Sweet High

— Твои ставки, что это за омега, которую Джон никак не может уложить? — спрашивает Тим Мартина совершенно буднично. С момента, когда в кабинете архивиста внезапно запахло персиками и весь он вонял ими же, да так, что даже Стокер что-то да учуял (а он, на секунду, бета, его это их ферамонное альфа-омега дерьмо касаться вообще не должно), прошло эдак уже пару месяцев. Он бы не зарегистрировал эту сладость как эти самые феромоны, но спасибо Блэквуду, который за закрытыми от Джона (не дай бог это будет еще одним поводом ему сорваться на своего несчастного ассистента) пояснил, что это конкретно омежья вонь. Вот вопрос и встал сам собой, когда ясно стало что то, что омег в Институте только двое: Саша и Элаяс, и они определенно не пахли так. Что ж, этой информацией с Тимом тоже любезно поделился Мартин (не то, чтобы Стокеру отчаянно хотелось знать, что Бушард пахнет яблоками). Соответственно, существует кто-то, кто не из их персонала, но неожиданно вход в архивы, из-за кого их дражайший архивист сходит с ума и с ужасно раздраженным видом уверяет, что никакой такой омеги не существует. Интересно тоже, Джон правда считает их за круглых дураков? Мартин пожимает плечами и отпивает из кружки, видимо, уже машинально глянув на дверь архивов, где заперся Симс. — Ума не приложу, честно говоря, — говорит альфа с лицом весьма сложным, — может, та девушка, которая заходила к нему делать заявление? Тим почесывает подбородок, шкрябая небрежную щетину на нем. — А что? Все может быть. Неужели ему так просто взять и найти себе омегу на время гона и не делать на мозги… Блэквуд пожимает плечами. — Он, кажется, в целом не то чтобы сильно озабочен тем, чтобы что-то делать с этим, кроме как подавлять. — Дурак он, — бурчит Тим. А потом тоже смотрит на дверь в архив. После на Мартина. Улыбается и тыкает его в плечо, — слушай, а пойдем пообедаем вместе? Я угощу.

