Мой доктор

И все-таки настаиваю я, и все-таки настаивает разум: виновна ли змея в том, что она змея, иль дикобраз, рожденный дикобразом? Или верблюд двугорбый, наконец? Иль некий монстр в государстве неком? Но виноват подлец, что он — подлец. Он все-таки родился человеком!             Эйвери очнулся в незнакомом месте, недоуменно огляделся. Небольшая комната, совсем не похожая на его родной бункер, скорее на спальни в Центре. Центр! Эйвери задохнулся, на него обрушились все события с дня рождения. Мама, папа. Эйден спас их или нет? Конечно же спас, они же друзья. Эйвери знал, что мама и папа дружили с Центром еще до его рождения. Но где он? Кто привез его туда? Последнее, что он помнит, это Лорна и стакан воды…       Эйвери вскочил, с намерением пойти наружу и найти кого-нибудь, кто сможет объяснить ему, что происходит? Где он вообще? Но дверь открылась, на пороге стоял незнакомый мужчина в белом халате.       —Проснулся, замечательно. Добро пожаловать в нашу лабораторию, думаю, мы подружимся и тебе у нас понравится. Здесь ты сможешь заниматься исследованиями сколько душа пожелает.—дружелюбно сказал Врач№1. Будем называть их так, потому что врачей, лаборантов, ассистентов будет много, но ни один из них недостоин носить человеческое имя.       —Лаборатория? Исследовать? Но я хочу домой! Меня ждут мама и папа! Вы что похитили меня? Они будут меня искать! —воскликнул ЭЙвери.       Врач смотрел на него, обдумывая что-то, нахмурился.       —Искать? Не думаю. Потому что, понимаешь, со вчерашнего вечера ты сирота и это место теперь твой дом. Произошел несчастный случай, сожалею, но Эйден был бессилен. Твои мама и папа не выжили.—глядя на отчаянно мотающего головой мальчика, он вздохнул.—Прости, но скрывать от тебя такое нет смысла, наоборот, ты сможешь быстрее привыкнуть к нам, теперь мы-твоя семья. Оставлю тебя, поплачь, погорюй, так даже лучше, выплесни эмоции-быстрее успокоишься и примешь неизбежное. Сбежать отсюда невозможно, потому что выхода просто не существует. Не трать время попусту. У нас для тебя много дел припасено и много проектов.—врач №1 развернулся и вышел.       Эйвери бессильно опустился на кровать. Тупо уставился на руки. Что этот человек сейчас говорил такое? Умерли? Не может быть! Эйвери вспомнил, как упали мама и папа, задыхаясь и расцарапывая горло. Вспомнил, что они уже не двигались, когда Лорна уводила его. А еще он вспомнил, что ему никто не помог в зале. Как будто он был невидимкой. По спине пробежал холод от ужасной догадки, это было все заранее продумано, перед ним разыграли спектакль. И в этом точно виноваты Лорна и Эйден. Те люди, которых он после родителей любил как родных. Но зачем? Ради его похищения? Что в нем такого особенного? Неужели мама и папа погибли из-за него?       Эйвери схватился за горло, как будто тоже был отравлен. Его разум не хотел принимать произошедшее, его душили слезы, горе, ярость и отчаяние. Он начал задыхаться, и не собирался сопротивляться-лучше он умрет сейчас, уйдет к маме и папе, он так хочет быть с ними…навсегда…       Он упал на подушку, зажал руками рот и нос, которые пытались вдохнуть. Он им не позволит. В голове закружилось, свет стал меркнуть. Серебряные глаза улыбнулись под ладошками. Еще чуть-чуть и он забудет обо всем, будет снова счастлив бесконечно. Но вдруг его как током ударило-уйти вот так? Оставить его теперь смертельных врагов жить дальше, как будто ничего не случилось? Мама и папа всегда учили не сдаваться, бороться до последнего.       Эйвери отнял руки и стал лихорадочно вдыхать, шум в голове постепенно прекратился. Она перестала кружиться. Легкие горели, но дышали. Они будут дышать, он будет жить. У него появилось дело в этой жизни. И пока он его не завершит, рано думать о воссоединении с семьей. Там, где они, время бесконечно, они подождут.       