Природа чувств

      Конец света. Раньше это словосочетание было лишь способом привлечь внимание и поднять панику. Каждый учёный, доктор считал себя обязанным заявить в новостях о всемирном коллапсе в виде летящего метеорита на Землю, или новой болезни, порабощающей тела. Но никто не мог поверить, что такое время действительно настанет.       Поля высыхали, вода испарялась, а люди умирали невесть от чего. В специальных военных лабораториях, где-то под руководством столицы, рассказывали об изменениях в атмосфере. Её структура стала разрушаться, позволяя солнечной радиации обрушиваться на плодородность планеты. Но так ли оно было? Ты усвоила одну вещь, твердимую родителями: верить стоит только своим глазам. Не видела, как гибнет мир, зато видела, как над городом, в котором живёшь, возводиться барьер. А ещё видела жестокость патрульных, правительства, позволяющих себе судить кто должен сдохнуть, а кто нет. Так чему в этом мире ещё можно верить?       — Ты снова пришла, — на камне у узенького ручейка сидел крепкий, но довольно худой парень. Он чистил свой пневматический пистолет, пока лунный свет, играючи, перебирал его отросшие чёрные пряди волос. — Зачастила ты. Неужто в девчачьем корпусе настолько херовая охрана?       — Нет, просто пора принять тот факт, что и девчонки, вроде меня, что-то умеют, Юнги, — довольствуешься не только его одобрительным кивком, но и своей изворотливой ловкостью. Ты проблемный кадет, энергия часто бьёт из тебя ключом, выливаясь в мелкие хулиганства. Потому просто приструнила её и использовала правильно. — Ты сегодня немногословен.       — Я всегда такой.       — Но сегодня особенно. Что-то случилось? — не надеялась на ответ. В конце концов вы друг другу никто, ваш дуэт даже «друзьями» трудно назвать. Столкнулись абсолютно случайно, и то, оказалось чудом, что не убили друг друга в тот же миг. Испуганные рассекреченным побегом из корпусов — готовы были убить, лишь бы спасти себя от наказания. Но никто так и не решился сделать первый шаг, а о нарушении правил не узнали. Все же, волнение за этого сноба пошкрябывало изнутри. — Так ты скажешь, или мне придётся из тебя выбивать каждое слово? Спорим, я начищу твою задницу быстрее, чем ты мне в прошлый раз?       Скрипучий смех разносится по полянке. Назвать её красивой не поворачивался язык, потому ржавый звук гармонировал, привнося каплю извращённого удовольствия. Это всё лучше, чем там, за стеной, где природа, возможно, страдает и умирает каждый день. Здесь есть бесцветная трава, вяло текущая вода и всякие ползающие букашки. А что есть там? Только трещины в земле, забитая в них сухая тьма и воющий ветер. Тебе не нравится думать об этом, потому переводишь внимание на того, кто волнует больше катастрофы во всём мире.       — Это будет лучше твоих издевательств после моего признания. Задница перестанет болеть, а вот душа нет.       — Не иначе как тебя терзают сердечные дела? Хо-хо, а я думала Мин Юнги способен проявлять чувства лишь к своему старому пистолетику, — хохочешь нарочито громко, упираясь плечом в его. Ты видела, как мальчишки после тренировок дружно давят друг друга на скамейках, громко гогоча. Наверняка это какой-то акт поддержки? Только вот вместо улыбки лицо парня мрачнеет. Ну, сильнее обычного. — Стоп, не говори, что я попала в точку… Не-е-т! Ты что, влюбился в кого-то?!       — Перестань верещать, я ещё ничего не сказал! — старается отмахнуться от тебя, как от назойливой мухи, только вот твоё любопытство гораздо более приставучее навозного создания.       — Но сделал. Например… Это что, румянец на твоих бледных щеках?! — Юнги отталкивает тебя, а сам спрыгивает с камня, роняя пневматику на землю. Она обиженно лязгает, ты даже приоткрыла рот. Ну надо же, любимец был покинут и брошен. Парень подбежал к жалкому подобию ручья, заглядывая в отражение. — Да я же пошутила. А теперь колись, кто эта счастливица, или, все же, несчастная?       Задираешь нос, зная, кто является объектом воздыхания. Ну где молодой парень может ещё встретить девушку, когда днями напролет тренируется в мужском кадетском корпусе? Инструктора — мужчины. Врачи — мужчины. Напарники — тоже мужчины. Только ты являешься исключением из всего перечисленного. Жалко, что не признаёт этого перед тобой, но вот лишний раз пошутить и поиздеваться с его смущения — та ещё сладенькая пытка.       — Почему сразу «она»? — вздохнув весьма оскорблённо, Юнги, хрустнув коленями, встал и побрел обратно к остывшему камню. — Ты видела вокруг меня достойные женские кандидатуры? Я вот точно нет.       Казалось от возмущения стих даже ночной ветерок, боясь твоего громогласного эмоционально срыва. Но, во благо здравому рассудку, проглатываешь все обидные слова. В конце концов, в попытках выведать что-то для себя, проболтаешься о своем личном. А этого ни в коем случае нельзя было допустить сейчас. Жаль, истинность сказанных Юнги слов стала доходить до тебя только сейчас.       — Ты хочешь сказать… Что влюбился в парня? — вся смелость пропала, как и насмешливый напор. Ты боялась оказаться непонятой из-за этого, ведь однополая любовь стала не редкостью в ваше время, но больше боялась подтвердить зависшую в воздухе догадку. Нет, принять уже данный ответ.       — Боже, и почему я вообще стал это обсуждать с тобой? Забудь, — его голос мельтешит, видимо, от чересчур часто бьющегося сердца. Он волнуется, а ещё, кажется, глубоко внутри таки хочет продолжить. Об этом не принято заводить разговоры, обсуждать. Главной проблемой человечества является апокалипсис, а не любовные отношения. Ты считала этот выбор глупым. Главной на планете остаётся жизнь, а человек — одна из её форм. Так почему внутренние проблемы не достойны обсуждения?       И всё же тебе явно не хотелось продолжать этот разговор, копаться в личном Мин Юнги дальше, ведь его любовная проблема не ты. Но не можешь оставить его, игнорировать, когда мужская спина в тени выглядит такой… Несчастной. Родители говорили верить только в то, что видишь. И сейчас ты видишь, как твоя любовь чахнет от несчастья.       — И… Кто он? Точнее… Неужели это так важно? — не знаешь, что лепечешь, но молчание затянулось, превращаясь в сплошную неловкость. Тебе хотелось говорить, хотя бы что-нибудь, просто, чтобы услышать его ответ, слова. Лучше бы вы дрались и сражались на кулаках, как обычно. — Выглядишь так, будто совершил ошибку.       — Я не знаю, как этот факт примет он. В этом мире есть гораздо более важные вещи. Если я признаюсь, это может стать проблемой, а нам ещё служить вместе и быть друг для друга братьями по оружию, — он поднимает позабытый пистолет, любовно оглаживает все его царапинки и вмятины, точно ласкает не металл, а что-то более драгоценное. Возможно он важен для него по особым причинам, и они могут быть связаны с тем самым человеком, к которому у него чувства. — Боже, я такой придурок. Забудь об этом разговоре. Я ухожу.       — Нет, стой! — не отдаёшь себе отчёта, хватаешь за потёртый рукав военной куртки, чуть ли не сваливаясь у его пяток. Не сейчас, не тогда, когда он смог открыться и показать, насколько всё сломано в груди. Речь не о рёбрах, не о внутренних органах. А про душу, истерзанную вопросами, не получившую ответов или, того хуже, получившую, но совсем не правильные. Ей это знакомо. Второй раз её чувства отвергают, даже не узнав о них. — Пожалуйста, не стройся под политику нашего общества. Наши чувства… Твои чувства, тоже важны. Очень важны. Так дай им свободу! В конце-концов, откуда ты знаешь, может, от твоей смелости человек, в которого ты влюблен… Расцветёт, как не может расцвести наша природа.       От сказанных собственных слов хотелось кричать. Это ведь то, что нужно тебе: лишь капля смелости и риска. Всего хватает с лихвой, тогда почему же каждый раз молчишь? Почему, смотря сейчас в чёрные глаза, окутанные прозрачной надеждой, не можешь последовать своему совету? Потому что, в отличии от него знаешь, какой ответ получишь. Пытаться бесполезно.       — А ты, оказывается, прирожденный оратор. В курсе? — его голос больше не трётся наждачкой, напротив, в нем царствует мягкость, которую приятно слышать. Если бы не суть разговора, могла бы подумать, что чувство, испытываемое им в данную секунду, принадлежит тебе. Но реальность демонстрирует, насколько жестокой может быть. Серебряный щит луны, понимая свою беспомощность, сочувственно сверкает на тёмном небе. Такая же одинокая, как и ты. — Спасибо. Не скажу, что слова хулиганки звучат правдоподобно, но… Ты не сдала меня. Впрочем сделать этого у тебя и не было шанса. Мы в одной лодке, а это что-то значит.       Его слова тёплые, живительные, правда поздно склеивать то, что разбилось дважды. Сердце с болью дрогнуло, а пальцы отцепились от одежды. Улыбаешься, выдавливаешь прежнюю заносчивость, стараясь выглядеть самой собой. Ради него. Ради себя. Ради своего достоинства.       — Давай-давай, катись отсюда, герой-любовничек, и принеси мне потом радостные вести! — складываешь руки на груди и уже готова себя похвалить, но… Чьи-то длинные, холодные пальцы впутываются между корней волос. Вы были друг другу никем. Просто юноша, жаждущий тренироваться, и девушка, влюблённая в того, кто смог ее победить. А сейчас вы и остались никем. Только теперь влюблён он, но не в тебя, а ты разбита и вновь побеждена.       Очнувшись, поняла, что рядом больше никого нет, только щёки почему-то стали мокрыми. Юнги плакал? Он стоял достаточно близко и мог окропить тебя слезами. Но, вытирая застеклённый след, не смогла остановить новый поток, хлынувший из тебя с мощью, презирающей несчастный, забытый природой ручей.       Родители говорили верить только в то, что видишь. Ты видела любовь. Она горячим цветком распускалась в твоём сердце и уносила из раза в раз на эту поляну, где тебя ждал Юнги. Вы тренировались, били друг друга, и каждый удар сближал больше, чем какие-либо речи. Ты видела любовь. Но сейчас она ушла от тебя, а ты даже ничего не смогла сделать. Потому её больше нет, и не знаешь, можно ли верить хотя бы во что-то в этом мире.