***
Гарри не просто устал. Он был вымотан. Он уже довольно долго бесцельно бродил по огромной, слегка пахнущей плесенью кухне в доме на площади Гриммо, 12, прежде чем всё-таки поддаться силе привычки. Он поставил на плиту чайник и тяжело облокотился о древний, видавший виды стол. Все его руки были в мозолях. На утомлённом лице ярко выделялись тёмные, почти чёрные круги под глазами и чёткие морщинки, которые всего лишь год назад были едва заметны на гладкой коже. Какими же они все были наивными! Такими уверенными в себе. Думали, что война скоро закончится и они смогут вернуть всё как было. Восстановить мир, который когда-то знали. С тех пор прошло уже четыре года, но войне так и не было конца. Несмотря на смерть Волдеморта, его сторонники продолжали кровопролитие, терроризируя как волшебный, так и магловский мир. И недели не проходило без очередного ужасного инцидента. Оставшиеся члены Ордена Феникса по-прежнему использовали квартиру на площади Гриммо в качестве центрального штаба, но время измотало их всех, и теперь мало кто появлялся в этом старом доме. В перерывах между заданиями Гарри только и делал, что бродил по пустым коридорам, литрами пил чай и, чего скрывать, огневиски. И размышлял. Бесконечно размышлял о том, что же с ними будет, что останется от их мира, когда всё это, наконец, закончится. Так было прежде. А потом в один из дней с ним связались по каминной сети. Голова Кингсли появилась прямо из пламени, напугав Гарри поздним ноябрьским вечером вторника. В битве захватили наследника Малфоев. Его нужно было хорошо спрятать в безопасном месте, пока решался вопрос, будет ли он больше ценен в качестве заложника или обычного пленника. Была ли у Гарри свободная комната, которую он бы мог выделить для этой цели? Ведь его дом невозможно было выследить и последнее место, которое они атаковали… Сквозь туман усталости и тревоги Гарри согласился — впрочем, как от него и ожидалось. В любом случае он бы сделал всё необходимое, чтобы помочь делу. Не успел он опомниться, как в дверь постучали, и двое авроров, которых Поттер не узнал, ввели в квартиру совершенно неподвижного, скованного парализующим проклятьем Драко Малфоя. Только в глазах Драко читалась настороженность и отрешённость, как будто он не до конца осознавал, что с ним происходит. И Гарри был даже благодарен за это; в последнее время он избегал смотреть людям в глаза. — С ним всё в порядке? — Это первое, что спросил Гарри. От его вечного беспокойства о других осталось только это — привычка, лишённая реального смысла и заботы. Авроры бросили на него косые взгляды. — Забавно, что вы спросили, мистер Поттер. Его поймали во время битвы, но он даже не сопротивлялся. Кажется, он совершенно не понимал, что происходит вокруг. Беглый медицинский осмотр показал, что он в полном порядке, поэтому Кингсли считает, что его будет достаточно запереть в комнате, применив стандартные запечатывающие чары. Когда его схватили, палочки при нём не было. Гарри равнодушно кивнул, как будто его больше ничего не удивляло и не волновало. Он видел смерть и пытки, прошёл через огонь и боль, поэтому научился погружаться в определённое состояние, когда он делал всё необходимое, но не проявлял при этом ни капли чувств и эмоций. Он указал аврорам на маленькую спальню на первом этаже. Ей никто не пользовался, поэтому Гарри и не думал там убираться. Но выглядела она вполне прилично. Мужчины провели пленника внутрь и, слабо кивнув Поттеру на прощание, ушли. Когда они удалились на достаточное расстояние, путы, связывающие Драко, ослабли. Тот рухнул на холодный пол и уставился на Гарри усталым, безразличным взглядом, как будто был вовсе не удивлён этой встрече. — Хорошо, Малфой. Вот правила этого дома. Ты остаёшься в этой комнате. Еду тебе будут приносить. Здесь есть небольшая ванная, дверь справа. Если попытаешься что-нибудь сделать, я оставляю за собой право проклясть тебя любым способом, который посчитаю нужным. Это понятно? Блондин слегка наклонил голову, кивая, и Гарри вышел из комнаты, заперев её заклинанием.***
