Гребень Глицинии

      — Сукуна, — я осторожно позвала его. Он вздрогнул вполне заметно. Повернулся, обводя бешеным взглядом. Не такой и спокойный. — Сукуна, — повторила с нажимом, поднимаясь с земли. — Рёмен-сенсей?       — Нашла же выражение, — он качнул головой, сбросив наваждение. Сестра всё ещё визжала, стоя на коленях и пытаясь хоть как-нибудь зажать отрезанные конечности, остановить кровь. Попытку спастись пресекла катана Сукуны: вошла в череп, как горячий нож в масло, сверкнув лезвием в открытом рту и под подбородком. Бешеное отчаяние в распахнутых глазах, осознание смерти и блеклая пустота вскоре. Лезвие так же плавно вышло из головы. Вкупе с шелестящими листьями — впечатляло. — Не смотри.       — Что мне, глаза себе выколоть? — я сделала шаг навстречу. Он, отерев клинок о конвульсирующий труп, спрятал меч в ножны.       Я не удержалась: с трёх шагов взяла разбег и прыгнула в распахнутые объятия.       Казалось, что воздух стал жидким, дышать становилось всё тяжелее, ком встал в горле. Веки горели.       Не сдерживаясь, заревела в голос, пачкая чёрную униформу в слезах, соплях и слюнях. Боги, как же хорошо!       Сукуна сжимал чуть ли не до хруста рёбер, в ответ дыша в шею рвано. Накатившие эмоции вырвали апатию одним рывком. Одним человеком. Так безмятежно становилось с каждым завыванием.       — Думаю, я… хе… закончила, — икая, вытирала сопли о его плечо. Потом посмотрела на Рёмена.       — Выглядишь ужасно.       — Я знаю, — снова икнула и тут же шмыгнула носом.       Он, притягивая одной рукой к себе, рукавом оттирал размазанные по лицу кровь, сопли и слюни. Поменял сторону рукава, дотёр с щепетильностью и нежностью.       Осмотрел внимательно, коснулся подбородка и притянул, целуя. Я вздрогнула. Замерла. Неожиданно. Так горячо и обезоруживающе.       Он хотел отстраниться: на его лице можно было прочитать боль отвержения, хотя его алые глаза и были закрыты. Сукуна продержался ещё секунду, словно прощаясь и позволяя себе напоследок запомнить.       Перестала его рассматривать. Смущение не к месту. Отдалась так, как могла, повторяла его движения. Живот необычно приятно свело, а сердце зашлось в бешеном ритме.       Сводило с ума бесконечное счастье. Так нежно и трепетно. Это не вязалось с его устоявшимся образом. Казалось, он вложил в этот жест всё, что только мог: тоску, боль, радость.       Губы были очень мягкими.       Рёмен отстранился первым, тяжело дыша и вжимаясь лбом в мой.       Снова икнула и сама же рассмеялась, легко коснулась его щеки губами.       — Я ещё не закончил, — приняв такой детский поцелуй, он опустил на землю и снова крепко сжал в своих лапах. Не смог удержаться?       Со стороны поместья что-то громыхнуло.       — Заставь дурака молиться! — раздражённо фыркнул он, разворачивая в ту сторону. — Ты же хотела, чтобы я спалил их дом. Смотри.       — Нет, я знала, что ты и щепки здесь не оставишь. Только хотелось бы свои вещи назад. Хаганэдзука расстроится, если я потеряю так глупо его труды.       — Тогда пойдём, — придерживая за одно плечо, он повёл к полыхающему поместью. Так тепло. Так хорошо. И не только от объятий. — Думаю, мы успеем вынести твои вещи, пока там всё к херам не сгорело.       Шли медленно, словно Сукуна проигнорировал просьбу.       — Как ты так доверился словам Гето? Что я подожду? — не удержалась, всё-таки спросила. Рёмен загадочно улыбнулся. — Я ждала.       Огонь почти не расползался, а вот люди из здания вырывались быстро, крича. Кто-то забегал внутрь. В суматохе было не разобрать, кто свой, а кто чужой.       Сзади послышалось радостное насвистывание, приближаясь. Это Годжо. Так же вприпрыжку, бежал к нам. На плече тряслась сестрица, мыча через тряпку, связанная по рукам и ногам. Не знала, что у Годжо такие таланты…       — Ой-вей, красиво как! — присвистнул Сатору, улыбнувшись, и хлопнул по спине свой груз. Девушка всхлипнула. — Будет чем шантажировать.       Сугуру тоже не заставил себя долго ждать:       — Сатору, оставь издевательства на попозже, — Гето, в костюме сокрытеля, протянул мою катану и свёрток. В ткани аккуратно были завёрнуты заколки и гребень. Спрятав ценный груз в окровавленный рукав кимоно, повесила ножны на пояс и достала клинок. С непривычки он показался тяжеловатым, но так приятно лежал в ладони. Забытые ощущения. Меч пока можно было убрать. — Огонь уже купируют. У них очень много ценных вещей.       — Разумно, — кивнул Рёмен. — Сугуру, думаю, ты весьма способный ученик.       — Спасибо, Сукуна-сенсей, — кланяться Сугуру не стал, наклонил голову, по-доброму улыбнувшись и сощурив глаза. Сегодня очень хороший день. На фоне пылающего здания, эта мысль совестливо уколола. — Главу клана даже ловить не пришлось. Тот покорно сдался. А вот с его жёнушкой пришлось повозиться.       — Веди.       Сукуна снова опустил маску равнодушия, лениво осматривая помещения. Руку с плеча так и не убрал.       