***

Прошло три месяца. Джон вел счет. Заканчивая сортировку заявлений по папкам он выдыхает и закрывает лицо руками. Рана на бедре уже не саднит, затянувшись и став шрамом с ещё совсем молодой и нежной кожей по шву. А любимую рубашку наконец снова можно надеть, потому что пахнет персиками она теперь только если прямо вжаться в нее лицом, яростно вдохнуть воздух и… Кончики пальцев покалывает, по позвоночнику словно втыкаются тысячи крошечных иголок. Симс вздрагивает на месте. Вспышки воспоминаний о смехе, пронзающем мозг насквозь, удивительно пушистых и объемных волосах, движениях то странно плавных, то дерганных и изгибах тела нереальных для человека, что должны бы пугать и отвращать, но каким-то образом манивших Джона заполоняют его голову. И окутывающий, густой, сладкий запах, возбуждение словно текущее в его венах и неудержимое желание трахнуть то, что назвалось Майклом га столе, у стены, на полу, у шкафа, где угодно, но сделать это, заявить свои права. Джон впивается пальцами себе в виски и издает тихий вой в ладони. Ему нет никакого смысла вспоминать об этом, особенно если учитывать, что Майкл определённо опасен и желание заняться с ним сексом, очевидно, не самое здравое на свете. Симс не хочет думать о нем. Но он думает. И стоит начать, мысли не остановить. Альфа в нем скребётся, скулит, умоляет, словно скучает по этой персиковой вони, ощущению возбуждения в полушаге от какого-то извращенного безумия. Что Симс вообще может с этим сделать. Только игнорировать. Только так. Иного варианта он просто ну… Не может придумать. Только, увы, и этот вариант может быть сложноисполним в некоторых случаях. Например когда Симс слышит скрип двери с той стороны, где ее просто не существует, а следом слух пронзает звук знакомого смеха, а в нос бьет персиковая сладость. Каждый нерв в альфе словно мгновенно реагирует, воспламеняясь, подначивая обратить все свое внимание к пришедшему омеге. Джон намеренно этого не делает. Сопротивляется. Тяжело вздыхает, перекладывая из стопки в стопку очередное заявление. Джону хочется верить, что Майкл притих, когда стих его смех. Но от него в голове словно статический шум, словно вся комната полна им. И кажется Симс может слышать перемещения Майкла. Это не утешает. Концентрация неизбежно покидает альфу, и он уже даже не представляет, по какому принципу хотел переложить следующее заявление. Что он знает, это то, что он хочет обернуться к тому, что пришло к нему, втянуть больше запаха и не думать о том, что он делает. — Не очень вежливо с твоей стороны, архивист, — говорит Майкл тоном одновременно, кажется, и насмешливым, и обиженным. И есть третье. Возможно. Джон не может этого распробовать. Он потирает лоб пальцами, давая на него и отвечая вопросительным хмыканьем, вкладывая всю свою выдержку в то, чтобы не смотреть на Искажение. Симс хотел бы себе как минимум медаль на грудь за такой подвиг. — Ну как, нужно поприветствовать гостя, уделить ему внимание, — очевидно наигранно начинает Майкл. Тут выдержка Джона и даёт трещину. Он отрывает взгляд от бумаг, разворачивается на стуле и поднимает взгляд на существо неожиданно близко стоящее к нему, на расстоянии вытянутой руки. А ему приходится задрать голову, чтобы видеть его. Альфа не контролирует то, как у него перехватывает дыхание от вида Майкла, склонившего голову (кажется, человеческая шея не может настолько сильно наклониться набок) и подпирающего своей рукой с длиннющими пальцами щеку. Волосы словно переливаются из золота всеми цветами, и Джона это завораживает. Он хочет коснуться. Прижаться лицом, втянуть запах, утонуть в этом персиковом приторном аду и дать ему залить себя, но только прежде чем получить всего Майкла для себя, попробовать его на вкус. Джон отрывается от созерцания переливов в пушистых кудрях достаточно быстро, истерично стараясь собрать умирающее хладнокровие в кучу для того, чтобы невпечатленно заглянуть в лицо Искажению. — Значит, для этого ты пришел? — спрашивает Джон, вздымая бровь, подпирая голову кулаком, локоть упирается в подлокотник его офисного кресла, — хочешь чтобы я уделил тебе внимание? Майкл издает хихиканье, неожиданно, вздрогнув. Он приближается. Джон откидывается на спинку кресла, чтобы видеть его, испытывая некоторые трудности с тем, чтобы оторвать от этого странного существа взгляд. — Разве не каждый, кто заходит сюда, хочет этого? — оно отвечает вопросом на вопрос. И это заставляет Джона раздражаться. Это не дает никакой ясности. Альфа в нем рычит, требует приструнить строптивого омегу, указать ему, что только он, Джонатан, может задавать ему тут вопросы. У него хватает самообладания на то, чтобы не рычать и не бросаться на Майкла. Джон вдыхает поглубже. Цепляется пальцами за подлокотники. Щекотно у поясницы и тянет внизу живота. Он скрипит зубами. Открытый взгляду Искажения, которое, удивительно, тоже неотрывно смотрит ему в лицо. — Зачем ты пришел? — Джон чувствует себя так, словно ходит кругами. Майкл снова перемещается. Склоняется. Упирается в подлокотник рядом с руками Симса. Длинные пальцы касаются его тыльных сторон ладоней, и в этот раз прикосновение не режет. Но оно словно в месте контраста между уничтожающим холодом и мучительным жаром. Кудри касаются щек Джона. Он дышит часто. Поверхностно, — почему ты приходишь ко мне? Искажение вздрагивает. Джон чувствует это на своих руках. Видит в нескольких дюймах от своего лица, замечает, как вздрагивают кудри Майкла, а после слышит вибрирующий смешок. — Потому что… Потому что я так захотел, — отвечает Искажение. Джон слышит его убийственно близко. Он может протянуть руки и притянуть к себе, укусить губы и шею. Он этого не делает. Он смотрит. И душит. Часто, тяжело, — решил, что ты интересный, архивист. И у тебя есть то, что мне нужно. — Что тебе нужно? Повторы. Симс чувствует себя заевшей пластинкой. А потом слышит заливистые порывы смеха Майкла, чувствует их тепло на своем лице. Внезапно сил сдерживаться нет. Он резко вырывает руки из-под пальцев Искажения и тянется к нему. Оно изгибается. Ускользает в момент, когда, кажется, Джон ухватил его, чувствовал на своей коже. И улыбается почти нежно, загадочно, насмешливо, с прищуром глядя на растерянного, тяжело дышащего Джона, чуть не упавшего с кресла. — Кое-что особенное. Но не сейчас. Джон открывает рот для того чтобы что-то спросить, но оно исчезает за дверью, оставляя после себя гул, который звучит так, словно оно сказало «доброй ночи, архивист». И запах. Море персиков. Сироп. Который словно утекает между досок в полу, в ящики, бумагу заявлений. Дверь исчезает. Симс не сразу регистрирует щелчок замка другой. — Джон, слу… Мартин осекается. Джон в растерянности обращается к нему. И видит ещё и Тима. Падает в кресло невероятно быстро. — Да что за хрень у тебя тут происходит, бога ради, Джон! — Блэквуд восклицает в непонимании. Джон пожимает плечами, а потом хмурится. — Да ничего не происходит! Уйдите, у меня есть работа! — он ругается, ударяя ладонью по несчастной стопке заявлений. — Ага, это ее ты никак не можешь выебать, — говорит Стокер, ухмыляясь. Эта ухмылка не двигается с лица беты даже когда пылающий недовольством взгляд Джона оказывается прикован к нему. — Что, прости? — угрожающе четко переспрашивает Джон. — Он… — Ничего, — перебивает Тим Мартина, толкая его к выходу, и разворачиваясь к нему же, бросив только: — работай, солнышко. Весьма язвительно и с издевкой, прежде чем хлопнуть дверью. Джон очень яростно смотрит на заявления. Работа у него правда есть. Такими темпами, вероятно, он скоро сойдет с ума.