Он ходил как во сне. Жил, занимался делами, но ничего не чувствовал. Его лицо всегда оставалось бесстрастным. При разговорах он тщательно подбирал слова, словно боялся сказать слишком много и исчерпать свой дневной лимит. Рона и Гермионы больше не было рядом. Они уехали два года назад, чтобы уберечь свою новорождённую дочь. С тех пор он о них ничего не слышал, так как для усиленной защиты они вынужденно прервали все связи. Он в принципе очень редко встречался с теми, кого раньше называл друзьями. Каждый был погружён в свои собственные заботы, пытаясь обеспечить безопасность себе и своим близким. Но у Гарри не было близких. Он жил, только чтобы служить делу; без желаний и стремлений. Он лишь хотел, чтобы его оставили в покое. Бывали периоды, когда любое движение давалось ему с огромным трудом. Он волочил за собой ноги так, будто они были сделаны из свинца, и даже чайник казался невыносимо тяжёлым, а свист при закипании воды — слишком громким. В такие дни он обращал внимание на вещи, которые в обычное время не замечал: шелест последних осенних листьев, когда они срывались с деревьев и мягко опадали на землю; тихое завывание ветра в заброшенных комнатах, когда он открывал там окна; глянцевое, будто бы потустороннее свечение тротуара под огнями уличных фонарей; скрип старой лестницы в предрассветные часы после полуночи; трещины, испещрившие стену в его спальне на втором этаже. Он с особой тщательностью изучал и вбирал в себя эти звуки, запахи и образы, и только это и удерживало его на плаву.***
Гарри снова зашёл к пленнику на первом этаже только на следующее утро, держа в руках поднос с тостами, сыром и чаем. Переступив порог, он резко остановился — Драко Малфоя нигде не было. Но через мгновение послышался шум воды, который почти тут же затих, опять погрузив комнату в тишину. Словно в замедленной съёмке заскрипела открывающаяся дверь ванной. На холодный пол ступили бледные изящные ступни, и Гарри оказался лицом к лицу с Драко Малфоем, наготу которого скрывало только обёрнутое вокруг его талии маленькое полотенце. Блондин замер на месте, держась за дверную ручку, и выглядел при этом совершенно не удивлённым. В этот момент мир Гарри перевернулся с ног на голову. С тем же пристальным вниманием, с каким он фиксировал каждую маленькую деталь в своём окружении, Гарри внезапно чётко рассмотрел мужчину перед собой. И от увиденного у него перехватило дыхание. Драко Малфой, не шелохнувшись, замер у двери. Его дыхание ничуть не сбилось и оставалось ровным и спокойным. В Драко чувствовалась безусловная покорность, как будто он настолько привык подчиняться чужой воле, что это вошло у него в привычку — ждать, пока ему скажут, что делать. Гарри вздрогнул. Рабское смирение в таких знакомых ещё со школы серых глазах потрясло и ужаснуло его. В них не было ничего: абсолютная пустота, ни единого проблеска эмоций. И если раньше Гарри считал себя слишком равнодушным, то сейчас он убедился, что даже он со своим обострённым восприятием окружающего очень ярко проявлял чувства по сравнению с безвольной оболочкой человека, стоящего перед ним. Но потом Гарри обратил внимание и на другие детали — на то, как мокрые волосы Драко падают ему на глаза; как крошечные водяные капли стекают вниз по его щекам и голому торсу, прежде чем впитаться в полотенце; как невероятно медленно двигаются его ресницы, когда он моргал; как его бледные, едва заметные на бескровном лице губы приоткрываются, чтобы сделать вдох; как размеренно вздымается его обнажённая, блестящая от влаги грудь. Гарри едва не поперхнулся. Драко был невозможно, ошеломительно красив. Для Гарри это оказалось слишком. Он неуклюже поставил поднос на стол и почти выбежал из комнаты. Пробормотав запечатывающее заклинание, он обессиленно облокотился на запертую дверь. Ноющая эрекция упиралась в грубую ткань джинсов, и Гарри, закрыв глаза, с силой откинул голову назад, с глухим стуком ударившись о деревянные панели. Ему было плевать, что подумает о нём пленник, оставшийся внутри.***
