На твоей стороне

10 лет спустя

      В больнице пахнет традиционно лекарствами и антисептиками, женщина одёргивает бежевое пальто, огибая куда-то слепо спешащую медсестру и вглядываясь в таблички, выискивая нужную фамилию. Та находится, как назло, у кабинета возле которого собралась, несмотря на поздний час, приличная очередь и посетительница приваливается спиной к стене, нашаривая в кармане телефон и утыкаясь в экран, нервно набирая кому-то сообщение.Дверь распахивается спустя полчаса, рыжая макушка высовывает в коридор, отмахиваясь от приподнявшейся со стула брюнетки и солнечно улыбается, найдя свою цель.       — Перерыв пятнадцать минут, — сцапав подругу за локоть Инга остро улыбается, — курочки блин — шепча на ухо беззлобно, с какой-то добро-понимающей подколкой, чинно уводя за собой в комнату отдыха.       Чтобы уже там, с радостным визгом сцепить руки на чужой шее, крепко прижимая к себе и отстранившись на вытянутые руки рассматривать почти не изменившиеся черты.       — Сучка ты, Таська, — ворчит беззлобно, — семь лет тебя не видела, зараза. Костова хохочет весело, запрокидывая голову и изображая виноватую улыбку       — Ну не злись, я к тебе кое-кого привезла, — Инга замирает на миг, глядя недоверчиво и сунувшись в окно, — не увидишь, мы у черного входа припарковались, сама знаешь.       Но рыжая уже не слушает, сбрасывает комом халат на диван и бросается из комнаты, петляя среди толпы, пока Костова, ориентируясь на рыжий маяк лениво следует следом. Чтобы замереть, как чем-то прибитая от крика: громкого, рвущего душу, полного такого беспросветного отчаянья, что что-то внутри сжимается и Тая отскакивает в сторону, попадая в объятия какой-то глубоко беременной женщины и шокировано переглядывается с ней же.              Дверь, возле которой они замирают, распахивается, являя трясущуюся блондинку, наверняка красивое лицо кривит гримаса, она беззвучно распахивает покрасневший рот, прижимая растопыренный пальцы к красному от истерики лицу и опадая вниз, раскачиваясь и как-то глухо подвывая. И Тая не может отвести взгляд от этой приковавшей к месту боли в пустых глазах напротив, она, кажется, даже дыхание задерживает, пока кто-то зовёт санитаров и женщину мягко, но неуклонно заводят обратно под брань её врача – тучной скандальной тётки.       Инга, сбившая дыхание, хватает за руку и покачав головой ведёт за собой, крепко сжав запястье шокированной подруги. А взгляд точно с ней остаётся. Даже когда дверь за несчастной захлопывают. Они выбираются через курилку к припаркованной под деревом чёрной тойоте какими-то потерянными, Тая хмуриться, пытаясь вспомнить, где видела это лицо, и Инга понимает, садится на капот «авалона» и тихо начинает:       — Узнала? — Костова головой качает, задумчиво глядя в отражение на лобовом стекле, а Инга хмыкает понимающе, — я бы тоже такое помнить не хотела. Жена это твоего бывшего, ага, нашего «любимого» мэра Кирчика. — Тася удивленно вскидывает брови, позволяя себе нервный смешок –амбиции бывшего пробили его же потолок, — делать так, конечно, нельзя… но не я её врач и Борман сама треплется, да и вы скоро уедете. Вика забеременеть не могла, тетя с матерью Кирчика мне весь мозг съели, будто я виновата. — Рыжая встряхивает головой, отбрасывая эмоции, — сделали эко, Вика такая счастлива ходила… а вчера к нам привезли – двадцать восьмая неделя и выкидыш, по анализам Кирчик её чем-то заразил, то есть не, он заразился от какой ш… сам…       Тася руку вскидывает, останавливая поток возмущений и потирает лоб ладонью, общий кошмар ситуации заставляет ноги подкашиваться, как и само осознание – как близко она прошла от этой сцены. Думать так плохо и нельзя, но от одной мысли, что выть там могла она… передёргивает плечами, сбрасывая липкий морозец, пробравший по позвоночнику. Инга легко бьёт себя ладонью по губам, понимая, что разболталась. Костова машину обходит, распахивая дверь и выманивая из теплого салона заждавшегося ребёнка, которого не может удержаться и не прижать возмущенно пискнувшего недовольное «мам» мальчишку к себе. Провести рукой по светлому ежику волос и подпихнуть к взбодрившейся Инге.       — Ну привет, крестник, — девушка улыбается, притягивая мальчишку в очередные объятия, мальчишка тяжело вздыхает на женские нежности и повозившись затихает, жмуря зеленые глаза и украдкой показав язык усмехнувшейся на этот концерт одного актёра матери. — Какой же хорошенький, ну беда, беда девчонкам лет через десять, да, красавец? — воркует Инга, ероша волосы и щелкая по носу, — себе тебя что ли оставить?       Таисия хлопает дверью, огибая визжащий клубок и садясь на водительское:       — Забирай, — разрешает милостиво, — только к ужину верни.       — Эх… Руся, не отдают тебя мне. Пошли, покажу тебе страшную больницу, и решишь ты стать врачом, да? — заговорщицки шепчет Инга в ухо, пока мальчик машет отъезжающей машине и ясно улыбается, когда та сигналит на прощание.       — Ярослав Янович Костов, — сжав протянутую ладонь сообщает слишком серьёзно для шестилетки, сурово глядя снизу–вверх на крёстную мать. Заставляя Ингу рассмеяться и вскинуть в знак капитуляции ладони, сквозь смех бормоча шутливое «конечно-конечно».       Родной дом, где всё началось, встречает иллюминацией всего нижнего этажа, и Тая не может удержаться от смешка – с появлением боящегося темноты сына у них это вошло в привычку, не выключать свет нигде, каждый раз ужасаться счетам за свет, обещать закончить с этим безобразием и… ничего не сделать. Нагромождение коробок вызывает непроизвольный стон – перевезти родителей поближе оказалось проще, чем забрать всё накопленное за долгие годы.        Поведя плечами и сбросив пальто здесь же, на коробки Тая оглядывая непривычно пустые стены.       — Ян? Если тебя где-то засыпало я просто закопаю тебя в саду.       — Я женился на такой жестокой женщине, — муж перегибается через жалобно скрипнувшие, давно просящие пощады, перила, — сына продала, мой труп спрячет, — в голосе смех, — иди сюда, столько воспоминаний.       И усмехается на неразборчивое ворчание «воспоминания- какие там воспоминания», чтобы перехватить на последних ступеньках раздраженную до нельзя жену и подняв на руки такую злую черт знает на что женщину своего сердца, быстро целуя в изгиб шеи. И Костова затихает, выдыхает устало, совсем похоже, как свою мелкую копию и смотрит требовательно, с намёком так, «показывай, что нашёл».       Но даже не удивляется, когда открывается дверь её прошлой детской комнаты, как портал в неожиданно далёкое прошлое. Только уже не работающая, лишь светящаяся, лавовая лампа окрашивает стены в знакомы фиолетовый, вызывая ностальгическую улыбку. Они растягиваются на голом, знавшем лучшие времена матрасе, раньше тот казался будто больше, или им всякие мелочи и условности были совсем не важны. — Представь, если бы Коста выбрал кого-то вместо меня? Не были бы сейчас здесь.       Тая глаза закатывает, пихая в бок, рассуждать от этом пространно «если» смешно, особенно вспоминая, как радовались их отцы, встретившись уже на «второй-нормальной-первой» свадьбе своих детей. Слишком довольны были, но сейчас, столкнувшись лицом к лицу со своим возможным будущим Таисия была счастлива, что десять лет назад возле того кафе встретила именно этого парня, понимая – с другим могла бы и не пойти. Другой не пробрался бы под ребра, плотно засев в сердце и вытряхнув мысли о всех прочих.       Тянется, обнимая крепче, вжимаясь в попытке быть ближе и выдыхая редкое, но ценное:       — Как же я тебя люблю.