Он огляделся снова, заметил подарок у стены. Его видно привезли вместе с ним. Он подошел, бесцельно поперебирал ветки, камни, заплакал, пнул ногой коробку, швырнул стул в стену. Ему хотелось кричать, крушить и ломать. Впервые в жизни он захотел убить. Убить не ради пропитания или шкуры. А убить, ради мести, за маму и папу, убить за потерянную счастливую семью. Убить Лорну и Эйдена.       Эйвери бросился ничком на кровать и ревел, ревел, пока не уснул. Уснул и улыбнулся во сне, больше он не будет плакать, пусть плачут те, за кем он придет. Он будет ждать столько, сколько нужно. И обязательно дождется…       Ему снился странный сон, папа шел по длинному коридору, навстречу свету, Эйвери звал его, но тот не слышал. Эйвери пытался бежать за ним, но ноги не слушались. И только перед светом папа оглянулся, улыбнулся, —Слушайся маму, Эйвери, а мне пора. Я люблю тебя, сынок.—и исчез в ярком прямоугольнике.       Ноги снова обрели способность двигаться, Эйвери побежал, но сколько бы он не бежал, к свету он так и не смог приблизиться. Казалось, тот двигался от него с такой же скоростью. Эйвери остановился, плакал, звал папу, умолял вернуться. Вдруг на плечо легла рука, он скорее заметил свет от нее, чем почувствовал. Обернувшись, он увидел …маму? Только от нее осталась лишь какая-то проекция. Бледно-голубая, окруженная сизой дымкой проекция.       Прозрачные руки ласково провели по серебряным волосам, взяли лицо Эйвери в ладошки. Прозрачные губы нежно поцеловали в лоб. Прозрачные, наполненные бесконечной любовью и бездонной печалью глаза смотрели в его серые, наполненные слезами, глазки. Тихий, такой родной голос зазвучал в голове.       —Эйвери, мальчик мой, мой светлый лучик, теперь ты один в обычном мире, я не могу быть с тобой, хоть я всегда рядом, но ты меня не услышишь и не увидишь. Лишь во сне мы можем общаться. А в жизни бороться за себя будешь ты сам… один. И тебе придется нелегко. Лорна задумала ужасное, и вряд ли ты ей помешаешь. Но знай, каким бы ты ни был, ты всегда останешься моим мальчиком, моим ласковым и самым добрым на свете Эйвери. И даже если ты меня не видишь, знай, я всегда рядом.—Мона стала тускнеть, глаза ее смотрели с такой любовью и с такой печалью, что Эйвери снова горько заплакал, попытался задержать ее, и рука прошла сквозь еле заметный силуэт.       —Мама! —Эйвери проснулся, весь в слезах и в поту. Дверь приоткрылась, к нему зашел врач №2, молча протянул ему пару капсул и стакан воды. Эйвери отвернулся, он не собирался ничего пить, он здоров и что в этих капсулах? Тут кто-то сказал смешным, скорее нечеловеческим голосом.       —Пей, не бойся, обычные витамины. Солнца же нет, они восполнят его нехватку, так что пей.—       Эйвери обернулся обратно, из-за ноги врача №2 вышел песик. Ловко запрыгнул на кровать. Сел и выжидательно посмотрел на ошалевшего Эйвери.       —Пей уже, да пусть идет, а мы поговорим.—нетерпеливо сказал песик. Эйвери послушно проглотил капсулы, врач ушел.       —В общем, я говорить не люблю, слишком в пасти щекотно, но сегодня особый случай. Ты новенький, тебе нужно разъяснить местные порядки, а точнее, полное их отсутствие. Нет, конечно, еда, процедуры по расписанию. Хотя, если проголодаешься ночью, тебя и ночью накормят без проблем. Столовка круглосуточная. А так ходи куда хочешь и делай, что хочешь. Я не о этом хотел сказать. —песик попросился на ладошку и показал на ухо. Эйвери поднес его к самому уху, песик не умел шептать, прижался к уху вплотную, чуть заглушая голос.       —Если тебе покажется, что кто-то тут добрый, не верь. Тут все злые, точнее не злые. Тут все ученые, ученые настолько, что давно забыли про такие качества, как сострадание, жалость. Приготовься, что будешь страдать, тут все страдают. Но не бесконечно. Так что остальное время не зацикливайся, а проводи с пользой.—песик отстранился от уха и махнул головой в сторону подарка Лорны, —Вон я вижу у тебя есть занятие, вот и вырезай. Так же тут есть кинотеатр с отличной подборкой фильмов, спортзал, зал боевых искусств. Да тут все есть, проще перечислить, чего тут нет.       