Это было так давно. Так чертовски давно, что он уже и не помнил, когда это было в последний раз. Когда он в последний раз видел обнажённое человеческое тело, когда в последний раз дотрагивался кончиками пальцев до живой плоти, когда в последний раз к нему прикасались в ответ. Иногда ему снились сны — сны о яростном, жгучем желании; о том, как его крепко сжимают в тёплых руках; о том, как его обнимают; и о том, как он обнимает кого-то, от кого у него кружится голова. Эти сны никогда не бывали чёткими, но каждый раз одного лишь прикосновения оказывалось достаточно, чтобы кончить. Гарри просыпался на липких простынях, которые тут же инстинктивно сбрасывал с себя. В реальном мире он уже почти никогда себя не трогал в этом плане; даже в душе он просто методично мылся каждый день, потому что так было правильно. На этом всё. Остальное казалось слишком большим усилием, и его затуманенному, пустому разуму не хватало ни желания, ни стимула. Поэтому он был даже рад этим грёзам, хоть они и вызывали у него странную растерянность в те несколько мгновений между сном и бодрствованием. Тогда складывалось ощущение, что стоит только протянуть руку — и он дотронется до этого незнакомца, коснётся его тёплой руки и почувствует, как пальцы обхватывают тонкое запястье. Почувствует себя чуть менее одиноким. Этой ночью Гарри лежал в кровати, и перед его глазами вспыхивали картинки, такие яркие, что они казались реальными: угрожающие взгляды, которые бросал на него Драко Малфой в коридорах Хогвартса; испуганные глаза Драко Малфоя, когда его грудь разворотило брошенное Гарри неизвестное заклинание, и его кровь, стекающая на кафельный пол; злобное лицо Драко Малфоя, когда он жёстко обозвал Гермиону и наблюдал, как она сжимается от стыда; расширившиеся, полные безумия глаза Драко Малфоя, когда они летели на метле сквозь ревущее пламя. Но не это. Раньше никогда не было такого пустого, немигающего взгляда и отрешённого выражения лица. Почему-то это причиняло Гарри боль, и он поймал себя на мысли, что хотел бы выяснить, каково будет увидеть у Драко проблеск эмоций, хоть малейший намёк на них. Принесёт ли это удовлетворение? Или жажду чего-то большего? Этой ночью сны Гарри приобрели другой оттенок. Там был Драко Малфой. Он с грустью смотрел на него и, не разрывая ни на секунду зрительного контакта, снимал с себя одежду. Как ни странно, кожа под тканью блестела от стекающих вниз капель воды. Он не опустил взгляд, даже когда Гарри потянулся в его сторону и положил свою ладонь на его обнажённую грудь. Драко был тёплым, невероятно тёплым. И следующим, что Гарри осознал, были крепкие объятия. Но на этом всё не закончилось. Они упали на пол, и Малфой впился в его горло и вжался пахом в его бёдра. Гарри услышал приглушённый стон: — Гарри! Поттер рывком проснулся. Как он и ожидал, сбившиеся на его коленях простыни были тёплыми, влажными и липкими. Но на этот раз, в отличие от предыдущих, скопившееся в теле напряжение никак не хотело его отпускать. Наоборот, оно словно растекалось по венам и сжимало горло, затрудняя дыхание и стимулируя все нервные окончания. Прошло так много времени, так чертовски много времени, и это яростное желание обрушилось на него с невероятной силой, чуть ли не сбивая с ног. Как сокрушительный удар по голове. Гарри откинулся на подушку, крепко зажмурив глаза. Но, конечно же, он до сих пор всем телом ощущал Драко и его горячее дыхание у своего уха. И он ни за что на свете не смог бы сказать, всегда ли это было так, однако правда заключалась в том, что среди всех знакомых ему людей только Драко Малфой смог возродить в нём способность чувствовать, которую он утратил уже много лет назад.***
С каждым днём становилось всё хуже. Его привычный замедленный темп жизни, казалось, невероятно ускорился и вышел из-под контроля. Всё внимание Гарри было сосредоточено только на одном — на неукротимом, жгучем желании, скопившемся внизу живота, которое огнём бежало по венам и сводило его с ума. Теперь он появлялся в комнате на первом этаже только один раз в день, и то лишь для того, чтобы принести полный поднос с едой на ближайшие сутки. Драко при этом всегда спокойно смотрел на него своими глазами цвета лунного серебра и молчал. И независимо от того, был ли Малфой одет или только вышел из душа, лежал на кровати, спал или сидел на стуле, при одном взгляде на него у Гарри закипала кровь в жилах и начинала кружиться голова. Приходилось даже сцеплять руки за спиной, чтобы сдержаться и не потянуться к фарфоровой коже. Но самым ужасным в этом было то, что Драко, казалось, втайне догадывался о его внутренней борьбе и делал всё возможное, чтобы мучить Гарри дальше. Да, всё верно. Чем больше Гарри думал об этом, тем больше убеждал себя, что прав. Что это было притворством, игрой на нервах, заговором, нацеленным на то, чтобы подтолкнуть его к краю пропасти. Зачем