Природа чувств

      Пытаясь ступать как можно тише, сливаясь с причудливыми тенями, кои отбрасывала луна с раскрошившимся боком сквозь старые деревья, ты неторопливо шла вперёд. Свет её стал не таким ярким и пронзительным, потому облака, совсем не стесняясь, то и дело прикрывали светило своими завихристыми пушистыми телами, будто непослушные молодые овечки. Без понятия чем руководствовалась, возвращаясь на ту поляну вновь. Юнги не знал, но давно дал тебе чёткий ответ на испытываемые к нему чувства. Это глупо, но ты не хотела больше появляться перед ним. Казалось, теперь ты не сможешь вести себя как прежде, выдавая с потрохами всё, что раскалывает изнутри.       Так почему не осталась на жёстком матрасе и под худеньким покрывальцем? Ты привыкла к суровым, но заботливым объятиям постели, да и когда тело истощается на службе, даже такой отдых — всё равно отдых. Но сегодня в рёбра впивалась каждая жёсткая пружина, а подушка сбивалась комьями, вдавливаясь то в висок, то в затылок пренеприятнейшим образом. Разозлилась, тихо подорвалась и, скрепя как можно тише шагами по дощатому полу, шмыгнула в душевую комнату, пронзая собственное отражение в зеркале пристальным взглядом. Ты увидела то, что не решалась разглядеть в себе все эти бесконечно долгие дни. Ты увидела, что не остыла, а решимость не растаяла бесследно. Хочешь вновь увидеть Юнги, а ещё больше хочешь испытать его удары на себе вновь. Прочитай кто-то на твоём лице то же самое, подумал: ну и чокнутая мазохистка. Чёрт возьми, да! В этом мире жизнь жестока, а с солдатами, чья душа истинно хочет правды и чистоты — по-настоящему беспощадна. Поэтому первое, что нужно уметь — бороться. И только переступая через себя, сможешь обрести истинную нерушимость.       — Вот ты где, давно тебя не было видно, — не заметила совсем, как шаг ускорился в такт бьющемуся сердцу. Юнги стоял на той самой полянке у края берега худенького ручейка и о чём-то озадаченно думал.       Помнит ли он, как закончилась ваша встреча? Заподозрил ли что-то? Почему-то смутно помнишь что-либо после того, как его пальцы позволили себе коснуться кожи на твоей голове, растрёпанных волос. Слишком была сосредоточена на себе, что и не заметила, как он ушёл, а сама разрыдалась на месте. Какой позор, даже если он все видел — не станешь спрашивать. Обо всём сама узнаешь, стоит вам вновь завязать битву и ощутить друг на друге переполненные силой кулаки. Иногда тело говорит гораздо больше слов.       — А что, ты скучал по мне? Браво, тебе совсем не стоило этого делать. Я не упущу возможности надрать твой прекрасный зад, — не любишь паясничать, но когда остаёшься наедине с этим немногословным парнем — не можешь удержать очередную глупость, формировавшуюся в голове абсолютно спонтанно. Да и тебе нравилось наблюдать в ответ корченье недовольных гримас, хмурость чёрных бровей. — Чего стоишь как не родной? Готов сдаться без боя?       Что-то было не так, поняла, стоило парню молча развернуться к тебе. Отчётливо помнишь ту надежду, теплившуюся в нём после твоих слов. Но где же она сейчас? Мастерски замаскировалась или вновь испарилась бесследно? Он последовал твоему совету или решил остаться при своём личном мнении? Тебя лишь интересовали пункты, к которым сама недвойственно причастна. Дело нет до его парня, к которому пылает самыми нежными чувствами, но в прошлый раз сказала ему, чтобы принёс хорошие вести. Стоило подыграть прошлой себе.       — Тебя… Отвергли? — спрашиваешь аккуратно, так как сама знаешь: неприятно порою возвращаться к подобным разговорам. Но так нужно делать, чтобы в последствии становилось легче, не так больно. Но Юнги ничего не отвечает. Буравит тебя непонятным, тяжёлым взглядом, и подходит ближе, хрустя под подошвами гравием.       Тишина никогда не казалась такой гнетущей и непредсказуемой. Кажется, она целиком и полностью под властью юноши, правящим всем на освещённом пятачке лысой земли. Твоё тело напряглось, готовясь к чему угодно. Может и не знаешь, какой Юнги в своей обыденной жизни солдата, но ты очень хорошо знаешь, каков он в драке. Смертоносный, расчетливый и сложный. Встав в стойку, поманил тебя пальцами. Пришло время заняться тем, для чего стали приходить сюда.       — Что-то случилось в вашем корпусе? — зеркалишь позицию, не упуская надежд разговорить приятеля. Тщетно. — Надо же, какие мы серьёзные, у меня даже сфинк…       Еле успела поставить блок прежде, чем кулак парня вознамерился пробить твой висок. Тут же загустевшая слюна с трудом сглотнулась, падая тяжёлой пулей вниз по горлу. Об этом ты и толковала, чувствуя, как по всему телу пробежалась дрожь неизвестной природы. Ты могла предположить, что это просто один из оттенков Страха.       — …тер сжался! Чёрт, Юнги, ты всё-таки решился меня убить?!       — Меньше болтай. Поле боя шуток не прощает, — и вновь он бьёт. Снова и снова.       Если бы боролась с ним впервые — без шансов проиграла на месте. Но это ваш далеко не первый поединок, а ты познакомилась с ним не вчера. Только что-то всё равно не так, и ты могла это почувствовать не одной кожей — сутью. В воздухе витало что-то взрывоопасное, похожее на запах пороха, и когда удары Юнги стали отражаться тяжелее, поняла, в чем загвоздка. Он безмерно злится и совсем не думает об очередных выигрышных комбинациях. В голове крепко-накрепко засело другое, и оно застилало взор, прямо как тебе в ту ночь. Значит, коснувшись любви, не только у тебя все пошло через одно место.       — Ты не признался ему, — не спрашиваешь, а констатируешь факт, получая в предплечье новую порцию ударов. Каждый из них сильнее предыдущего. Отлично, останутся сочные синяки. Но это пустяки, сейчас ты видишь лёгкий выигрышный билет. Твоя задача — выстоять, его же — не поддаться твоим провокациям. — Вы, парни, только на словах смелые, а на деле совсем трусишки. На твоём месте я бы уже давно призналась и успокоилась!       — О, да? Тогда докажи мне, насколько смелая ТЫ, — звучало вызовом, с такой обидой и ядовитостью, что чуть ли не сбилась с ритма и не попала под очередной замах. Правда налицо. Тебя задело. Ни голову, ни руку, ни тело. Гордость. Юнги со злости точно рубанул ту жёсткую струну в тебе, натянутую до треска.       — Ладно, — ты решила, что сохранишь всё в себе, похоронишь под последней вашей встречей и более никогда не вспомнишь. Но в грудь без спросу пробрались, пересчитали рёбра, почти насильно вытаскивая ответ. — Я люблю тебя!       «Что?» — мимолётно проскользнуло во взгляде парня. «Что?» — прошептал вздохом ветер, от неожиданности падая с верхушек полуголых сосенок к закрюченным корням. «Что?» — бок луны, кажется, похудел ещё больше, а звёзды притихли, не пытаясь вымигивать очередную нелепость азбукой Морзе. Напряжённость в воздухе растаяла с твоим ударом, с хрустом, пресекающим атакующий локоть. Больше ничего не мешало, и стало вмиг очень легко, пока Юнги, наоборот, застыл от накатившей тяжести. Ему что, впервые признаются в чувствах? Судя по сникшей багряности с щёк, ты смела предположить, что именно так.       А дальше все оказалось слишком простым, и уложить приятеля на лопатки не составило особого труда. Победа за тобой, ты нетерпеливо оседлала его бедра, не скрывая ликования и заносчивости. Победа над Юнги — то немногое, поистине радующее успешного кадета после того, как в корпусе больше не стало равных. Драться с таким экземпляром и получать совсем иной опыт — лучшее из наград. Но ещё больше была довольна не этим. Ты смогла признаться, в очередной раз перебороть себя. Эта ночь волшебна, раз вершишь такие подвиги над самой собой.       — Врёшь, — очнувшись от ступора и осознав, какую глупость совершил, постарался загладить всё, смахивая волнение. Он не силился сбросить тебя, лишь смотрел прямо в глаза, выглядывал свое.       — Нет, — а тебе нечего скрывать или стыдиться. — Поэтому я выиграла, а ты —проиграл.       — Почему ты такая спокойная?!       — Потому что я высказала то, что волновало меня и теперь спокойна. Думаешь, это так плохо? В конце-концов, если ты перестанешь себя жалеть, может, откроешь в себе совсем новые ощущения? Тем более победа над девчонкой самому себе ничего не докажет.       — Чт… Я не.! — но ты поймала его на горячем. Эта твоя любимая часть, когда неосознанно люди раскрываются в бою совсем с иной стороны. Ментальная защита ослабела, и контроль вышел через пот. После провала в неудачной попытке признаться, Юнги хотел доказать, что не слаб, что ещё может что-то предложить миру, который вмиг стал угнетать и давить исполинской плитой. Он ещё чего-то стоит. — Ты не обычная девчонка… Тебя, чтобы победить, ещё надо постараться.       — Это не оправдывает твоего бешенства! Ты бы видел свои безумные глаза. Да ещё чуть-чуть, и из твоего рта пошла бы пена. Я более хрупкая, чем ты можешь себе представить! — это не так. Ты сильная, очень сильная, но перед ним тебе хотелось казаться слабее. Хотелось, чтобы он проявил хоть каплю сочувствия, заботливости и внимания. Не как к солдату. А как к девушке. И всё равно, что ты не можешь быть именно ЕГО девушкой. Юнги не нужна «слабая» и «беззащитная» и стань ты такой сейчас — он попросту потеряет к тебе интерес. — Ты просто посмотри на мои красные руки! Из-за тебя они будут все в синяках.       — Прости, — ему было действительно жаль, пусть и для солдата такая травма незначительна. Стыдно стало за свои мысли, за свою мотивацию, с которой вызверился на тебя. Ты не виновата, а он полный дурак, раз решил перенести часть какой-то ответственности на тебя. — Сильно болит?       — Сильно! — капризничала и имела на это полное право. Сегодня ты большая молодец, так почему не можешь себе позволить побыть маленькой… Принцессой? Ладно, пока ты об этом усиленно не думала, картина казалась более романтичной, но отступать не было желания.       Юнги вздохнул, не зная, что и сказать. Он даже не знал, что думать. Ему только что признались, побили и придавили к земле, а ещё уличили в болючей правде. Причём сделал это всего лишь один человек, и сейчас он дует свои губы, задирает нос, как обиженная девочка. В глазах не блестят слезы, но мечется что-то другое. Как бы не храбрилась, но стоило эйфории и адреналину отлить обратно в глубокие скрытые резервуары — тело мелко задрожало. Может быть, дело всё же в прохладной ночи? А может, в отработанных по максимуму мышцах? Сердце совестливо защемило, и Юнги потянул руки вперёд.       Он молча коснулся ледяными пальцами там, где твоя кожа горела сильнее всего. На запястьях, выше, к локтям. Как же он сильно приложился к хрупким, тонким косточкам, кои так утончённо обхватывает смугловатая кожа. А ведь, действительно, пока ты не пытаешься казаться больше, сильнее и остроумнее, в тебе угадывается что-то совсем неизученное и новое. Его хотелось погладить, как взвинченную лисичку, успокоить и прижать к себе. Он виноват перед тобой сегодня, так может, ему можно именно так загладит вину?       — Что ты…? — но выдох твой обрывается, стоит упасть на крепкую мужскую грудь. Юнги аккуратно толкнул тебя и принял в свои тёплые объятия. Его тело не было большим, оно не укрывало тебе целиком, но сейчас тебе почудилось, что весь мир спрятался от тебя за этими жилистыми руками, за угловатыми плечами, стремившимися свернуться, дабы ты чувствовала себя, как в гамаке. Твои чувства сгрудились в одну маленькую точку, и отчего-то захотелось плакать. — Ну и как мне это понимать?       — Как хочешь, — когда-нибудь ты так проклянёшь его немногословность, что его душа будет обречена мучаться и страдать. Но это будет не сегодня. Кажется то, что хотела умертвить ещё в ту ночь, старалась выжечь, затеплилось приятно с новой силой. Осознав, что слова его можно трактовать по-разному, Юнги спохватился. — Только вот, Т/и, я… Не смогу…       — Знаю, — ты обрубаешь его зачавшуюся исповедь, ведь знаешь, что он хотел сказать. Не позволишь. Не тогда, когда у тебя появилась надежда. Он всегда ещё успеет отказать, высказать всё в лицо. А сейчас ты ещё немного поборешься за себя и за свой шанс когда-то, возможно, быть с ним.       — Хорошо, — он выдыхает тебе в макушку, не подозревая, от чего в теле буря стала тише. Несколько минут назад ему хотелось сброситься со скалы и разбиться об острые камни, а сейчас просто хочется сжимать тебя ещё крепче. Вот, что значит, можно получить, подпуская человека к себе ближе обычного? — Спасибо тебе. Ещё раз. Ты вновь показываешь мне, какими невероятными могут быть люди.       Теперь тебе не хотелось плакать. И желать хороших новостей с чужого фронта любви тоже, и, пока Юнги об этом вновь не заговорит, ты будешь молчать. Корыстно молчать.