Если что обращайся ко мне. У меня тут особое положение-мне везде можно, для меня все двери открыты, кроме подвала В3. Туда лишь единицам можно, и я не знаю, что там. Выход отсюда только через портал, его так просто не открыть, так что не убежишь, даже если очень захочешь. Я слышал о твоих родителях, жаль, конечно, но что было, то прошло. Постарайся быстрее прийти в чувство. Будь сильным, чтобы с тобой не сделали.       Ты в любом случае станешь лучше, хуже тут никого не делают. Хотя бы на меня посмотри, где ты видел говорящих собак? На следующей неделе мне будут глаза переделывать, интересно узнать, что выйдет.—песик об экспериментах над собой говорил абсолютно спокойно. Привык? Смирился? Или ему вправду нравилось?       —Тут над людьми делают эксперименты? —прошептал испуганно Эйвери.       —Слушай, я уже час тебе об этом говорю. Ты меня слушал вообще? —хмыкнул песик.—И да, где мои манеры. Я-Ук, ты-Эйвери, я знаю. Классное имя, кстати, родителям респект. Уважение—пояснил он, глядя на непонимающего Эйвери.—В меня каких только языков не напичкали и походу молодежный сленг тоже. Пошли, сейчас ужин, познакомишься с остальными, если захочешь. Только будь готов, что нормальные люди тут только врачи и персонал, ну и ты, пока с тобой не начали. Остальные все уже нечто, и некоторые довольно общительные.—Ук спрыгнул с ладошки прямо на пол и засеменил к дверям, оглянулся, приглашая.        Эйвери вздохнул, делать нечего, да и Ук здорово его отвлекал, лучше уж в столовую, чем тут одному со своим горем.       Когда он вошел, все подняли глаза, разглядывая новичка, и через минуту продолжили есть. Эйвери взял поднос с едой, сел за свободный столик. Он рассеянно ковырялся ложкой в тарелке, аппетита не было, хотя еда пахла очень вкусно, без интереса рассматривая людей (не людей)за столиками…В столовой кроме него было еще человек пять. Хотя уже не людей, да, Ук не преувеличил.       —Эйвери, очнись, да очнись же ты! —голос проник в затуманенный от огромного количества змеиного мутагена в крови разум.       Эйвери с трудом открыл глаза. Еле сфокусировался на постоянно раздваивающемся силуэте, стоящем у стола, на котором он лежал. Сколько он уже здесь? Раньше его хоть в комнату уносили. Но последнее время лишь добавляли мутаген, проверяли показатели и уходили. Пару раз приходила Лорна. Привязанный к столу, он мог лишь сжимать кулаки и смотреть на нее ненавидящим взглядом. Она вообще на него не обращала внимания. Проверяла журнал, куда записывались все изменения в поведении и жизненных показателях, назначала новую дозировку и уходила.       —Слава богу, ты еще здесь. Я уж думал, ты уже не ты. Не говори ничего, я знаю как тебе больно. Ты же знаешь мои способности. Кого тебе показать? Не стесняйся, пользуйся, пока можешь. Только скажи и ты на время забудешь о боли и страданиях. Я постараюсь выложиться по полной и продлить видение как можно дольше.—у стола стоял очаровательный мальчик с фиолетовыми кудряшками до плеч лет одиннадцати.       Эйвери улыбнулся ему, из-за боли улыбка получилась перекошенной, но тот все равно обрадовался. Все они лежали на этом столе, все проходили то, через что проходит он. Хорошо хоть, что вообще может губы гнуть.       —Давай, говори скорее, я готов.—мальчик от нетерпения переминался с ноги на ногу.       Он был одним из тех, с кем Эйвери подружился тогда в столовой. Мак сам подсел к нему. Пытался развеселить, шутил. Рассказал о своих способностях, точнее она была у него одна. Он мог показать то, что человек желал больше всего на свете. И не просто показать. Человек переносился будто бы в другую реальность, настоящее исчезало, исчезали боль, печаль, все эмоции. Оставались лишь видения и чувства от них. Видения были осязаемыми, с запахом и вкусом. В них все можно было трогать, со всем можно было взаимодействовать.       Эйвери прошептал—Мама, папа.—Мак понимающе кивнул, подвинул стул, сел, взял Эйвери за руку и закрыл глаза.       