бы ещё коварному Драко Малфою изображать безразличие, если не для того, чтобы усыпить бдительность и вывести его из равновесия? Он всегда именно так и поступал. Гарри ужаснулся, что не понял этого сразу. Драко Малфой ничего не делал просто так; у него всегда был скрытый мотив, особенно когда дело касалось Гарри. Хитрый. Озлобленный. Раздражающий. Время ничего не изменило. Он будет продолжать строить козни столько, сколько потребуется. Он получал удовольствие от страданий Гарри; втайне наслаждался, наблюдая за тем, как он мучается и медленно погружается в безумие. Между ними всегда так было. И по-другому уже не будет. Время шло, и Гарри всё больше овладевала тёмная одержимость, подпитываемая его горьким одиночеством. Она заполняла пустую оболочку, в которую он превратился, смыслом — невероятным, извращённым желанием. Именно из таких желаний, существующих на задворках сознания, сотканы ночные кошмары. И стоит только поддаться этой тьме, как она тут же тебя разрушит. С каждым днём Гарри уверялся в своей правоте; в том, что его хотят свести с ума, заставить потерять и без того шаткую связь с реальностью. И главным оружием в этой игре было молчание и отстранённость. Между ними всегда так было, и этого не изменить. И однажды ночью Гарри не выдержал. Он ворочался с боку на бок, сгорая изнутри. Окончательно измучившись, он вскочил с кровати, взял свою палочку, напялил на нос очки и босиком спустился по лестнице на первый этаж. Голова кружилась, как будто у него был жар или он слишком много выпил. Вот только Гарри был совершенно здоров и кристально трезв. Он остановился у двери заветной комнаты и задержал дыхание, прислушиваясь к любым звукам. Но вокруг стояла звенящая тишина. Прошептав отпирающее заклинание, Гарри прошёл в крошечную спальню, освещённую мягким, почти совсем приглушённым светом, который он наколдовал ещё в первый день пребывания Малфоя в этом доме. Драко лежал на кровати. Несмотря на то что его глаза были закрыты, а дыхание оставалось медленным и ровным, Гарри был уверен, что он притворяется. Нагло симулирует, чтобы провести его. Малфой не мог так спокойно спать. Не успев опомниться, Гарри сделал пару шагов вперёд, пока его колени не упёрлись в край кровати. Он наклонился и, коснувшись ладонью бледной щеки, медленно провёл кончиком пальца вниз к открытой, беззащитной шее. Драко тут же распахнул глаза, но при этом не выглядел удивлённым или испуганным. И это только подтвердило подозрения Гарри: Малфой всё спланировал; это то, чего он хотел с самого начала. И Драко не опроверг эти догадки ни взглядом, ни словом. Сжав в дрожащих руках пижаму Драко, Гарри удивился, как долго смог себя сдерживать. Жидкий огонь, бегущий по его венам, превратился в бурную реку, сметающую прочь все мысли, сомнения и осторожность. Он попытался снять с Малфоя рубашку через голову, но, потерпев поражение, просто разорвал мешающую ткань. Из горла Гарри вырвался вздох блаженства, когда он наконец — наконец-то — дотронулся до тёплой кожи, позволяя ладоням скользить по обнажённому торсу пленника в грубой ласке. Сорвав с Драко боксеры, Гарри быстро избавился от своей одежды и плашмя лёг на Малфоя. У него было чувство, будто он снова вернулся домой. Его окутало ощущение тепла, тепла другого человека рядом. Гарри ласкал Драко языком, посасывал бледную кожу и шептал себе под нос всякие глупости; Захватив в плен безответные губы, он жадно впивался в них долгими больными поцелуями. Во снах чужие руки обнимали и притягивали Гарри ближе к разгоряченному телу; острые ногти оставляли царапины на спине, чтобы в очередной раз напомнить ему: это всего лишь сон. Но сейчас он не мог понять, являлось ли происходящее грезами или же реальностью, да ему и не хотелось разбираться. Ноющая эрекция упиралась в чужое бедро, требуя к себе внимания. Он грубо раздвинул ноги Малфоя в стороны и сплюнул себе на пальцы. Слегка смазав вход, Гарри приподнял стройные бёдра и вошёл быстрым слитным движением. Дыхание перехватило, и он чуть не рухнул на Драко от эмоционального потрясения. Его переполнило чувство защищённости и единения с другим человеком. Пульс зашкаливал. Движения ускорялись, и толчки становились короткими и резкими. Откинув голову назад, Гарри коротко вскрикнул от пронзившего его тело удовольствия и бурно кончил, ощущая, как собственная тёплая сперма заполняет нутро Драко. Крик эхом разнёсся по дому, острым осуждением пронзив мёртвую тишину, и тут же смолк. Вокруг снова воцарилось безмолвие. Гарри восстановил дыхание и встряхнул головой. Посмотрев вниз, он выскользнул из Малфоя, и внезапно почувствовал леденящий холод. Драко продолжал смотреть на него спокойным, отсутствующим взглядом. У Гарри стали подкашиваться ноги и закружилась голова, поэтому он собрал свою разбросанную одежду и, спотыкаясь, вышел из комнаты. За всё это время Драко так и не пошевелился.***
