидели в одной комнате, за одним столом, соприкасаясь с друг другом. Сама судьба их так сильно невзлюбила или жизнь была беспощадна настолько, что решила поиздеваться именно над ними, над их чувствами, над запутанными мыслями, над потерянностью, над общим страхом. Они все ввосьмером сидели друг напротив друга, разделенные на пары, с общими переживаниями, с миллионами ошибок, все почему-то невзлюбивые жизнью, непонравившиеся судьбе, что игралась с ними, наблюдая издалека и усмехаясь. Бан Чану не получалось поладить с Чанбином никак. Они оба были альфами, но только Чанбин чувствовал себя грязным, испорченным, общаться у него выходило только с Минхо, а к Чану тот испытывал миллион эмоций, которые всячески пытался в себе потушить. Провернуть такое не получалось, потому он злился и раздражался сильнее. Что случилось у Минхо и Джисона никто не знал. Минхо не обращал на того ни малейшего внимания, а Джисон бесился из-за бессилия. Те дружили когда-то, очень давно, но в один миг их дружба превратилась в нечто, что можно смело обозвать неприязнью. Превратилась в полную хуйню, которая не нравилась обоим. Чонин во всю любовался Хёнджином, рассматривая того с ног до головы, всячески пытаясь притронуться к нему, старался не упустить возможность новых прикосновений, а Сынмин наблюдал за ним со стороны, сжав челюсть. Эти же были лучшими друзьями. Чонин всегда верил в дружбу между омегой и альфой, а Сынмина выворачивало из-за чувств к своему лучшему другу. Хёнджин сидел прямо перед Феликсом, от которого было невозможно увести взгляд. Ему казалось, что вся любовь осталась в далеком прошлом, но веселые и яркие глаза Феликса выглядели пустыми, совершенно стеклянными, а чувства к нему разрывали Хёнджина изнутри. Грозный и уёбский образ Хёнджина растворился во мгновение, стоило Феликсу посмотреть на него в ответ. Все смиренно приняли вызов судьбы, её правила, что та придумывала на ходу. Хёнджин по счастливой случайности сидел напротив своего истинного, чему был совершенно не рад, Феликс же был рядом с Минхо, который уселся впереди Джисона, а Чанбину, которому до ужаса не хотелось смотреть на Чана, повезло меньше всего, и лишь смеющиеся Чонин и Сынмин, что верили в дружбу между омегой и альфой, хоть как-то разбавляли общий настрой. Точнее, верил в дружбу только один, второй старательно делал вид, изображая лучшего друга, убивая себя непрекращающийся ревностью. Атмосфера была до жути накалённой, все друг от друга что-то скрывали, стойко держа вид. Феликсу был противен запах Минхо, что пах кем-то, кто перебивал запах самого парня. Впереди сидящий Хёнджин раздражал не меньше. Он был до ужаса красив, до ужаса соблазнителен и до ужаса ахуительно-прекрасным. Феликсу хотелось переспать с ним в соседней комнате, затащить того куда-нибудь, лишь бы никто не видел его истинного. Он еле стерпел, наблюдая за выходками Джисона, а Чонину вмазать хотелось до сих пор. Как и полагалось, как и распорядилась судьба, игра началась, и первый её правила принял Джисон, не в силах подобрать какие-либо слова, он опрокинул рюмку, ощущая как едкая смесь сжигала все его внутренности, всё внутри него. Образ Джисона дал слабину, а образовавшуюся трещину он хотел скрыть за алкоголем, под тяжелым взглядом Минхо, что прожигал того похлеще спиртного. Первый глоток сделали все, лишь бы избавить себя от мучений. Феликс до последнего отказывался следовать за всеми, знал, чем всё закончится, во что всё это превратится, но рука сама поднесла рюмку ко рту. Всё поплыло перед глазами. Казалось, давно забытые обиды были решены, словно ненависть к друг другу на время взяла перерыв. А нескончаемые поцелуи доводили разум до головокружения.