Тут же комната исчезла. Эйвери был в бункере, мама и папа тренировались в зале на мечах. Эйвери весело засмеялся, побежал в зал-он тоже хочет тренироваться. Мама обучала его владению копьем. Мечами он владел уже так же, как папа, а вот с копьем не очень получалось.       Он разминался, ждал, когда они закончат тренировку. После папа сел на лавку, вытирая пот полотенцем. А Эйвери с мамой два часа отрабатывали удары и приемы. Папа подбадривал, мама удовлетворенно кивала. Ее коронный прием, который она придумала сама, уже начинал получаться. Они повторили его раз десять и закончили на сегодня. Сейчас все в душ и ужинать, а потом будут или играть во что-нибудь, или тихонько разбредутся по креслам в библиотеке и будут читать, делясь друг с другом интересными отрывками.       Эйвери был абсолютно счастлив. Даже когда вернулась комната лаборатории, а Мак бессильно уронил голову, он улыбался. Боль вернется не сразу. Нужно попытаться уснуть, во сне его всегда ждет мама. Всегда…       Первые изменения в себе Эйвери почувствовал через полгода принятия мутагена. Однажды, выйдя из забытья, в котором он пребывал практически все время из-за непрекращающейся боли, он понял, что может с легкостью разорвать ленты, которые удерживали его на столе. Что он и сделал, чем смертельно напугал лаборантов и врача, находящихся в то время в комнате.       Он сообразить не успел, как ему вкололи лошадиную дозу снотворного. Но он не уснул, просто упал и не мог двигаться, но все видел и слышал. Его снова обездвижили, уже не кожаными лентами, а металлическими обручами.       Через какое-то время влетела Лорна, проверила показатели, внимательно осмотрела обрывки ремней. Что-то тихо скомандовала и ушла. Теперь его все время держали в полусне, и стали вводить что-то ужасное, от которого боль была невыносимой. Но полудрема была лишь в радость, -она слегка притупляла боль, и, главное, мама почти всегда была с ним…       Утешала, рассказывала всякие истории, чтобы отвлечь. Плакала вместе с ним, обнимала, когда он кричал от боли. Она всегда была рядом. Всегда…       Эйвери очнулся, не понял сначала, что он уже не на столе, он в кровати, в своей комнате. Ук радостно лижет ему щеку. Вдруг его рука безжалостно сбрасывает песика на пол. Тот жалобно заскулил, недоумевая. Эйвери подскочил, взял его на руки, утешил. Он не хотел, это наверное спросонья. Ук понимающе кивнул.       —Давно меня сюда принесли? —спросил Эйвери. Язык вел себя странно, совсем не хотел слушаться, заплетался и вроде то ли увеличился, то ли распух.       Ук с трудом разобрал фразу.—С неделю, сегодня первый день, когда тебе не ввели снотворное. Наверное решили, что ты безопасен. Как ты? И что у тебя с голосом, тебя не разобрать вообще. Смотри, чему я научился.—       Ук рисовал глазами на стене какое-то забавное животное и не заметил, как Эйвери вдруг схватился за горло, побежал к умывальнику, его вырвало. Только вот чем? И почему так больно во рту? Он забыл, когда ел нормально, в операционной его кормили через зонд всякой жидкой фигней.       Он посмотрел на умывальник, на который капали капли крови и обомлел, его язык лежал перед ним. Эйвери от ужаса замер, попытался что-то сказать и лишь…прошипел? Ук испуганно оглянулся, подбежал и ловко запрыгнул на край раковины.       —Оу. Так слухи были верны, они из тебя змею делают. Тогда понятно, почему тебя отпустили. Готовься к трансформации. Чую, у тебя не только язык отвалится. Ох, дружище, это будет ужасно больно и страшно. И почему-то тебе не дают обезболивающие, так что не завидую тебе.—Ук говорил, а Эйвери прислушивался, во рту что-то росло и быстро.       Он потрогал пальцем там, откуда рос язык. Кровь остановилась, зато прямо под пальцами росла шишка. Он мог поклясться, что она становилась больше и больше просто с какой-то невероятной скоростью. Он дотронулся до нее снова, и она лопнула. И, о боже, рот снова заполнило кровью и новым языком?! Но это не человеческий язык. Эйвери взвыл от боли, поднял глаза к зеркалу и обмер.       