Это первый раз из множества других, когда Гарри медленно погружался в бездну тёмного желания. Он придумывал себе в оправдание тысячи причин, и каждый день этот список пополнялся новым пунктом. Теперь он спускался в ту комнату тогда, когда ему вздумается, иногда по несколько раз в день. Гарри знал, что они оба этого хотят. Даже несмотря на то, что Драко пока ещё не сказал ни слова и по собственной воле не сделал ни одного лишнего движения. Он беспрекословно подчинялся чужим желаниям и действиям. Но это не приносило Гарри удовольствия. Наоборот, при каждой новой встрече его переполнял жгучий, всепоглощающий страх. Он хотел, чтобы это чувство исчезло. Ведь разве их физическая близость не должна была избавить его от одиночества и душевного смятения? Поэтому Гарри хотелось получить большего, и однажды ночью он заявился к Драко с ножом. Вычерчивая на бледных стройных бёдрах тонкие линии, он зачарованно наблюдал, как они заполняются багрянцем, переливающимся через край. Ему было жизненно важно получить от Драко хоть какую-то реакцию; важно знать, что он тоже этого хотел. Но Драко ни разу не шелохнулся, как будто полосовали не его бёдра. Тогда Гарри занялся его руками и остановился только на впалых щеках. На щеках раны бы увидел весь мир, а это неправильно. Всё это было только для его удовольствия. Гарри стал лучше спать. Он больше не видел снов, но это было не важно. Он в них больше не нуждался. Он обрёл реальность прямо здесь, в настоящем мире. Рядом с податливым телом, тёплым и безотказным. Гарри был доволен.***
Однажды он проснулся посреди ночи, тяжело дыша, и едва успел добежать до туалета, прежде чем его вырвало. Его рвало снова и снова, пока желудок полностью не опустел, а изо рта не стали вырываться только слабые звуки рвотных позывов. Гарри прижался лбом к прохладному фарфору. Спустя несколько минут он поднялся на ноги и посмотрел в зеркало на своё отражение. Тёмные волосы растрёпаны после сна, очки съехали набок, глаза красные, а из носа течёт. Он не отводил взгляда. Что-то в нём изменилось. Но как Гарри ни старался, он не мог понять, что именно. Небольшие морщинки, которых не было раньше; тьма в пустых глазах, смотрящих на него из отражения с искорками жестокости. Гарри продолжал вглядываться. Ему нужно было что-то вспомнить. Он старался изо всех сил, но так и не смог.***
Гарри смертельно устал. Он многие часы провёл под ледяным проливным дождём и сейчас еле преодолел последние шаги, отделяющие его от дома. Всё, о чём он мог думать после изнуряющей миссии, — это Драко. О том, зажили ли его порезы и в какой узор они сложились на его бёдрах. О его тепле и податливой мягкости. Гарри открыл входную дверь. И сразу понял, что что-то не так. Дом казался пустым. Таким, каким он был до появления здесь Драко несколько недель назад. И тут Гарри увидел её. Записку на клочке пергамента, приколотую к противоположной стене. Его руки дрожали, когда он взял бумагу в руки. Подтвердилось то, о чём он уже и так догадывался: Драко забрали. Кингсли написал, что Малфоя перевезли, потому что неразумно оставлять его надолго в одном месте. Тем более это может быть небезопасно для самого Гарри. Он высоко ценит, что Гарри, как всегда, предан их общему делу. Пергамент выпал у него из ослабевших пальцев. Ноги подкосились, и Гарри рухнул на колени посреди коридора. Его последняя надежда. Единственная нить, соединявшая его с реальным миром. Разорвана. Навсегда. Гарри не знал, сколько просидел так на холодном полу. Поднявшись на ноги, он пошёл на кухню. И сделал то, что он хорошо умел, единственно правильную вещь в мире, — поставил чайник на плиту. Горячий чай обжигал губы. Но Гарри мягко улыбался самому себе. Потому что лучше любить и потерять, чем вовсе никогда не любить.