Камо Эйто сидел на своём месте в столовой. Напротив скучал Удзуй, покачиваясь на стуле. Рядом с ним, не особо обращая внимания на происходящее, сидел ещё один мужчина с золотыми волосами, кончики которых перетекали в красный, маковый оттенок.       За спиной же отца стояла Тацуя, злобно посмотрев на нашу компанию. Точнее, на Годжо. Сатору скинул мою сестрицу на стул возле Камо Юрие и его свист сменился на тревожную мелодию. Он развалился возле Удзуя, стараясь вообще не смотреть в сторону остатков клана Камо и Тацуи, в особенности. Что-то между Мори и Годжо потрескивало недобрым.       — Итак, ты оказалась права, — первым нарушил мелодию Годжо папаша. — Полегчало?       — Закрой рот, старый ублюдок.       — Не понимаю, свинья вроде тебя имеет право мне указывать? — в ответ на ярость Рёмена ощетинился Камо. — Я разговариваю со своей дочерью, а не с тобой.       — Не стоит дразнить, — предупредила, жёстко оборвав его. Грубые пальцы впивались мне в плечо недолго. Рёмен ослабил хватку, как только я невесомо коснулась его руки. Отодвинул стул рядом с Годжо и остался стоять за спиной. — Я так понимаю, много кого политика семьи Камо не устраивала?       Присутствующие кивнули поочерёдно, видно, что плавали в своих мыслях. Не думаю, что Клинки раньше сталкивались с ситуацией, в которой их же соратники позволили себе вмешаться в чужую жизнь. Вероломно используя свои связи.       — Всё это обернулось блестящей катастрофой для нас, — Удзуй сел ровно, стул скрипнул под его массой, опустившись на пол всеми четырьмя ножками.       — Да! Такой прецедент беспрекословно требует наказания!       — Ренгоку прав, — теперь закачался Годжо. Ему вообще можно себя так вести в присутствии столпов? Хотя, он же отбитый. Вопрос времени, когда он встанет с ними наравне. — Двоих детей уже нет в живых. Вопрос, сколько полегло ещё родственников.       Эйто дёрнулся, остановился от предостерегающего лезвия Тацуи. Юрие пару раз моргнула, взвыв.       — Да-да, старший сын и одна дочь, — добавил Годжо, выудив из кармана леденец. Ему это доставляло удовольствие. — Что мы знаем итогом?       — Что Камо Эйто по-молодости посмел опорочить мою мать, Шибату Хинаку, урождённую Фудзимото.       — Фудзимото? — Годжо запрокинул голову. — А это не…       И от пинка Гето, он резко сел, ударившись о стол. Придурки.       — Дослушай, — шикнул Сугуру.       — Видимо, вскоре, за него родители решили заключить брак с Юрие, простите, вашу фамилию девичью не знаю, — а ей вообще не до этого было. Она бесшумно ревела, опьянённая горем. — И Камо Эйто посчитал, что надо избавиться от любовницы. Моя мать оказалась чуть умнее, своровав у вас ценные экземпляры книг и спрятавшись под фамилией Шибата. Что-то упустила?       — Всё верно, — папаша сел обратно. Голова его бессильно повисла. Голос изломился. — И я любил твою мать. Гребень тому доказательство.       — Скорее нить, которая помогла бы её отыскать, — встрял Сатору со своей задорной манерой.       — Да только искал медь, а нашёл золото, — съязвил в тон Сукуна.       — Просто не ожидал, что дочь вся в мать. Зря не послушал твою ученицу.       Это позабавило меня.       — Она бы одобрила такую связь? Твоя Кита.       Рёмен сорвался вмиг. Перед ним ещё быстрее возникли Ренгоку и Удзуй.       — Самолично вырву тебе язык, — сухо и хрипло. Рёмена трясло от ярости. Меня это заразило.       — Какой же ты глупый человек, — не выдержала, подошла к своей сестрице. Та задёргалась на стуле. Достав свёрток, разложила на столе, обнажая заколки и гребень. Все в комнате уже знали, что это такое, среагировать только не успели. — Вот это будет достойная плата за сказанное.       Лёгкая царапина на скуле, но яд мгновенно проникал в тело, не давая и шанса.       — Трогать меня не советую, здесь вы противоядия не найдёте, — предупредила столпов. — И сами не приготовите. И даже великий Эйто Камо не приготовит то, что надо. У неё есть неделя, мучительная неделя.       Идеально выгадала время, так, что к концу фразы девушка непроизвольно начала дёргать конечностями. Связанная, слабая. Не жаль. Её надменность, так легко проявлявшаяся в последний месяц, аукнулась.       — Оставьте эту семейку с их горем. Последняя дочь умрёт в муках.       — Лучше вырвать сорняк с корнем, — Рёмен оттянул меня подальше от Удзуя и Ренгоку.       — Сукуна, это не по нашим законам. Ты уже убил двоих. Людей.       — Тенген, не с твоей историей мне нотации читать. Да и они не считаются Клинками, ты это знаешь. Камо всегда были отдельно, и столпом ни один из них не стал.       — Фактически, Сукуна прав! — встрял Ренгоку. — Семья Камо всегда держалась особняком и не входила в состав Клинков. Оставим решение за Главой!       Ренгоку всех отрезвил.       Немного.       Хотелось всё равно заколоть нерадивого отца на месте. Годжо заметил это, ещё раз качнулся на злополучном стуле и закинул леденец на палочке в рот.       — А я всего лишь отвлёкся на миссии, — философски подытожил Сатору, качнулся и с грохотом шлёпнулся. Сугуру подсобил.