Изо рта хлестала кровь и потихоньку высовывались, подрагивая, два кончика, кончика его нового языка, змеиного, раздвоенного. Несколько секунд язык раскручивался, занял свое место и обрел чувствительность. Слизнул капельки крови с губ.       —Я думал, меня уже ничем не удивить.—хмуро сказал Ук—Полощи, че ждешь, ща кровью захлебнешься.—       Не успел он договорить, как в палату зашло два ассистента. Один протянул стакан с чем-то розовым, сказал полоскать, пока стакан не опустеет. Эйвери послушался. Кровь остановилась. Боль утихла.       Второй достал фотоаппарат и стал снимать, заставляя Эйвери высовывать язык и ворочать им в разные стороны. Он достал щипчики и хотел взять образец ткани. Эйвери скосил глаза, глядя как щипчики приближаются к языку, и вдруг исчез. Ассистенты растерянно оглянулись. Эйвери стоял у дверей, сам удивленный не меньше их. Как он это сделал? Один ассистент начал что-то быстро тихо надиктовывать на диктофон. Второй, забыв про щипчики, фотографировал место, где Эйвери только что стоял, и место, куда он переместился. Вскоре они нафоткались вволю и ушли, все-таки взяв образец ткани с языка.       Эйвери стоял перед зеркалом и высовывал язык. Рассматривал и пытался говорить. Речь еще не стала змеиной, горло-то пока осталось прежним, но язык примешивал к ней шипение. И Эйвери это даже понравилось. Его голос из мягкого и тихого стал угрожающим.       —Да уж, ну и голосок у тебя, в темноте заговоришь, умереть можно от страха. Но язык зачетный, согласись.—хохотнул Ук. Эйвери кивнул.       —Ага прикольный, пошли в столовую, посмотрим, как теперь им есть. И Мака напугаем.—Эйвери засмеялся, представив, как испугается Мак и языка и голоса.       Ук кашлянул, потупил глазки.—Эйвери, понимаешь, тут такое дело. Как тебе сказать-то, черт. Мака не будет в столовой.—Ук с трудом подбирал слова.       Эйвери непонимающе смотрел, но тон Ука заставил тело покрыться мурашками.—В смысле не будет? Он на эксперименте? Не знаешь, как надолго? —       Ук помотал головой. Вздохнул, спрыгнул с раковины, запрыгнул на кровать и, глядя на свой рисунок, забавную рожицу на стене, рассказал Эйвери, что случилось. С Маком…       —На очередном эксперименте произошла какая-то путаница и в аппарате для наркоза оказался ядовитый газ. Мак умер, Эйвери, мгновенно. Мака больше нет, уже месяц, как его сожгли в утилизаторе.—Ук боялся повернуться, за спиной была абсолютная тишина.       —Умер, —спустя время прошипел Эйвери.       Ук вздрогнул и повернулся. Тон голоса заставил шерсть на теле песика встать дыбом-ни горечи, ни печали, лишь ненависть. Да такая, от которой хотелось бежать без оглядки и спрятаться. Эйвери абсолютно спокойный, стоял у дверей. Он в шоке, что ли?       —Умер, значит умер, пойдем в столовую, я голоден, как волк, —Эйвери развернулся и вышел.       Ук побежал следом. Он понимал, что такая реакция обусловлена экспериментом. И подозревал, что это не последний сюрприз.       После обеда Ук отправился в свою комнату, он тоже проголодался, но в столовой обедал очень редко, почти никогда. Он любил свои печеньки, которые приносили в его комнату, просто обожал, ни одно мясо не сравнится с ними, ни одна сахарная косточка. Хотя нет, косточку он бы погрыз. Нужно навестить повара, тот всегда припрятывал для Ука вкусненькое.       Эйвери вернулся в комнату, хотелось спать, но не успел он заснуть, как пришел врач №2 и позвал за собой. Снова в операционную? Эйвери вздрогнул, но послушно поплелся следом. Врач пошел в противоположную сторону, если не в операционную, то куда? Они вошли в лифт, врач вставил странный ключ и нажал В3. Они едут туда, куда даже Ука не пускали. Любопытство пересилило страх. Эйвери было безумно интересно, что там.       Но вскоре он понял, что ничего интересного не увидит. Только коридоры и двери. Не стеклянные, разглядеть ничего не получится. Они петляли минут десять и наконец-то дошли. Внутри комнаты стояло кресло, врач махнул, садись.       Эйвери сел, заметив, что над креслом висел странный шлем, от которого толстые провода вели вверх под потолок к не менее странному прибору. Куча светящихся всеми цветами радуги стеклянных спиралей располагались на приборе. Все они мигали, почти ослепляли, между ними пробегали молнии. Тех же цветов, из какой спирали они появлялись. Больше он не успел ничего рассмотреть. Сверху на грудь опустился поручень, придвинулся, плотно прижимая его к спинке кресла. На руки и на ноги так же опустились зажимы. Он был полностью обездвижен. Будет больно? Скорее всего. Ни одна процедура не обходилась без боли.       Врач №2 что-то быстро печатал на панели с монитором. Тут же был врач №1, пара незнакомых ассистентов. Врач №1 опустил шлем на голову Эйвери. Теперь он мог видеть только через узкие щели в шлеме, испуганно обвел глазами еще раз комнату. И только сейчас увидел Лорну.       Она сидела за маленьким столиком в темном углу комнаты. Перед ней стоял компьютер. Она внимательно смотрела на показатели. Эйвери сжал кулаки. К нему прицепили кучу датчиков. К груди, к ногам, рукам. Шлем фиксировал голову так же намертво, как и поручни тело. Эйвери лишь косил глазами, наблюдая за действиями ассистентов. Ему что-то ввели в вену. Мозг затуманился, во рту пересохло, но это было не снотворное. Он точно не спал.       —Приступайте, если отступите от параметров хоть на миллиметр, я вас в это же кресло усажу и поджарю ваши тупые мозги.—Лорна так это сказала, что один из ассистентов выронил шприц, благо, он был уже пустым.       Врачи кивнули, подошли к компьютерам и пальцы забегали по клавиатуре. Эйвери не мог видеть, как у прибора под потолком засветились все спирали ярким светом, он слышал лишь треск молний. Вдруг в его голове так загудело, что он вздрогнул, почти оглох, мозг прожгло со всех сторон тысячами раскаленных иголок. Он закричал и потерял сознание. В этот раз даже мама не пришла к нему.       Мозг менялся, не внешне, а внутренне. Стирались целые дни, месяцы и годы доброты, счастья, любви и заботы. Стиралась память о семье, о Центре, о мальчике с серебряными волосами и такими же глазами… Их место занимало полное безразличие, немыслимая жестокость, абсолютная ярость и дикая злость…       Через пять минут все было кончено. Шлем перестал гудеть. Аппарат перестал сиять. Лорна проверила монитор перед собой, удовлетворенно кивнула. Бесчувственного Эйвери погрузили на каталку и увезли в комнату.       —Эйвери, Эйвери, просыпайся! Врачи сказали, что тебя уже можно разбудить! Ты три дня проспал! —Эйвери открыл глаза, почему ему так плохо видно? Они что, распухли? Он потрогал лицо, действительно, глаза распухли, сильно, почти заплыли.       —Я бы лучше не трогал—произнес кто-то снизу. Эйвери приподнялся, сел. У него в ногах сидела маленькая собака. Говорящая собака? И они знакомы?       —Кто ты, мать твою, зачем разбудил, и убирайся с моей кровати, расселся.—Эйвери дрыгнул ногой, запуская песика в полет. Тот приземлился в дальнем углу, пристально посмотрел на Эйвери.       —Ты не помнишь меня? А Мака? А как тебя зовут, знаешь? Тебе стерли память? Эх, я думал, они не пойдут на это.—сильно расстроенный песик вспрыгнул на стул, на безопасном расстоянии от Эйвери.       —Ты тупой? Какую память? Какой Мак? И конечно я знаю, как меня зовут. Если бы не знал, догадался бы-ты ж меня по имени будил. У меня так башка болит, может свалишь? Иди лучше таблетку мне добудь. И побыстрее, а то лапы повыдергиваю.—Эйвери потянулся, слез с кровати.       Ук поспешно побежал к дверям. Эйвери определенно не шутил про лапы. Уку было грустно. Эйвери был замечательным другом. Но того Эйвери нет больше. А этот злой ему совсем не нравился. Он побежал по коридору, доложил врачу №1, что пациент проснулся и у него болит голова. Сам он вряд ли еще пойдет к нему, зачем? Ук печально проводил врача взглядом и пошел в кинотеатр, сейчас он посмотрит какой-нибудь любимый фильм, развеется, настроение улучшится и все наладится.       Следующие недели были для Эйвери и для врачей сплошным кошмаром. Змея все больше меняла тело, Эйвери был в ярости от боли, крушил все, сломал руку двум ассистентам. Его могли бы усыпить или привязать хотя бы, но Лорна запретила. Поэтому обслуживающему персоналу приходилось менять уничтоженную мебель, а медицинским работникам приходилось лишь молиться, входя в комнату к опасному мутанту, чтобы он их не заметил и не покалечил, если не хуже. Еду ему носили сюда, дверь закрывали.       —Это временно, — пояснила Лорна.—Когда он мутирует полностью, ярость уляжется, он научится ей владеть и будет безобиднее кролика.—врачи сомневались, но молчали. С Лорной спорить-жизнь дороже.       Но она была права. Когда последняя кость изменила структуру на змеино-человеческую, когда последняя чешуйка проклюнулась и выросла, когда Эйвери научился контролировать свою трансформацию в змею, -он успокоился. Потерял интерес к врачам. Перестал пытаться их покалечить или укусить. Часами лежал на кровати и задумчиво вертел одну из своих фигурок в руках, как будто пытаясь вспомнить что-то, что забыл… У фигурки фиолетовые кудряшки спадали на плечи.       Мона приходила к нему каждую ночь. Он не узнал ее. Она пыталась, рассказывала про Эйвери прошлого, без толку. Он просто стоял и слушал ее истории, никак не реагируя. Ему было просто интересно их слушать, как книжку читать. Лишь когда она рассказала про Лорну и Эйдена, про то, что они сделали, он чуть нахмурился, но не более. Потом так же нахмурился, когда она рассказала ему про Мака, как тот спасал его от боли, унося в видения, и как глупо умер во время эксперимента. И что его даже не похоронили по-человечески, а просто сожгли…       —Интересно, жаль, что он умер, я бы хотел побывать в видениях.—вот и все, что сказал Эйвери, когда она закончила рассказ. Моне оставалось лишь печально смотреть на сына, который ее забыл, и лить невидимые слезы…       Эйвери снова был свободен, комнату больше не закрывали. Ему нравилось в новом теле скользить по длинным коридорам. Однажды он обнаружил вентиляционный выход, рискнул и забрался внутрь. Прополз вверх и задохнулся от свежайшего воздуха.       Он с интересом оглядывался, заметил движение в ближайших колючих кустарниках, сделал бросок, поймал какого-то зверька и неожиданно для себя просто разорвал его пополам и съел. Он изумленно смотрел на окровавленные руки. И вдруг понял, ему понравилось. Еще как понравилось убивать. Разрывать живое тело и смотреть, как теплая кровь брызжет во все стороны. Он слизал кровь с рук, увеличил немного змею, и понесся по песку вперед.       Этой ночью он убил всех, кого встретил. Понял, что в змее руки становятся сильнее, раны затягиваются на глазах, а яд на него не действует. Скорпион, которого он поймал, ударил его в руку, но лишь поранил ее, отрава никак не подействовала. Зато его зубы отравляли так быстро, что даже огромный якмель свалился от одного укуса.       Есть Эйвери уже не мог, он обожрался, всякого. Потом он поймет, что любит есть больше, что меньше, но убивать будет всех. Абсолютно. Просто так… Потому что может… Просто, потому что ему это нравится… Потому что его так запрограммировали…       Он вернулся ко входу в лабораторию. Ему и в голову не пришло, что можно спокойно сбежать. Да ему и не хотелось. Зачем? Там его больше не мучали. Правда однажды прибежала Лорна, он еще тогда мутировал и был слаб. Что-то орала полчаса, довела его до головной боли, а себя до истерики, и убежала.       Он так и не понял половины из того, что она кричала. Но понял одно-он ее ненавидит. Как впрочем и вся лаборатория…       Потом приходил ее муж. В отличие от жены, он не кричал. Спокойно поговорил с ним. Почему-то все время странно на него смотрел, с сожалением? Попрощался и вздохнув ушел, назвав его Лучиком. Кто этот Лучик, Эйвери понятия не имел. Но похоже Эйден принял его за него, смешной.       Эйвери хмыкнул, глядя в черное звездное небо и так и уснул около входа. Сытый, довольный, и по-своему счастливый…